***
Конечно же это была неправда. Он был генералом войск Сопротивления. Разве было ему позволительно хоть на что-то плевать? Горо проснулся рывком от послышавшегося с нижнего этажа шороха: истончившаяся вуаль пьяного сна пробудила его нечеловеческий слух. Левое плечо ломило. Он всю ночь в одной позе пролежал на футоне, свернувшись калачиком как собака, и до плеча его укрывала все та же драная тряпка, которой он пытался обтереться ночью. Горо не помнил, как и зачем натянул ее на себя — может только если из маловероятного чувства стыда, потому что детали его одеяния были раскиданы вокруг. Из-за высокой температуры тела он предпочитал открытую одежду и вообще редко укрывался во сне даже в холодное время года. Из множества его нечеловеческих черт эта, наверно, в полезности для полевой жизни следовала сразу после чуткого слуха и нюха. Брезгливо морщась от вспыхивающих воспоминаний и собственной нечистоплотности, Горо пригладил всклокоченные волосы, оделся и поковылял вниз, чтобы попросить у хозяина чистой воды для утреннего омовения. Тот посмотрел на него с плохо замаскированной укоризной, отчего живот обожгло стыдом. Да, перебрал. Да, переспал с демоном. Да, простите, что перебудил половину Ханамидзаки. Да, мне очень жаль. Что это вообще было, черт возьми? Горо знал, что если погрузится в более пристальные размышления, то это не принесет ничего кроме расстройства. Он понемногу учился скрывать свои чувства. Он понемногу учился меньше думать. Не все подлежало подробному изучению и разбору. Иногда ему было позволительно себя просто отпустить — как вчера, и к чему это привело?! Он поморщился. В конце концов, в период гона вопрос нарушения чужого сна его волновал мало. Почуяв мимолетное сожаление, что сейчас у него не гон, и, соответственно, доводы разума слышимы слишком громко, Горо встряхнулся и фыркнул, умывая опухшее лицо холодной водой. Замерев, он дождался, пока водная поверхность в глубоком блюде, покрытым черным лаком, чуть успокоится, и он увидит в отражении себя. — Надеюсь, он свалил подальше и не сунется в верхний город после такого позора, — пробормотал он. Ему везло — еще ни разу он не сталкивался с партнерами по сексу повторно, либо еще ни разу их не узнавал, даже если они до этого были знакомы. Это казалось несложным, ведь постоянного партнера у него никогда не было, а период гона он по дозволению Её Превосходительства проводил вне военного лагеря, часто отправляясь на острова, где было решительно невозможно встретить подчиненных с Ватацуми. А еще он знал, как в Инадзуме не любят óни. Знал, потому что Итто сам ему об этом рассказывал, когда они почти год назад волей случая познакомились во время войны сёгуната и Сопротивления. В один из летних месяцев банда Аратаки взялась переправить на Ватацуми перехваченный провиант, изначально предназначавшийся для армии сёгун. Аратаки тогда заплатили так хорошо, что те больше не появлялись. Горо был рад: высокие шумные люди всегда вызывали у него неясное неудовольствие внутри, словно от выпитой залпом огненной воды, разбередившей желудок, которую контрабандой ввозили из Снежной. Не умея найти объяснение, он списывал это на неприязнь. Да и во время войны ему некогда было об этом думать. Но она закончилась, и теперь Горо был на Наруками, который вовсю готовился к весеннему фестивалю цветения сакуры. Он начинался завтра и обещал собрать в городе чуть ли не всех жителей всех островов, съезжающихся поглазеть на символ весны. Если они с Итто пересекутся вновь, он лишь повздыхает от своего невезения — больше ему ничего не останется. Не обратив внимания на то, как ему вдруг стало жарко, и продрав кулаками слипающиеся глаза, Горо вздохнул и начал собираться в издательство Яэ.***
Перемирие между Инадзумой и Ватацуми было подписано еще в прошлом году, с первыми зимними заморозками. Никогда не видевший снега Горо в те дни сопровождал Её Превосходительство в столицу сёгуната и с большим трудом подавлял почти щенячий восторг при виде крошечных ледяных пушинок, которые таяли на высунутом к небу языке. — Ваше Превосходительство, перемирие — это замечательно, но как нам получить более надежные гарантии, что военные действия не будут возобновлены? — спросил тогда Горо. — Мы обговорили это с глазу на глаз во время праздничного ужина, — вздохнув, Кокоми сняла накидку, которая вместе с более теплой одеждой, купленной в местной лавке, уберегала ее от непривычного для уроженцев Сангономии холода. Они вдвоем только что вернулись после встречи со жрицей Великого храма госпожой Яэ, которая предложила Горо работу и сопроводила их во время прогулки по району Тэнрё. Сердцем его была оживленная торговая улица, где обсуждению столь щекотливых тем уж точно не было места — повсюду у сёгуната и его комиссий были уши, и в безопасности себя Горо чувствовал лишь в выделенном для них гостевом павильоне верхней части города. Только войдя и стряхнув с себя снег, Кокоми обновила чары глухоты. Всякий, кто попытался бы расслышать происходящее внутри, распознал бы вместо отчетливых фраз лишь неясное бормотание, походящее на журчание воды. — И что сказала сёгун? — Ты не поверишь, но она была довольно мила и даже позволила себе больше эмоций, чем обычно. Верь я в глупые слухи, которые распространяются среди простых людей, я бы даже подумала, что ее снова подменили, — задумчиво проговорила Кокоми, устремив взгляд на роскошную расписную ширму, изображающую финальную сцену битвы между Бессмертной Сёгун и Ватацуми Омиками. Горо обратил внимание на вызывающий предмет интерьера, как только впервые переступил порог павильона — принимая во внимание то, что убийство змея Оробаси стало кульминацией в древней войне между народами Ватацуми и Наруками, это могло быть расценено как неприличная угроза или напоминание, на что способна сёгун. В дипломатии были хороши все средства, но подобные вещи Горо приходились крайне не по душе. Кокоми, не упускавшая из виду ни малейших деталей, не могла не обратить внимание на сюжет ширмы, однако никак не подала виду, и Горо подавил было поднявшееся в нем негодование, понадеявшись, что это всего лишь неудачное совпадение, а не спланированный политический ход. — Не думаю, что ее стоит этим оправдывать, Ваше Превосходительство, — отозвался Горо. — Эта легенда о двойниках сёгун — жалкая попытка народа хоть как-то объяснить неожиданную перемену в ее политике. Рано или поздно всякий оторванный от реальности правитель может сойти с ума. — Ты, несомненно, прав. Я лишь делюсь собственными впечатлениями. Позволю себе долю нескромности, но развитая интуиция редко меня подводит. — Ни в коем случае не хотел умалить вашей способности чувствовать истинную природу вещей, — Горо спешно поклонился в пояс. — Простите мне мои пустые рассуждения, Ваше Превосходительство, я зря вас прервал. — Ничего, — Кокоми улыбнулась. — Я высоко ценю тебя как советчика. Обладая неограниченной властью и живя безо всякого критического взгляда со стороны, все мы рискуем повторить судьбу сёгун. Горо ухмыльнулся, обнажив чуть затупившиеся, но все еще острые клыки. Хорошо, что они отложили этот разговор до возвращения в более безопасное место. — Так что же она сказала? — Она выразила искренние соболезнования нашим потерям в войне и надежду, что подобное больше никогда не повторится. Если верить ее словам, то сёгунат готов пойти на подписание мирного договора уже весной, когда пыль уляжется, обмен пленными и выплатами завершится, и станет ясно, что обе стороны готовы к заключению мира. — «Обе стороны готовы к заключению мира»? Если речь о недопущении новых вооруженных стычек, то это стоило прописать в договоре о перемирии, — Горо недовольно махнул хвостом. — А иначе где гарантии, что это все — не прикрытие для усыпления нашей бдительности? Нам-то уж точно никогда не была нужна бессмысленная кровопролитная война. — Горо… — в голосе Кокоми слышалась ласка. — Я вряд ли когда-либо смогу ей доверять, Ваше Превосходительство. — Тебя никто и не просит. Это бремя лежит на мне. Ты пока что не являешься Божественной жрицей острова Ватацуми, — Кокоми слабо улыбнулась. — Вы правы, я забываюсь. — До весны осталось совсем недолго, — подытожила Кокоми. — Давай вместе верить, что она придет как можно скорее и принесет нам лишь мир. На Ватацуми, Ясиори и Каннадзуке никогда не было снежной зимы. После подписания перемирия отбывая из гавани дворца Инадзумы, Горо с тоской глядел на побелевшие берега Наруками, от заката окрасившиеся в нежно-розовый, и сияющий даже сквозь низкие осенние облака Великий храм на вершине горы Ёго, загадав как-нибудь там побывать. При первой встрече главная жрица Наруками его заворожила, даже несмотря на излучаемую ею трескучую ауру опасности.***
— Тебе стоит быть осторожнее в своих желаниях, — заявила ему Яэ Мико. Принимая у нее очередной сверток писем, Горо похолодел, отчего шерсть на хвосте встала дыбом. Что еще ей известно? — Колонка госпожи Хины пользуется бешеным успехом… мне даже жаль, что ты не проживаешь на Наруками постоянно и не можешь видеть, как полгорода сходит по ней с ума. — Не понимаю, при чем тут мои желания… — откликнулся насупившийся Горо, впиваясь пальцами в свежепереписанные свитки, перевязанные шелковыми лентами с гербом издательства Яэ. Еще не хватало, чтобы Мико начала подначивать его насчет нарушения тишины в Ханамидзаке. — Ну как же, — жрица рассмеялась своим низким грудным голосом, который при каждой — слава Сангономии, что редкой — встрече производил на Горо сладостно-пугающее впечатление даже после помощи Путешественника и всех усилий, приложенных к тому, чтобы этой странной женщине достойно противостоять. От былой очарованности ею не осталось и следа, когда Яэ Мико начала открыто забавляться над ним по поводу и без, пользуясь отсутствием рядом Кокоми. — Божественная жрица Сангономии сообщила мне в личной беседе, что один ее любимый генерал крайне стеснителен и тем самым гробит свой писательский талант. Только не говори, что ты не грезил стать знаменитым автором. Как мы и договаривались, ты попробовал свою кисть в колонке с советами, и это оказалось интересным опытом для обеих сторон… если не сказать, что для всей Инадзумы. — А… — Горо встрепенулся. — Я уж подумал… Нет-нет, что вы, я безгранично благодарен и Её Превосходительству, и вам за этот редкий шанс. — Я лишь хотела сказать, что у тебя отлично получается, — смягчилась Мико. — Количество подписок на «Это жизнь» выросло в два раза с тех пор, как на его страницах впервые появилась госпожа Хина. Госпожа Хина… Горо зажмурился, непроизвольно заложив от смущения уши. Когда ему, наконец, стало известно, какое Мико выбрала ему альтер-эго, он был в таком шоке, что не показывался своим солдатам сутки, но менять что-либо было уже поздно. Он не лез в этот вопрос, поскольку считал правильным соблюдение условий их договора, заключенного при свидетельстве Кокоми, которая и подговорила его на эту авантюру. Она и сама часто повторяла, что он должен продолжать писать, и его редкий дар к владению словом преступно хоронить лишь в военных депешах и отчетах. Единственным, что его смущало, было некоторое внешнее сходство. Деревянная фигура госпожи Хины теперь постоянно красовалась у издательства Яэ, чтобы на нее мог поглазеть каждый желающий, ведь знаменитый автор колонки с житейскими советами никогда не показывалась на людях и так и не появилась на встрече, вместо которой всем записавшимся — к их восторгам — выдали свиток с именным обращением, подписанный ее рукой. Но Горо был далеко не единственным на инадзумском архипелаге получеловеком, ведущим свой род от сиба-ину, и это дарило хоть какое-то, но успокоение. На вопросы от осмелевших подчиненных, которые в какой-то момент тоже повально начали выписывать себе «Это жизнь», он, краснея, отвечал: — Нет, мне незнакома эта девушка. Возможно, это моя очень дальняя тетка. У одних только моих родителей пять щенков, можете себе представить, сколько у нас родственников? Вот и я не могу. Горо потеребил ленточку. — Благодарю вас. — Думаю, госпоже Хине можно двигаться дальше. Вряд ли ее аппетиты ограничиваются колонкой с советами «как пережить первую влюбленность» или «чем почистить Глаз Бога». Можешь доставать из закоулков памяти все сюжеты, которые тебе когда-либо хотелось воплотить, и начинать черновики. — Уже?! — уши встали торчком, восторженно улавливая каждое слово. Мико глядела на него с непроницаемой снисходительностью. — Так скоро?.. Я… я подумаю, — прокашлявшись, он взял себя в руки. — Спасибо, госпожа Яэ. Я занесу ответы в издательство не позже обеда. — Редактор будет тебя ждать. Праздничный выпуск выйдет в первый день фестиваля. — Уже завтра?.. — Да, не позднее полудня. Надеюсь, ты не упустишь шанса насладиться прогулкой по городу во время праздника цветения, — как подобает человеку более высокого статуса она поклонилась коротко; Горо отвесил поклон в пояс, вне себя от радости. — И подумай над моим предложением. Напрочь позабыв о сожалениях из-за прошлой ночи, Горо стрелой вылетел из издательства и, прижимая к груди письма, кинулся в полюбившееся ему место с видом на Ханамидзаку, где часто составлял ответы читателям во время визитов в столицу. Его хвост вилял как заведенный, и попадающиеся по пути горожане умильно улыбались ему вслед.***
Дорогая госпожа Хина! Спасибо вам за вашу чуткость. У меня вопрос самый что ни на есть житейский: как справиться с болью от ухода любимого человека? Ваш Акира.
Ничего себе начало. Ничего себе «самый что ни на есть житейский»! Горо схватился за голову, уставившись вдаль, где взгляд неизменно притягивал Великий храм. Порылся в ворохе свитков с намерением найти для разминки что-нибудь полегче, недовольно щелкнул языком. Так не пойдет, если уж вытащил его первым — первым и отвечать. — Дорогой Акира, — вывел он и застыл с кистью в руке. Имена всегда были вымышленными — редактор, копируя первоначальное письмо для полной анонимности пишущих в издательство, заменял каждое имя на случайное. В каком смысле «уход»? Он первым делом подумал о смерти, но ведь это можно понять и как «уход любимого», «расставание». Из контекста тоже было мало что понятно. Но разве каждый день уходят из жизни любимые люди? А из отношений? — Бедный Акира, — Горо поджал губы. И в том, и в другом случае, если это, конечно, не злая ирония над самим собой, его было страшно жаль. Задействовав весь свой талант уходить от прямого ответа, оказывая при этом поддержку, Горо прилежно вывел:Дорогой Акира. Памятуя о том, что ваша утрата невосполнима, нужно продолжать двигаться вперед. Уверена, что человек, которого вы любили, не желал бы, чтобы вы прекращали жить для себя и ради себя. У вас была замечательная пора, которую вам посчастливилось разделить — и не ваша вина, что человеку пришлось уйти.
— Надеюсь, что не ваша, дорогой Акира. Если тебя бросили, потому что ты редкостный… болван, то небеса тебя за это покарают, — усмехнулся загрустивший было Горо — в голове начали всплывать образы того, как он в ранние годы на военной службе страшно горевал по погибшим товарищам, со временем ожесточившись сердцем.Живите дальше и чтите воспоминания о нем. Это самое ценное, что у вас осталось. Ваша госпожа Хина.
Страшно довольный своей смекалкой, Горо отложил бумажный свиток в сторону и потянулся за новым.Прекрасная госпожа Хина, сердечно прошу вашего совета. Отец моего ребенка, с которым мы должны были растить его вместе, бесследно исчез, а потом объявился в соседнем поселении с новой женой…
— Какой мерзавец! — Горо задохнулся от возмущения.…поскольку семьи у меня нет, я вынуждена целыми днями работать внаём, чтобы хоть как-то прокормиться. Подскажите, где в Инадзуме найти хорошую повитуху, которая помогает беднякам?
Горо перечитал еще раз, а потом еще и еще, чтобы убедиться, что понял все правильно. Щеки запылали: негодование на бессовестного супруга смешалось с возмущением от того, что редактор (или даже сама Мико?!) подсунул ему это письмо. Он не был женщиной и никогда не сталкивался с беременностью, даже с детьми никогда не возился — ему повезло родиться самым младшим в семье. После такой слезливой истории, коих он повидал за несколько месяцев немало, он ожидал бы, что девушка попросит совета о том, как вернуть мужа обратно. Ему уже не раз приходилось объяснять, что чары и зелья приворота — это шарлатанство и вообще оскорбление чести в первую очередь того, кто этим занимается… Возможно, она была читательницей журнала и приняла эти советы во внимание, либо просто была сама по себе слишком горда. Но нет, у него попросили совета по разрешению от бремени. У него. Победоносного генерала Сопротивления Ватацуми. Сердце сжалось, когда он откладывал этот свиток в отдельную стопку. Горо всегда старался отвечать на все, но часть все же неизбежно оставалась неотвеченной, зачастую именно по таким причинам. Надо будет оставить Мико записку, чтобы она дала рекомендацию сама от имени госпожи Хины, если они решат вставить вопрос несчастной девушки в выпуск. Шутливо ответив малышке по имени Рика, всерьез заинтересовавшейся накануне праздника, почему сакуры розового цвета, он вслед за этим снова пропустил специфическое письмо, на этот раз тесно связанное с культурой острова Наруками — да, он не знает, какие дары приличествует подносить духам предков во время праздника весеннего цветения, он вообще еще ни разу на нем не бывал! — Горо прилежно расписал ответы еще на три свитка. Оставался последний.Прелестнейшая из прелестнейших, высокоуважаемая госпожа Хина, вы моя единственная надежда…
Опять этот преданный почитатель. Горо прикусил деревянный кончик кисти и задумчиво улыбнулся. Он не знал настоящего почерка, почему-то представляя его изящным и аристократичным. Эти высокопарные обращения ни с чьими другими спутать было нельзя, и каждый раз Горо чувствовал непонятную теплоту в груди, когда обнаруживал в очередном свитке пафосное красивое вступление.…я оказался сражен страшным недугом незнания. Все мои усердия по покорению полюбившегося мне сердца идут прахом. Подскажите, как привлечь внимание? Искренне ваш, Шун.
Милый Шун! Не зная личных вкусов, угадать с подарком крайне сложно…
Горо вновь укусил несчастную кисточку и оперся спиной о сакуру, возле которой сидел. У его ног, внизу, расстилалась Ханамидзака, пестреющая потемневшими от времени зелеными крышами. У него не было ни малейшего опыта на любовном поприще, но он с детства много читал и за время ведения колонки изрядно наловчился раздавать советы о любви — очевидно, вполне удачные, ведь они составляли большую часть всех прочих, и подписчиков на «Это жизнь» становилось все больше.…однако есть вещи, которые любят все, и их на любом фестивале раздобыть проще простого: это сладости, стихи и тайные свидания. Желаю успехов в любви!
***
Когда они встретились, надежда Горо была на излете. Война Сопротивления и сёгуната длилась уже несколько лет, и гордый народ Ватацуми храбро отстаивал своё право владеть Глазами Бога. Остров мог обеспечивать себя всем мало-мальски необходимым, но разрыв торговых связей с остальными островами, находящимися под контролем столицы, сказывался с каждым годом все сильнее. Единичные корабли и поставщики решались на плавание до материка и обратно через наложенные сёгун шторма; одним из них неизменно был «Алькор», капитан которого исправно снабжала армию Ватацуми вещами, запасы которых таяли даже на самых дальних складах. Изгнанник, носящий с собой потухший Глаз Бога погибшего возлюбленного, слетал на берег на потоках океанского ветра и понемногу стал вестником сытых и одетых месяцев — кленовые листья дети Ватацуми собирали на счастье. Осознав, что быстрое победоносное наступление провалилось, генерал армии сёгуната — высокая грозная тэнгу с волосами цвета воронова крыла — избрала тактику войны на истощение. С тех пор главным источником поставок окончательно стали контрабандисты. Они процветали и на острове Рито — входных вратах в Инадзуму, где за увесистый кошель моры можно было получить разрешение на ввоз даже шелков из Ли Юэ и запрещенных алхимических порошков из Мондштадта. Однако Ватацуми, бедный ресурсами, обедневший запасами, но богатый казной благодаря дальновидной и мудрой политике Божественной жрицы Сангономии, стал для контрабандистов золотой жилой. Торговцы и сама Кокоми платили щедро, а всем желающим — лишь после разрешения генерала, конечно — давался приют в разбитом на берегу лагере. Остальных отправляли восвояси. В деревню Боро, военный лагерь на Ясиори и тем более сам храм Сангономии чужаков не допускали: это была необходимая мера, но только на время затянувшейся войны. Банда Аратаки была лишь одной из великого множества, появившихся в период действия указа по охоте на Глаза Бога. Нищающие инадзумцы в целях выживания все чаще сбивались в группы; грабежи процветали; после аварии на Татарасуне люди бежали на Наруками и становились жертвами хаоса таких же отчаявшихся, после чего по нужде и сами сворачивали на кривую дорожку. Если выживали, конечно. Прежде чем увидеть, Горо его услышал: негромкий, пробирающий до костей хохот, приглушенный журчанием ракушечных водопадов во дворе. Красный óни с огромной пепельной гривой был абсолютно чужероден нежному синему пейзажу. Даже в свете луны он казался случайно пролитой на изысканный холст охристой краской, и поведением своим выбивался не меньше: в руках у него то и дело сверкала перламутровым боком украденная со священной тропы жемчужина Санго, с которой он показывал фокусы младшей жрице Цуюки, онемевшей от пугающего своими размерами невиданного демона. На сердитый вопрос, как он здесь оказался и как посмел проскочить мимо стражников, óни окатил Горо длинным оценивающим взглядом с головы до ног, отчего тот вспыхнул, возмущенно поджав хвост. — А, так это вы «победоносный генерал с острыми ушами»? Я представлял вас намного выше. — Все так говорят, — Горо скрестил руки на груди и расправил плечи. — Эта жемчужина… — Нравится? — óни усмехнулся, ловко показывая ее в пальцах. — Госпожа жрица тоже от нее в восторге. Этим мы с жемчужиной похожи. Заслышав звук торопливых шагов, они оба одновременно устремили свой взор на широкую лестницу, ведущую на площадь к храму, где через мгновение возник солдат Сопротивления. При виде óни он остолбенел. — А… о… — он перевел взгляд на командира, затем снова на демона. Тот поджал губы и вскинул брови вверх, будто разрешая говорить, и солдат испуганно поклонился. — Генерал! Разрешите доложить о прибытии контрабандного груза. Перед вами глава банды Аратаки. — Ты очень вовремя, Рюдзи. Разве вам не велено охранять все подступы к храму? — Наша оплошность, генерал! Мы охраняем все подступы к храму через мосты, но он не проходил через часовых! — «Он» — это кто?! Если я óни — так значит и приличия соблюдать не обязательно? — вдруг рявкнул демон. Разговор о присутствующем в третьем лице всегда считывался как страшное оскорбление — особенно если тот был выше говорящего по статусу. Самопровозглашенный глава банды себя таковым, видимо, и считал. — Аратаки Итто, генерал! Должно быть, господин Аратаки взобрался по скалам! Велите выставить часовых у каждой скалы в Ватацуми, генерал? — перепуганному солдату, еще совсем юному, было явно не до шуток. Итто прыснул в кулак, и Горо смерил его сердитым взглядом. Под шумок жрица ускользнула, но, всецело поглощенный нарушителем, он этого даже не заметил. — Я просто хотел прогуляться, пока мы на берегу дожидались победоносного генерала, — самодовольно пояснил Итто, разглядывая свои цепкие черные когти. — Ждем разрешения на разгрузку уже с заката, мои ребята совсем измаялись. Горо устало потер переносицу. Давно пора было делегировать прием товаров заместителям. В лагере на Ясиори этим занимались старшие по званию. Он представил лицо Кокоми и свой безграничный позор, если бы этот óни залез в сад дворца и догадался постучать в окно кабинета прямо во время доклада. — Господин Аратаки, вам следует запомнить, что земля храма Сангономии запрещена к посещению без особого на то разрешения, — процедил он. — Мне сложно представить, как мои солдаты могли упустить из виду такого огромного… — Спасибо, — ухмыльнулся Итто. — …огромного, громкого… — глупого, дурацкого, несносного, уже успевшего вывести из себя всех окружающих — Горо сдержался: — …демона. Но я уверен, — он зыркнул на Рюдзи, вытянувшегося в струнку и испуганно потупившего взгляд: — что мои люди такого более не допустят. На первый раз я прощу вам этот проступок. — А на второй что будет, господин победоносный генерал с… — Хватит, — угрожающе прошипел Горо. Итто изогнул бровь, показывая, что совершенно не впечатлен: — Велите меня высечь, господин генерал? Или как у вас тут на Ватацуми дела делаются? — Вы… — Горо выдохнул и могучим усилием взял себя в руки. — Нам стоит пройти к пристани, чтобы я мог принять у вас груз и рассчитать вознаграждение за помощь Сопротивлению. — Извольте, господин генерал, — обращение он произносил вкрадчиво, а не отчетливо — не так, как Горо уже привык слышать от подчиненных, и от этого шерсть на затылке и ушах вставала дыбом, а кончики пальцев начинало покалывать, словно они чесались от желания разукрасить его ухмыляющееся лицо. Горо не отличался кровожадностью, но óни всего за несколько минут знакомства пробудил в нем старые сомнения, досаду на самого себя, своих невнимательных солдат и даже на свой рост. Когда Итто — хвала Архонтам — молча поклонился и уступил генералу дорогу, Горо начал спускаться по лестнице первым и понял, что его полностью скрывает огромная лунная тень, отбрасываемая шагающим вслед за ним демоном. Сзади послышался глухой смешок. Вскоре они вместе наблюдали за разгрузкой забитой до отказа грузовой лодки, которую бандиты пригнали с Каннадзуки. Увидев содержимое ящиков, Горо немного остыл: там были лекарства, ткани и провизия. Почва Ватацуми славилась своей неплодородностью, и с таким большим трудом засеянных пахотных и огородных земель попросту не хватало, чтобы достойно прокормить находящийся в торговой блокаде остров и армию. Когда его солдаты сбили на землю крышку очередного ящика, то и они, и члены банды не удержались от возгласов: там обнаружились сосуды с вином, к каждому из которого была прикреплена записка с благодарностью от сёгун за верную службу. Горо ощутил во рту горький привкус. Если раньше он сомневался, правильно ли они поступают, принимая помощь преступников, то это стало последней каплей, разрешившей его сомнения. — Да-да, это груз для солдат лагеря Кудзё, — раздраженно подтвердил Итто, словно ставя точку в споре, начало которого Горо не застал. — Можете не верить нам дальше. Аратаки Итто никогда не стал бы лгать о деле. У Сопротивления есть деньги, но почти нет ресурсов и легальных путей их достать. У сёгуната есть всё и даже больше, и их солдаты сыты, обуты, одеты, вооружены, да еще и разбалованы рисовым вином. Горо не брал в рот ни капли уже больше полугода, и благодарностью за верную службу ему служили жизни боевых товарищей, которые удавалось сохранить. — Да, оказывается, что всё же и воры, и убийцы могут принести хоть какую-то пользу, — не выдержал он. От высказанной вслух досады легче не стало. — Мы не промышляем убийствами мирных жителей, — негромко откликнулся Итто, поднимая ладони и будто показывая, что в них нет оружия. Когда он не голосил, его голос становился глубже и ниже, словно рокочущий соленый прибой. — Мы и не грабим их, господин генерал. Всем осточертела и Охота, и Сакоку, и в Инадзуме есть множество людей и нелюдей, которые только рады ослабить сёгунат и комиссию Тэнрё в частности, чтобы приблизить окончание этого кошмара. — Мне об этом известно. Здесь бывают всякие более чем сомнительные личности, и мы слишком нуждаемся в помощи, чтобы устраивать проверку каждого контрабандиста, которые в большинстве своем — лжецы и висельники, — нахмурился Горо. — Но это не так. — Не спорьте, — Горо вскинул руку, словно упреждая подчиненного от дальнейших препирательств. — Все равно не переубедите. — Как скажете, господин генерал, — Итто пожал плечами с уверенностью человека, который знает лучше, и которому не нужно вступать в спор, чтобы это доказать. Горо стоял, скрестив руки, и внутри плескалось раздражение и бесконечная усталость. Зачем ему вообще оправдываться? Он не мог знать, что через некоторое время, незадолго до того, как схваченный Тома удостоится личной церемонии, Итто тоже лишится своего Глаза Бога — девяносто девятого с начала Охоты. Генерал Кудзё окружит и схватит его лично во время их вылазки на склад сёгуната, где хранился конфискованный у селян рис, который банда Аратаки пообещала вернуть законным владельцам, и так изрядно нагруженным поборами на нужды армии. А пока что под гиканье членов банды и овации самураев Ватацуми с одного из сосудов была сбита печать; его немедленно поднесли их победоносному генералу, который, принимая вино, зачем-то покосился на стоящего рядом демона. Все присутствующие замерли — от реакции генерала зависела судьба этого ящика. Итто улыбался краешком губ, глядя на него сверху вниз, но эта высота уже давила не так сильно, как прежде. Он сделал размашистый жест, будто дозволяя ему отведать вина: «вы заслужили, пробуйте». Почему он вообще решил, что его разрешение кому-то здесь требуется? Еще до первого глотка внутри стало горячо.