Иллюзии

      Он никогда в нем не сомневался. Его стратегии были точны, как те самые знаменитые часы Ольсена, что имели погрешность лишь на 1 секунду в какие-то там 600 лет; Ум остр, как лезвие катаны умелой куноичи; Планы безупречны, да так, что никто и не сомневается в проигрыше врага. Он, казалось бы, был идеален. Конечно, не считая его идиотские шутки и язвы. Если про это забыть, то, несомненно, его можно было бы считать посланником Гóспода Бога, Святым, не меньше, правда, для кого как.       Он никогда в нем не сомневался. Даже после его ухода, после ножа в спину и после подорванной машины, которая будто насмехалась над ним, сгорая в ярком пламени. "Не сомневался, да?" — язвила она ему невидимо, и казалось, что она усмехается. Точнее, не совсем она, а то, что осталось от нее после взрыва и огня. А он, чувствуя дрожь в пальцах, чувствуя горечь в горле и жжение в глазах от дыма и, кажется, слез, тихо шептал, не видя ничего вокруг: "никогда".       Он никогда в нем не сомневался. Даже тогда, когда приходилось повернуться к нему спиной, когда невольно выходило ослабить бдительность, когда надо было положиться при разработке плана — он никогда не позволял себе даже мыслей о том, что этот человек не сможет; что этот человек не так силен; что этот человек далеко не идеал; что этот человек никак не может нормально передать чувства и эмоции, как, например, та же великолепная "Лунная" соната Бетховена. Не позволял, и это ведь одна из самых крупных его ошибок. Следовало подумать об этом. Следовало допустить, допустить эти чертовы мысли, дать им погулять в своей голове, да найти какие-то аргументы, ответы на появившиеся вопросы и хоть что-то сделать, а не блокировать, подавлять все, что только возможно, ради какой-то выдуманной иллюзии, лживого образа, созданного потаенными желаниями! Но за ошибки надо платить верно? Кровью, потом, деньгами, телом или чем-то другим — у каждого своя цена, и даже Арахабаки не сможет защитить свой сосуд, свое хранилище, свое существо от этой кары Небесной, которая может настигнуть Рыжеволосого мужчину в любой момент итак несладкой жизни.       "Человек может долгое время себя обманывать, но прожить всю свою жизнь в иллюзиях невозможно. Однажды обязательно придет осознание того, и это не пройдет бесследно, как бы ни хотелось." — как-то раз сказал ему Дазай. Кажется, тогда был очередной зимний, холодный вечер, а они на пару после задания сидели на крыше, потягивая какую-то очередную баночку легкого пива на двоих, перекусывая сигаретами.       "Тебя уже разнесло? Неужели ты пьян?" — не отнесся он к этому выговору серьезно, со смешинкой в глазах поворачивая голову к мафиози, невольно заостряя взгляд на его профиле. От чего-то он казался ему печальным, каким-то осведомленным, неизвестно о чем, и только вопрос пожелал сорваться с губ, как чужие растянулись в усмешке, а пальцы щелкнули по лбу, давая мужчине услышать ответ странного человека рядом: "Кажется, ты прав. Я много выпил" Тогда он совсем не мог понять, что он имел ввиду, к чему была эта реплика. Что это было за выражение лица, которое передавало глубокое сожаление, что это были за эмоции в незамотанном глазу, невольно вонзающие острые иглы в чувствительное юношеское сердце? Тогда он подумал, что, вероятно, получит ответ позже. В чем-то он оказался прав. — Сзади! — громкий крик вырвал его из пучины неполных раздумий, возвращая в реальность. Громкие звуки перестрелки до этого доносились, словно через толстый слой воды, а теперь же он едва ли не испугался, будто ребенок. Голоса, щелчки, топот, скрипы, указы — слишком громко, невыносимо! — Чуя, твою ж мать!       Очередной щелчок, и звучит оглушающий выстрел практически над ухом. Тело мужчины падает замертво, не успев выстрелить в стоящего мафиози, но это не спасает того от встряхивания, что в чувства приводит. Оно позволяет ему откинуть тело, да рвануть следом за Дазаем, который, подсобив, стал выводить его, кажется, к их людям, наверх, прямиком по лестницам к выходу из здания. Очередное совместное задание мафии с агенством. Очередная миссия старого дуэта, очередная стратегия, которая сопровождается четко спланированным планом Кареглазого Детектива, с запасными еще, на всякий случай. И вновь на него все полагаются. Плевать, что он уже не в мафии — Дазай есть Дазай, сомневаться в его способностях себе дороже, и нет ни одной причины, кроме этого самого предательства организации. Чуя испытал чувство дежавю, когда вновь увидел его за столом с остальными собранными людьми, за объяснением плана. Как обычно он был серьезен, но его паршивые шуточки и подкольчики никуда не делись, за все это время лишь подкопившись в его копилочке в голове. Раздражало, но это было приятно. Иллюзии вновь строили в его глазах и голове лживые образы того Дазая, а понимание того, что тот Осаму давно уже исчез из этой жизни, испарилось, заперевшись за триллионами замками на долгое время. Бедный, бедный Чуя. Он совсем не понимает, что Дазай не такой идеальный, каким кажется. Чуя не понимает, что он тоже человек, что он тоже существует и у него есть мысли, чувства, эмоции, проблемы и еще раз проблемы. Когда же дойдет до него, что эти его иллюзии — сплошные выдумки и пустые надежды? — Подожди! Куда ты?! — вскрикивает голубоглазый, стараясь перекричать шум выстрелов. Совсем рядом велась перестрелка, люди были напряжены до предела и осторожны, потому что количество врагов было больше, но, казалось бы, Дазая Это ничуть не беспокоило, судя по тому, как он аккуратно оторвал чужую руку от своего рукава, подтолкнув. — Я обезврежу бомбу. Помоги остальным, они без тебя не справятся. Я присоединюсь совсем скоро.       "Останови его" — кричало чутье, вереща, метаясь и бившись о грудную клетку всем, чем только можно. Ладонь вновь взметнулась, намереваясь зацепить, поймать, не дать уйти, но пальцы сжали воздух, колыхнувшийся из-за убегающей фигуры. Это ты тоже продумал, Дазай? Планировал с самого начала? — Накахара-сан, нам требуется помощь! — голосит один из командующих, и лишь это заставляет мужчину сглотнуть, стиснуть зубы и развернуться, выпрыгивая в окно первого этажа, тут же стремясь помочь товарищам.       И ведь он помогал, не смотря на гложащее чувство пустоты и волнения, ровно до тех пор, пока здание, что являлось складом мафии, не поглотил взрыв. Оглушающий, большой, опасный и мощный, потому что лишь способность помогла чуе уберечь всех от травм взрывной волной, и то не полностью. Но разве _Он_ не должен был обезвредить бомбу? Неужели идеальный план самого Дазая потерпел крушение?       "Дазай..!" — горит горло из-за крика повелителя гравитации, который, стоило взрыву прекратить убивать любого на большом расстоянии, рванул прямо в здание, рушевшееся на глазах, да еще и горящее, будто спичка, не смотря на все меры защиты от огня. Плевав на все, он пробивался, шел вперед, наверх, обыскивал каждую комнату, уберегая себя от дыма и огня, но поиски не увенчались успехом. Отчаяние захватывало его все больше и больше — поле зрение стал ограничивать дым, пламя, и он думал уже разрушить тут все к чертям, чтобы отыскать этого придурка, да это не потребовалось: к счастью, или нет, но взгляд подцепил потемневшие и подпаленные бинты, еще, кажется, саму руку, и он, не раздумывая, все сбросил с предполагаемого тела, хватая его и без посторонних мыслей покидая здание, что совсем скоро разразилось еще несколькими мелкими взрывами из-за оставшихся где-то горючих веществ.       Только маленький юноша совсем не заметил из-за дыма, что за телом, которое он нес, следовал большой кровавый след, а само оно было, казалось бы, изувеченным до омерзения. Неудивительно, ведь он был в самом центре взрыва, потом еще и под обломки попал. — Господи..Дазай...Дазай! Очнись! — опустил голубоглазый тело на траву, тут же пачкая ее чужой кровью. Пиджак был сорван беспощадно, и он, как мог, постарался забинтовать крупные раны, остановить кровотечение, да не получалось: "жидкость" все текла и текла, лишая тело сил и тепла, а его попытки сделать хоть что-нибудь были прерваны чужой слабой рукой, ухватившей за пальцы. — Осаму.. — шепчет Накахара сбивчего, тут же подхватывая эту ладонь, держа своей. Невольно горло забивалось ощутимыми комками, глаза начинали щипать, но, конечно, мы с легкостью смахиваем это на дым в здании, откуда он вытащил себя и раненого детектива. — Чуя..знаешь..В последнее время в интернете очень популярны анекдоты про подарки возлюбленным в виде рафаэлки через кармашки одежды у трупов.. — начал молодой человек, говоря тихо, проглатывая порой буквы из-за недостатка кислорода и потери крови. Однако, он совершенно не паниковал, даже наоборот: слабо улыбался, уголком губ самым, который итак подрагивал, вот-вот имея возможность пропасть. Сука, что же ты творишь, Дазай?! — Там было их несколько, Чуя..я просто не успел. Но я рад, что ты,не п..пострадал..Спасибо тебе за все, чуя..я бы хотел многое еще тебе сказать, но.. — Ты..что..? У нас еще будет время..Дазай, мы все еще успе..! — стиснул зубы любитель обманов разума, пытаясь судорожно остановить кровотечение еще раз, чувствуя, как леденеют кончики чужих пальцев у него в ладони. Ему даже не дают договорить. Рука слабо сжимается, будто в ответ, и Дазай растягивает свою самую, кажется, искреннюю улыбку, раня мужское сердце навеки: — У меня в кармане Рафаэлки. Они все твои, до единой, Чуя..       Затаив дыхание, Накахара опустил ладонь, уже без всяких перчаток, касаясь ею кармана. Проскользнула внутрь, и тут же, подцепив шуршащую упаковку, дернулась, будто ошпаренная кипятком. Чуя отшатнулся от мертвого тела своего напарника, роняя его на землю. Руки стремятся закрыть рот, но это не останавливает вырвавшийся отчаянный, потерянный крик и соленые слезы при виде чертовых конфеток в этой белой упаковочке, достанных из кармашка уже умершего идеала.       "Иногда люди не хотят слышать правду, потому что они не хотят, чтобы их иллюзии были разрушены.."       Чуя Накахара слишком долго жил в своих иллюзиях. Дазай знал это с самого начала.