Баловень судьбы или проклятие Узумаки

Была глубокая ночь, когда Наруто подал голос и Саске напрягся. До этого момента, поглощённые ужином под строгим взглядом Итачи, все хоть как-то делали вид, что сам факт нахождения на одной территории — вполне в порядке вещей, но когда же с ним было покончено, больше сдерживающих факторов не оказалось, и на лице Наруто отразилось беспокойство. — Саске, и всё-таки, что произошло? — Саске, сидящий с ногами на широком диване в гостиной, сжимал чашку пальцами. Сидящий рядом с ним на том же диване Каваки покосился на него, но Учиха лишь отпил странную бурду под названием «зелёный чай с кокосовым молоком». Итачи же, сидящий рядом с Наруто на стоящем буквой Г соседнем диване, лишь скользнул по брату нечитаемым взглядом. — С чем? — поинтересовался в ответ. — М-м, подозреваю, что с Сакурой? Раз Итачи попросил, чтобы ты пожил у меня. Нет, ты не подумай, — поймав взволнованный взгляд Саске, Наруто поторопился объясниться, — я не против! Я наоборот рад, что ты побудешь со мной. Только вот… Боруто опять где-то шляется, — он закатил глаза, — я так устал от его выкрутасов, что ему дома-то не сидится… — Простите, — опустив голову, произносит Каваки, опережая Саске, который удивлённо вскидывает на него глаза, но тот и не смотрит. Зато Наруто смотрит вопросительно на опущенную голову Каваки. — Простите, Наруто-сан, — вторит Саске, смотря на поверхность зелёного чая. — Да, чёрт, что вы двое заладили-то? За что вы оба извиняетесь? — Я люблю его, — слетает с языка быстрее, чем Саске успевает себя остановить. Каваки закусывает губу, резко встаёт и, поставив чашку на стол, движется к арке выхода из гостиной. — Остановись, — устало просит Наруто, и Каваки останавливается, но возвращаться не собирается. — Сядь обратно, — не дожидаясь, пока Каваки исполнит, Наруто продолжает, повернувшись к воспитаннику, — Саске, я в последнее время уже совершенно ничего не понимаю. Пожалуйста, скажи мне, что я ошибаюсь… — Извините, — сглатывает он, откидываясь на диване. — Но я столько дерьма натворил. И больше у меня нет сил скрывать от вас, Наруто-сан, насколько я виноват. Если бы я… Если… — сжимает зубы, переводя дыхание. — Саске, выдохни, — устало просит Узумаки. И переводит взгляд на всё ещё стоящего у проëма Каваки, — Каваки, я тебя прошу, сядь. — Я не хочу это слушать. — Меня это не волнует. Сядь. Я хочу, чтобы ты был здесь — подле меня, — резко обрубает Наруто. Каваки порывисто выдыхает, но подчиняется, возвращаясь на диван рядом с Саске. — Ещё в школе, — провожая Каваки взглядом, произносит Саске, — я стал чувствовать, что Боруто меня мало. — Боруто? — непонимающе уточнил Наруто и поймал укоряющий взгляд Саске. — Извини, продолжай. — Он хотел быть ближе. Тянулся ко мне, постоянно стремился быть рядом, а я позволял. Сам тянулся, стремился и хотел. Знаю, должен был обрезать. Должен был сказать ему, что нельзя, что это не допустимо, — Саске, переместив чашку в одну руку, запустил пальцы второй под корни волос, напряжённо почесав шею. Выйдя из задумчивости, поднял взгляд на мужчину и, поймав его озадаченный, но такой родной и тёплый, тут же отвёл глаза. — Но я не сказал ему, а позволял тянуться ко мне, а, прижимая его к себе ближе, чувствовал, как он дрожит, отзываясь на объятья. И я испугался. За него, как я думал, но, на деле, за себя. Боялся, что сломаю ему жизнь и обреку на боль и страдания, а, по итогу, именно я и стал причиной его боли, — Саске замолчал, водя пальцем по кромке чашки, перехватил её вновь обеими руками, продолжил так же монотонно. — Я стал отдаляться, стал придумывать дурацкие оправдания, чтобы не видеться. После того, как ушёл из школы и, поступив, переехал, мне стало казаться, что Боруто понял меня и тоже… отступил, ведь мы не виделись почти два года. Было так трудно… Мне так не хотелось вам, Наруто-сан, каждый раз лгать, придумывая глупые отмазки, чтобы не приходить, чтобы случайно не встретиться с ним. Простите. — А потом ты стал мудаком, — хмыкнул Каваки, когда тишина затянулась. — Каваки, ты думаешь, что я до тебя не доберусь? — Наруто нахмурился, и Каваки, прикусив язык, отвернулся. — Но он прав, Наруто-сан, когда летом меня отправили на стажировку в нашу школу, к сожалению, сменить место проведения не удалось — пытался. Я встретил его и не справился, потерял голову. Я… — Саске сжал чашку в руках. Ну и как открыть рот, и сказать Наруто-сану, что он стал для Боруто первым? Именно тем самым особенным первым, который, по всей видимости, стал для парня слишком важным?.. Отчего и настолько болезненным?.. Засевшим в голове и сердце? Тот, на кого Боруто теперь всех равняет? И как рассказать о том, что сделал потом? Саске, несмотря на осознание, всё равно очень бы хотел верить, позволить себе хоть немножко помечтать о том, что… для своего мальчика он важен. Хоть чуточку, хоть немножко, самую-самую малость. Да, самонадеянно, но для Учихи невероятно важно верить в это. Ведь иначе… другая сторона медали — ненависть — самое уничтожающее чувство, в котором он сам так долго варился. С того дня, который, поначалу казался самым счастливым, а из-за его выбора стал источником боли. Но ужасно не это, а то, что больно он сделал человеку, которого любил. Верно говорят, что настолько сильную боль, может принести лишь близкий тебе человек. Саске готов молиться всем богам, чтобы его светлый мальчик не познал этого уничтожающего чувства, не говоря уже об разъедающем чувстве вины, которое пришло на смену. Если бы это принесло Боруто успокоение — он бы демонстративно бичевался, самостоятельно нанося себе увечья, не отрывая своих чёрных глаз от его горящих голубых. Саске стерпел бы всё, что Боруто бы захотел с ним сделать. Сделал бы что угодно, отдавшись на растерзание, но, увы, вряд ли хоть чего-то будет достаточно, чтобы сам Саске простил себя, поэтому остаётся только сжать кулаки и нести последствия своих выборов, дальше варясь в собственной вине, в наказание упиваясь ею. Из-за всего этого Саске живёт переполненным отрицательными чувствами к себе и своим поступкам: ярость, ненависть, всепоглощающая вина, безнадёга, бессилие, отчаяние, пустота и полная неуверенность в себе и своих действиях. И только Боруто собою будит другие эмоции, о существовании которых Саске и забыл, а, вновь ощутив, увидел, какую яркую звёздочку на тёмном небосводе представляет собой его малыш. Невероятно сильно хочется стремиться к ней, догнать и оберегать, доказав, что он — надёжная опора. Это его долг — стать таким для Боруто, но как… Как справиться с собственной виной? Тяжело, но первая возможность — излить душу человеку, который, вероятно, и не сможет принять всё, что он натворил. Но, может быть, если просто выговориться именно ему, то уже будет легче? Ведь пора бы уже выбираться из этой ямы, конечно, при условии, что Саске готов к изменениям. Наруто-сан его родитель. Он должен, как минимум, знать, иначе как попросить совета, если... Не поделиться болью? Но, чёрт, почему рассказывать это так сложно? Почему язык будто к нёбу прилип — не шевелится. Саске тяжело и громко выдохнул, обречённо прикрыв глаза. — Ты зажал его в коридоре и поцеловал, а потом он увязался за тобой, — подал голос Каваки, осознав, что проще и быстрее скажет он, чем закончится это сиськомятство от Учихи, ушедшего в саможаления. — Мне продолжать? — Саске отвёл глаза и кивнул. — Ты даже не удивился, когда нашёл его на перекрёстке. Он дождался, когда ты закончишь, а, увидя, глупо улыбнулся и пошёл за тобой. Ночью же ты его взял, а наутро ты, херов гений, спалился перед ним со своей Сакурой. — Стоп. Тормозите, — Наруто, пытаясь осознать услышанное, потёр лицо. — Она не моя и никогда не была моей, — порывисто бросает Саске, морщась. Каваки озвучил всё не совсем теми словами, какими ему бы хотелось, но суть передал. — Ага, именно поэтому Боруто разбил окно и… — Каваки, уже было набравший полные лёгкие кислорода для дальнейшего монолога, захлопнул рот. — Саске, серьёзно? Вы спали? — недоверчиво и удивлённо уточнил Наруто, заострив внимание, и, не слушая дальнейшую перепалку, отставил пустую чашку на столик. Подошёл к Саске и, присев перед ним, положил ладони к нему на колени, заглядывая в глаза. Неизвестно что надеясь там увидеть. Или не увидеть. Услышать отрицание? Узнать, что это шутка? — Наруто-сан, — Саске опустил глаза, тяжело выдохнув — смотреть в глаза сейчас невозможно. — Я… — горло враз стало сухим. Он нервно сглотнул и выпалил на одном дыхании, — люблю его. — После признания стало легче, и язык наконец-то оттаял, позволяя словам самим вылетать изо рта. — И-и, невероятно корю себя, за то, что думал, что должен отпустить его. Считал, что обязан сделать всё, чтобы, пока он так молод, перестрадал и, отпустив меня, нашёл своё нормальное счастье, ведь я не… Но насколько же я был эгоистичен. — Мудак ты, Учиха, — горько произнёс Каваки. — Он любит тебя. Безумно. До потери памяти и никто и никогда ему не был нужен, кроме тебя. Даже несмотря на то, что ты его изнасиловал. Глаза Саске метнулись к голубым, скользнули по удивлённо расширившимся зрачкам, отмечая это, и тут же вернулись к оппоненту, неудобно выворачивая шею, стараясь поспешно отбрить брошенный в его сторону мерзкий упрёк. — Да не насиловал я его! Был груб — да! Ударил — да! Бросил — да! — Саске порывисто развернулся на Каваки. — Он ни слова против не сказал. Подначивал меня, дополнительно злил. Да и ты постарался! — Не я виноват, что ты сломал его, и после тебя он просто не воспринимает ни ласку, ни заботу, только насилие и боль — то, в чем он топит свою «любовь» к тебе. И я ни о чём-то здоровом, с полным доверием и передачей контроля. Я о совершенно нездоровой херне, к которой ты его привёл! Он же сам себе стремится причинять боль! Мне теперь вообще кажется, что ты его настолько сильно сломал, что он считает себя недостойным чистой и светлой любви, а лишь той хуйни, что ты с ним творил! И творишь. Если бы что-то изменилось, он бы… — Каваки замолчал, не желая становиться горевестником. Осознавая, что если бы Наруто-сан знал, что Боруто пропал, то он уже бы развёл бурную деятельность, а не сидел бы тут с ними и не выслушивал отповедь. Каваки будто громом поразило. Вот, что он не пробовал! Вместо того, чтобы пойти у него на поводу и помогать ему самоистязаться его руками, поступить иначе: заставить Боруто довериться ему, отдать контроль и научить растворяться в удовольствии. Раз для него настолько было важно… Снять с себя всё это… То почему бы и нет? Почему хорошие мысли приходят так поздно? Он хмуро глянул на Саске, делая пометку в голове. Вероятно, ранее разыграв то, что имел на руках правильно — Боруто был бы его. Полностью. — Я хотел, чтобы он был счастлив… — неуверенно пробормотал Саске, попытавшись сжаться, но руки Наруто-сана, всё ещё лежащие на его коленях, сдавили и не дали шевельнуться, — Наруто-сан… — виновато потупился он. — Ты знаешь, что с ним было после? Или ты тоже лишь знаешь, что он пропал на неделю? — продолжил Каваки. Разглядывая идиота Саске, он попытался откинуть призму собственных чувств и увидеть в нём то, что полюбил тот, кто отзывается и в его сердце. Но то самое изворачивалось и не давалось. Тонуло в чёрном-чёрном омуте учиховских глаз. — Расскажи, я должен знать. Он мне всё равно ничего не скажет, — тяжело выдохнул Саске. — Простите, Наруто-сан, — Каваки перевёл на мужчину полный сомнения взгляд, прикидывая, что важнее: рассказать этому придурку через что проходил мальчишка по его вине или спокойствие Наруто-сана? Однозначно, ничто не станет в ряд со спокойствием Наруто-сана, но Боруто — его дитя. Каваки слишком хорошо понимает, насколько нужна Боруто помощь, а кто лучше отца сможет помочь сыну? Он — Отсутсуки — уже достаточно насамоволил. — Говори уже, я устал за сегодня от ваших извинений. Я чувствую себя ужасно, он мой сын! А оказывается, что я совершенно ничего о нём не знаю. Я даже и представить не мог, что он переносит. Один! Без поддержки! А тут я ещё, пристал к нему, когда следы от пальцев на бёдрах увидел, — Каваки бросил на Саске странный взгляд, сам закусывая и прокусывая губу, на что Наруто не обратил никакого внимания, погружённый в свой монолог. А Саске и так слишком хорошо понял чувства Каваки в данный момент. Хоть и не очень хотел бы это признавать. — Чёрт. Какой же я хреновый отец. Я же мог понять! Мог! Должен был поддержать его, а то… Он скорее всего ещё и решил, что я имею хоть что-то против его выбора, но нет же! Нет! Где же я так накосячил с вашим воспитанием?.. Я же должен был видеть, но был так слеп. Чёрт. Если бы я увидел зачатки ваших чувств, если бы… Я мог бы вас обоих уберечь! Мои мальчики… — Саске ощутил, как пальцы мужчины впиваются в его бёдра. И терпеливо молчал, чувствуя, как остаются синяки. Слова Наруто-сана били по нему не хуже плети-многохвостки, что от каждого удара рассекает не только кожу, а погружается глубже, оголяя нутро каждым из её «хвостов». Только по ощущениям на них не мягкая кожа, а на каждом металлические искривлённые крючки, что вспарывают плоть, входя глубоко, а от резкого движения после вырывают окровавленные ошмётки. Каваки прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Говорить о Боруто — сложно. Учитывая, что сам сильно приложил руку ко всей ситуации. Лёгкая улыбка еле-еле коснулась губ, когда руки будто бы ощутили теплое прикосновение, а нос уловил приятный, свойственный только телу Боруто, запах. В голове всплыл глупый диалог на крыше, когда Боруто озвучил его диагноз: «ты меня любишь». И обещание, что подарило Каваки глупую, никчëмную, убивающую надежду. «Не уйду». Ведь он всё равно знал, что сердце мальчишки не принадлежит ему полностью, и никогда он не сможет потеснить чёртового Учиху Саске, не говоря уже о заменить, как бы Каваки этого не хотелось. Как бы не надеялось его собственное сердце, занимаясь самообманом. — Мне сложно говорить о том, что происходило с ним в тот период, — задумчиво начал Каваки, проигнорировав удивлённые глаза Саске и нахмуренные — Наруто. Итачи же молча наблюдал за всей ситуацией, не желая привлекать к себе внимание. — Итачи-сан приставил меня к Боруто как раз после. Я не имел возможности защитить или обезопасить его в тот период. Поэтому рассказать, что он пережил тогда — не смогу. То, что видел и знал — уже сказал, — Каваки замолчал, облизал только-только появившуюся запëкшуюся корочку на губе от ранки, разлизывая её вновь. и вздохнул, продолжая, — но я могу рассказать о том, каким увидел его почти сразу после. А также и о своих ошибках. Каваки скользнул взглядом по задумчивому Саске, хмурому Наруто и, в поисках поддержки, глянул на Итачи, но мужчина лишь пожал плечом, отдавая решение и ответственность за него в его руки. Так что, справившись с нерешительностью, Каваки продолжил: — Первый раз я увидел его вживую за полтора месяца до инцидента. Он стремглав, как ураган, влетел в кабинет к Итачи-сану. Скользнул по всем незаинтересованным взглядом и озадаченно замер, уставившись на меня. Я уверен, что видел он меня тогда впервые и любопытство снедало его. Когда к нему обратился Итачи-сан, Боруто вздрогнул, будто проснулся, но с первого раза не услышал, что ему говорят. Мне не понравилась вся эта сцена. Он был… Будто совершенно не оттуда. Будто кто-то ошибся, и этот улыбчивый мальчишка просто физически не мог там быть, — Каваки тяжело вздохнул. Наруто же, воспользовавшись секундами перерыва, глянул на Итачи, мирно попивающего кофе и в ответ вопросительно глянувшего на него исподлобья, не поднимая головы от телефона. — Боруто смутился тогда, не знаю, от моего взгляда, или от своей реакции на ситуацию, или на то, что всё произошло при его любимом сенсее, — он тепло хмыкнул, вспоминая, как Боруто восторженно говорил о Итачи-сане. К всеобщему удивлению, и на губах Итачи проскользнула улыбка — он явно знал о тёплых чувствах своего ученика. Наруто почесал нахмуренный лоб. Саске же не отрывал взгляда от чашки. Ему было больно. Понимание, что он зря бросил любимого мальчишку слишком сильно сейчас гложило его совесть, давя всё тем же чувством вины. Но, не желая упустить хоть чуточку из периода жизнь Боруто, когда его самого не было рядом, он насильно, через саморазрушение, заставлял себя слушать, лучше всех зная, к чему в итоге подведёт Каваки. Ему больно, но Саске считает, что это сугубо его вина. — После того, как увидел его — стал ещё более серьёзно относится к, тогда ещё не возложенной, но уже озвученной для меня ответственности в лице Боруто. Проводя время с вами, Наруто-сама, я… — Каваки запнулся, потонув в синеве внимательных голубых глаз. Сглотнул и, опустив голову, продолжил, — я понял, что мне жизненно необходимо защитить его. Саске вскинул на Каваки поражённый взгляд. В этой фразе прозвучало слишком много невысказанного. Слишком много болезненного. Слишком личное, тщательно охраняемое. И, как ни удивительно: встречаясь глазами с братом, Саске понял, что это услышал не он один, но возможно аники просто знает больше. Естественно он знает больше о Каваки. Скользнув по Наруто-сану взглядом, Саске, к собственному разочарованию увидел, что тот явно не увидел щемящую душу боль в произнесённых Каваки словах. Поразительно. Это наивная простота или Наруто-сан просто слепой? А может… Саске вновь метнул взгляд на брата. Может, всё он понимает, но полностью игнорирует из-за Итачи? Саске призадумался. А если бы, кто-то… Да. Всё слишком очевидно. Когда Сакура миллионы раз повторяла про свою идиотскую любовь, хотелось её придушить, а не замечать её. Не беречь её чувства или, не дай бог, отвечать на них. Хотя нет, сравнивать с Сакурой не стоит. Может быть, всё-таки у Каваки всё по-другому? Ведь Наруто-сан явно не Боруто, а его брат явно не он. Судя по всему, вместе они много лет — возможно, ещё до появления Каваки, а парню то уже через пару лет тридцать. Как Наруто-сан к нему относится? Как к кому? К сыну? Боруто вон, тоже к Итачи относится с придыханием, так было всегда, сколько Саске себя помнил, но от этого Боруто же не лезет на него… Сложно. Саске сам себя запутал в пучине чужих чувств, вероятно, взяв не тех людей для сравнения. — Я стал копаться в бумагах, искать данные о Боруто, чтобы понять какой он. Чем живёт и о чем думает, но, к моему удивлению, я почти ничего не нашёл. Только общие данные. Ничего личного. После подумал, что так, наверное, и должно быть, ведь он значимая личность и данные могли попасть не в те руки. Поэтому, стал издалека наблюдать, но так как не имел на это тогда ещё никаких допусков — не увлекался, но всё равно встрял, — он задумчиво почесал шею — пояснять о случае подставы с пропажей Боруто не хотелось и, как бы невзначай, продолжил. — Просто пытался составить своё мнение о нём. А потом… Случился тот инцидент с его пропажей. Все активно его искали, но, как бы я ни хотел найти его — не смог. Винил себя в том, что если бы сообразил чуть раньше, вероятно… — Каваки, ведя свою исповедь, будто оказался один. Он больше не замечал никого. Просто говорил и говорил, сжав руки в замок, и смотря будто в себя. — И, как только Боруто сам вернулся, приказом Итачи-сана я и был официально назначен на должность. Взялся за отведëнную мне роль с энтузиазмом, которого хватило на неделю. Исходя из отчётов наблюдателей, стоило мне занять своё место — Боруто менялся в поведении. Начинал вести себя… М-м. Глупо? Не знаю. Он будто пытался усыпить мою бдительность, — Каваки тяжело вздохнул, — и ему удалось. Я слишком расслабился: он не создавал проблем. Всё было… Как у подростка. На первый взгляд. Но я часто замечал его потухшие глаза, а действия его были монотонными. В нём будто угас огонь. Боруто… Этому маленькому чертёнку потребовалось пятнадцать секунд, чтобы заставить меня поверить, что я проебал его. Прошло ещё три минуты, прежде чем он оказался за моей спиной. Я ощутил его приближение, но слишком поздно: он уже был рядом, — Саске задумчиво мазнул взглядом по брату, что так и не оторвался от телефона, но умениями воспитанника был доволен. При этом, от того, что Каваки ему проиграл, он не испытывал недовольства, лишь раз оторвавшись от телефона, бросил на спину Наруто-сана победный взгляд, но тот не среагировал на него. И что бы это значило? Соперничество? Или что-то более? Личное? Узумаки, до этого замерший, шевельнулся, вновь привлекая внимание Саске. У мужчины, похоже, сильно затекли ноги и он, скрестив их, сел на ковёр, так и не отпустив его колен из пальцев. Саске был бы не против поменять позу или просто подобрать ноги под себя — тесные скинни слишком плотно облегали кожу, а Наруто-сан был слишком близко. На ногах чувствуются его большие и горячие ладони. И это… Просто некомфортно, когда родитель в столь взрослом возрасте влезает в личное пространство. Саске, и так испытывающий миллион и одну эмоцию, попытался просто абстрагироваться и не зацикливаться на сильных руках, про себя повторяя кому они принадлежат. И что эта реакция нихрена не здоровая. Но каждый раз, заглядывая в глаза, ему приходилось убеждать себя по новой. Желание найти Боруто, привязать его к себе, если не цепью, то эмоционально, нет, к батарее приковать, чтобы никуда и никогда не ушёл, заполняло разум, отметая все здравые мысли. Казалось бы, Каваки ещë вообще ничего не рассказал, а сердце уже сходило с ума. Постоянно талдыча: мудак, это твоя вина! Если бы не ты!.. Всё было бы хорошо! Обвинять Харуно можно было сколько угодно, но это глупо, ведь это — лишь признание слабости и неспособности взять на себя ответственность за свой поступок, который когда-то показался очень разумным. Казалось бы — чуточку перетерпеть боль и всё: все счастливы и довольны, но жизнь вносит свои коррективы. — Боруто очень разумно поступил тогда, — продолжал Каваки, совершено не замечая, что происходит в головах людей рядом, и вообще, что рядом кто-то есть, — он не коснулся меня. Остановился в шаге, либо знал, что на рефлексах я могу не успеть остановиться, либо сам осторожничал. Теперь, проведя с ним достаточно времени, я склоняюсь ко второму. Могу охарактеризовать его в тот момент, как изучающего противника хищника. Сильного, хитрого, который знает свои сильные и слабые стороны. Я бы мог сказать, что это ошибочно, но нет. Боруто знает себе цену, знает, на что способен и часто слишком спокоен, когда любой другой человек будет нервничать, но, уверен, он с таким же лицом убьёт и бровью не поведёт, — Каваки размял шею и продолжил. — Минута молчаливых переглядываний, а я понял так много о нëм. И понял самое ужаснувшее меня тогда: я стал его целью. Будто вокруг никого и ничего больше не существует, что было бы хоть сколько-то способно зажечь его. Заинтересовать хотя бы. Я понял, что проиграл, когда отвёл взгляд. Уже тогда он победил. К сожалению, понял это слишком поздно. Лицо Боруто исказилось, он долго смеялся, и со стороны этот смех мог бы показаться обычным, но я слышал, как он смеялся раньше… И эта смена была для меня разительна. Этот хохот... Жуткий, болезненный, несколько безумный. Затих он так же резко, как и начался: Боруто улыбнулся и тут же стал хмур. Развернулся и пошёл, оставляя меня в подвешенном состоянии. Я, идиот, тогда допустил ещё одну ошибку: не сообщил о контакте, — Каваки обречённо вздохнул, признавая ошибку, и продолжил. — Сказать, что последующие наши встречи были иными — ничего не сказать. Каждая была хуже предыдущей. Боруто загонял меня в угол. Всё больше и больше, а я, как слепой телёнок, шёл на убой. Я не понимал его целей, но осознавал, что делаю всё так, как ему хочется: он каждый раз давал понять, кто главный. Кто пастух, а кто стадо. Я злился, каждый раз желая победить в этой бесполезной борьбе. Я не хотел проиграть мелкому пацану, у которого ещё молоко на губах не обсохло! — гневно бросил Каваки и, заметив, как сбоку кто-то пошевелился, увидел, как Наруто-сан морщится. — Простите, но это правда. И не самая позорная для меня, в которой я ещё собираюсь признаваться сегодня. Саске вздрогнул, когда Наруто-сан убрал руки с его ног и сложил их на свои. Наконец-то он смог поменять позу, попытался сам подобрать под себя ноги, но побоялся заехать в нос мужчине и плюнул на это дело. Опустил руки с чашкой, прикрывая пах, и наконец-то ощущая себя чуть более комфортно. Разговор и так непростой, а тут ещё кучу лишающих спокойствия факторов и эмоций. И вообще, Боруто — хищник? Серьёзно? Расчётливый и опасный? Что за бред! Боруто — маленький тёплый котёнок, да с коготками, да любящий свободу, но котёнок! Не гепард, не пума, не тигр, и, уж тем более, не лев! Маленький, тёплый котёнок! Каваки его просто не знает! Вот и всё! — Спустя две недели, Боруто стал испытывать грани допустимого, когда ощутил, что я привык к нему. Поняв, что я перестал остро реагировать на его выкрутасы, он вновь дал жару. Уйдя сам и уведя меня в лес, он позвал. Я чувствовал себя его ручным животным, поэтому каждый раз пытался доказать хотя бы себе, что это не так. Что это не он вьёт из меня верёвки, а что я это допускаю. Он ждал не больше минуты. И не дождался — я тогда решил поставить его на место. Доказать, что я… Не ведусь на его глупости, а лишь выполняю порученное мне. Но вновь оказался проигравшим: Боруто безошибочно нашёл меня. Хотя я был уверен, что неплохо работаю в поле и умею скрывать своё присутствие. Но этот мальчишка… Ему явно было забавно, когда я разозлился. Я дёрнулся было к нему — мне невероятно сильно хотелось научить его слушаться, но с колоссальными усилиями сдержался, чем вызвал его недовольство. Бросив мне, что я всё равно сделаю всё, что ему нужно, Боруто подошёл ближе, придирчиво изучая меня. Я тогда даже вздохнуть побоялся, хотелось казаться ему пугающим, старшим, хотя бы из-за физического превосходства вызвать в нём не страх, но опасение. Ага. Куда там? Он без малейшего признака нерешительности подошёл вплотную, — Каваки выдохнул, прикрыв глаза, — плюхнулся на колени и схватился за мой ремень от формы. Я опешил. Схватил его за волосы и толкнул в ближайшее дерево лицом. Не очень помню, что гневно шипел ему, но помню, что когда отошёл от него, то вздрогнул — на щеке оказалась ссадина от коры, а по его губам гуляла ухмылка. Я панически пятился, а он развернулся и вновь двинулся ко мне. В тот момент я отчётливо осознал, что не в силах с ним справиться. Мне стало страшно. Не понимал, что с ним не так? Почему он ведёт себя так. Что он хочет? Зачем ему я? Когда он вновь оказался вплотную ко мне, оказалось, что дальше сбегать мне некуда — я сам зажал себя в угол, уткнувшись спиной в толстый ствол. В тот момент от позора меня спасло только то, что я выше его и сильнее. Окажись это не так… — «я стал бы принадлежать ему раньше,» — слишком страшно, чтобы эти мысли обрели голос. Они не должны слетать с языка, он должен похоронить их в своей голове. — Боюсь, тогда бы он добился того, чего хотел, но, будучи физически не в силах скрутить меня в честном бою. Хотя-я, — он призадумался, — нет, он мог бы меня вырубить, опоить или исхитриться, но, во-первых, у него был бы лишь один шанс — в случае его неудачи, я бы не дал ему второго, а, во-вторых, моя пропажа привлекла бы слишком много ненужного для него внимания. Поэтому действовал он по-другому: хотел, чтобы я сам отдался ему. Подозреваю, что с самого начала он знал, что я не смогу долго ему противостоять, как бы не хотел. И сколько бы я не пытался грубить, хамить и высмеивать его — он был выше, ведь знал, что это всего лишь мои бесполезные потуги от непринятия его решения. Прижавшись ко мне, Боруто заглянул в глаза, руками потянул за мою шею, пытаясь заставить меня склониться, но я напряг её, кривился, злился и перехватил его за руки одной рукой, а второй врезал ему. Пытаясь донести до него, что не подобает ему вести себя так, да ещё и со мной. Что я совершенно не тот, кто должен быть с ним. Что… Он же такой… — Каваки виновато развёл руками, после вновь сцепляя пальцы, — Наруто-сан, он же выглядит таким маленьким. Я и представить не мог, что у него в голове. Я думал, что он только за ручки с девочкой ходит, что… Ну там, за косички дёргает и рюкзак носит, — Саске не сдержал надменного хмыка, невольно привлекая всеобщее внимание. Заметив две пары недовольных и одну оценивающих глаз на себе, Саске помотал головой и опустил взгляд в чашку. — Он никогда таким не был. Даже когда впервые полез целоваться был наглым и самоуверенным, знающим, что он делает и чего хочет добиться, — неловко вставил Саске характеристику Боруто. Наруто поджал губы. — Я не хочу слушать сегодня ещё и это, Саске, думаю, для меня истории Каваки хватит с головой и не на одну неделю — даже и не представляю, как всё это переварить, — подал голос Наруто, и Саске кивнул, вспоминая ситуацию: Боруто был очень избирательным в тот период. Придирчиво оглядывая каждую претендентку на самое сокровенное — трепетные и окрыляющие чувства, но так и не доверяясь ни одной. Саске к тому моменту так и оставался неприкасаемым. Это Учиха в пятнадцать ходил и демонстративно задирал нос, когда привлёкшая внимание девочка оказывала интерес. Боруто — мелкая, наблюдательная зараза — улёгся на чужую грудь, подложив под подбородок руки, когда они легли спать в его комнате — спать порозень оба отказались, ведь ранее всё равно их находили в одной кровати: Боруто рассказывал, что ему без «братика» снятся кошмары. Верили все, включая Саске, который не раз, ещё с самого детства, становился свидетелем беспокойства мелкого, когда тому приходилось засыпать одному. И, зная эту особенность, Саске сам порой не мог уснуть, переживая. И чувствовал себя наконец-то спокойным лишь тогда, когда мелкая вошь на цыпочках тихонько приходила и юркала под ожидающе откинутое одеяло. Саске честно тогда пытался уснуть, игнорируя непривычную тяжесть. Ранее, даже несмотря на всё-таки слишком тесную близость, Боруто спал на другой половине кровати, а тут он явно что-то хотел, пристально, в упор разглядывая Саске, и тот сдался — открыл глаза. Вопросительно приподнял бровь, вглядываясь в голубые глаза. Боруто не смутился, нахально ухмыльнулся и заявил, что знает, чем Саске занимается в ванной, когда сбегает от него и закрывается там слишком долго. «И?» — непонимающе нахмурился тогда Саске. «И то! — бодро оповестил голос, — тебе приходится делать это самому, потому что ты не доверяешь никому!». «Предположим», — допустил возможность Саске, силясь понять, что задумал хитрец. «Вот! Значит, сначала ты должен сделать это с тем, кому доверяешь изначально!» — продолжил мысль пацан. И, больше не считая нужным пояснять, приподнялся на руках, упершись об матрас с двух сторон от локтей Саске и, потянувшись, прижался к чужим губам своими. Учиха не шелохнулся тогда, сжал губы, во все глаза смотрел на отстранившегося и максимально недовольного Боруто. «Саске, — начал мальчишка отчитывающим тоном, — я тоже никому не доверяю, кроме тебя. И мы должны же как-то учиться этому. Ты же не хочешь, чтобы я опозорился перед девушкой?! — и, добивая, Боруто приблизился вновь к его губам, ощутив, что те стали податливее, не отрываясь, прошептал, — давай же, научи меня». Саске тогда состроил страдальческое выражение, чувствуя, как мелкий языком очень осторожно раздвигает его губы, а когда своим ощутил вторжение, то от неожиданности вздрогнули оба, и Саске, не выдержав, отпихнул Боруто от себя, облизал губы, садясь и обхватывая коленки. Мелкий казался довольным. «Что ты врëшь мне? — с обидой прошептал Саске. Боруто удивлённо поднял брови, не понимая, — ты умеешь целоваться! Так уверенно лезешь… Зачем так низко со мной..?» «Саске, ты дурак? Зачем же я стал бы врать тебе?» — Боруто подсел ближе и оторвал чужой подбородок от коленок, но Саске так просто не сдавался и ударил по рукам, пытаясь вывернуться, но Боруто вцепился и второй рукой, вновь прижимаясь к губам, но более не пытаясь насильничать или углублять. Ему нравилось просто касаться Саске, нравилось до дрожи. Учиха испугался, когда прочёл это в его глазах. «Саске, я никому не доверяю. Ты же знаешь, что я люблю только тебя. Это был мой первый поцелуй. Просто я... готовился, — он отвёл глаза, сам отстранившись. — Я не хотел, чтобы ты посчитал меня совсем неумёхой, и был уверен, что уж ты-то точно с кем-то… И не только такое. Поэтому просто читал и смотрел, как люди это делают», — Боруто смутился окончательно, но в следующий момент оказался в тёплых объятьях, а тихий шёпот призвал его спать. Мелкий уснул почти сразу, а внутри у Саске бушевал ураган. Боруто сопел, уткнувшись носом в плечо, и подобрал под себя ноги, почти параллельно Саске. Учиха пол ночи пытался убедить себя, что в поцелуе действительно ничего не было. Просто… Боруто — любопытный мальчик, и он просто помог «брату» переступить этот порог. Да кого Саске обманывал? Именно в ту ночь он осознал, что Боруто больше не маленький мальчик, с которым он столько возился, а взрослеющий подросток. С которым нужны границы. Иначе… Приучать Боруто спать одному стало ежедневными муками: он кричал, отбивался. Приходил и каждый раз был послан, скинут с кровати, но ему было словно плевать — спал на ковре у кровати Саске. Несколько раз, когда мелкий засыпал, Учиха, чертыхаясь, оттаскивал его на диван в своей комнате. И, через какое-то время, Саске пришёл к тому, что ждал, пока мелкий террорист уснёт у него, и уходил сам. Первое время Саске всё равно просыпался не один, но время шло, и Боруто взрослел. И как-то само собой между ними появилась какая-то неловкость, которая и стала сдерживающим фактором, создав некую стену. В семнадцать Саске мог похвалиться тем, что наконец-то спит один. Но если только в своей кровати… По неизвестной для него причине, Боруто прекратил приставать к нему дома, но стал охотно делать это вне, нагло и прилюдно. Правда, каждый раз вроде как оправданно: игры во что-угодно, якобы споры, штрафные поцелуи. Притворяясь пьяным, мог внаглую прижимать Саске, в том числе к другому человеку, и целовать. Взахлёб, но, слава Ками для Саске, дальше лёгких ласк никогда не заходило. То ли Боруто не хватало смелости решиться, то ли боялся, что уж этого Саске ему не спустит. Хотя прекрасно видел, что Учиха уже давно вошёл во вкус и прекратил выкаблучиваться, перестав скрывать свои реальные эмоции, начав испытывать некое удовольствие от ошарашенных взглядов одноклассников, приятелей и знакомых. Один раз их увидел учитель, но Саске смог надавить на него, приведя безапелляционные аргументы, которые учителю крыть было нечем, популярно объяснив, почему тому не стоит вызывать Нанадайме в школу и сообщать такое. И учитель, взяв с парней объяснение, что это был глупый спор (он в это не поверил), и обещание, что больше — ни-ни, отпустил. В тайне Саске мечтал, чтобы все узнали, и ему бы не пришлось больше скрывать себя и своих чувств. Говорить и обсуждать, что происходит между ними было очень боязно, поэтому и не поднимался вопрос, а, приходя домой, Боруто менялся. Становился замкнутым, неразговорчивым. Смотрел исподлобья и уже сам стал закрываться от Саске. Прошло всего ничего, но до Саске стало доходить… Его позиция становилась взрослее, появлялся иной опыт, кругозор расширился. Боруто замечал следы чужих касаний. Синячки, царапины, чужие запахи, ничего не говорил и в открытую не претендовал ни на что — лишь обиженно поджимал губы и уходил. И, в конце концов, теперь Саске сидит на чёртовом диване и слушает то, как его мелочь, его Боруто, охотился за другим человеком. Слишком неприятно, но он обязан слушать это. Он хочет знать, к чему привели его ошибки, нерешительность и попустительство. А что было бы… Не позволь он в один из таких уходов Боруто уйти? А если бы он схватил за руку, прижал бы к себе, да потребовал, чтобы Боруто либо озвучил то, о чём думает, либо никогда больше не подходил. Что было бы тогда? Осмелился бы Боруто заявить о своих мечтах и желаниях? Да какая теперь разница, что было бы… Ведь сейчас рассказ Каваки — то, через что пришлось проходить его Боруто тогда, когда он его оставил. Бросил. И вынудил справляться одному. — Я не говорю, что Боруто такой. Мне казалось, что он изначально создавал такое впечатление о себе. Нарочно, да и… Я слишком идеализирую его отца, — Итачи хмыкнул, чем привлёк внимание лишь брата, а Каваки, заметив открывшего было рот Наруто-сана, затараторил, лишь бы тот не успел ничего уточнить. — После почти прямого намёка он будто затаился. Я не знал, чего ждать, но постоянно ожидал подлянки. Не верил, что ему вдруг наскучило и он передумал. Каждый день с замиранием сердца выходил на смену. Но… — Каваки перевёл дыхание, вздохнул и, обняв себя руками, продолжил, — у меня даже мысли не проскальзывало сообщить об этом. Казалось, стоило только это сделать, и он бы проиграл, но не только он бы потерял возможность… Я бы потерял его. Это глупо, но с его появлением я стал ощущать себя иначе. Своей охотой он увлёк не только себя, но и меня, заставил подстроиться. Позволяя немного выдохнуть, до новой встряски. Боруто не дал мне много времени, но… Если честно, сначала вздохнув с облегчением, через ещё пару дней моя гордость оказалась задетой. И когда уже я из последних сил держался, чтобы лично не пойти узнавать, какого хрена — он опередил. Темнело, когда Боруто зашёл в лес. И позвал. Я дёрнулся, и, не успев даже сообразить, что делаю, как стоял перед ним. Я хмурился, когда понял, что сделал. Злился на себя, но я уже явился по первому зову, отчего он был крайне доволен. Он озвучил, что раз я стал ручным, то можно идти дальше. И как бы я не корил себя, как бы не злился и как бы не пытался скрыть мандраж, всё тщетно. Боруто видел меня насквозь. Ему не нужны были мои слова, он зрил внутрь. Он видел, как я вёлся на его шалости, видел, как я… Не мог противостоять ему. Как меня разрывало от противоречивости: желания склонить голову перед ним и понимания дикости своих же желаний. И всё это приводило меня в ужас. В панику. В… Да много во что, но, стоило появиться поощрению в его глазах, я словно забывал, кто он и кто я. Сложно… Чёрт, не думал, что это будет так сложно, — все молчали. Саске понимал Каваки как никто иной. Он знал это чувство, ведь сам так же тонул в этом дьяволе. Бросив взгляд на Наруто-сана, Саске захотел поддержать его, но побоялся коснуться; привлечь внимание к себе — вывести его из задумчивости. Зато ощутил возможным поддержать Каваки. Протянув руку, он опустил её на плечо, сжав пальцы. Каваки дёрнулся, глянул на чужую руку, а потом благодарно кивнул. Прочистил горло и продолжил, скинув пальцы с себя. — Боруто поманил меня к себе пальцем. И это стало одной из последних капель для моей выдержки. Я приподнял брови тогда и развернулся, чтобы уйти. Он оказался за моей спиной. Схватил за одежду, а я на рефлексе схватил его руку и долбанул его самого об дерево. Вновь. Но этого мне показалось мало. Я собою вдавил его в дерево. Я гневно рычал ему в лицо, а он… Его ухмылка и молчание бесили. Когда я выдохся и нервно дышал после многих гневных поучительных слов о том, что ему не подобает вести себя так! Но ему было дико плевать, казалось, что он даже не слышит меня. Оказался слишком близко, а понял я это слишком поздно — держал его руки, поэтому вцепиться в меня он не мог, но это не помешало ему… — Каваки шумно выдохнул, вновь ощущая теплую руку Саске на плече, но в этот раз не скинул её, а благодарно продолжил, — вцепиться в мои губы зубами и не отпустить. Я дëрнул головой тогда, и он прокусил мне губу. Простите, я бы хотел… Кому я лгу? Я не хочу ничего забыть. Я хочу помнить каждую безумную минуту рядом с ним. Осознавать. Что я мог ему помочь, но не сделал ничего. У меня были приказы. Я должен был их исполнять, но каждый раз забывал обо всём, — Саске сжал пальцы, неосознанно закусывая губу. Каваки, чувствуя себя ещё более слабым из-за поддержки человека, к которому испытывал неприязнь, попытался избавиться от этого чувства. Хоть он и искренне был благодарен за проявленные эмоции, перед Наруто-саном хотелось казаться более уверенным. И раз уж он натворил всё это, то хотя бы должно складываться впечатление, что он отдаёт себе отчёт в своих действиях и способен нести ответственность за них. Наруто-сану достаточно своей совести и боли, ещё не хватало, чтобы он решил жалеть его! А он может… Он же такой… Положив руку на запястье на своём плече, Каваки на несколько секунд сжал пальцы Саске, выказывая благодарность, а после отвёл их в сторону, показывая, что не стоит. — Я вновь ударил его, разбив губу. Боруто прикрыл глаза на несколько секунд, а распахнув, я увидел, что в них… Чëрт, они горели, а он, не отводя от меня глаз, облизал губы да подставил вторую щеку. — Каваки… — голос Наруто оказался хриплым, он прочистил горло, — слишком сложно осознать, что мы говорим о моём мальчике. Так что… пожалуйста… давай ближе к делу. — Да, извините, — Каваки, не в силах смотреть на сенсея, смотрел перед собой, а сам будто смотрел на тот жуткий оскал подростка, которого сам же и прижимал к дереву. — Я отпустил его тогда и трусливо сбежал. Выдохнуть он мне не дал. Заявив, что я всё равно сдамся, он уверенно пошагал куда-то. Я следовал за ним, держась на расстоянии. Я очень боялся, что он натворит дел, — Каваки сжал зубы и, болезненно выдохнув, продолжил. — Разговора я не слышал. Но он ввязался в драку с двумя пьяными бугаями. И, если бы хотел, убежать смог бы точно — сейчас уже я прекрасно знаю, на что он способен, а тогда… Я сдался, когда… Когда один поставил его на колени, а второй стал расстëгивать свои штаны. Я вырубил их обоих, не уверен, что они живы — не проверил, думал о другом. Его… Дёрнул за руку и потащил за собой. Скрутил и закинул в машину. Что я хотел доказать ему — не знаю. И решение принял дурацкое. Сейчас понимаю, что нужно было в руки Итачи-сана сдать. И рассказать всë. Но тогда… Я был взведён. Мне сложно пояснить, почему я поступил так, как поступил. Я притащил его к себе. Швырнул на ковёр. А сам только тогда осознал, что делаю. Отступил от него, но куда там. Боруто дёрнул меня за руку и завалил задницей на пол, а спиной я больно долбанулся тогда о диван, сам же он плюхнулся сверху. Ударил меня, я его. Получая от меня, он орал, что я девчонка и глажу его, а не бью. Хотя я видел, как на нём расцветал синяк. Я вскочил тогда, подмяв его, и навис сверху. По итогу долбанул его головой в лоб. Я орал, чтобы он прекратил всю эту херь. Обещал, что забуду, если он сейчас же отпустит и начнёт вести себя хорошо. А он елозил подо мной и хохотал. А когда я выдохся, он заявил, что я никому ничего не скажу. Сука, и он же прав был. И я тоже это знал, — Каваки рукой прикрыл глаза, надавив на их, и, отняв руку, продолжил. — Склонился я сам, отчего-то мне думалось, что если позволю поцеловать себя, он успокоится, но я был так наивен… Он коснулся губ, а потом тихо, так, будто само признание может уничтожить его, попросил взять его, уточнив: так, чтобы за болью он забыл себя, — Каваки глянул на бледного Саске, читая в глазах всю боль, что тот чувствует. — Тогда я понял, что он сломан. Я увидел в его глазах чуть ли не вселенскую боль и просто не смог позволить ему и дальше страдать одному. И в какой-то момент, сам не понял, как он потянулся ко мне и… — Каваки прочистил горло, глаза его сузились, говорить о себе было явно сложнее, чем говорить о поступках другого, особенно того, к кому испытываешь неприязнь. Но Учиха понимающе молчал, за что Каваки был ему благодарен, — Я не… не понял, как и каким образом, но он оказался на моих коленях и отчаянно целовал. Придя в себя, я… Нахмурив брови он почесал лоб, скользнул опасливым взглядом по задумчивому Наруто и заламывающему пальцы Саске, чашка в его руках опасно покачивалась, так и норовя облить. — Когда я пришёл в себя, — продолжил Каваки, — спихнул его с себя вновь, а он обидчиво поджал губы, пошатнулся и упëрто попытался залезть обратно. Вскочив, я схватил его за шкирку и прижал к стене, попытавшись объяснить, почему это — херовая идея, но уже не кричал, а пытался действительно донести, что план — говно. Но Боруто было плевать, он и слушать не стал, совершенно отказываясь воспринимать мои слова. Он пытался ещё несколько раз, в итоге я психанул, затащил его в ванну и окатил водой. — Не помогло, — обречённо роняет Саске, поощряя дальнейший рассказ, но тут же ловит полыхнувший бешенством взгляд Каваки, который сразу же тухнет, встречая почти синий взгляд Наруто. Пальцы Узумаки белые от напряжения, на скулах заходили желваки. Учиха поджимает губы от боли в бёдрах — Наруто сам не понял, когда вновь вцепился в чужие ноги, и Саске, перехватив чашку одной рукой, второй невесомо касается запястья Наруто-сана. — Извини, — виновато произносит мужчина, ослабляя хватку. Саске лишь понимающе кивает, подлезает пальцами под ладонь, но тот непонимающе вскидывает брови. Учиха сжимает пальцы, делясь своей поддержкой, пониманием тяжести чужой вины, и Наруто благодарно улыбается ему одними уголками губ. — Не помогло, да, — наконец продолжил Каваки, и Наруто перевёл на него тяжёлый взгляд, — мокрый, дрожащий, но совершенно не чувствующий этого, он вновь потянулся ко мне, а я всё ещё наивно противостоял ему, хоть и сдался. Но он не злился. В его взгляде скользнула не обида, а восхищение — он, заметив, что его губы кровоточат, блаженно облизал их, — Каваки сполз ниже по дивану, словно пытаясь стать меньше. Но, взяв себя в руки, расправил плечи, сел ровнее, а голос стал бесцветным. — Его неадекватная реакция привела меня в замешательство. Ощутив мою слабость, Боруто дёрнул меня на себя, вымачивая под льющейся из лейки водой, но кто бы знал, как мне было плевать на мокрую одежду, которая мерзко липла к коже... — казалось, что Каваки сейчас там. В том дне, видит Боруто перед собой, чувствует его сбитое дыхание, его кровь в своём рту, когда тот целует его, сам раскусывая его ранки. — Он сам… — Остановись, я понял. Опусти подробности, я не хочу знать, как ты его взял. — Извините, Наруто-сан. В последний раз я трепыхнулся было, но он умолял меня не оставлять его наедине с болью, и я просто не смог. Понимал, но не смог, — Каваки тяжело вздохнул. — И я сдался окончательно, подумал, если он просит, если это ему действительно поможет, если… Короче, нашёл себе оправдание. И сжал ему горло, а он закатил глаза и заурчал, как довольный кот, прижался ко мне, так доверчиво, что меня повело, — Каваки бессознательно зацепился сознанием за картинку воспоминания. Боруто схватил его за одежду на груди. Притянул к себе, впиваясь жадными губами. Каваки одну руку не отнимал от его горла, а второй упирался в стену за спиной парня. Чувствовал металлический привкус, ощущая, как агрессивно и требовательно кусал мальчишка. Пальцы дрожали, а губы сохли, когда Боруто под его взглядом демонстративно медленно отпускал его одежду. Каваки, почувствовав, как Боруто сглотнул, как бился пульс под пальцами, сжимал их, наблюдая, как мягкие окровавленные губы медленно приоткрылись, но кислород так и не заглатывался, хоть он и пытался ртом тянуть воздух. Каваки поражал сам себя: не мог оторвать восхищённых глаз от мокрого Боруто, от его мутных глаз, красноватого лица, дрожащих губ. Он притянул его за горло к себе, второй рукой удерживая за затылок. Властно вталкивая язык в открытый рот, Каваки чувствовал заполняющую его жадность, невероятное желание овладеть им. Выпускать Боруто из своих рук не хочется, поэтому Каваки лишь ослабляет хватку, а мальчишка облизнул губы, нервно втягивая воздух носом. «Ты же хочешь меня. Так возьми», — прошептал мальчишка, заглядывая в саму суть серых глаз. Каваки гневно выдохнул, выпустил чужую кожу из пальцев. Резко схватил футболку, сдёрнул мокрую ткань с дрожащего тела — вода, попадающая брызгами, не самая горячая, да и открытая дверь создаёт сквозняк. Было видно, как светлые волоски на нежной коже мальчишеских рук торчали. «Раздевайся», — рыкнул Каваки, отступив на шаг от ванны. Боруто шевельнулся не сразу. Будто не верил, что добился. Трясущимися руками расстёгнул ремень, стянул липнувшие к ногам джинсы. Скинул мокрые кроссовки. Каваки отключил воду, схватил своё полотенце и, обхватив через него мальчишку, вытащил из ванны и уволок покорное тело на кровать, кинув его туда. «Вытрись», — бросил Каваки, а сам, скрипнув зубами, пошёл в ванную. Пока отжимал одежду и вешал её, хотел сам себе свернуть шею. Мальчишка заражал его. Заражал собою. И Каваки действительно хотел его, но хотел прижать его к сердцу, ласкать, обнимать, зацеловать всего, но, вернувшись, увидел покорный, брошенный через плечо, взгляд Боруто, который, будучи голым, стоял на коленях подле кровати спиной ко входу. Ремень, что был зажат в руках, сам взметнулся и врезался в нежную кожу. Боруто вздрогнул, но ни единого звука не издал. «Блядь», — вновь замахнувшись, выматерился Каваки, опасливо бросил взгляд на свои руки и, будто впервые увидев, отшвырнул ремень. Пытаясь придумать, как быть, он нервно плюхнулся на кровать, уткнул локти в колени и закрыл лицо ладонями. Слыша движение, Каваки не среагировал, но, ощутив, как Боруто чем-то тёплым трётся о его внутреннюю часть отведённого бедра, распахнул глаза и наблюдал за мальчишкой. Поощряя его, Каваки схватил за светлые волосы, сам прижимая его лицом к себе. Прижал и отпихнул. Боруто потянулся было к ремню, но тут же получил по рукам. Каваки схватил за запястья и свернул мальчишку, сам оказавшись сверху, прижал его к кровати. «Ты не растянут», — прошипел Каваки в шею, вызвав мурашки. Пропустил меж их телами руку, поднырнув под свою одежду и расстёгивая её. «Возьми…» — прикрыв глаза, шепчет Боруто. «Зачем оно тебе? Почему тебе так важна боль?» — закончив со своей одеждой, спрашивает Каваки. «Заткнись и просто вставь!» — прорычал Боруто, приподняв ягодицы, насколько возможно, находясь снизу. «Придурок!» — рыкнул Каваки, одной рукой перехватил под грудь, второй пытаясь втолкнуть член в задницу. Боруто кусал губы, уткнувшись носом в руки, в попытке сдержав слёзы. Каваки рычал за спиной, ему больно — мальчишка нервно сжимался, он невероятно тугой, сухой, но мужчина упорно пытался. Каваки, злясь, откатился и схватился за голову. Это невозможно. Всё неправильно, всё какой-то бред. Не должно быть так! Он закрыл глаза руками. Безнадёга. Но мальчишка рядом, всхлипнув, подобрался к нему, и Каваки ощутил, как влажный язык коснулся опавшего члена; как рука, меньше его собственной, аккуратно сжала член, зафиксировав, и втянула его в рот. Против воли хозяина, член налился быстро. Боруто, виновато блеснув влажными глазами, втянул в себя и отпустил. Мужчина потянул руки к нему, и мальчишка прижался щекой к горячим пальцам. Он потёрся о ладонь, а в его глазах плескалась вселенская грусть и молчаливая мольба не оставлять. Каваки сгибается и, схватив за шею, нежно коснулся губ и ошарашенно отстранился — на светлых полосчатых щёчках виднелись влажные капли. Боруто хлюпнул носом и отвернулся. Мужчина дёрнул его к себе, заставив смотреть в лицо; пальцем стёр слезинку; потянул его к себе, заставив лечь сверху, и, жадно целуя губы, шептал: «Не надо, я всё сделаю, малыш, — Боруто вздрогнул на обращение, замер, переставая отвечать на поцелуй. — Да почему ты такой израненный?» Каваки тяжело вздохнул, не выпустив мальчишку из рук. Задавая вопрос, он осознавал, что тот так и повиснет в воздухе. Оторвавшись от сладких поцелуев, Каваки вновь гладит щёку, сводя ладонь к мягким губам. Пальцем он давит на нижнюю губу, и Боруто покорно приоткрывает рот, но непослушный влажный язык пытается вытолкнуть, и мужчина, оцарапав нёбо, впихивает свои пальцы слишком глубоко в глотку. Боруто давится, но стоит Каваки, испугавшись, попытаться вытащить их, как мальчишка вцепился в его запястье и сам заглотил. Слёзы брызнули из его глаз, но он упорно пытался продолжать. «Идиот», — обречённо выдохнул Каваки, погладив по затылку. Мягко высвободив влажные пальцы, подтянул Боруто за ягодицы по себе выше и мягко огладил сфинктер. «Не надо», — сглотнул Боруто. «Заткнись», — взрыкнул Каваки, агрессивно проталкивая пальцы. Боруто выгнулся, и Каваки второй рукой за поясницу прижал его к себе. Пытался найти мягкие губы, но чёртов мальчишка крутил головой, кусал свои губы, но в итоге уткнулся лбом в шею самого Каваки. Боруто хныкал, крутился, выгибался, сам болезненно насаживался на пальцы. Этого всё равно недостаточно, чтобы разработать мышцы и лишить этого дурака боли, но облегчить процесс — вполне. Обхватив Боруто двумя руками, Каваки подмял его под себя. Приподнялся и встал на колени у пухлых губ. Боруто приподнял голову, сам обхватив толстый член горячими губами. Мужчина толкнулся внутрь, заставив мальчишку щурить глаза и стараться дышать носом, когда Каваки бёдрами подаёт назад. В один момент, толкнувшись внутрь, замер и вытащил свой член из горячего рта, а, спустившись, подхватил Боруто под ягодицы. «Ты не передумал?» — скрывая надежду, спросил Каваки, но даже не надеясь, что тот, кого так хотелось к сердцу прижимать и ласкать, передумал. «Мне это нужно… Я по-другому не вынесу эту ебучую жизнь, — Боруто облизал губы, разводя коленки. Он потянулся рукой и, обхватив запястье, в котором Каваки удерживал член, направил его в себя. — Кавак-ки, пожалуйста…» Мужчина сжал зубы, прогибаясь под желания подростка. Ведомый рукой Боруто, он подался бёдрами вперёд. Туго, но уже не так болезненно, член вошёл внутрь. Боруто тяжело дышал, выгнувшись, он боялся глубоко вдохнуть, отчего нервно дрожал, во все глаза глядя на мужчину. Склонившись, Каваки поймал его губы, а, отпустив, рукой подхватил под шею, прижимаясь лбом ко лбу. Второй рукой держа мальчишку под ягодицу, прижав его к себе, он не позволил себе прикрыть глаза, заставляя себя запомнить каждую эмоцию с его лица. Боруто руками пробрался под спецовку, царапая ногтями поясницу. «Я бы хотел быть с тобой нежным», — не сдержал Каваки рвущуюся изо рта милую чушь, осторожно толкнувшись бёдрами. Боль исказила лицо мальчишки, он закусил губу и откинулся на кровать. Каваки, ненавидя себя, толкался ещё и ещё, перехватив и второй рукой под ягодицу, пытаясь наконец-то сделать Боруто приятно. Входя под разными углами, Каваки искал простату, пока жалобные всхлипы не сменились на приятное мычание, и он облегчённо не выдохнул. «Не-ет, грубее! Не смей нежничать со мной», — слетело с уст Боруто, вызвав в Каваки ярость. Стиснув зубы, он рукой зажал ему рот, совершенно не желая слушать, что несёт этот чертёнок. «Я буду с тобой таким, каким захочу, а ты же будешь меня слушать и подчиняться, — прорычал Каваки, окончательно приняв Боруто в свою власть. — Ты понял меня?!» Он убрал руку от губ, выпрямился и вцепился пальцами в бёдра, при каждом толчке втрахивая в матрас. «Я не слышу», — Каваки сощурил глаза и склонил голову набок, резко дёрнув мальчишку под бёдра к себе. «Я должен ответить «да, господин»? — с придыханием, между толчками, выдохнул Боруто, на что Каваки поморщился. «Ты должен ответить то, что хочешь ответить, кретин», — фыркнул Каваки. «Я понял тебя, Каваки», — промычал Боруто, прикрыв глаза и смяв одеяло в пальцах. «Открой глаза. И не смей думать ни о ком, кроме меня!» — замечая исказившую лицо болезненную гримасу, прорычал Каваки. И Боруто тут же распахнул глаза, благодарно впиваясь в лицо. «На колени, Боруто», — вытащив член и ударив по бедру, приказал не понимающему намёка мальчишке. Тот исполнил быстро и беспрекословно — вскочил на коленки и прогнулся. Каваки ощутил, как Боруто восторженно прижался к нему, когда он накрыл его своим телом сверху, закрыв от этого мира. «Мой, — не сдержал Каваки и этот восторженный шёпот. — Приходи ко мне. Всегда». «Приду», — выдохнул Боруто, и Каваки ощутил, как он затаил дыхание, замычав на одной ноте, а тело его задрожало в руках. Не сдерживая себя больше, через несколько быстрых толчков излился. Поцеловал светлые пряди и, заставив Боруто вытянуться под собой, улёгся на него сверху, а спустя буквально минуту мальчишка завозился, в нервной попытке сбежать. «Не отпущу. Ты остаёшься здесь», — лениво произнёс Каваки, прерывая возню под собой. «Отпусти, — плаксиво произнёс Боруто, но Каваки не ответил. Пропустил руку под его живот и, огладив, прижал к себе. — Но…» «Я всё сказал», — закончил разговор Каваки, чувствуя, как приятная нега переходит в дрёму. Боруто затих. На удивление Каваки, когда через пару часов он панически соскочил с кровати, Боруто нашёлся на кухне. Мужчина облегчённо выдохнул, облокачиваясь о стену между кухней и залом-прихожей. «Спрашивай», — сглотнув, разрешил Боруто, завернувшийся в плед. Он с ногами забрался на большой подоконник около стола, держа в руках чашку. «И ты ответишь? — недоверчиво хмыкнул Каваки. Боруто скользнул взглядом по голому телу и отвёл его в окно. — Я так и думал. Давай договоримся: я тебе не враг». «Ты работаешь на моего отца», — парировал Боруто. «Хах, но это не помешало тебе», — мальчишка смутился. «Я… Ты мне понравился, — выдал он задумчиво, — мне показалось, что ты сможешь дать мне то, что мне нужно. Я ошибся?» — отпивая, он бросил пытливый взгляд на Каваки. «Не ошибся, — сквозь зубы ответил он, — но у меня будет условие, — Боруто приподнял бровь, побуждая выказать его. — Ты, что бы ни случилось, идёшь ко мне. Не калечишь себя, — он кивнул на исполосованные руки Боруто, на круглые ожоги на них, на сбитые костяшки. Боруто поглядел на свои руки, будто первый раз их увидел, но, переведя взгляд на мужчину, серьёзно и осознанно кивнул. — Не лезешь в пекло, не пытаешься кому-то что-то доказать, а приходишь ко мне». Просто позови меня по имени. Каваки не позволит себе забыть. Ему достаточно прикрыть глаза и голубые, полные боли глаза с потерянным поблёкшим взглядом навсегда внутри. — После два дня я не отпускал его от себя, а потом понял, что и не отпущу. Он казался довольным, вновь улыбался, хоть я и видел, как он морщится от боли. Я понимал, что это такая задница… Но я подсознательно чувствовал, что стоит попытаться копать, и я его потеряю. Поэтому просто позволял ему быть рядом, когда нужен ему. Он уходил и приходил, когда заблагорассудится. Я понимал, что не хочу ничего менять. В какой-то момент, я осознал, что мне страшно его потерять. Я привык к его жестокости к себе, исправно творил, что он просил, но каждый раз приглядывался к нему, смотрел, — пусть он со мной делает что хочет, главное, чтобы во всём остальном у него было всё в порядке. Насколько возможно. Потихоньку, он сам стал доверять мне и иногда приходить и болтать, не умолкая. И тогда я понял, что вот он — шанс. Я пытался агитировать его на поход к психологу, но он тут же закрылся. Я пытался обращать его внимание на то, что его тяга к саморазрушению — нездоровая вещь, но молча помогал ему. Я пытался… Но недостаточно. Я боялся, что если продавлю его, то мы можем его потерять. Его психика очень хрупка, но даже тогда я не понимал насколько. В полной мере это открылось после твоего появления, Саске. Его жутко трясло. И, конечно же, каждый раз после встречи с тобой, он приходил, тогда я и понял. Понял, что пропал в нём. И, как оказалось, он тоже об этом знал прекрасно… И пользовался. Этот мальчишка… — Каваки замолчал, опустив голову, схватился руками за шею, впивая пальцы в её основание. Когда Каваки замолчал, подняв готовый ко всему взгляд к Наруто, повисла тишина. Каждый думал о своём. Мужчина ответно смотрел в глаза, сжимая пальцы Саске в руке. Сам же Учиха выглядел обескураженным, оплёванным и поникшим, сжав тёплую ладонь. Тишина была столь сильна, что вибрация телефона Итачи тут же привлекла всеобщее внимание, но он, проигнорировав три разных взгляда, встал и вышел из гостиной. Итачи и самому было о чём подумать. — Итог: мой сын, которого я, как мог, старался оберегать от тяжести жизни, защищать, заботиться, холить и лелеять, нуждался вовсе не в этом? — Наруто, осознавая, что вот-вот взорвётся, старался максимально не поддаться чувствам, чтобы не натворить дел. Вдох-выдох-вдох. Погладить чужую тёплую руку пальцем. Выдох-вдох-выдох. Не отрывать взгляд от виноватых, глубоко раненых глаз — отражений души. — Чёрт, ну почему он не считает меня своим главным соратником? Почему он просто не пришёл ко мне? Почему вы оба не пришли ко мне?! Идиоты! — таки вспылил Наруто, вырывая свою руку, и, поднявшись на ноги, стал ходить взад-вперёд. Его вопрос не подразумевал под собой ответа, но Саске открыл всё-таки рот. — Наруто-сан, я… Я думал. Правда думал о разговоре с вами, да если бы я знал, что вы вместе с… — Наруто останавливается, вскидывает на него хмурый взгляд, а серые глаза Каваки смотрят с неодобрением, — то есть, я имею в виду, что вы так спокойно отнесётесь, — я бы прибежал к вам. Но я жутко боялся, что Глава узнает. Постоянно думал, что будет с Боруто, если я расскажу хоть кому-то. И я… Я бы не простил себя, если бы именно я стал бы источником его проблем, а на деле всё… Именно этим я и стал для него. Чёрт, Наруто-сан, я так сильно люблю его, но я уверен — мне нет прощения. Я не заслужил его прощения. Простите, — Саске закусил губу, отворачиваясь в сторону. — Глаза бы мои вас — кретинов — не видели, — Наруто потёр лицо ладонью. И обернулся на арку, ведущую из гостиной. Итачи прижимался к косяку, уложив на него голову. — Ты знал? — Догадался, — подтвердил Итачи. Наруто шумно выдохнул. — Как давно? — У меня появились подозрения, когда Харуно явилась к нам, но сомневался. Я разговаривал с ним на той неделе, а в четверг Саске подтвердил. Что же касается Каваки… — Четверг. Чёртов четверг, — перебил Наруто, резко оборачиваясь на Саске. — Что было на той чёртовой встрече? — Я потерял голову. Он захотел мне отомстить и справился на все сто. Боруто зажал Обито в углу. А я… Я — ревностная скотина, — честно признался он, ощущая, как становится не так ослепляющее тяжело. — Обито? Какого ещё… — глаза Наруто расширяются. — Учиху?! — Да, Учиху, Наруто-сан. Я не снимаю с себя никакой ответственности, но Боруто… — Да, Боруто может довести кого угодно, — поддакнул Каваки, и Саске фыркнул, тепло улыбнувшись уголком губ. — Я обезумел от ревности, — продолжил он, — чтобы не сорваться на нём после долгого времени держания себя в руках, я ушёл в туалет, но Боруто… Видно, что просто мой вид растревожил его, он тоже прибежал и осел на пол, а после пошёл умыться, и я слетел с катушек. Да так сильно, что не оставил на нём живого места. — Убить тебя готов был, когда увидел. Почему ты бросил его? — встрял Каваки. — Потому что припёрся Обито, и я трусливо сбежал, за что поплатился. — М-м, ты про то, когда привёл его ко мне после него? — Да, я… Обито решил преподать мне урок, знал, что я не подниму никого, что я не стану из-за себя раздувать скандал в клане. Он собирался просто… Отзеркалить мои действия на меня. — Он хотел тебя изнасиловать? — Каваки удивлённо вскинул брови. — Отсутсуки, почему ты обоюдный жестокий секс называешь изнасилованием?! Ты серьёзно считаешь, что я сделал бы хоть что-то, что Боруто бы не понравилось?! — злясь, прорычал Саске. — А ты серьёзно думаешь, что Боруто признался бы в этом? От тебя он примет всё, — нравоучительствует Каваки. Наруто молча смотрел на эту перепалку, окончательно поняв, насколько глубоко ранен его сын. А эти двое орут друг на друга, обвиняя. Хотя оба повинны в этом. Один создал всю эту ситуацию, а второй поддерживал, хотя обвинять Каваки ему сложно. Он даже не представляет, как сам бы повёл себя на его месте. — Хотя в случае меня с Обито — это так и было бы. И… Я считаю, что я должен был через это пройти. — Но святой Боруто пришёл и защитил твою неприкосновенную задницу? — Да, — тихо ответил Саске, поведя плечами. — Я думал, он меня ненавидит, а он… — в голосе звучала горечь, неприкрытая боль, — тогда я не ушёл, не оставил его. Покорно ждал, перебирал варианты… А он лишь поцеловал. Блядь, — руки Саске затряслись, и он чуть не выронил чёртову чашку. — Я, когда увидел воск, тот чёртов ошейник на нём и проклятого тебя, обнимающего его, думал, просто по стене тебя размажу. — А я винил тебя, Каваки, в развращении своего сына и хотел разорвать, — обречённо подал голос Наруто, встревая в болезненный разговор. Он уже совершенно не уверен, что хотел знать о таких подробностях сексуальной жизни сына. — Я знаю и ничего против не имел, но Боруто — имел, — тяжело вздохнув, ответил Каваки. — Я боялся его потерять, поэтому мне не хотелось говорить, что я не только один из ваших подчинённых, а воспитан вами, сенсей, — Каваки стыдливо отвёл взгляд, — поэтому я сомневался, что вы действительно пустите пулю в меня, хотя… Кто, если не вы? А на всё остальное я был согласен. Он просто поставил меня перед фактом, точнее даже не он, а Карин-сан. Простите, что тогда пошёл с ними, я хотел быть ближе к Боруто. Не важно как, лишь хотел защищать вашего сына. — Моего сына? То есть, для тебя в первую очередь Боруто — мой сын? — скептически спросил Наруто, пытаясь не думать, что как отец он облажался полностью, но и как сенсей повёл себя не лучше. Поэтому, чтобы обвинить этих двоих, стоит начать с себя, да только чего стоит признать это самому себе? Кусающий губы и щёки Каваки отвечать не спешил, но Наруто и так для себя уже всё решил. — А для тебя? — перевёл он свой взгляд на притихшего Саске. — Для меня Боруто — это в первую очередь Боруто. Тот, перед кем я жутко виноват, тот, кого люблю, — так и не отведя взгляда от чашки в руках, тихо ответил Саске. — Отлично, просто прекрасно. И кто из вас двоих скажет мне, где сейчас мой сын? — Неизвестно, — отвечает совершенно не тот, кому вопрос адресовался. — Итачи, в каком это смысле «неизвестно»? — Наруто резко поворачивается на свою «тень». — Мы ищем его, Наруто. Вчерашней ночью он ушёл от Саске и след его простыл. Каваки подозревает своих. Саске же высказал идею повторения ситуации, ведь считает, что сам опять во всём виноват, — Итачи напряжён. Его голос не говорит, а рапортует факты. — Если бы я не спросил… — Наруто сжимает кулаки. — Я бы и не сказал, — Саске восхищается бесстрашием брата. Он бы не смог так спокойно смотреть в глаза Наруто-сану. — Нет смысла, ведь действительно нет следов. Кроме предпоследней точки его маршрута, но, как утверждает Сарутоби-сан, ни его, ни его детей дома в ту ночь не было. Они всей семьёй находились в гостях у… — Погоди, Итачи. Мой сын просто растворился? — Именно это я и говорю. Но Боруто — человек. И он не мог раствориться, разве что он неведомые науке техники знает. Наруто приподнял брови, пожевал губами да принялся чесать затылок. — Какого хрена мы тогда здесь сидим? — Наруто, выдохни, я делаю всё, что возможно. Ты же знаешь. — Пойдём, — Каваки склонился к Саске и потянул его за плечо. Тот кивнул и, поставив чашку, направился следом. Наруто, увидев движение, хотел было рыкнуть на них. — Наруто, я хочу, чтобы ты успокоился и подумал головой! — отобрал Итачи всё внимание. Не оборачиваясь, он кивнул, когда ощутил на себе взгляд отото. Каваки, уже вышедший в коридор, дёрнул Саске за руку. — Идём, Итачи-сан сможет успокоить Наруто-сана. — Ты не волнуешься за Боруто? — тихо спросил Саске, следуя за Каваки на второй этаж, где находились личные спальни, совершенно не задаваясь вопросом, куда тот его ведёт. Каваки остановился, обернувшись, бросил уничтожающий взгляд и отвечать не стал, поднимаясь дальше. Саске смутился, перебирая ногами следом. — Зачем мы здесь? — сглотнув, спрашивает Саске, заходя вслед за Каваки в комнату Боруто. Всё так знакомо и незнакомо одновременно. Он в этом доме бывал не так много, после того, как сам уехал из семейного дома, а в комнате Боруто и подавно, но эта комната… Она очень схожа с его старой. Даже вроде бы обои те же, но в этой комнате, в отличие от старой, такое чувство, будто хозяин только-только вышел умыться и сейчас вернётся: смятая кровать, а «уши» на длинном проводе лежат на краю. Одеяло практически сползло на пол. На спинке компьютерного кресла висит пара футболок, к одной из которых Саске тянет руку и касается ткани. Половина стола завалена несколькими тетрадками и канцтоварами, а на стене яркий плакат каких-то рисованных парней с чёрной собакой у ног. Рядом распечатки азбук: хираганы, катаканы и начальный список иероглифов, греческий алфивит, список планет с расстоянием в астрономичеких единицах. Саске с нежностью улыбнулся, сдерживая болезненую эмоцию, но губы сами растягиваются в болезненном оскале; пробковая доска с явно от руки нарисованными на мелких листочках различными картинками, до боли знакомые изображения для Учихи: символика клана и его личная, нарисованная чёрной ручкой много-много раз. Даже на чёрном компьютерном коврике под мышкой чем-то выцарапана. Сердце ёкнуло, понимая, насколько часто Боруто думал о нём. Так же на столе попались глазу пара пустых картонных стаканов из-под кофе. На комоде у стены свалка из пледа и одежды. Посреди комнаты небольшой бежевый коврик. Саске скинул тапочек и ногой потёр ворс — мягкий, длинный. Накрыло невероятным желанием завернуться в одеяло с кровати, вдохнуть полные лёгкие любимого запаха и прикрыть глаза, задремав в хоть каком-то подобии спокойствия и надежды. — Думаешь, он тебя ненавидел хоть когда-нибудь? — привлёк внимание Каваки. Он, запихав кулаки в карманы, наблюдал за Учихой. Саске молчал. Оглядев комнату, Каваки нашёл принесённую из его квартиры сумку Боруто, покопался в ней и вытащил на свет до боли знакомую подвеску. Саске, увидя, рефлекторно схватился за свою, но Каваки перехватил его руку и впихнул в неё кулон, принадлежащий Боруто. Сталь обожгла горячие ладони холодом, и Саске стало тяжело дышать. Больно. Сложно. Он рефлекторно сжал часть сюрикена в ладони, чувствуя, как затупленные грани всё равно болезненно впиваются в кожу. — Он любит тебя, глупый и дурной ты Учиха. Когда он найдётся, — Каваки закусил губу, но заставил себя продолжить, — когда он найдётся, лишь в твоих руках спасти его от тьмы. Если ещё не поздно. — А ты? — А я лишь болезненный способ забыться, — бросил Каваки. Не в силах скрыть эмоции, он отвернулся и стремительно вышел, оставляя Саске рефлексировать одного.

***

Боруто чувствует холод. Голова раскалывается. В конечностях ощущается тяжесть, скованность. Они кажутся зафиксированными — пошевелить ими почти не выходит. Глаза ничего не видят. Тело покрывается мурашками от холода, под спиной чувствуется твёрдая поверхность. Слышны шаги и странные, непонятные звуки. — Боруто-кун, — голос тягучий, плавный, практически незнакомый, — ох, как ужасно, — кто бы он ни был, он цыкнул языком. С глаз что-то упало и по ним больно ударил свет. — Ты извини, я говорил им, что это лишнее, — мужчина, чьё лицо проступило, казался знакомым, но Боруто тяжело вспоминал события последних суток. — Ты же помнишь меня, птенчик? — Орочи… — голос пропал, Боруто прокашлялся, — Орочимару. Мужчина кивает, помогая подняться с пола и, сделав несколько шагов, сесть на кровать, стоящую позади. Сам он сел рядом. — Где я? Но мужчина не отвечает. Его белый халат, накинутый поверх фиолетовой рубашки и чёрных брюк, делает его ещё более бледным, болезненным, а взгляд в тусклом свете единой лампы под потолком кажется опасным. Волосы же, собранные в высокий хвост, качаются при каждом движении его головы, приковывая взгляд. — Птенчик, ты такой нетерпеливый, — обманчиво ласковая улыбка касается его губ. Боруто напрягается, когда рука проходится по его влажному лбу, поправляя светлую прядь. С недоверием глядя во взбудораженные глаза мужчины, он боится шевельнуться. Опасность, которую он ощущает своей кожей, захватывает его. Боруто сглатывает, позволяя мужчине погладить себя по щеке. И он, ведя подушечкой, повернул палец ребром, царапая нежную кожу и оставляя неприятное ощущение. Узумаки опасливо косится на пальцы близ своих глаз, но отдёрнуться не решается, да и не даст это ничего — он по-прежнему связан. Возвращает очи к золотистым напротив: они горят, вызывая неприятные мурашки на шее. Орочимару касается напряжённых губ, которые под уверенными холодными пальцами упрямо сжимаются. Его глаза лихорадочно блестят. Боруто напряжён, он не понимает ни что происходит, ни что ждать от этого мужика с жуткой аурой, ни где он и почему он вообще связан? — Вы принципиально игнорируете мои вопросы? — Боруто дёргает головой, отстраняясь от слишком нахальных рук почти незнакомого человека. Он поджимает губы, потому что сам полностью отстраниться не может — Орочимару перехватывает за верёвку на его запястьях и дёргает на себя, но тела больше не касается, пристально вглядываясь в голубые глаза. — Ох, Боруто-ку-ун, — он вскидывает головой, и его собранные волосы дёргаются, показавшись из-за спины. Мужчина, замечая пристальное внимание, перекидывает локоны вперёд. Боруто вздрагивает и, мотая головой, приходит в себя, смущённо потупив взгляд. — Нравится? Опасно блеснувшие хитрые глаза смотрят свысока. Боруто не отвечает, отрицательно мотнув головой. — Зачем я вам, — пробормотал он, пытаясь перевести неугодную тему и, смотря на свои связанные руки, уточняет, — не хотите? Мужчина склоняет голову набок, придирчиво оглядывая Узумаки, который намекающе вскидывает руки, и, приподнимая бровь, всё-таки заглядывает в золотистые глаза, силясь понять и хоть как-то предположить да представить, что у него в голове. — Ты знаешь, наверное, — он задумчиво прижимает палец к губам. — Нет. — Я вам так сильно нравлюсь? — Боруто закатывает глаза. — И боитесь, что сбегу? Вы что, мой сталкер? — О нет, птенчик, никуда ты не сбежишь. Сам захочешь остаться со мной, — он вновь вскидывает голову, ведёт рукой по волосам и, откинув их, возвращает всё внимание к объекту своего повышенного интереса. — Интересно, почему же я должен остаться со своим похитителем? — Боруто подтягивает ноги к себе, отползая к краю кровати и облокачиваясь на стенку. Но похоже Орочимару это не понравилось, ибо он вновь перехватывает верёвку, дёргая её на себя, вынуждая Боруто вытянуть руки. — Я не настолько больной. — Ты сам-то не знаешь чего хочешь, просто храбришься. Настоящий птенчик, Боруто-кун, — восхищённо тянет Орочимару, растягивая гласные. — Хватит так меня называть! — вспыляет Узумаки, зло хмуря брови. — Ты такой забавный, — мужчина дёргает плечом, и халат падает, оказываясь на кровати. Орочимару, игнорируя свою вещь, вновь резко, с усилием, дёргает за верёвку на себя, заставляя Боруто резво вскочить на колени. И парню, чтобы не уткнуться носом, приходится дёрнуть руками, силясь поймать равновесие и избежать неловкости, что Орочимару позволяет, ослабляя натяжение. — Вы! — гневно выдыхает Боруто, отталкиваясь от чужого бедра, злясь ещё больше, когда натыкается на наглую усмешку. — Не переживай, сексуально ты меня не интересуешь, — от прямоты Узумаки хмурится. — У меня к тебе интерес иного толка, но если будешь хорошо себя вести, я могу и передумать, — скептически заканчивает он, явно издеваясь, замечая, как в голубых глазах сначала скользнуло облегчение, сменилось недоверием, а после щёки вспыхивают ярким румянцем. Боруто отворачивается, всем видом показывая, куда Орочимару может пойти со своим предложением. — Давай руки, — насмешливо обращается он к недоверчиво повернувшему голову Боруто. Парень придирчиво изучает спокойного мужчину и, развернувшись, протягивает запястья. Орочимару одним неуловимым движением развязывает верёвку, и она наконец-то оказывается вне чужой кожи. Боруто морщится, растирая запястья. — Что за интерес у вас ко мне? — холодно, но с проскользнувшей ноткой любопытства, спрашивает Боруто, когда мужчина встаёт и отходит к двери. Орочимару оборачивается, несколько секунд смотрит на смущённого парня, но, так и не ответив, покидает помещение. — Как он? — кто бы сомневался. Сын караулит под дверью. — В порядке, я же обещал, — Орочимару пристально смотрит на отпрыска. — Извини, я просто волнуюсь. — Знаю. Прекращай. Ты же сам прекрасно знаешь, что так ему будет лучше. — Да, отец, — Мицуки согласно кивает. — Это было лишним, не находишь? — Орочимару впихивает в руки сына верёвку. Мицуки отворачивается, кусая изнутри щёку и впивая пальцы в неё. — Я боялся, что он навредит себе, когда очухается, — в сторону говорит он. Орочимару приподнимает бровь, но сын мотает головой и через секунду выглядит собранным. — Когда я смогу увидеть его? — Когда он будет к этому готов, сын мой. Показалось, или Боруто слышит голос Мицуки? Очень жаль, что слов не разобрать, может быть хоть тогда можно было бы хоть что-то понять? Боруто обречённо выдыхает и оглядывается: небольшая комнатка, кровать, стол, стул, белые стены и никаких окон. Где же он? Озадаченно почесав затылок, Боруто удобно устраивается на кровати, подкладывая руку под голову. — М-да, весело, — хмыкает себе под нос. Почему-то хочется улыбаться. Опасности во всей ситуации он не ощущает. Скорее... Спокойствие? Какая-то приятная возможность спрятаться от всего мира и себя. Возможно, именно это и имел в виду Орочимару-сан? Этот отец Мицуки… Сам Мицуки? Вовлечённость друга оказывает удивительное влияние: Боруто подсознательно не хочет относиться к ситуации враждебно. Анализировать нормально не получается, так может и не стоит? Утро вечера мудренее, так ведь говорят? Боруто хмыкает, поражаясь своей же реакции. Он устал. Он просто от всего устал. Поджав под себя ноги и свернувшись калачиком, блаженно прикрыл глаза и уткнулся носом в подушку. Первый раз, засыпая, он не имел никаких мыслей в голове. Было приятно думать, что тут его никто не найдёт, как бы эгоистично это не было. Первый раз за всю его жизнь он не вспомнил о Саске.