***
Обычно собранный, внимательный и прилежный Учиха в этот вечер в университете никак не мог перестать думать о любимых глазах. Они — будто поверхность океана, наполненных ненавистью и презрением. Он как мог запрещал себе думать об их обладателе, но его мысли от всего улетали обратно к этой невероятной картине. Мальчик, его волосы отрасли с момента, когда он видел его в последний раз, его рост — явно стал выше, плечи стали массивнее, а бедра все такими же соблазнительными. Украшение, что висело на шее, радовало и пугало своей родственностью. Пухлые губы манили вцепиться в себя и почувствовать вкус любимой сладости подростка. У Саске зефир давно и крепко засел в ассоциации с Боруто. Так, когда он посмотрел и поймал взгляд глаз, которые какое-то время назад смотрели с большой любовью, огромной, щенячьей преданностью, словно на кумира сейчас же источали ненависть и неприязнь. Было очень больно, хотелось броситься к нему, валятся в ногах, молить о прощении. Саске считал, что об этом не может быть и речи, ведь иначе эта боль, что он причинил своим предательством обладателю этих глаз, совсем не была верным поступком. А уж в это он жутко не хотел верить, ведь тогда та боль, разъедающее его чувство ненависти к себе, что все это время чувствовал он сам, и та боль, что он увидел сегодня в его глазах, были слишком сильной ценой за ошибку. Саске попытался сконцентрироваться на лекции. Даже записать что-то, но рука просто вывела пару букв и остановилась, а голос лектора опять пропал с периферии слуха. Он вспомнил, как увидел всего на секунду, как Боруто встал во весь рост, он изменился. Тело стало более оформившееся, особо сильно мышцы не выпирали, да и видел он его лишь в одежде, ах, а как бы хотелось… Саске ударил себя по лицу, опуская взгляд в конспект. Наконец пара кончилась и он, закинув все свои вещи в сумку, перекинул её через плечо. Вышел на улицу, кутаясь в чёрную куртку. Побрел в сторону метро, время было позднее, но проходя мимо магазина, поразмыслив, что все равно не уснет рано, решил заглянуть и прихватить хотя бы банку пива, но будучи уже на кассе, вернулся и взял ещё две. Добрался почти до дома, но туда ему идти уж совсем не хотелось, видеть эту розоволосую дьяволицу. Поискав глазами, плюхнулся на скамейку у соседнего дома, открыв холодное пиво, выпил. Хотя пить холодное в холод — не лучшая идея, и обычно он бы так не сделал, сам всегда говорил Боруто, что если тот хочет выпить, лучше пусть пьёт дома, с ним. «С ним»… Опять его мысли оборвалась, первая банка кончилась, достал вторую. — Эх, сейчас бы покурить, — пробормотал он. Как на удачу, мимо проходил какой-то мужик, суровой наружности, Саске его окликнул и спросил про курево. Тот хмыкнул, выдал ему несколько сигарет, спросил про зажигалку, но Саске мотнул головой, мол есть, тот кивнул и пошёл дальше своей дорогой. Учиха с наслаждением прикурил, что делал только когда ему было либо совсем хреново, либо когда пил, сейчас было и то, и другое. — Боруто, какой же я дебил, — выдыхая дым, сказал в пространство. Перед его глазами опять всплыло стройное тело юноше, сюрикен на его шее. Он улыбнулся, было так приятно, что он помнит его, но от этого боль опять накрыла его сердце. Саске откинулся на лавочке, присползая, всматриваясь в чёрное небо. Допив последний глоток пива и выкурив все сигареты, он достал телефон, уже за полночь. На экране высветилось несколько пропущенных от Сакуры. Звонила давно. Решил не перезванивать, ведь просидел он тут прилично, пошёл к «себе». Хотя эту квартиру он никогда не считал своим домом, так, местом для ночлега. Стараясь не разбудить спящих девочек, он вставил ключ в замочную скважину, повернул и открыл дверь. Яркий свет ударил в глаза. Значит Сакура не спала, он расстроился, надежда, что он сегодня с ней не увидится, таяла. Войдя в квартиру, он сбросил сумку на пол, снял куртку, повесил. Собирался было пройти в ванную, заметил девушку, что стояла, облокотившись на дверной косяк. — Ты сегодня совсем поздно, Саске, — тихо сказала она, ловя его недовольный расфокусированный взгляд, — ты пил? — отчитываться ему совсем не хотелось, но не принять этот факт было глупо. — Пил, — спокойно ответил он. Направляясь в ванную, ее слова догнали его уже в там. — Ты не голоден? — Нет, иди ложись, я лягу в гостиной, — открывая дверь, чтобы девушка услышала его, ответил Саске. Ложью это было откровенной, он сегодня ничего не ел, да еще и пива напился, но чем быстрее он отправит её спать, тем быстрее ему полегчает. Он умылся, помыл руки, провел все банные процедуры, глянул на себя в зеркало. — Да я красавец, — сказал сам себе, разглядывая трупного цвета лицо, синяки под глазами, жуткую тоску в глазах и, ко всему прочему, сгрызенные губы, что за сегодня стали главным предметом терзания, все в трещинах болели, и Саске пытался зализать их языком, но все, чего добился — это, ко всему прочему, они еще и обветрились. Он добрел до дивана, так и улегся, не раздеваясь, скрестив руки на груди.Глава вторая: «Эй, я хочу тебя».
24 января 2022 г. в 16:13
Выбегая из колледжа, Боруто уже понимал, что сейчас ему нужно больше всего и что он хочет. Успокоиться и забыться, отвлечься, раствориться в чем-то или ком-то. Ему не пришлось долго придумывать, да и зачем, если более умные люди уже давно все придумали за него?
Напиться и утрахаться вусмерть. Скорее всего, это именно то, что возможно поможет Узумаки расслабиться и забыться. Остался лишь вопрос в персоне на такое счастливое и приятное времяпровождения. Вариантов на столь щедрое предложение, в виде его прекрасного, у него имелись. На ходу он пролистывал список контактов, задумываясь над надписями.
Карин Узумаки — ну нет, это вообще не его случай. Девушка являлась дочкой правителя их страны — Огня. А Боруто то, в свою очередь, был сыном правителя их города — Конохи. С ней, можно сказать, были рабоче-приятельские отношения. Познакомились они много лет назад, когда Итачи встречался с ней, взяв младшего с собой, Саске тогда сильно болел и с ним оставался Наруто.
Карин часто просила Боруто составить компанию на встречах и мероприятиях. Хоть и не смотря на сильную разницу в возрасте в семь лет, они легко находили общий язык, что очень нравилось обоим, но у других всегда вызывало непонимание. Особенно на эту почву любили писать свои статейки желтые журналюги. Постоянно «уличая» обоих Узумаки в чем-то непотребном, да и приписывая им кровное родство — которого у них сейчас не существовало. Возможно, настолько дальний родственник, что даже история не помнит его имени, и был родным для этих двоих, но сейчас об этом даже думать — смешно.
Боруто нравилось бесить этим отца, да ему в принципе нравилось злить отца, ведь хоть так старший Узумаки уделял ему внимание, хоть какое-то. О, как же он был счастлив, когда поймал его взгляд на одном из мероприятий высшего общества. Отец был этим очень недоволен. Наруто вообще не любил, когда его несовершеннолетний сын лез в политику. Предпочитая оберегать и защищать его, да и держать его как можно дальше от этого жуткого болота. Ведь его славный мальчик, по его личному мнению, был просто не приспособлен к этой стороне мира. Он был слишком добрым, слишком нежным и слишком домашним. А момент, когда Боруто стал вести себя, как и все подростки пубертатного периода — он просто пропустил, да и куда уж там, у Наруто же работа!
В этом Наруто совершенно не сходился во взглядах с Итачи, который, наоборот, считал, что Боруто — полезно набираться опыта, наблюдать и справляться с ситуациями в жизни. Если Узумаки старался отдалить сына от всего этого, Учиха же наоборот — поддерживал и поощрял попытки младшего влезать во все это, но сам всегда тенью стоял за его плечами, готовый помочь, поддержать и, в случае надобности, спасти.
Итачи обучал воспитанника различным полезным вещам: самообороне, как вести себя, как защищаться или атаковать, как подстраиваться под ситуацию, как не попасться, а собственно, чему еще мог научить лучший спецагент, лидер команды специального назначения — АНБУ; а ныне личный защитник господина седьмого тени города Конохи — Узумаки Наруто — Нанадайме и Хокаге.
А так как Наруто был полностью занят защитой и заботой о городе и его жителях, сын, поддерживаемый человеком, воспитавшим его, спокойно шел на конфликт с отцом. Но из-за специфичности работы — Итачи почти все время не находился рядом с Боруто. Но старался уделять ему как можно больше времени, после того как Саске стал по мнению брата самостоятельным, когда завел семью. В тот момент старшие Учиха и Узумаки — конечно же, увидели, что что-то произошло, но никто из них так и не смог выковырять своих обоих воспитанников, до истинной проблемы, почему когда-то самые близкие люди вдруг стали чужими. Или не захотели, посчитав их взрослыми? Или просто махнули рукой? Ну а кто сейчас то разберет?
Наруто и Итачи вели одинаковую политику по воспитанию Саске и Боруто. Наруто просто любил их, защищая, старался отдалить их от грязи, а Итачи наоборот — всегда бросал в самую гущу событий, обучал и поддерживал. Но если Саске изначально был более ответственным, внимательным, прилежным, то Боруто, в свою очередь, был раздолбаем, делал все спустя рукава, быстро загорался и так же быстро сдавался. Он был тем, кто просто действовал, потом думал. И как ни странно, всегда выбирался из дивных ситуаций, выезжая своей харизмой, улыбкой и милыми голубыми глазами. Он умеючи этим пользовался — нежной внешностью — подарком от папы, за который сын был искренне благодарен.
Поэтому Наруто каждый раз злился, стараясь уберечь своего ребенка от своей же участи. Каждый раз наблюдая лично своего сына на шикарных мероприятиях, в компании дочери правителя страны, которая жила в этом городе, чтобы контролировать ситуацию в нем и лично докладывать даймё — отцу. Наруто принимал такие условия, хоть и скрипел зубами, ему было не по душе, что кто-то следит за ним. Хоть в открытую это и не афишировалось, но они там в правительстве, не лыком деланные. Вся эта ситуация заставляла его беспокоиться за сына, за свой город и за то, как же ему действовать, чтобы не навредить ни себе, ни сыну, ни своему любимому городу. Но ничего поделать не мог, так как сын хоть и палился время от времени. Тем, что его замечали в ее компании — предоставить не ей, ни ему отцу было нечего. Не было никаких фактов чего-то запретного.
Да, его несовершеннолетний сын находится на встрече правителей, но ведь Боруто стоит у стены и просто время от времени что-то негромко говорит красноволосой в идеально сидящем на ее шикарной фигуре, изящном, дорогом офисном костюме девушке, в ярко-красном цвете подстатье ее роскошным волосам. Карин улыбается, делает неопределенный знак рукой, Боруто отстраняется и стоит дальше прикованный к стене. Вот она махнула рукой, и он принес ей фужер с напитком.
А Наруто совсем не понимает, почему его сын ведет себя с ней, словно она недосягаемая, какая-то иная, из другого мира. Или он просто давно не видел, как его сын общается с девушками? А то он уже было подумал, что Боруто принижает свой статус. Который ему даровал отец своим постом. До которого Наруто так давно готовил его приемный родитель и желал он сам. Хотя тут в Конохе Боруто имеет больший статус. Он — сын правителя города, а она лишь дипломат, но и дочь правителя страны, что для Конохи — ни холодно, ни жарко, но в случае чего, может подпортить отношения. Наруто побаивался, что когда-нибудь у него могут быть проблемы из-за своего сына и Карин. Ведь девушка — слишком опасна. Внешне очень мила и добра, но совершенно не понятно, чего от нее можно ожидать, даже Итачи ничего на нее почти не смог найти. А они точно были уверены — с ней нужно держать ухо востро.
После окончания официальной встречи происходило торжество и Боруто танцевал с молодой красоткой, был очень галантен, обходителен, учтив, отец весь вечер косился на сына, но тот будто не видел, не чувствовал. Но ведь присутствие рядом с ней Узумаки младшего давало ему огромный статус. Ведь он единственный наследный принц, огромных финансов семьи. А девушка имела свои доходы, помимо своего происхождения, имела не только ослепительную красоту, но и бойкий ум. А тот как будто делал вид, что он простой человек рядом с высокопоставленной особой.
В какой-то момент Боруто пропал с глаз отца, а после ушла и женщина. Было еще несколько ситуаций, когда он лично, где-то вдалеке рядом с ней, видел сына, но как только тот собирался подойти к ним, сын исчезал. Были моменты, когда до Наруто доходили новости, что его сына видели с ней, но тоже все выглядело очень невинно. Один раз дошла информация, что Боруто на руках унес ее из здания. Отец очень тревожился, ведь это могло плохо сказаться на его власти или как-то сказаться на репутации их клана. Но поймать сына дома, чтобы обсудить эту ситуацию, у Наруто не получалось: сын словно каждый раз чувствовал, и так же, как на светских встречах, он каждый раз исчезал из дома, когда Наруто хотел поговорить с ним об этом. И пока что эта ситуация осталась без внимания Узумаки старшего.
Боруто помотал головой, не, она точно не даст ему ни первого, ни второго. Но может дать денег, как она всегда и делала, после того как он составлял ей приятную компанию, за разговором или на встречах. Какие-то милые невинности у них были, но на секс она никогда не намекала. Она точно не подойдет, да и с ней нужно быть идеальным, а он просто хотел напиться, быть собой, расслабиться и почувствовать чужое тело. Да и он хотел ослабеть в чужих руках, а не расслаблять кого-то. Соответственно, дама — не подойдет.
Каваки Отсутсуки. Да, вот он — идеальный вариант. Симпатичный и простой, правда грубый парень, зато всегда честный и открытый, правда только с ним. Познакомились давно, более нескольких лет, наверное. В какой-то момент отец сказал, что Боруто ведет себя слишком самонадеянно и необдуманно, поэтому ему нужен надзор, а Итачи, к сожалению, на очередной миссии — то они подобрали ему няньку.
Изначально парень держался на расстоянии, не показывался, но Боруто всегда чувствовал его за собой. И ему было до жути любопытно посмотреть, что там за нянька. Он извернулся и ухитрился заставить его вылезти, ведь не зря его учил сам Итачи-сама! Заставив Каваки поверить, что он упустил Боруто. Подросток обхитрил его, и когда тот стал искать его. Узумаки подкрался со спины, но был обнаружен. Но все же знакомство состоялось под громкий смех и добрые подначивания от младшего. Мужчина был явно не доволен.
Отсутсуки на вид было лет двадцать-двадцать два, Боруто был поражен, когда узнал, что тот старше на десять лет, вместо трех-пяти, как он думал. Тощий и длинный, но жилистый Каваки казался ему кем-то родным и близким. Он бы, наверное, смог довериться ему. Хотя после Саске — доверять это не про него. Правда, это он так думал. Но все равно каждый раз подпускал людей к себе и, искренне улыбаясь, сам старался помочь и поддержать людей, но никому сам не доверял. Уж такая натура. Привык Узумаки все держать в себе, а людям не открываться. Вот и сошлись два одиночества, один просто не спрашивал и не имел привычки лезть в душу, а второй не открывался, испытывая комфорт оттого, что не нужно улыбаться, а можно быть просто слабым. Почему-то рядом с Каваки он не боялся быть слабым, и хотя бы просто грустить. И всегда чувствовал себя защищенным, когда отец, в связи с какими либо событиями, вновь отправлял Отсутсуки на слежку за сыном.
Каваки никогда ничего от него не требовал и не просил. Но если Боруто было что-то нужно, тот всегда готов был помочь, но плата за его помощь была специфичной. Именно та, которую он и хотел, но на которую до этого он шел не охотно. Узумаки набрал номер, пошли гудки.
— Ого, вот это заявочка, Узумаки, не ожидал твоего звонка, — рассмеявшись, поздоровался Каваки.
— Ахах, и я рад тебя слышать, Каваки.
— Чего изволите, моя принцесска? — насмехался Каваки. Узумаки звонил только тогда, когда ему что-то было нужно. И соответственно, когда он готов был предоставить расплату.
— Есть у меня к тебе дело, — не изменился в голосе Боруто.
— Ты знаешь, какова моя цена.
— Именно на нее я и рассчитываю, козлина, — ехидно прохихикал Узумаки.
— Ни хрена себе, я не ослышался? — переспросили его, пропуская конец фразы мимо ушел.
— Не ослышался, я кину тебе геоточку, заберешь меня? — уточнил мелкий нахал.
— Ну дай подумать, его сиятельство, сам Боруто требует от меня секса, еще и предлагает себя сам, я че идиот отказывать тебе, белоручка? — надменно проржал в трубку, Каваки.
— Ну вот и не выебывайся, придурок, — Боруто скинул вызов. Он сел на качели, которые попали ему на глаза, скинул геолокацию. Через пару минут телефон завибрировал, Каваки скинул ему с карты города время и путь с точки, где был он, до места Боруто.
«Всего двадцать минут, хорошо, повезло, что он куда-то, похоже, ездил и оказался в этих краях», — убрав телефон, Узумаки стал разглядывать небо. Он поежился, все-таки середина октября, температура уже падала, и в кофте уже было прохладно. Что-то укололо в районе солнечного сплетения через одежду.
Боруто опустил глаза:
— О черт, я надеюсь, он его не заметил, — прошептал Боруто, сдирая с себя подвеску и пряча я ее в сумку. Телефон опять завибрировал. Пришли несколько смс-ок, с соцсетей:
«Где тебя искать, солнце?» — написал ему Мицки.
«А он смазлив, это ОН?» — пришло от Чоучоу.
«Этот Учиха, тебя как-то обидел? Моя истеричка😉», — Обито, как всегда, издевался. Как же всё-таки эти Учиха похожи.
Боруто закатил глаза, отвечать не хотелось от слова совсем. Еще чуть-чуть — Каваки его заберет и можно вообще выключить телефон нахрен. Видать, собрание уже кончилось и всех отпустили; пока Узумаки куда-то брел и раздумывал, а значит очень скоро эта троица, самые волнующиеся за его личную жизнь «друзья», будет ему названивать.
От невеселых мыслей его оторвал сигнал машины. Боруто понял голову и улыбнулся, Каваки приехал. Он нажал на выключения телефона, вытащил симку из него, пока шел к машине, открывая дверцу и плюхаясь на переднее сидение рядом с водителем.
Коротко стриженные на затылке блондинистые волосы и верхние черные, с длинной челкой, что лезла в глаз, Каваки очень шла такая стрижка. К этим грубым чертам лица молодого парня, казалось, что он не сильно старше самого Боруто. Но тот в своей жизни уже хлебнул, что отпечаталось на его лице, и в свои двадцать семь он мог многое поведать, рассказать и подставить плечо юному Узумаки. В нем Боруто был уверен, несмотря на все говно, что происходило в его жизни. Он с легкостью мог назвать этого грубого, развязного парня своим другом, ему никогда не нужны были деньги от наследного принца. Наоборот, бывало, и сам одалживал ему. Ведь все счета Узумаки младшего контролировались его отцом, кроме счета, что открыла Карин для него, к нему у отца доступа быть не должно, да и навряд ли он знал о нем. По крайней мере, Боруто очень надеялся на отсутствие знания у отца, что вселяло некоторую надежду. Каваки хмыкнул, наблюдая, но ничего не спрашивая, как Боруто кинул в бардачок симку и телефон, отдельных друг от друга, и блаженно откинулся на сидение.
Машина тронулась, Отсутсуки играючи управлялся с ней, выезжая со двора на трассу.
— Я так понимаю, что ты хотел бы выпить? — поинтересовался мужчина.
— Неужели у меня на лице все написано? — недовольно буркнул Боруто, хмуро вздохнул.
— Не, я ж тебя знаю, идиота. Ты только в редких случаях такое творишь, — он кивнул в сторону бардачка.
— А-а… да, знаешь, возьмешь мне пару бутылок вермута? — хмыкнул Боруто, уже представляя себе сегодняшний день и вечер.
— У-у, что-то явно стряслось, — гоготнул Каваки, — что-то еще, принцесска?
— Заткнуться еще тебе бы не помешало, — Боруто надул губы, — ладно, чего-нибудь пожрать, я не ел со вчера, и бутылки четыре лимонной газировки, — Каваки кивнул, до магазина они молчали. Мужчина сбегал в него, кинул мешки на заднее сидение, и повел машину в сторону своей квартиры, в которую никого кроме Боруто не пускал, предпочитая всех остальных людей видеть либо в общественных местах, либо снимать отель на ночь для встречи с красоткой. К мужикам его не тянуло, Узумаки был исключением из всех его жизненных принципов, абсолютно из всех.
Припарковавшись, вытащив пакеты из машины, напомнил своей принцесске про телефон. Тот нехотя достал его из бардачка и кинул в сумку. Поднявшись в квартиру, Боруто облегченно снял ветровку и кинул ее поверх сумки на пол, стянул не развязывая кроссовки. Подхватил пакеты и потащил их на кухню, пока Каваки раздевался, оглядел кухню.
— Алло, тебя убираться не учили? — начал свою обычную шарманку в своем духе Узумаки. Он оглядывал грязную посуду, заваленный стол, валяющие вещи в гостиной, что примыкала к кухне без двери. В квартирке была всего одна отдельная комната, не считая ванной и туалета. Но именно в этой заваленной квартирке, рядом с этим неотёсанным болваном, он чувствовал себя в безопасности и спокойствии, конечно же только после того, как он обычно, первым делом, уберет всю квартиру. Иначе он тут не успокоиться.
— Зачем? У меня же есть моя принцесска, вот и займись, — Каваки, переодевшись в тканевых серых спортивных штанах и черной с синим футболку, плюхнулся на диван в гостиной перед телевизором, тыкаясь в телефоне. Боруто тяжело вздохнул, оглядывая фронт работ. Он стянул с себя футболку, кинул ее в лицо наглому мужику. Тот ойкнул от неожиданности, когда что-то белое прилетело, стащил ткань с лица, перевел взгляд на мелкого.
— Ах ты ж, уже нарываешься? — откинув телефон на диван, он подскочил к Узумаки, щекоча. Боруто визжал, смеялся, пытаясь выкрутиться из его больших рук. Подросток хихикал, пинаясь, укусил Каваки за плечо. Наконец-то вырвавшись из рук, схватил свою футболку и отнёс ее в спальню. Там открыл небольшой комод, в котором хранились несколько его вещей. Кинул туда футболку, помедлив, снял и штаны. Каваки с нескрываемым удовольствием наблюдал за переодеванием своей принцесски, а тот и не думал ни дверь закрывать, ни смущаться. Нагнулся, демонстративно напрягая задницу, роясь в комоде в поисках шорт и какой-нибудь футболки.
Каваки облизался, как кот после сметаны, разглядывая упругие ягодицы, в облегающих коротких, цвета фуксии, шортах. Узумаки с довольной ухмылкой прошел мимо него обратно на кухню, собрал всю грязную посуду. Открыл холодильник, выкинул из него все сдохшее, разобрал пакеты, сложив по ящикам, холодильнику: продукты и бутылки. Протер стол, поглядел в гостиную. Там подобрал все валяющиеся на полу грязные вещи, отнес в ванну, закинул в стиралку. Собрал остатки грязной посуды в гостиной, отнес к раковине, протер столик под телевизором, который стоял близко к дивану. Он был вытянутой формы, на него перед экраном часто ставили чашки. Перемыв всю посуду, Боруто довольно оглядел пространство вокруг себя, почесал затылок и все-таки решился.
— Так, я подмету полы, а ты сходи выкинь мешки с мусором, иначе к ночи они завоняют, — ткнув в парня пальцем, распорядилась «принцесска». Каваки нехотя подчинился: он знал, что его герой-любовник мог быть ужасен в гневе. И лучше не доводить его. Когда он вернулся, Боруто закончил с уборкой и готовил стол к поеданию и питию. Стол на кухне стоял вплотную к широкому подоконнику, на который юнец и вытащил бутылку вермута, бутылку лимонада — его пассия не любил такое. Он взял себе текилу. Ее Узумаки тоже любил, но сегодня предпочтенье отдал другому. Достал лимончик, нарезал его, поставив на подоконник, рядом со стулом Каваки. Из тумбочки рядом с плитой достал соль, поставил к лимону, дорезал огурец, выложил его на тарелку к другим овощам, тарелку поставил к быстро нарезанному салату, а в микроволновке разогрел готовое жаркое, прихваченное из супермаркета, в последнюю очередь, разложил в тарелки.
— А ты не взял мне, да? — глаза Узумаки были очень печальны. Каваки ухмыльнулся, ткнул рукой в нижний правый ящик. Боруто, проследив взглядом за рукой, полез туда, достал пачку любимого зефира. Он радостно подбежал, плюхнулся на колени, пересевшего за стол Каваки, обнял его за шею и вцепился в мужчину благодарным поцелуем. Тот, радостно улыбаясь, попытался скинуть шустрого юнца, если тот сейчас же не слезет, он наброситься на него, ведь последний раз он приходил к нему пару месяцев назад. А без него у Каваки не было желания с кем-то другим спать. Отсутсуки не воспринимал секс без чувств, как бы это странно не звучало про такого холодного и отстранённого парня с другими, и такой заботливый и переживающий с Узумаки.
Каваки не хотел признаваться себе в каких бы то ни было чувствах к Боруто, ему просто было комфортно рядом. Он не был готов утопать в любви, да и вообще это не о нем и не про него. Но как только на горизонте начинало маячить это голубоглазое, блондинистое чудо, он не мог сдержать улыбки. Внутри сразу же все теплело.
Боруто ойкнул, почувствовав требовательные ладони на своих ягодицах. Он решительно скинул руки, сразу же спрыгнул с колен и наконец-то вернулся на свой стул. Вскрыл пачку любимого лакомства, ставя ее рядом с собой. Вермут же он передвинул поближе к Отсутсуки, тактично намекая, что стоит и налить.
— Приятного аппетита, — радостно взвизгнул Боруто, запихивая кусок мяса в рот. Каваки же не спешил есть, нет, он тоже был голоден, но сначала решил поухаживать за голубоглазкой, поняв не озвученную просьбу налить тому, не забыл он и о себе. Отсутсуки никогда не лез на свою «принцесску» сам, всегда это делал младший, в какой-то момент вот ему приспичило, тогда, когда он был максимально готов. Ему лишь оставалось дождаться этого момента, приятно проводя время с постоянно болтающим подростком, который говорил обо всем на свете: о новостях, о том, что его любимые качели покрасили, о том, что его лимонад менее лимонный, чем в прошлый раз, или что нового у его друзей. Каваки, по его рассказам, был знаком со всем его окружением, Боруто никогда не стеснялся ему рассказывать, как он приставал к кому-то, как шутил. Мужчина охотно смеялся вместе с юношей, отвечал на вопросы о работе, делах. Да и как не быть заочно знакомым с его окружением, если Отсутсуки работал на Узумаки-старшего, находясь в личной охране Боруто? Последний год тот был приставлен, скорее, как надсмотрщик, но это никого из них не смущало, подросток скорее расстраивался, когда на смену заходил не он, а его сменщик, с которым мальчик и говорить то не хотел, не сложилось. Но контроль за ним был не постоянный, а имел стихийный характер: случалось что-то — и отец сразу же ставил охрану.
Создавалось впечатление, что это их ежедневный быт, словно вот так они и живут, вдвоём, но это все лишь иллюзия. Как только Узумаки решит, что с него хватит этой ванили, он соберется и уйдет, а когда он теперь позвонит ему в следующий раз, остается только гадать.
— Ну и стерва же она, эта твоя подруга, — ворчал прилично пьяный Боруто, — что ж ты ее не трахнешь, раз она так напрашивается?
— Да ну-у-у, трахать ее, еще ж потом проблем не оберешься, а если залетит? Нахер надо такое счастье, — парировал Каваки, ну не будет же он говорить, что у него только одна принцесска, которая никогда его всерьез не воспринимает?
— М-да, и то верно. Я-то не залечу, со мной то можно, — подмигнул Боруто, вставая, со своего стула и повторно плюхаясь на колени к другу. Каваки выпил рюмку, поставил, чмокнул Узумаки в нос, тот хихикнул, стаскивая с себя футболку.
— Сегодня нет никаких запретов, можешь делать что захочешь со мной, — заговорщически ухмыльнулся он, наблюдая как расширяются глаза напротив.
И не удивительно, у них было несколько правил, которые Боруто обозначил в первый раз. Никаких следов ни от чего: ни шлепков, ни укусов, ни засосов. И никаких прелюдий. Он ставил такие запреты, потому что хотел использовать эту цену за помощь друга реже и не подсесть на их отношения. А скорее использовать, время от времени, для собственного наказания, ведь запрещая нежности и поцелуи — он причинял себе боль, ведь Каваки приходилось, подчиняясь его же капризам, брать его, ну не на сухую, но без растяжки. Ведь Боруто четко указал на то, что это входит в его понятие «нежности». А на самом же деле он просто боялся опять влюбиться и быть преданным. А так он ничего не потеряет, кроме боли.
Но тут опять этот чертов Саске, Узумаки еще в машине обдумал, что сегодня снимет все запреты, он хотел секса, хотел забыться в нем. Первый пункт на сегодня он выполнил, он напился, расслабился, чувствовал себя хорошо, немного забыл об этих грустно-черных глазах. Да и если вдруг тот предатель увидит на нем свидетельство его горячей ночи, может, хоть на секундочку задумается о том, кого потерял — мстительно думал Боруто, когда они еще ехали в машине.
— Все-все, что захочу? — недоверчиво переспросил его мужчина, держа в своих объятьях, опять хватаясь за упругие ягодицы, разглядывая нежную тонкую шею перед его глазами.
— Все-все-все! — закивала его принцесска. Тот шумно выдохнул, сразу же вцепляясь в поалевшие спьяну губы, кусая их. Руками он со всей силы сжимал ягодицы. Парень, не ожидая такой волны страсти в теле, громко простонал, отчего у старшего расширились зрачки. Боруто, прижатый руками к его ногам, поерзал на них, вызвав рык с чужих губ.
Каваки нравилось быть грубым, но страстным. А младший всегда вызывал в нем какую-то неудержимую страсть. Всегда было так тяжело сдержаться, чтобы не оставлять следов на этой шелковисто-золотистой коже, не кусать эти нежнейше-манящие губы. Поэтому сейчас ему хотелось воспользоваться этим, таким сладко-приятным и внезапным предложением его маленькой слабости.
Молча перехватывая малыша под ягодицы, прижимая его к себе за них, и за поясницу. Отсутсуки встал, зашел в комнату и вместе со своей принцесской плюхнулся на кровать. Он посадил его сверху, вгрызаясь зубами в шею, и с таким желанием и безумием оставляя кровавые укусы и засосы. Сдвигая мальчишеские бедра в облегающих шортах по вставшему в штанах члену, он утробно порыкивал сквозь зубы, сбивая свое дыхание еще больше. Каваки поймал сладкие, с легким привкусом зефира губы в свои, гладил влажный и прыткий язычок своим.
А у Боруто уже напрочь сорвало голову, такой прелюдии у него еще не было, нет, этот грубый парень всегда был очень страстен и не щадил его, но вот какой страсти он себя лишал, запрещая оставлять на себе следы, тем самым заставляя Каваки контролировать себя и думать не о том.
Узумаки чувствовал, как его возбуждение переходит в состояние, доселе не известное для него, когда он начинает терять связь с реальностью. Когда серые глаза, смотрящие на него — это все, что существует в этом мире. Серые… у него черные… Боруто больно кусает себя за губы, сжимая их. Не думай! Только не сейчас! Не думай, твою мать.
И ему удается заставить себя потерять связь и со своими мыслями, все что он может — лишь ощущать, как требовательный язык проходит по его шее, обводя кадык, когда он сглатывает, Каваки нежно посасывает его.
Он не думал, что это так срывает голову и будит настолько яркие, животные эмоции. Когда Каваки вгрызается в него, когда кусает, а потом зализывал языком укусы, когда с большим усилием, явно теперь не контролируя силу сжатия пальцев, тер его бедрами по своему члену. Боруто стонал так громко, как ни стонал еще никогда. О как же ему нравилась эта сладкая пытка, каждый укус отзывался в его изнывающем члене, каждое прикосновение языка, каждое движение.
Отсутсуки лишь легонько улыбнулся, наблюдая, как Боруто накрывает волной страсти, а дыхание, давно ставшее сбивчивым, становится громким и рваным. В очередной раз кусая за ухом, резким движением он сорвал с мелкого шорты. Узумаки потянулся к оставшейся одежде на человеке, что лежал под ним, помог снять. Каваки схватил его за бедра, переворачивая на спину, загибая на себя сидящего, резко и с придыханием, проникая горячим языком в отверстие между ягодиц.
— Бля-я-я-я… — Боруто только и успевал, что реагировать, порой забывая дышать от такого прилива эмоций, смотря снизу вверх на лицо, наблюдая: за ласками, руками, языком, что входили в него, издавая громкие стоны.
Прикрыв глаза он расплывался в ощущениях, тонул будто в воде, задыхаясь, хватал воздух урывками и толчками проходил в легкие. Мальчишку захватывали ощущения, такие когда-то, казалось бы, знакомые, приятные, дорогие его сердцу, но в то же время такие далекие и болезненные, именно те, что он пытался забыть. Боруто, поняв, что выплывать в состояние бессознательности ему нельзя — безумно больно, в воспоминании будто вспышки, яркие эмоции на всю жизнь, оставшиеся в памяти, именно те — которые как первый опыт легли в него, и вряд ли что-то в состоянии сравниться с ними. Все, что после — жалкая пародия.
Он резко распахнул глаза — все пропало. Пропала та давящая, сжимающая боль, словно рука, что сжимавшая его сердце, в попытке раздавить. Пропали те эмоции, в памяти лишь осталась улыбка, такая когда-то любимая. И глаза… Его глаза — черные, полные нежности, будто черная глубокая бездна, что звала окунуться и раствориться в себе.
Боруто резко выдохнул, отгоняя от себя образы и воспоминания. Заставил себя сфокусироваться на таких сейчас близких и волнующих серых глазах, которые, словно дождь, смывающий всю горечь и боль. От ассоциации на губах мальчика заиграла улыбка. Он любил теплый, летний дождь, который словно одеялом всегда обволакивал, убаюкивая и изолируя от проблем, заставлял его остановиться и замереть в этой минуте, часе, дне.
Узумаки нашел свое спасение в этих серых, ставших для него близкими, глазах. Стараясь не отвлекаться от них и зафиксировать себя в «сейчас», он толкнулся навстречу нежно ласкающему его мужчине. Закусив губу, следил, как Каваки отпускает его и, потянувшись было к его лицу, мазнув взглядом по пухлым губам, все же передумывает, и еле касается горячим языком нежной кожи на его бедрах. А ощутив, как язык нежно вылизывает пупок — Боруто выгнулся, издав что-то среднее между утробным рыком и громким выдохом.
Схватив Каваки за волосы, он резко дернул их, а в следующий же момент ослабил хватку, зарывая пальцы в непослушные короткие локоны. На устах Отсутсуки пробежала ехидная ухмылка, а он опускался языком ниже и ниже. Боруто потонул в ощущениях, когда его член оказался в горячем плену, а в нем самом сразу оказалось несколько пальцев.
Он опять свершил ошибку — закрыл глаза. И вновь увидел перед собой эти Черновы черные глаза. Нет, сейчас не до него. Как же не хочется, чтобы Саске сейчас был в голове. Он же с Каваки… Чувство неприятной змеей опутало его горло. Он бы сейчас все отдал, чтобы, занимаясь сексом с Каваки, думать о нем, а не о Саске. И не вспоминать бы, как тот улыбался, как его руки гладили, как теплая улыбка, засевшая в сердце, не причиняла б столько боли.
Вытащив пальцы, Каваки с минуту смотрел подростку в глаза, словно пытаясь найти ответ на невысказанный вопрос. Узумаки отвел глаза, и Отсутсуки, нежно проведя рукой по бедру, поймав ногу, потянул ее, намекая, чтобы мальчишка перевернулся.
Боруто благодарно выдохнул. После появления в голове образов, вся страсть и яркие эмоции момента смазались, смотреть в глаза стало сложно, а выдерживать зрительный контакт — невозможно. Он понимал, что скорее всего, делает ему неприятно, если не больно, ведь мужчина всегда чувствовал, когда что-то было не так, да и Боруто знал, Каваки никогда ничего не говорил, но всегда делал — он же не слепой. И в состоянии сложить два плюс два, из чего выходило, что он — Боруто — важен Каваки, дорог ему.
Но ничего с собой сейчас поделать не мог — боль застилала глаза, и он был рад, что Каваки ее не увидит, на глазу проступила слеза, сразу впитавшаяся в подушку, в которую он уткнулся лицом. Подняв таз, он сжал губы, дыхание сперло, в преддверии будущих болезненных ощущений, сердце замерло, когда он ощутил, что головка члена уперлась в него.
Боруто выдохнул, когда почувствовал, что Каваки начал входить в него. Ожидая боль, он старался расслабиться. Но у него все не выходило: мысли, образы, понимание того, что он хочет сейчас быть с ним, а перед глазами и в сердце все еще сидит Учиха. Как избавиться? Как забыть? Как отстраниться или хотя бы сейчас, в такой момент — не думать о хрустальной коже, которую он с таким благоговением и восхищением гладил, касался языком и руками, делал это с таким усердием, так забавляющим Саске, словно боялся разбить, как вазу?
Боруто взвыл и сам дернулся навстречу, надеясь, что хоть боль поможет забыть. Но ее почти не было, Каваки хорошо растянул, было лишь дискомфортно, и легкая, даже не оседающая на сознание боль — это все, чего он добился.
Он бы хотел, как и всегда ранее — не думать. Лежа под Каваки, видеть именно Каваки и чувствовать именно его. Его глаза словно исцеляли, дарили возможность израненному и истекающему кровью сердцу забыться, раствориться под одеялом из теплых капель.
Но не сегодня… Боруто никак не мог выкинуть из головы, томный голос, что шептал о нежностях и любви. Глаза, которые были наполнены заботой к нему. Руки, такие крепкие, как у Каваки…
Сила и власть над ним, он так любил ранее испытывать это чувство, оно дарило ему неописуемые ощущения восторга, когда ты доверяешь себя другому. Но сейчас, когда так ярко в голове вспыхнуло воспоминание, когда он ощутил это в первый раз…
Боруто все больше и больше погружался в свои не веселые мысли и даже ощущения, что дарил ему Каваки — не спасали. Лишь когда он стал ощущать, как собирается и приближается известное и прекрасное ему чувство, завершающее столь чувственный процесс, как оргазм, он наконец-то забылся. И полностью отдался ощущениям: как трется в нем член, каждый раз ударяя его по простате, отчего он каждый раз стонет. Громко, не сдерживаясь, отдаваясь полностью своему сейчас единственному человеку, с которым он мог испытать хоть какое-то похожее на счастье чувство.
Ощущая, как наступает грань, Боруто стал дышать гораздо тише через раз. Словно боясь спугнуть копившееся удовольствие. Каваки, услышав знакомое изменение, взял член младшего в руку, стараясь в такт своих движений бедер водить ею. Словно в благородность, подросток прикрыл глаза, издав последний тяжелый стон и замолчал. Тело напряглось, он перестал дышать, открыв рот в немом крике, разом выгнав из легких весь воздух, выгнувшись, он наконец-то кончил в подставленную старшим руку. А за тем, с счастливой улыбкой, Узумаки позволил себе отрубиться, после того как ощутил, что Каваки кончил следом за ним.