•••
Тати одним точным ударом вонзился в тёплую человеческую плоть. Мужчина упал на колени, с его губ слетали приглушённые хрипы и стоны. Глаза, в которых с каждой секундой увядала жизнь, с ужасом тонули в чужом, бездонном, полыхающем взгляде. С хлюпающим звуком меч вынули из обмякшего тела и, замахнувшись, оставляя после себя лишь свист в душном воздухе, лезвие тати одним ловким взмахом прошлось по голове мужчины. Тело в то же мгновение упало на пропитанную кровью землю, а рядом покоилась отрубленная голова. На лице все ещё присутствовала гримаса ужаса. Алый закат застилал собой небо, солнце медленно садилось на горизонте. Воин стоял напротив бездыханной плоти, по его коже стекали капли крови, оставляя кровавые разводы на красивом юношеском лице, смешиваясь с потом. Губы дрогнули в улыбке. Во взгляде тёмно-карих глаз блеснул огонёк. Гробовую тишину нарушил хриплый смех: с каждой минутой он становился всё отчетливее в тишине глухой местности. Тонкие пальцы прикоснулись к коже лица: они медленно прошлись вдоль подбородка, собирая несколько капель крови. Кончик языка коснулся подрагивающих подушечек пальцев. Во рту чувствовался солоновато-металлический вкус. — Сладок, — юноша задрал голову вверх, к алому небу, посылая ввысь удовлетворенный смешок, и тихо, растягивая каждую букву, с наслаждением повторил, — как же сладок вкус победы. Веки блаженно прикрывают горящий адским пламенем взгляд. Алые тени падают на лицо, слабый теплый ветер ерошит выбившиеся пряди длинных волос. Рукоять тати сжимается в тисках мозолистой ладони: от преданного оружия чувствуется безграничный прилив силы. Душный воздух липнет ко всему телу; запах крови, палёной плоти, мертвечины чувствуется отчетливее от жаркого климата и зноя. На плечо бесшумно опустилась окровавленная рука; под напором огрубевшей ладони смялся мягкий материал одеяния, пропитываясь кровью. Юноша медленно открывает глаза, неспешно направляет взгляд к упавшей на плечо длани. — Сколько раз я тебе говорил облачаться в доспехи? — ладонь на плече сжалась сильнее и небрежно оттянула шёлковую ткань. — Никогда не слушаешь, Тэхён. — Тэхён хмыкнул, мягко сбрасывая руку главнокомандующего со своего плеча. — Я повинуюсь лишь одному человеку, — оружие кратким рывком вонзилось в пропитанную кровью землю. Главнокомандующий усмехнулся, услышанное было ожидаемо. Эти слова слетают с губ неподвластного юнца чаще, чем он успевает дышать. Тэхён нагнулся, небрежно поднял отрубленную голову за волосы, наматывая их на кулак. Интерес ко всему потерян. Взгляд тёмно-карих глаз лихорадочно рыскает по полю боя, усыпанному бесчисленным количеством расчленённых тел. Ноги ступают на вязкую кровавую землю, несут в неопределённом направлении по россыпи трупов; глаза блуждают по каждому сантиметру безжизненной пустоши. Тело замерло, на мгновение ему показалось, что он перестал дышать. Взгляд неотрывно следит за точными движениями господина, который несколькими искусными мановениями забирает жизни людей своей катаной. Широкие плечи то опускаются, то поднимаются, тяжелое дыхание, растрепанные локоны темных волос, точёный профиль лица — всё в нём для Тэхёна сравнимо с божественностью: каждый вздох, каждое движение, каждое слово. — Господин, — Тэхён низко поклонился, бросая в ноги своего божества отрубленную голову. Послышался свист взмаха катаны, приглушенный вскрик и болезненный стон. Ещё одно тело было отдано земле, а затем местность погрузилась в мертвенную тишину. На потемневшем небе поблескивали крапинки звезд. — Они все так усердно пытаются доказать свою невинность, — тембр тяжелого голоса рассекал, словно остриё катаны. Послышался треск, затем лопающееся бряцание. — Совсем забыв о том, что даже безгрешный грешен своей безгрешностью в этом жадном мире. Тэхён не поднимает взгляда: неотрывно смотрит вниз и еле сдерживает дрожь, когда чувствует прикосновение горячей руки к своим ледяным пальцам. Огромная ладонь поочередно затрагивала каждый палец, очерчивая линии ногтевых пластин. Рука скользнула вверх: она плавно проводит по шёлковой ткани, добирается до открытого участка шеи, на какое-то мгновение очерчивает бледную кожу и дотрагивается до подбородка, взяв его двумя пальцами, поднимает опущенную голову на себя, приказывая смотреть. Каждый раз, стоило лишь ему выполнить указание господина, как тот одаривал его своим особым вниманием: легкое прикосновение к огрубевшим рукам — знак его удовлетворения. И за этот малейший миг Тэхён готов потопить весь мир в крови, если после ему будут выделены несколько секунд внимания. — Надеюсь, его смерть принесла тебе наслаждение. — Пальцы мягко поглаживают линию подбородка. Взгляд чёрных, бездонных глаз направлен в преданные тёмно-карие. — Весьма. — Приглушенный шёпот сорвался с подрагивающих губ. Тэхён смотрит на него снизу вверх, а внутри всё зудит от одной мысли о том, что господин сделал это ради него. Что-то теплой волной растекается по каждому миллиметру тела, поселяясь в грудной клетке. Кажется, люди называют это трепещущим сердцем. Интуитивно он поддаётся жесту, бесстыдно прильнув к горячим пальцам. Послышался довольный приглушённый смешок.Он пёс, но принадлежащий лишь своему господину.
•••
Сталь клинков столкнулась воедино: в воздухе засвистел ласкающий слух лязг. Два война напряженно стояли перед друг другом, их разъединял лишь блок собственных мечей. С губ вырвался смешок в виде теплого пара в морозном воздухе. Ни один не уступает другому. — Главнокомандующий Чхве, сдавайтесь, — на лице Тэхёна застыло невинное выражение лица. Каждый слог слов он медленно растягивал на языке, по детски хлопая пушистыми ресницами, на которых оседали хрусталики снежинок, — Вы ведь знаете исход. Главнокомандующий сильнее сжал в ладони рукоять оружия, не отрывая взгляд от своего противника. Вздох. Горячий пар в холодном воздухе. Отстранение, лязг мечей, шаг назад, выпад и тягучий озорной смех, что слышится над лежащим, на заснеженной земле, телом. Мужчина вязко сглотнул, чувствуя, как в горло уперся холодный металл. На обветренных губах застыла усмешка, взгляд серых глазах устремился к натянутому грузному небосводу. Сегодня небо поражения увидели его глаза, а холодную, сырую землю прочувствовала его спина. — Стареете, главнокомандующий Чхве. — Смех не прекращался, а наоборот, становился всё сильнее. Тэхён задорно хохотал, наслаждаясь своей победой. — Сколько раз я тебе говорил не применять свои уличные приемы в бою? — мужчина тянет свою ладонь навстречу к вытянутой юношеской руке, крепко принимая ее. Встав на ноги, он отряхнул от себя снег, недовольно поглядывая на весьма удовлетворённое выражение лица ученика. — Почти всегда, — тати в руках Тэхёна рассекал воздух несколькими ленивыми взмахами. Парень медленно расхаживал взад и вперёд, устремляя свой взгляд в небо. — И столько же я давал вам отрицательный ответ. Недовольный вздох вырвался с губ. В воздухе ощущался немой укор, но Тэхёна это мало заботило. Все мысли были направлены на закрытые сёдзи, где восседает господин с господами, чьё недавнее оскорбление вызвало недовольство у князя севера и гору трупов с сожжённой землёй. Слишком долго нет. Эти слова крутятся в голове беспрерывно. Рукоять меча в хладных ладонях сжалась покрепче, мышцы все напряжены, слух навострён только в одном направлении. — Не отравляй здравый разум ядовитыми мыслями, —главнокомандующий встал по правое плечо от Тэхёна, слегка ероша его волосы, — господин не даст себя в обиду. — Верно, — голова качнулась в знак одобрения, — ведь в ином случае я обрушу небо на этот мир. — В тёмно-карих радужках вспыхнули огоньки, а взгляд скользнул на меч, покоившийся в руке. Мужчина покосился на такого молодого, но уже познавшего всю суровость мира, юношу и тихо хмыкнул. Его отличало от своих сверстников лишь две вещи: неотъемлемая жажда и безумие в омуте глаз. И только в одном случае его взгляд менял неугомонное адское пламя на спокойствие и умиротворённость, когда рядом был господин. Даже сейчас, стоя на морозе в одном шёлковом кимоно после нескольких поединков, внимание Тэхёна сосредоточено только там, где есть его хозяин. Сёдзи резко отварились: один из солдат вышел, почтенно кланявшись двум воинам. Мысли главнокомандующего рассеялись. — Господин Тэхён, Вас ожидает князь. — Тэхён усмехнулся, расправляя плечи. Тати рывком вонзился в промёрзшую землю. Парень лениво направился к ханоку, напевая неизвестную мелодию себе под нос. Переступив порог дома, он плавно шагал по длинному коридору. В тишине слышался лишь шелест кимоно, соприкасающегося с полом. Быстрым шагом дойдя до знакомых дверей, Тэхён постучал по деревянной поверхности; двери распахнулись с внутренней стороны, пуская его внутрь комнаты. Стоило ему войти, как все голоса стихли, всё внимание присутствующих сосредоточилось на нём, а его лишь на одном человеке, сидевшего посредине васицу. Спина согнулась в глубоком поклоне, адресованного своему господину, на других же Тэхён даже не взглянул. Не интересно. Подняв взгляд, сквозь дрожащие ресницы, он увидел удовлетворенность в глазах своего господа. Сердце пропустило глухой удар, губы дрогнули в еле заметной улыбке. Он им доволен. — Перед ним, достопочтенные визири, вы должны показывать свой отточенный навык лизолюбничества и раболепствования, — визири, прибывшие из восточных земель, покосились на Тэхёна, стоявшего в середине. Тот лишь еле заметно хмыкнул. — Потому что ваш господин оскорбил моего человека, — последние два слова были выделены особенно чётко грубоватым тембром хриплого голоса. Мужчины вздрогнули: их недоверчивый взгляд в сторону незнакомого юнца окрасился в уважительный. — Задевать моих приближённых, всё равно что задеть меня. Всем это будет неким уроком. Трое мужчин одарили Тэхёна сдержанным поклоном, он еле сдержал ироничную усмешку в адрес их лицемерия. Слишком наигранно. — Господин Чонгук, — первый визирь поклонился князю и, рукой махнув двум остальным мужчинам, сдержанно произнёс, — дабы хоть как-то загладить нашу глубочайшую вину и умерить Ваш гнев, мы бы хотели преподнести вам небольшой подарок с наших земель, — фусума бесшумно скользнула, отворяя вход в васицу; в комнату вошли несколько слуг: в их руках покоились небольшие золотые сундучки, усыпанные драгоценными камнями, а сзади них, не поднимая взгляда с татами, прикрыв половину лица разноцветной тканью шёлковых платков, шли девушки. — Будьте благосклонны к нам, примите же наши скромные подарки, — мужчина рукой махнул на драгоценности и на девушек, тихо стоявших в проходе рядом с двумя другими визирями. — И для чего они мне? — князь лениво скользил взглядом по женским телам, по тонким тканям, облачившие их стройные фигуры. — Для радости глаз и поднятия настроения. — Визирь лукаво улыбнулся. Его взгляд жадно скользнул по женщинам. Тэхён молча стоял и наблюдал за происходящим, вонзаясь пальцами в собственную ладонь. На лице не дрогнул ни один мускул, зато глубоко в душе содрогаются поочерёдно нити, больно отбиваясь в решётках рёбер пылающим чувством гнева. Гадство. Чонгук встал со своего места и неспешно направился в сторону трёх женских силуэтов; на драгоценности даже не взглянул. Нависнув тенью над хрупкими фигурами, он с сомнением притянул центральную девушку к себе, пальцами надавливая на подбородок, приказывая смотреть на него. — Необычно. — Князь рассматривал редкостные зелёные глаза, смотревшие на него с покорностью и долей страха. — Мы отобрали лучших, господин, — визирь подошёл к Чонгуку, довольно улыбнувшись. — Позвольте они станцуют для Вас. Поверьте на слово, Вы не пожалеете. Эти девушки пленили не одно сердце своими нежными изгибами и страстными движениями. Наши танцы считаются одними из самых великолепных, а наших женщин желает ни одна сотня мужчин. — Да, я наслышан, что ваши танцы изумительны, а женщины страстны, но настолько ли это правда, сколько про это говорят, — Чонгук мягко отпустил голову девушки и шагнул к другой. — Не сомневайтесь, князь, — визирь тихо хмыкнул, — благодаря нашим учениям, методам утончённости и изысканности, наши рабыни могут влюбить в себя любого, — взгляд мужчин ненароком скользнул по Тэхёну, который всё также молчаливо стоял в полумраке васицу. — Даже Ваш юный воин, если его должным образом выучить, смог бы пленить ни одну тысячу сердец: он молод и красив, тело его прекрасно и словно глина, им лепить и лепить, такое мужчины любят, — воздух в васицу загустел. В какой-то момент стало слишком тихо и тесно для такой просторной комнаты. Переменившаяся атмосфера коснулась всех. Тэхёна вывел из его задумчивости глухой стук и родной для слуха лязг катаны. Подняв свой взгляд он увидел, как визирь, дрожа от страха, был припечатан к стене, а на его горле покоилось металлическое лезвие оружия. Двое слуг отскочили назад, уронив сундуки с драгоценностями, те громко упали на татами и густо покатились по всей комнате. Девушки спрятались в углу, дрожащими руками цепляясь за плечи зеленоглазой танцовщицы, прикрывавшей их. Тэхён прищурился и недоверчиво оглядел девушку: в её глазах он больше не видел былого страха и покорности, в них проскальзывала скука, смешанная с ироничностью. — Представить моего воина в девичьем одеянии, танцующего под жадными мужскими взглядами — смело, — Чонгук одной рукой держит визиря за ткань одежды, а другой катану, направленную к его глотке. В противоположном взгляде так и полыхает густая дымка страха, но даже это не приносит удовольствия. Внутри всё зудит и опаляется жаром, лишь стоит представить, как кто-то посмел такое вообразить. — Говорить такое при мне — глупость, — конец катаны сильнее впился в смуглую шейную кожу, визирь жалостливо захрипел. — Вышли все. Женщин проводить в западное крыло дома. И если мне не понравится их блажь, — Чонгук вплотную придвинулся к визирю с улыбкой, мягко прошептав, — я тебя расчленю, и они станцуют на твоих внутренностях, — на лице мужчины застыла гримаса ужаса. Его тело грузно рухнуло вниз, к ногам господа севера. С его уст то и дело слетали хриплые слова покаяния. Это последнее, что услышал Тэхён, когда сёдзи перед его носом глухо закрылась. Медленно проходясь по дому, он всё не мог выбросить слова глупца в его сторону. До глубокой ночи он тренировался, погруженный в свои мысли, утренняя сцена всё никак не улетучивалась из его головы, и лишь когда он зашёл в свои покои и взглянул в зеркало, с губ сорвались тихие прерывистые слова: — Неужели, я и его внимание смогу заполучить? — тонкие длинные пальцы скользнули по алым губам, опустились вниз к смуглой шее, касаясь разгоряченной кожи мягкими касаниями. На лице застыла тень усмешки, веки прикрыли вспыхнувшие огнём желания глаза; плечи мелко содрогнулись. Комнату окутал тихий, протяжный, хриплый смех.•••
В западном крыле, запрещённого для мужских глаз, было непривычно жарко. Тэхён бесшумно ступал по коридору, оставляя на стенах в полумраке силуэт своей тени. План — уму непостижимый. В случае провала его с позором, как самого безродного пса, высекут или убьют свои же, но… От одной только мысли, что господин будет смотреть лишь на него, что его желание будет адресовано только ему, теплые мозолистые ладони будут касаться лишь его тела, а взгляд темных глаз затрагивать нити его души, разжигая пламя внутри так, чтоб тёплая нега растекалась по всему телу, а горячий шёпот хриплого голоса обжигал кожу и будоражил сознание. Лишь одна мысль о том, что господин увидит в нём не только война, но и захочет прикоснуться к нему, как к желанному человеку, заставляет тело мелко вздрагивать, кончики пальцев покалывать, а тепло внутри разжигать сильнее, превращая в пожар, сгореть в котором Тэхён совсем не прочь. Он замедлил шаг, прислушиваясь. Издали доносилась лёгкая тихая мелодия. Быстро преодолев расстояние, Тэхён шёл по направлению приглушенных женских голосов, которые с каждым шагом становились всё отчетливее. Юноша остановился, на мгновение даже выпустил из рук родное оружие, но вовремя остановил себя, отделавшись лишь глухим стуком. Он завороженно наблюдал за подвижными тенями на сёдзи: тонкие очертания женских рук плавно скользят в воздухе, вырисовывая завораживающие узоры. Кисти рук мягко двигаются, переплетаются воедино в невиданный для мужских глаз узор, блики тонких пальцев медленными волнами скользят по мягкому приглушённому свету, обволакивающему в себя тонкую материю прозрачной бумаги. Три тенистых силуэта плавно встают, грациозно покачивая изгибами тел, очертания которых четко отпечатываются в тенях. Тонкие женские плечи двигаются в такт покачивающимся бёдрам. Девушки лениво сделали оборот; встав боком, они изящно подались вниз, с каждым качком бёдер, опускаясь всё ниже, выгибаясь, показывая наружу очертание рёбер. Стройная женская нога лениво поднялась чуть вверх, бёдра начали покачиваться в более резком темпе, а за ними и ступни ног. Кисти рук сомкнулись воедино, накрест вырисовывая пальцами невидимые узоры. Тэхён заворожено смотрел, в голове вспыхнула картинка, как он также предстает перед господином, а в его глазах такой же восторг полыхает, как и в его в это мгновение: и это адресовано только ему одному. Юноша вязко сглотнул, тело двинулось навстречу к гостевым покоям. Резким движением сёдзи распахнулись: от неожиданного порыва половина свеч, стоявшие на полу погасли, комната погрузилась в ещё большую тьму. Две девушки вздрогнули, с ужасом отскочили, прикрывшись платками, и забились в дальний угол, лишь одна стояла неподвижно; в пелене полутьмы скользнула удовлетворенная улыбка, сверкнул блеск зелёных глаз. В полумраке поблескивала сталь меча. Тэхён медленно обвёл взглядом комнату, останавливая свое внимание на зеленоглазой смуглянке, которая лениво осела на татами, по-турецки облокотившись на подушках; её рука скользнула к тарелке с фруктами. На воина был направлен взгляд, полный скуки и иронии. — Не боишься, значит, — Тэхён довольно хмыкнул, оскалившись и бесшумно надвигаясь на танцовщицу. Она же одарила его лишь приглушенной усмешкой и вздернутой бровью. — Махфуза, Айла, будьте добры, оставьте нас наедине, —девушка повернулась в сторону источающих страх женских фигур, спрятавшихся во мраке. — Адиля, но ведь ты…— мягкий дрожащий голос послышался с глубины комнаты. Тэхён молча наблюдал, как девушки метались между страхом за жизнь и страхом за свою… А кого? — Всё в порядке, выйдите, — послышалось небольшое шевеление. Девушки сомнительно ступили вперед, держась друг за друга: их лица всё еще прикрывал платок. Обойдя вооруженного воина, с опаской глянув на сидящую перед ним девушку, они всё-таки вышли, прикрыв за собой сёдзи. — Не прогадал, главная, — Тэхён мазнул глазами по закрытым сёдзи, кивнув самому себе в знак правоты. Послышался короткий смешок. Адиля скучающе подмахивала ногой, рассматривая двумя чарующими зелёными глазами бескультурного юношу, стоявшего напротив неё. Если она не прогадала с соображениями, значит будет весьма интересно. — С какой историей ко мне пожаловал ручной пёс севера, — женский любопытный взгляд скользил по оголённой вздымающейся мужской груди, по смуглой коже, по мышцам. — Неужто ищешь тепло и ласку? — Где ваш визирь? — Тэхён пропустил мимо ушей явные женские издёвки, сдерживая себя в руках. На этот раз он не пришёл забрать чью-то жизнь, во всяком случае не таким способом и не этого человека. — После утренней дерзости, его не наблюдалось. — С ним всё хорошо, ему отрезали язык, — на лице тенью легла невинная улыбка. Тэхён посильнее сжал в ладони рукоять тати. Его взгляд недоверчиво скользнул по девушке, говорящей так спокойно и обыденно о таких, казалось бы, не для женских натур и глаз, событий. В полумраке блеснули зеленые блики. — Видимо, сегодня его язык затронул то, к чему непозволительно прикасаться даже речами, — голова танцовщицы лениво качнулась в бок, локоны темных волос скользнули по оголенному декольте. Утренняя картина раззадорила ее интерес. Хочется посмотреть на все акты спектакля с первых мест. — Признаюсь, его глумливые речи и меня докучали, — по алым пухлым губам потёк виноградных сок, стекая вниз, к ложбинке меж ключиц. Тэхён внимательно наблюдал за девушкой: за ее уверенными движениями, за ее взглядом, полным бесстрашия и отстранённости. — Но, все мы знаем, что лучше не соваться к сокровищам моря, охраняемые штормом. Я благодарна твоему господину за оказанную сладостную тишину или же моя благодать рассчитана на глупость моего сопровождающего, —на лице Адили на мгновение возникла театральная задумчивость. — Впрочем, неважно. Так зачем пожаловали? — Тэхён ленивыми шагами отмерял комнату, словно что-то пытался найти. Повисло молчание. Ладонь, держащая рукоять оружия вспотела. Впервые. — Не переживайте, — сзади послышалась издевательски протянутая усмешка. На свой страх и риск, девушка играет с огнем. — Ваш господин будет приятно удивлен, увидев наши умения, — Тэхён остановился и посмотрел в сторону довольной танцовщицы. — Может быть, даже окажет нам честь и согреет в своих объятиях, — в ночную тишину вырвался томный женский наигранный вздох. Адиля иронично обняла себя за плечи. Маленькие алые огоньки свеч зашевелись, комнату окутало напряжение. Тэхён в одно мгновение оказался рядом с девушкой и, грубо подняв ее за горло, припечатал к стене, подставив к нежной коже острие холодной стали. Вот оно, наконец-то он видит страх в противоположных глазах. Хоть на мгновение, но он уловил. Наконец-то заложник ситуации не он. — Научи, — томный шепот обжигает своим жаром. Тэхён не сводит взгляда, крепче прижимает танцовщицу к стене, надавливая на горло острием меча, — не то умрёшь, — с женских губ слетел краткий смешок. Девушка дернулась вперёд, лениво выгибаясь вплотную к Тэхёну; её горло подрагивало под лезвием оружия. Во взгляде зеленых глаз плясали глумливые бесы. — Научу, — губы дрогнули в улыбке. Адиля лениво вытянула шею, прошептав, — Твоему господину понравится. — Двумя пальцами она вальяжно подняла острие тати до уровня своих губ: горячий язык прошелся по холодному металлу. Тэхён оцепенел. Оружие глухо упало в ноги. Девушка удовлетворенно засмеялась. — Но тогда, — Адиля порывисто прильнула к мужской груди. Тонкие девичьи пальчики прошлись по оголённым участкам юношеской смуглой кожи, — твое тело полностью в моей власти. — Пальцы плавно скользнули по горлу и, нежно схватив подбородок, притянули вплотную к лицу зеленоглазой дьяволице, во взгляде которой так и полыхал игривый интерес. — В таком случае можешь и душу мою забрать, — Тэхён накрыл своей огрубевшей ладонью, нежные женские кисти рук и завёл их вверх, над головой Адили, — мне не жалко, — девушка удовлетворенно хмыкнула. Ее нога ловко юркнула сквозь прозрачную, бордовую ткань юбки, нежно прильнув к ногам Тэхёна, лениво приподнимаясь вверх. Два горящих взгляда соединились воедино. Послышался синхронный смешок. — Слушаюсь и повинуюсь, — задорный лепет танцовщицы опылял ухо Тэхёна. Он вязко сглотнул. — Но твоя душа даже тебе не принадлежит. Восковые свечи постепенно погасли, обволакивая во тьму чужой заплутавший взгляд серых глаз.•••
Тэхён вернулся в родной для него морозный холод, после долгого пребывания в западном крыле, далеко за полночь. Лицо отдавалось алым румянцем, тело блаженно покалывало, мышцы приятно гудели, морозный воздух и хлопья падающего снега, оседая на открытых участках полыхающей кожи, отдавались приятной негой в виде мелкой дрожи во всем теле. Побыв длительное время на территории мадан, юноша направился в свои покои, впервые не утопая в собственных мыслях: в голове отдавалась лишь приятная мелодия и женский смех. Добравшись до своих покоев, Тэхён только успел раздвинуть сёдзи, как его грубо взяли за шиворот и затолкали во внутрь комнаты. Руки и ноги были заблокированы, нагината отброшена в сторону, спина упиралась в стену, напротив него стоял главнокомандующий Чхве, свирепым, озлобленным взглядом рассматривая его с ног до головы. — Как ты посмел, — пальцы мёртвой хваткой сжались на шёлковой ткани сорочки. Мужчина не сводил гневного взгляда с юноши, скучающий вид которого лишь сильнее распаляет гнев. — Перед князем и в бабьей юбке плясать удумал? — увиденный образ, представший перед военачальником через приоткрытые окна, никак не выходил у него из головы: Тэхён, сильнейший воин северной армии, танцующий женские танцы с танцовщицами. Нет, это немыслимо. — А что если и спляшу? — губы дрогнули в издевательской улыбке. Юноша небрежно отмахнул от себя руки военачальника и медленно направился к футону. Мужчина оцепенел, не веря своим собственным ушам. Ладони до хруста сжались в кулаки. Он всегда знал, что Тэхён строптивый юнец, не знающий границ, но неужели он опустится до такого? — Да и где ему найти краше меня? — звонкий смех пронёсся в покоях. Тэхён задрал голову вверх, к лунному свету, проскальзывающего с приоткрытого окна и медленно провёл тонкими пальцами вдоль обнажённой груди. В глазах блистала решимость как никогда, пелена немыслимого желания застилала здравый смысл, но был ли он вообще? — Тебя ведь загрызут, — хрипло произнёс военачальник, бросая краткие взгляды на довольного собой юнца, — княжеской подстилкой называть будут или хуже того, сам князь, словно щенка, за хохолок выкинет на морозную гладь и порубит, посчитав за оскорбление, — мужчина рукой облокотился об стену, переваривая увиденное и услышанное. Гнев всё ещё растекается по венам, но не так ярко, как ранее, здравый смысл начинает проясняться, страх за глупого ученика берет верх. — Пусть называют, — прошептал Тэхён, развалившись на мягком матрасе. Взгляд темно-карих глаз скользил по потолку. — Пусть рубит, — тихо хрипит. Тонкие пальцы скомкали в своих тисках шелковую ткань сорочки в районе сердца. — Любой исход приму. Неважно какой. Всё равно. Главное — от его руки. — Глупый, — сипло цедит мужчина. Вся щенячья преданность, восхищенные взгляды, желание быть всегда поблизости, вечные прикосновения — всё превращается в единый пазл. Мужчина тяжело вздыхает; правая рука нервно ерошит непослушные волосы. Он этого боялся. Боялся с самого начала. Ещё с того момента, когда князь в одну из зимних ночей, ещё будучи юным, ступил на порог своего имения весь окровавленный, и ладонями, застланными багровыми пятнами крови, медленно убаюкивал мальчишку в своих руках, чьи волосы, лоб, рот, горло — всё было в крови, а он, как дикий волчонок, спокойно покоился на груди у господина, с неохотой то и дело прикрывая глаза, но железной хваткой стискивал в своих маленьких ручках ткань княжеского одеяния. Ещё тогда чувствовалось неладное. — Нет, влюблённый, — тихо подытоживает Тэхён, свернувшись калачиком. Военачальник горько усмехнулся: его мысли подтвердились. Тэхён повернулся на бок, устремляя задумчивый взгляд на ночное звездное небо сквозь распахнутое окно. — Когда я ещё был совсем юн, сидя на снегу темной ночью, Вы рассказывали легенды и мифы, как-то говорили о том, что звёзды — души умерших людей, и у каждого на небе есть своя невинная, чистая, любящая нас звезда, что освещает наш жизненный путь, — военачальник медленно подошёл к лежащему Тэхёну и, сев рядом с ним, осторожно поставил руку на его голову, невесомо постукивая успокаивающими хлопками. — Я всего-то мечтаю стать его звездой, что сейчас, что после смерти. — В обществе такое не приветствуется, Тэ, — огрубевшая от бесконечных войн и тренировок ладонь ласково провела по каштановой макушке головы, поглаживая её краткими касаниями. — В обществе может быть и нет, а в ее тени вполне, — тихо отвечает Тэхён, концентрируя своё внимание на мягкой, в какой-то степени, отцовской ласке, которую ему заменил господин Чхве. В груди всегда болело: то глухо, когда ещё с малых лет, стоило лишь увидеть спокойного, уверенного в себе господина, прикосновения которого обжигали не только нежную кожу, но и касались души и сердца, отдавались в груди томящим, тягучим чувством, и что эти чувства не совсем правильные; то томно: всякий раз, когда в ребяческие годы господин рассказывал ему сказки, и по сей день, стоит лишь заметить на себе долгий взгляд темных глаз; то колющей болью: в моменты, когда ночью, в своих объятиях господин ласкал тела других женщин, деля с ними постель и своё тепло; то зудом: в те радостные моменты прикосновений их рук, что опечатывались на его ладонях, в его памяти по долгому времени; то досадой: стоило лишь этим моментам так быстро заканчиваться. Глаза крепко зажмурились, ресницы слиплись в легкой, солоноватой влаге. Как иронично: тело никогда не знало ран, а душа и сердце — каждую секунду. — Я не боюсь, что тебя сожгут дотла чужие языки и взгляды, — рука наставника успокаивает, его принятие и поддержка утешает истерзанную долгим молчанием душу, — я боюсь, что он сожрет тебя и не подавится. — Пронеслось в голове, осталось на кончике языка, словно мерзкая горечь, но в слух не сказанная истина, ведь он ни раз замечал взгляды, адресованные к этому строптивому, но наивному ребёнку: взгляды, темнее и глумливее, чем чертоги Суккуба. Мужчина тяжело вздохнул. Шершавая ладонь так и поглаживала мягкие волосы юноши, а с губ вырывалась мелодия детской колыбели. Может, хоть это на какое-то время облегчит недуг его сердца и души. Спустя некоторое время главнокомандующий, укрыв своего спящего ученика, вышел из его покоев. Лица касались лунные блики, ладонь сильно сжимала рукоять оружия; морозный воздух глубокими вдохами попадал в организм, облизывая хладными касаниями органы, расслабляя натянувшиеся нервы. В голове ничего не укладывается, в теле растекается горечь досады; ощущение такое, словно не уберег именно он от подобного последствия. Ведь догадывался. Видел. Размышлял. Но никак не мог поверить в то, что подобное может быть наяву. — Джи Ун, — мужчина выдохнул. С губ слетел тонкими узорами пар в морозную ночную влагу. Отбросив все мысли, повернулся к князю севера. Чонгук пристально смотрел на него. В руках осела катана, поблёскивающая в серебряных бликах. Оголенная грудь тяжело вздымалась. Кожа поблёскивала от пота. Взгляд черных глаз скользил от главнокомандующего к двери, из которой он вышел ранее. Губы плотно сжались. Внутри, в районе рёбер, что-то глухо тарабанило. Неприятно. Но от чего? — Я Вас слушаю, — Джи Ун одарил господина легким поклоном. — Тебе не кажется, что в последние время слишком много людей шастают туда сюда, словно рой муравьев. Это действует мне на нервы, — катана рассекала морозный воздух. Чонгук внимательно смотрел на человека, которого знал с рождения, но всё равно жар в груди не унимается. Что-то злит. Ковыряет глубоко внутри. — Прошу прощения, — мужчина вновь поклонился. — Просто Тэхёну рассказывал одну легенду. Мы с ним давно не оставались наедине. — И какую же? — от этого простого «наедине» каждая нервная струна медленно лопалась. В груди отдавалось жаром. Руки пылали от безумного желания замахнуться. Злит. Как же это злит. — Посыл был в том, чтобы не становиться частью чужой души, если не берешь за нее ответственность. Люди такие хрупкие, знаете ли. «Особенно Тэхён.» Так и осталось не сказанным, растворившись горьковатым вкусом на языке. Катана глухо ухнула в сугроб снега. Послышались отдаляющиеся шаги главнокомандующего. В голове ни одной приятной мысли. Всё выходит из-под контроля. Чонгук устремил взгляд на закрытые сёдзи. Блять.•••
— Братик Тэ, не верти головой! — Махфуза сердито смотрит на Тэхёна, который ни в какую не даёт расчесать свои волосы. — Буду вертеть! Понежнее! Не оружием голову отрубаешь в конце концов! — Тэхён недовольно сопит, поглядывая на девушку. — Даже это я делаю нежно и тонко, а ты! И вообще, с какой стати я тебе братик? — С такой, что уже вторую неделю не даешь мне покоя, словно мелкая судорога на плохую погоду! — Хочешь тебе конечности отрублю? Судороги как не бывало! — Тэхён удовлетворено хмыкнул, когда увидел страх в противоположных глазах и легкое подрагивание нижней губы. Девушка обиженно завертела головой. — Адиля, Айла, он меня обижает! — В ответ прилетели лишь кроткие смешки. Адиля и Айла стояли по бокам, втирая душистое масло в бледную кожу. — Не обижает. Кусается, потому что заложник своего положения, — Адиля мягко ласкает кожу нежными касаниями, изредка поглядывая на серьезного Тэхёна. — За такое у нас бы тебя быстро на место поставили, — Айла нежно касается шеи, пальчиками проводит вдоль, невесомо втирая прохладный аромат, — ведешь себя, как невеста перед первой брачной ночью. — Девушки синхронно посмеялись, один лишь Тэхён оставался непоколебим: серьезен и, в какой-то степени, напряжен. Смех утих. Они замолчали, одновременно просверливая его взглядом. — Ты сейчас серьезно? — Айла приподняла бровь в недоумении, обмениваясь молчаливыми взглядами с девушками. — Никогда? — Тэхён отрицательно качнул головой, тихо сглотнув. — Ну, всё, — Махфуза тихо вздохнула. — Господину ничего не понравится, ему отрубят голову и нам вместе с ним за подобное оскорбление. План надежнее, чем юбка на моей талии. — Не закапывай ты нас раньше времени, — Айла закатила глаза, подбирая с татами пузырьки с маслами. — Ничего ещё не произошло, а ты уже паникуешь так, словно нас на плаху отправляют. — А что ещё ожидать? У князя был ни один десяток наложниц и чем его удивит братик Тэхён? Подробно расскажет о всех тонкостях отрубленных голов? От слов «ни один десяток наложниц» в груди у Тэхёна что то глухо упало и сжалось в районе сердца. Он напрягся ещё сильнее, осознавая, насколько он выглядит абсурдным. — Успокойтесь все! — в комнате наступила тишина. Адиля задумчиво скользила взглядом по теням восковых свечей, — Это играет второстепенную роль. — Она права. Я не умелый. И не знаю ничего в этом деле, — Тэхён опустил голову, грубо стискивая ладони. — Это ведь не оружием махать туда сюда, — девушка театрально развела руками в воздухе, — тут нужно не заученными движениями манить, а сердцем и душой: их желанием, что бушует в тебе. Адиля рукой потянула к себе Айлу. Девушка села на ее колени, спиной ощущая ее горячее дыхание. Мягкие пальцы Адили качнулись вниз по мягкой шейной коже, нежно ее поглаживая; следом за невесомым движением пальцев скользили губы, покрывая шею поцелуями и кончик языка, оставлявшие влажные следы. Айла прикрыла глаза. Голова качнулась назад, на плечо Адили, открыв большее пространство для маленьких ласк. — Видишь? — взгляд зеленых глаз с усмешкой скользнул по обескураженному Тэхену. — Дело в желании и как ты его выражаешь, — вторая рука накрыла обтянутую тканью грудь, сжав ее в горячей ладони. Послышался тихий стон. Адиля довольно потерлась щекой об щеку Айлы. — Делай то что желаешь, как и всегда делал.•••
В покоях господствует полумрак. Пряные восточные благовония обволакивают воздух. Тишину разбавляет лёгкая инструментальная мелодия. Чонгук, расслабленно облокотившись на шёлковые подушки, сидит на футоне, изредка поднося к своим губам рюмку с алкоголем. Мужское тело ласкают нежные касания женских пальцев, пропитанные душистыми цветочными маслами. Длинные пальцы плавно ведут по широким плечам, по вздымающейся грудной клетке, по мышцам рук, неспешно массажируя смуглую кожу, постепенно расслабляя тело господина ленивыми ласками. Девушки что-то изредка шепчут между собой, прерывая мелодию своим приглушённым смехом. Князь же в женские разговоры не лезет, задумчиво смотрит на заснеженную энгаву сквозь распахнутые сёдзи, лениво смакуя сакэ у себя на кончике языка, пока две танцовщицы, присланные ему как диковинный подарок, зажигают свечи и расстилают поверх татами черную ткань. Юркие девичьи пальчики наложницы прошлись по голове, расслабляя собранный пучок волос, аккуратно их распуская. Темные локоны падают на плечи, женская ладонь лениво ведет вдоль головы, невесомо сжимая волосы у корней. Чонгук тихо вздохнул, прикрыв глаза. — Господин, — девичий лепет пронесся совсем близко. Чонгук слегка приоткрыл глаза. Взгляд чёрных глаз обвел сначала одну, а после и остальных двоих наложниц. — Позволите ли Вы увидеть и нам представление Ваших гостей? — девушки смущенно опустили взгляд, произнесся свою мольбу. Чонгук хмыкнул; глаза вновь расслабленно прикрылись, последовал краткий кивок, а за ним счастливые писки и слова благодарности. В последний раз поправив ткань, постеленную поверх татами, танцовщицы встали и, поклонившись, направились в сторону распахнутых сёдзи. Две женские фигуры миновали покои и вышли на заснеженную энгаву, тихо прикрыв за собой сёдзи. Чонгук в непонимании посмотрел на закрытые двери; без свежего воздуха становилось дурно. Приятная слуху мелодия стихала: тишина окутала полумрак. — Господин, — наложница мягко надавила на мужское плечо в знак внимания; женская рука вытянулась прямо, указывая на закрытые сёдзи, — взгляните. — Чонгук скользнул взглядом в указанном направлении: на прозрачной бумаге, обклеенной сёдзи, падала тенистая фигура, за спиной которой, словно ветки молодого дерева, вырисовывалось очертание нескольких тонких рук. Пространство погрузилось в тихую мелодию. Тенистые очертания бёдер покачивались плавными движениями, тонкие изгибы рук за спиной темного силуэта пришли в движения, волнистыми дуновениями изгибаясь в такт манящим бёдрам. Чонгук расслабленно осел на подушках, погружая свое внимание к начинающемуся представлению. Стройная нога качнулась в бок: она грациозно скользнула сквозь фусума, выходя на свет, мягко покачиваясь в такт мелодии. За ней медленно двинулось бедро, обвитое в тонкую черную ткань; оно лениво качнулось вверх и плавно опустилось вниз, медленно очерчивая полукруг в воздухе. Постепенно всё тело вышло из-под натиска теней. Стройное, обвитое черными тканями и золотыми бусами, оно извивалось в мелодичном такте: сначала плечами, невесомо кистями и пальцами руки, затем талией, что изгибалась, словно змея; бедра, плавно качавшиеся в право и влево. Чонгук наблюдал, скользил взглядом по фигуре, одаривал вниманием каждое движение. Какое-то странное чувство поселилось в грудной клетке, словно он уже видел это тело, эти изгибы, движения. Человек, стоявший до этого к нему спиной, плавно повернулся: лицо скрывалось под натиском шелковых лоскутков, но взгляд, глаза… Нет, невозможно, алкоголь играет с ним в злую шутку. Чонгук тихо вздохнул, расслабляюсь на мягкий подушках, подставляя свою тело под ласковые прикосновения женских рук. Танцовщица лениво надвигалась вперёд: руки вырисовывали узоры в воздухе, живот и бёдра плавно покачивались в такт мелодии, плечи манили своими неспешными движениями, ноги будто бы не касались пола. Тэхён остановился рядом с Чонгуком. Он еле скрывал дрожь в собственном теле и внутренний жар. Дышать было тяжело, сладковатый запах масел насыщал легкие, не давая свежему воздуху пробиться. Волнение отзывалось на кончиках подушечек пальцев. Всё плыло перед глазами, а он лениво извивал бёдра перед желанным человеком, заглядывая в его глаза. Рука потянулась вниз. Чонгук недоверчиво дёрнулся, когда чужие руки коснулись его катаны. Хотел забрать, потянул руку, но его пальцы только слегка мазнули чужую кожу. Он вздрогнул. Знакомо. Как же мягкость кожи знакома. Тэхен аккуратно нагнулся назад, медленно поставил меч себе на живот и лениво извивался вместе с ним в мягких движениях. Тихий вздох, глаза смотрели вверх, всё также плыло. Волнение лишь усилилось. Он хмыкнул. Кивнул самому себе. Скользнув по собственному животу схватил рукоять катаны, медленно поднял и провел кончиком острия по коже, с каждым разом поднимаясь вверх, остановился у собственного горла, сорвав с собственных губ тихий хрип. Прикрыл глаза, утопая в собственном отчаянии. Меч лязгнул в воздухе; движения становились быстрее, грубее, страстнее. Нога поднялась, он аккуратно поставил ее на колено Чонгука; князь только успел провести вдоль теплой кожи, как тело напротив снова пустилось в пляс в диком темпе. Тэхён ничего не видел, ничего не слышал: отдался моменту и собственным чувствам, что бушуют в нем вот уже который год. Ноги вели в сумасшедшем ритме, руки вводили по собственной разгоряченной коже, как и прохладный металл катаны. В какой-то момент юноша почувствовал, как его спину касаются чужие руки, а чужие бедра покачивались в такт его. Он нервно вытянулся тугой струной, вязко сглотнув. — Тшшш, — тихий женский лепет дошел до слуха, — давай немного поиграем, чертёнок. — Девушка прижалась телом к спине юноши, немного взбивая его темп на более плавный и ленивый. Их бедра покачивались синхронно, руки вытянулись в стороны, переплетаясь воедино. Взгляд зеленых глаз мазнул вперед, где расслабленно сидел князь, с вызовом смотря на девушку. Она лишь хмыкнула. Аккуратно освободив свою левую руку и пройдясь медленно подушечкой пальца по коже юноши до самого лица, она накрыла ладонью прикрытые глаза и нежно направила голову Тэхёна к себе, соприкасаясь с его губами, касаясь его горячей влажной плоти, глубоко целуя. Чонгук усмехнулся. Махнул рукой, чтобы все вышли. Через мгновение в комнате был только он, с разбушевавшимся чертенком и ведьмой-искусительницей. Губы коснулись чаши с сакэ, язык медленно прошелся по влажной плоти. Князь встал, бесшумно направляясь вперед. Тэхён оцепенел, не ожидая подобного от девушки, но возражать не стал, поддаваясь чужим действиям. Сердце в грудной клетки разрывается, ломит и болит. Горечь собственного действия оседает на плоти. Как же он был глуп, думая, что может завлечь господина своим телом. Губы плотно сжались в поцелуе. Злость и отчаяние текли по всему телу, разъедая кости, органы, кожу. Глупец, обречённый на смерть. Чонгук встал рядом со сладкой парочкой, накрывая их своей тенью. Девушка вновь вступила с ним в молчаливый бой, улыбнувшись в поцелуе. Князь молчаливо смотрел. Сделав шаг, он встал к ним вплотную. Не грубо отстранил девушку от парня и прикоснулся к его влажным, разгоряченным губам поверхностным поцелуем, слизывая чужое послевкусие, а затем отстранился, одаривая тем же внимание и девушку, обоих удерживая в своих объятиях, ощущая, как дрожат в его руках чужие тела. Танцовщица отстранилась от господина, с его лица не спадала улыбка. Оставив последний короткий чмок на губах Чонгука она вышла, одарив князя лишь игривым подмигиванием зеленых глаз. — Тонкие ткани тебе идут больше, чем тяжелые доспехи, — Тэхён вздрогнул; спина уперлась в грудную клетку. Хриплый голос прозвучал прямо над ухом. Заигрался. Заблудился в своих мыслях. Не почувствовал, как к нему подошли вплотную. Только сейчас он заметил отсутствие музыкантов и девушек. Он тихо сглотнул. Кажется, и вовсе перестал дышать. Шершавая ладонь скользнула по оголенным участкам смуглой кожи, слегка сжимая в своих тисках. Тело дрожало, покрылось мурашками. Никогда ещё так сильно сердце не билось: ни перед войной, ни перед смертью, но именно сейчас оно предательски болезненно бьется об решетку рёбер. — Это шутка такая? — Чонгук провел носом по шеи, едва касаясь кожи. Тихий вздох сорвался с его губ. Вкусно. Как же он вкусно пахнет. — Я не хотел Вас оскорбить, — через силу, едва сдавая позиции, прошептал в ответ ровным сиплым голосом, хотя внутри всё содрогалось. — А что же ты хотел? М? — князь прикрыл глаза, расслабляясь от тепла чужого тела. Даже этот спектакль с поцелуем бесстыдной девицы пропустил мимо. Лучше не видеть, не чувствовать, не ощущать. Слишком манит, слишком близко, слишком много. До последнего слушает здравый смысл, пытается понять почему, зачем, для чего. Может быть комнаты перепутал? От подобной мысли челюсть плотно сжалась: никто не должен видеть его в подобном. Никто. — Вашей любви. Вашего внимания. Ваших касаний. Вашего тепла. Вас, целиком и полностью, без остатка, — на одном дыхании произнес Тэхён заплетающимся языком, и вязко сглотнул, ожидая свой приговор. — Не смей. Не смей говорить подобное не обдумав, иначе назад пути не будет. Подумай. У тебя есть шанс уйти, сделать вид, что этого не было. Я даю тебя шанс свободно вздохнуть, потому что в ином случае, — влажные от алкоголя губы прошли вдоль шеи невесомыми касаниями, — я тебя больше никогда не отпущу. Тэхён тихо вздохнул, сжав ладонь в кулак. Он медленно повернулся назад к господину, заглядывая в омут его черных глаз. Неторопливо двинулся вперёд, оставив короткий поцелуй на желанных губах. — А что если я этого и желаю? — шепот и горькое отчаяние в голосе, сотканное со слабой надеждой воедино. Чонгук коснулся подбородка, поглаживая кожу мягкими касаниями мозолистых пальцев. Тело перед ним содрогается, верные глаза смотрят с отчаянием и страхом. Страх. Он видит впервые во взгляде темно-карих глаз такой въедливый страх, адресованный ему. Потянулся всем телом; встал вплотную к заветному; нежно коснулся алых губ, оттягивая нижнюю плоть. Катана в руках Тэхён глухо упала на пол. Он несмело коснулся чужих плеч, обнимая родное, любимое тело. — Я ведь ради тебя старался, — тихий лепет; горячее дыхание на шее. Тэхён словно в бреду. Он прикрыл глаза, немного вздернул голову в бок, давая как можно больше места для нежных ласк, — всегда был на расстоянии, чтобы не спугнуть, не вызвать омерзения от собственного желания, всякий раз, когда видел тебя, чувствовал, касался, желал, — кончик языка прошелся по ключицам, слизывая пряный запах масел, а после смуглую кожу накрывали горячие губы, оставляя после себя расцветающие алые засосы. Тэхён тихо простонал, теснее прижимаясь к телу господина, — я ведь старался, но ты, одним своим сегодняшним появлением, разорвал мою выдержку на части. Чонгук подхватил обмякшее тело на руки, неспешно двинулся к собственной ложе. Его губы блуждали везде: оставляли рваные поцелуи на шее, кадыке; опускались вниз, к ключицам; ниже… Аккуратно положив тело на подушки, он опустил голову на живот, блуждая в своих мыслях. — Ведь первый? — Да, — короткий и ясный ответ дрожащего голоса. Тэхён неуверенно скользнул рукой по черным волосам, с волнением ожидая следующих действий. — Тогда, — Чонгук приподнял голову, поймал собственной рукой чужую ладонь, прижимаясь к внутренней стороне губами, — говори, не молчи, если почувствуешь дискомфорт, — губы двинулись ниже, оставляя влажную дорожку поцелуев на руке, медленно переместились на живот, бедра, подвздошную кость, выпирающие рёбра: каждая часть кожи была под натиском влажных губ, что бесстыдно блуждали по разгоряченному телу. Тэхён тихо вздыхал, прикусив внутреннюю плоть щеки: подобные прикосновения были ему незнакомы. Чонгук медленно очерчивал линии тазовых косточек; провел языком вниз, мягко касаясь внутренней стороны бедра сквозь черную ткань. Стянул ее вниз, освобождая прекрасное зрелище для своих глаз. Тихо хмыкнул, увидев возбужденный член от таких небольших ласк. Несмело провел по нему языком, чувствуя собственной плотью разгоряченного языка, как он мелко вздрагивает от его касаний. Тэхён шумно вздохнул, выгибаясь навстречу ласкам. Каждое прикосновение огрубевших рук к его коже вызывают у него дрожь и приятную теплую негу, что растекается по всему телу. Парень тихо стонет в момент, когда его члена касаются влажные губы: сначала по всей длине, оставляя дорожку поцелуев, а после обхватывают головку, и горячий язык неторопливо дотрагивается до плоти. Тэхён коснулся мягких волос князя, ласково сжимая их у корней, откинув свою голову назад, прикрывая глаза, не сдерживая своего голоса под натиском чужого языка. Он неосознанно подается навстречу к влажным ласкам, покачивая бёдрами. Князь усмехнулся посматривая снизу вверх на Тэхёна. Разомкнув губы и в последний раз оставив невесомый поцелуй на разгоряченной, возбужденной плоти, он двинулся вперед, оставляя на каждом сантиметре кожи невесомое внимание: влажный язык прошелся по коленной чашечке, касаясь глубокого пореза, полученного в бою; неспешно двинулся вверх, наслаждаясь прерывистыми вздохами, тихими стонами и шепотом хриплого голоса, доносящегося сверху. Язык снова скользнул по возбужденному члену, по уздечке, колечку сжатых мышц, словно дразня. Оставив эфирный поцелуй, поднялся выше к лобку, подвздошным выпирающим костям, оглаживая каждую и скользя вверх к подтянутому торсу, прикасаясь к животу. Тело под ним содрогалось и плавилось, от чего у самого рассудок едва висел на волоске. Хочется. До искр в глазах хочется. Настолько сильно хочется сделать, ощутить, заполнить, слиться воедино, стать одним целым, чувствовать кожа к коже, душа к душе, биение к биению. Шершавые пальцы касаются скулы. Князь льнет к грубой ласке, оставляя легкие поцелуи на костяшках теплой руки, которая слегка тянет его вверх. Тэхён смотрит затуманенным взглядом блестящих глаз на господина и тянется к нему, касаясь его губ своими. Чонгук охотно отвечает, оттягивая нижнюю сладостную губу, пока его мозолистая ладонь ведёт вниз, аккуратно раздвигая стройные ноги. — Будет немного неприятно, — господин отстраняется на мгновение от манящих губ, оставляя слабые поцелуи на подрагивающих веках. — Скажи, если станет больно, не терпи, это не война, здесь не должно быть боли и страдания. Тэхён слабо кивает. Его руки окольцевали смуглую шею Чонгука, обнимая его. Князь же свободной рукой придерживал тело в своей ладони, лаская лопатки огрубелыми подушечками пальцев, целуя макушку, покрасневшие уши, нашептывая сладкий успокаивающий лепет, шейную кожу, оставляя на ней алые засосы. Вторая рука утешительно поглаживает внутреннюю сторону бёдра. Когда напряжение в ногах немного спало, рука юркнула в сторону ароматных масел, оставленные служанками и, обильно обмакнув пальцы, вновь коснулась бедра, а затем прошлась вниз, медленно поглаживая колечко мышц, массируя слабыми движениями вход. — Прекрасный. — Легкий толчок. Тихий шепот. Ласковый поцелуй в подрагивающий кадык. Тихий стон. Дрожащие тени, переплетающиеся тела. — Красивый. — Ещё одно касание внутри. Дрожащие колени, спутанные ступни и мысли в обеих головах. Последняя нить здравого рассудка на уровне сладостного гортанного рыка. — Сильный. — Пальцы внутри двигались всё быстрее и легче, вырывая с опухших покрасневших губ новые громкие стоны. Тэхён сильнее прильнул к крепкой груди, запрокинув голову назад. Ощущения странные: внутри все зудит и горит, растекается адским пламенем по каждому нерву, по каждой конечности. Это пламя не сжигает его в мучении, нет, оно дарит наслаждение, наваждение, пробуждение чего-то нового, непонятного для юноши, но не менее приятное и блаженное. Дышать тяжело, сердце пропускает глухие удары и бьется об решетку ребер, пальцы ног и руки подрагивают, голос давно сорван, как и здравый рассудок и мысли в голове. — Мой. — Тихий рык. Глубокий поцелуй и невинный укус верхней губы. Чонгук отстраняется от возбужденного тела, ощущая легкую пелену холода из-за прерванных объятий. Чонгук снимает хаори, оголяя мощное смуглое тело, усыпанное шрамами и залатанными ранами. Приспускает хакама, освобождая возбужденный член, не отрывая темного взгляда от затуманенных карих глаз. Тэхён вязко сглотнул, привстав. Он медленно потянулся к оголенному торсу, касаясь горячей кожи. Чонгук прикрыл глаз, наслаждаясь неумелыми ласками. Тэхён касался везде, параллельно оставляя нежные поцелуи на шее, контуре челюсти, подбородке, губах, маленьком шраме, подрагивающих ресницах, шумно вздыхая. Осторожно опуская господина на мягкую постель, Тэхен залез сверху, седлая мощные бёдра. Чонгук мягко придерживал брюнета за талию, пока тот медленно насаживался на возбужденный член. Тэхён простонал, прикрыв глаза. Бедра непроизвольно подались вниз, ноги шире раздвинулись в стороны, открывая взор на не менее прекрасную картину снизу, а спина лениво выгнулась и вместе с ней шея, оголяя шейную кожу и содрогающийся кадык. Тэхён опускался всё ниже, несмело и неумело подмахивая при этом бедрами, Чонгук же наблюдал, сжимая в своих ладонь до хруста чужое тело. Опустившись до упора, Тэхёна на какое-то время остановила сильная хватка рук. Господин аккуратно привстал, принимая сидячее положение. Тэхён прикрыл глаза, поддаваясь навстречу сладким ласкам, еле слышно постанывая с приоткрытых губ. — Умничка, — губы Чонгука скользят по кадыку, пока он начинает аккуратно двигать своими бёдрами, напрягая торс, чтобы как можно нежнее, осторожнее, дать привыкнуть к новым ощущениям. Губы проходятся по ключицам, касаясь каждой поочерёдно, пока собственный член толкается медленно, тягуче, лениво, словно дразня, глубоко в разгоряченное нутро. Спину царапают чужие пальцы, плечо несмело покусывают, а юношеское тело податливо выгибается навстречу к нему, как можно ближе, глубже. Их стоны сошлись в унисон, как тенистые тела на тонкой фусуме, окуная тишину морозной ночи в тихие шлепки и хриплые прерывистые вздохи.•••
Первые лучи восходящего солнца проникали сквозь приоткрытые сёдзи вместе с морозным воздухом; белоснежный снег поблескивал в золотистых бликах. Девушка глубоко вдохнула, ощущая на кончике языка морозный воздух, горьковатый привкус хвои, смешанный с теплыми солнечными лучами и табаком. Черные кудрявые локоны спадали с обнаженной груди, мягко касались плеч и женской спины. Адиля, облокотившись на гору подушек, лежала, лениво покуривая кисэру́, на ее плече покоилась спящая Айла, наготу которой прикрывала легкая прозрачная ткань разорванной юбки; в теплых солнечных лучах поблёскивают бордовые цветущие пятна и свежие укусы на девичьем теле. Айла слегка морщит нос во сне и тихо что-то бормочет искусанными губами, Адиля слегка наклоняет к ней голову, целует в макушку, пока вторая рука лениво очерчивает только ей понятные узоры на нагой спине Махфузы, спящей на ее бедре. — Не бери ответственность за душу, чьей частью ты стать не собираешься, — прозрачный дым безмятежно извивается в воздухе. Адиля тихо смеется и, прикрыв глаза, вновь одаривает каждую девушку своим вниманием.