Мозаика

Мы оба несём одинаковый крест И следуем оба за той же звездой, Ведь мы из одной породы, И оба мы были изначально прокляты. Ведь мы всегда были неразлучны: Я - твой аватар, а ты - мой клон, Что бы ни случилось с тобой, я разделю твою участь. (Die Kreatur)

Что такое душа? Если неосторожно задать этот вопрос кому-нибудь из людей религиозных, то можно получить бесконечные рассуждения о вере, праведности, грехах и прочих церковных догмах с разной степенью занудства. Учёные же мужи немедленно ответят, что душа суть предмет нематериальный, спорный и изучению не поддающийся. Но тоже не скажут ничего конкретного. Иными словами, никто толком и не знает, что же это такое. Рокэ Алва по праву рождения вообще повезло сразу и очень во многом. Но кое в чем, как считал он сам, судьба здорово его наказала. Познакомившись и подружившись с братьями Савиньяк он отчаянно им завидовал, потому что их двое и каждый сам по себе: у него — Рокэ — такой роскоши не было. Что это: шутка природы или ошибка Создателя — запереть две души в одно тело и посмотреть, что будет? Так или иначе, но Рокэ не помнил, когда в первый раз Росио занял его место (или он всегда занимал чужое и его, наконец, поставили на свое?), но это было удивительно странно. В какой-то момент просто из его жизни пропал день, потом ещё один, и ещё... А на утро каждый раз матушка хвалила за усердие в учёбе или мягко журила за проделки, о которых он даже не задумывался. Бывало, говорила, что отцовские наказания даром не прошли и он, Рокэ, молодец, что взялся за ум. Он был слишком обескуражен чтобы спорить, но прошедшие без его участия дни не вспомнил ни тогда, ни потом. Росио рос вместе с ним и, как будто, при этом был несколько старше. Рокэ научился предугадывать, что может вытащить его двойника на передний план (называть захватчика "братом" у него не получалось). Так Росио всегда перехватывал бразды правления, когда возвращался отец. Не боялся и не сторонился семейных обедов, отцовских экспериментов с ядами и методов воспитания. Если Рокэ был прямолинеен и слову предпочитал сталь, то Росио, похоже, наоборот, становился мастером красиво и убедительно говорить. Они делят одни покои пополам: оружие на одной стене, книжные стеллажи на другой. Всё честно. Но памяти общей у них почти нет, какие-то жалкие эмоциональные обрывки, как сполохи огня: скорее ослепляют, чем дают что-то увидеть в темноте. Росио любит читать, ему бы учёным стать, изучать историю или землеописание. Рокэ тоже иногда открывает старые фолианты из семейной библиотеки, и зачитывается путанными легендами до утра. Но бывает, что закладка убегает вперёд на десяток-другой страниц. И однажды Рокэ думает, что неплохо бы им как-то общаться. Почему не вести что-то вроде общего дневника? Зашифрованного разумеется. Им же есть что обсудить — вот, например, ради этих "исторических" записок стоит попробовать. И у них даже получается, но далеко не сразу. Сначала их записи похожи на глупую игру в алфавит, потом в вопросы и ответы, но они оба слишком любопытны, чтобы бросить это дело. И постепенно страницы заполняются значками и закорючками, за которыми скрывается жизнь двоих, наверно, уже друзей. Рокэ пишет больше: как бы там ни было, а чаще в своём теле живёт именно он. Росио любит рисовать в ответ мелкие шаржи: у него неплохо получается передавать очарование момента. Рокэ не раз задумывается, почему никто ничего не замечает. Конечно, дневник здорово помогает не попадать в совсем уж неловкие ситуации, но много ли Росио доверяет бумаге? А сам-то Рокэ? Осторожные расспросы картину тоже не проясняют. Домочадцы, слуги, а потом и друзья только пожимают плечами: ну меняется резко у него настроение, с кем не бывает, да? Уродился таким, что тут сделаешь. "Пороть почаще, разве что" — добавляют некоторые со смешком. Подозревать себя в сумасшествии Рокэ не нравится, розги тоже приятных чувств не вызывают, и он в итоге оставляет всё как есть. Признаваться кому-либо в наличии двойника было бы верхом глупости по его мнению: сомнительно, что есть способ избавить их друг от друга. Да и скребет мерзкое недоверие: если способ есть, какая гарантия, что избавится не решат именно от него, Рокэ? Росио явно больше располагает к себе. Их привычное сосуществование длится многие годы. Рокэ играет на гитаре, Росио рисует пейзажи. Рокэ учится в Лаик и его мастерство владения шпагой восхищает, Росио потрошит учебную библиотеку и от его рассуждений озадаченно замолкают мастистые преподаватели. Рокэ становится оруженосцем и начинает военную карьеру, Росио отращивает им волосы ниже плеч и пополняет коллекцию домашних ядов. Это как игра в поддавки: у кого получится удивить другого лучше. Рокэ хоронил мать, Росио провожает в последний путь отца. В один из пустых вечеров ему кажется, что в серебряном подносе их отражается наконец-то двое. "Допился" — думает Рокэ и швыряет бокал в камин. Отражение смеётся и салютует своим. И не исчезает. Равновесие между ними теряется после событий на Винной улице. Теперь Рокэ кажется, что он слышит чужие мысли. Они гудят, как сердитый рой, не позволяя вычленить ни одного понятного слова, и он малодушно топит в алкоголе обиду, страх и головную боль, которые тоже теперь становятся постоянными спутниками. Их переписка превращается в сплошной несвязный монолог: Росио, предатель, чаще молчит. Двойника не интересует военная машина. Более того, она пугает его: Росио моментально пропадает где-то, стоит только сказать "война". Но для Рокэ так даже лучше: не нужно отвлекаться и думать, что же опять было вчера, листая покрытые убористым почерком страницы. Он знает, что Росио наверстает своё потом, в мирной жизни. Так Росио не узнаёт среди прочего о мятеже и дуэли с Окделлом. Рокэ не посчитал эту информацию важной, но, как оказалось позднее, немало ошибся. Постепенно Рокэ собирает себя обратно. "Как мозаику" — пишет ему Росио и рисует какие-то разбитые стены с осыпавшимся смальтовым панно, на которых растут цветы, закрывающие выбоины. Слишком иносказательно, но Рокэ понимает. И от этого становится немного легче. И время летит дальше, не спотыкаясь, пока однажды не останавливается снова. Лаик, подотчетный Первому Маршалу, интересует только Росио, но он слишком редко бывает во главе их общего тела, чтобы уделить школе достаточно внимания и всё идёт своим чередом, оставаясь, как есть. Однажды случается так, что Росио решает взять им оруженосца. Без причин: фамилия Окделл ему ни о чем не говорит, кроме, может быть, общей информации о существовании герцогского рода. Мальчишка смешной, злой и взъерошенный. Росио не ведётся на его глупые подначки и даже чему-то учит. Рокэ же, в первый раз обнаружив в своём доме неучтенного жильца, удивляется, потом злится и, наконец, машет рукой. Живая игрушка ему без надобности, но если двойнику хочется, пусть поиграет. Так их дневник становится снова содержательным и многословным. Перечитывая страницы со скачущими мелкими буквами, то и дело перемежающимися шаржами, Рокэ хохочет до слез. Ричард Окделл и правда забавный в своём юношеском неумении смотреть шире, чем ему позволено окружающими. Рокэ даже пробует учить оруженосца фехтовать, хотя, в отличии от Росио, таланта к педагогике ему не досталось. Новая война снова оставляет его наедине с собой. Когда Росио никак не проявляет себя, это ощущается как духота в комнате. И никуда не выйти и окна не открыть. Как бы там ни было, Рокэ рад возможности убивать. Это хороший проверенный способ чтобы не терять себя. Но находится и ещё один. Бакранский алтарь — покрытый полустертыми пиктограммами и склизким мхом плоский камень. Рокэ не интересует будущее или судьба. Ему нужна возможность встретиться с самим собой. С Росио. И у него получается. Шаманка раздражающе-неопрятна, но её заунывный голос и стук бубна постепенно погружают Рокэ в транс. И в какой-то момент он обнаруживает себя не на жухлой степной траве, а на каменной площадке, где слишком ветрено и, похоже, высоко. Впрочем, прыгать и проверять, полетит или нет, он точно не собирается. Его окликают и Рокэ оборачивается, готовый к чему угодно. И видит себя. Или нет, не так: и видит Росио, своего двойника. Или друга? Брата? Какая, в сущности, разница? Они похожи и не похожи одновременно. Росио чуть выше, он щурится на свет, черты лица чуть более резкие, если это не обманчивая игра теней. Волосы у него небрежно стянуты даже не в хвост, в узел какой-то и отдельные пряди треплет ветер. "Ну, сразу видно увлечённого человека" — хмыкает Рокэ. Сам он выглядит ухоженным франтом даже в пыльном мундире, если сравнить. Ветер доносит шаманскую песнь: пора возвращаться. Видят боги, Рокэ сам не знает, хотел бы он утащить за собой Росио или отвязаться от него навсегда, бросив здесь. Откуда-то он точно знает, что сейчас получится. Но Рокэ так и не решил за все эти годы, чего именно он хочет. Ветер уже не свеж, но пахнет гарью и военным лагерем. И Рокэ делает выбор. В этот момент ему кажется, что единственно-правильный: — Мы — это я. — Два голоса сливаются в один. Но пальцы вместо другой руки встречают только холодный сырой камень алтаря.