шёлк

Натуральный шёлк — красивая и благородная ткань. Он красиво струится в тусклых лучах настольной лампы, переливами напоминая жемчуг. Материал плотно и мягко прилегает к коже, окутывая тонкие изящные пальцы Санзу. Мучё хотел бы видеть это, взять партнера за хрупкое запястье и провести дорожку маленьких поцелуев от него до кончиков пальцев. Не в этот раз. Он полностью раздет, а руки его крепко связаны над головой, фиксируемые на изголовье кровати. На глазах красуется плотная повязка, отделяющая того от внешнего мира. Сегодня игру ведёт Санзу. Он по-хозяйски усаживается на бёдра Ясухиро, промежностью прижимаясь и медленно двигаясь по уже каменному стояку. Мучё тихо стонет. Хаотично глазами пытается уловить какую-либо картинку, однако, пресловутая маска, будто всячески насмехаясь, лишает его такого удовольствия. Он хотел бы видеть это зрелище, стиснуть тонкую талию Санзу своими руками, прижимая того к себе ещё сильнее. Мучё ведёт и плавит от невозможности прикоснуться, что невольно мелкая судорога прошибает всё тело. Харучиё невесомо ведёт указательным пальцем по щеке, останавливаясь на губах. Мягко нажав на те, он вынуждает Мучё приоткрыть рот, впуская Санзу внутрь. Мучё обсасывал палец, проводил языком вокруг, ощущая, как тонкая ткань мокнет, и представлял все доступные и недоступные места на теле Харучиё, которые он мог бы вылизать. Тот небрежно, добавив второй палец, сжимает язык, вытаскивая его. Ясухиро стал похож на загнанную в угол псину, что тяжело дышала, пойманная в ловчую петлю. От такого зрелища у Санзу на секунду потемнело в глазах от вожделения. Наклонившись, острыми зубами он прикусил Мучё за нижню губу, тут же зализывая и сплетая языки вместе. Поцелуй вышел жарким и мокрым, высасывающим душу из тела. Оторвавшись, Санзу тут же припал к широкой шее Мучё, не дав и шанса на передышку. Харучиё, словно дикий зверь, впивается зубами в пульсирующую жилку. Ясухиро тут же выгибается, шепча ругательства себе под нос. Санзу усмехнулся, облизнув мочку уха, и медленно вернулся к шее. Он впивался губами, приятно посасывая и оставляя на коже едва различимые засосы. Мучё дёргает связанными руками. В плечах чувствуется протяжное онемение, болезненной точкой концентрирующееся где-то меж лопаток. Повязка неприятно давит на ресницы, что ощущается, будто на веки положили монетки. Санзу спускается ниже, длинными волосами щекоча уже изрядно покрытую мурашками кожу. Он вгрызался в чужие ключицы, обгладывая те, словно свиные рёбра. Мучё шумно выдыхает и подаётся грудью навстречу, когда руки, обтянутые шёлком, едва лишь коснулись напряжённых сосков. Санзу тискал, нажимал и оттягивал, играясь, словно с консолью. Харучиё медленно двинулся ниже, оглаживая ладонями рельефный торс. Перчатки на руках придавали этим касаниям эфемерную мягкость и невесомость. — De puta madre… Слова Мучё растворились в гортанном стоне, когда гладкая ткань коснулась так жаждущего этого прикосновения члена. Санзу медленно провёл вверх-вниз по всей длине. Успевший выделиться за время сладких пыток предэякулят впитывался в белую ткань, усиливая скольжение. Мучё широко открыл рот и зажмурился под маской, толкаясь в чужой кулак. Вспотевший и предвкушающий скорое удовольствие он, лишенный зрения, мог лишь только представлять, как худые пальцы острыми изгибами охватывают толстый ствол и блуждают по нему, блестя от смазки. Как оттягивают крайнюю плоть, обнажая налитую кровью и желанием головку, и как вновь скрывают под тонкой кожицей. Как застланные похотью глаза смотрят на него снизу вверх из-под дрожащих ресниц. На краю оргазма Мучё отчаянно хочет вылизать покрытый мягкими волосками пах Санзу, отсосать ему так, чтобы тот скулил и умолял вытрахать. А потом вцепиться ручищами в маленькую задницу, развести чуть округлые половинки и вторгнуться: сначала нежно и осторожно, потом — настойчиво, засадить по самые яйца в этот тугой горячий вход. И вдалбливать мальчишку в алые простыни, пока тот не обкончается. Под животом тяжело и тягуче расплескалось раскалённое железо, перетекая в то место, куда, казалось бы, скатилось сердце и стучало теперь, отдавая пульсацией в члене. Содрогнувшись и прогнувшись так, что казалось он вот-вот сломает позвоночник, Ясухиро излился Санзу на ладони, пачкая обтянутые шёлком пальцы, протяжно рыкнув. В глазах Санзу такой Мучё — затраханный, с красным лицом и мечущейся вверх-вниз грудной клеткой — высшая степень искусства. Харучиё потянулся к уже изрядно затёкшим рукам любовника, освобождая от оков. Стянув с глаз маску, Мучё сощурился от резко ударившего по сетчатке света, пытаясь сфокусировать взгляд на Санзу. Тот сидел у него на животе, с слегка потрёпанными волосами, что волнами лежали на плечах. На руках — злополучные шёлковые перчатки, изрядно мокрые от ласк. Но самый пик, вишенка на торте — белоснежные чулки с ажурным краем на худых бёдрах. Казалось, что они — вторая кожа, настолько бледен был Санзу. Животный азарт сверкнул в глазах Ясухиро. Рывком он подмял под себя Санзу, оттягивая волосы на затылке, тем самым оголяя шею. Изголодавшийся по вкусу любимого мальчика, Мучё вгрызся в загривок, выуживая наконец из Санзу протяжный стон. Игра продолжается.