Ураганы с человеческими именами

— Таким образом, Питер Бенджамин Паркер, в настоящем обвиняемый в убийстве пяти граждан Соединенных Штатов Америки и хищении в особо крупных размерах, приговаривается к лишению свободы в колонии строгого режима, — седой судья четко поставленным голосом зачитывал приговор из черной папки с гербом США, которую держал в руках. В зале висела полная тишина. Она была похожа на смерть. — Учитывая обстоятельства в виде медицинской экспертизы, подтверждающей наличие у мистера Паркера психического расстройства, детально описанного в приложении номер шесть данного приговора, а также ряда показаний, добровольно предоставленных им полиции штата Нью-Джерси, способствовавших аресту нескольких уголовно ответственных лиц, суд считает необходимым смягчить приговор. Подводя итог, мистер Питер Паркер приговаривается к семидесяти годам заключения с исправительными работами в размере пятидесяти часов еженедельно, а также предусмотрена конфискация всего имущества, владельцем которой… Питер усмехнулся, не поднимая головы. «Смягчение» его приговора было смешным. Ему грозила по меньшей мере смертная казнь, но, к счастью или к сожалению, данный вид наказания был отменен в штате несколько лет назад. Ему попался в действительности профессиональный адвокат, который смог убедить суд в том, чтобы его несколько потенциальных пожизненных приговоров превратились в «мягкие» семьдесят лет. Судебное производство в США всегда славилось невероятно длительными сроками заключения, так что Питер не то чтобы не был удивлен — ему показалось, что суд слишком мягко отнесся к его преступлениям. По словам адвоката, его обвинители подали заявления только по происшествиям за последние полгода, так как по другим делам он фигурировал только как подозреваемый, но для суда было недостаточно доказательств. Питер Паркер существовал номинально как все тот же обычный торговец картинами из Лос-Анджелеса, ведь все его прежние данные исчезли из всех возможных источников. И это было единственной вещью, за которую Питер остался благодарен Моррису. Судебные разбирательства по его делу тянулись три долгие месяца, которые он провел в следственном изоляторе временного содержания. За все это время единственными, кто его посещал, был адвокат, приходивший к нему дважды в неделю, и сестра. И если встречи с адвокатом были достаточно длительными, то увидеться с Брук парню позволяли раз в две недели на десять минут, и то, лишь через противоударное тройное стекло. Единственный раз, когда им позволили хотя бы подойти друг к другу и обняться, произошел сегодня утром на входе в зал судебных заседаний. Все время до этого Питер просто молча слушал сестру, пока она торопливо рассказывала, что происходит снаружи и как она живет. Он улыбался каждый раз, когда видел Брук, стараясь не подавать вида о том, как дерьмово себя чувствует на самом деле. Питер сделал то, что должен был: имя Брук и даже намек на нее не фигурировали ни в одном из обвинений Паркера. Более того, Брук юридически была для него никем: в настоящий момент такой личности, Брук Паркер, не существовало в природе, она пропала вместе с выброшенным паспортом. А вот ее старший брат готовился надеть фактически пожизненные кандалы на свои запястья и щиколотки. Сжав зубы, Питер даже не пытался слушать судью. За три месяца изоляции у него было много времени на раздумья, и главным выводом стало то, что он не сможет ничего изменить. Конечно, какая-то часть еще трепыхалась в надежде, что произойдет чудо: рухнут небеса, земля разверзнется, а его спасут от жуткой участи. Однако здравый смысл все же достаточно убедительно говорил об обратном. Реальность заключалась в том, что жто была заслуженная расправа. Пустая камера с жесткой кроватью и голыми стенами с потрескавшейся краской весьма красочно обрисовывали его будущую жизнь, и периодически Питер задумывался над тем, что было бы лучше выпустить те пули в собственную голову. В первый месяц Питер практически каждый день прокручивал в голове события того самого дня, когда все закончилось. Того самого дня, когда он смог освободиться. Того дня, когда он потерял все. Паркер дал тому дню с десяток разных названий, но каждый раз это было больно настолько, будто его по живому резали очень тонкими лезвиями сразу в нескольких местах по всему телу. Из-за этого у парня снова участились панические атаки, но если прежде он мог отделаться относительно легко, то в заключении к его приступам стали добавляться галлюцинации. Ему мерещились мертвые тела, среди которых он видел тех, кого никогда не пожелал бы видеть мертвым. В его блоке большинство считали его отбитым психом: Питер кричал и орал по ночам, просил о помощи и разбивал в кровь руки и локти о стены, а на утро обнаруживал себя лежащим на холодном каменном полу в углу камеры. Несколько раз его водили к психиатру, который прописал мощные препараты, немного усмирившие его состояние. Это был совсем не тот «Клозапин». Раньше Питер думал, что его таблетки сильны, но они и рядом не стояли с теми препаратами, которыми полнился его организм сейчас. Во второй месяц Паркер существовал, как помещенный в банку овощ. Питер лежал практически сутками, иногда вставая на очередной допрос или встречу с адвокатом. Он мало ел — только когда желудок буквально начинало скручивать спазмами, чтобы избавиться от этого неприятного чувства. Парень здорово похудел, а лицо осунулось так, что в какой-то момент он даже не узнал себя в зеркале. Но Питер упрямо твердил сестре при каждой встрече, что он в порядке, цепляя на лицо легкую улыбку. Но Питер не был в порядке. Он, блять, был не в порядке. Психиатр поставил ему длинный диагноз, который он даже не стал запоминать: это не помогло бы ему избавиться от тех снов, что приходили к нему и потрошили его внутренности в пыль. Практически каждую ночь повторялось одно и то же: ему снился Тони. Во сне Питер лежал у него на коленях, пока тот улыбался и перебирал его волосы, тихо повторяя, что он его любит и скучает. А потом картина в один момент менялась: Старк снова стоял на коленях в крови и с выражением разочарования на лице, выплевывающий слова ненависти, а Паркер вскакивал в холодном поту. Третий месяц прошел в постоянной борьбе за сон. Одна половина Паркера стремилась поскорее уснуть, чтобы снова почувствовать тепло, пусть и фантомное, но тепло тела Тони, а другая вскрывала ему душу миллионами ножей и упиралась, чтобы не проживать ту боль заново. Он провел месяц между реальностью и сном, постепенно начиная сходить с ума, когда адвокат сообщил ему о том, что уже определена дата судебного заседания, на котором все решится. И это было своеобразным облегчением: по крайней мере, Питеру больше не нужно было оставаться в неведении о том, что его ждет впереди. Заседание проводилось в центральном суде по всем правилам: в присутствии обвинителей и ответчиков, защитников и присяжных. Весь процесс Паркер провел в наручниках, так как никто из присутствующих не рискнул оставить убийцу просто сидящим среди людей. И Питер их понимал. Несмотря на то, что он рассказал все под запись следователю, которому было передано его дело, назвал все возможные имена и полностью взял вину на себя за содеянное, подписав соответствующий документ, в его искреннее раскаяние никто не верил. Да и ему не нужно было это. Клеймо убийцы висело на нем и маячило на сотни миль вокруг, и он ничего не мог исправить. Он просто смирился с тем, что было правдой, в ожидании заслуженного наказания. Заседание началось с долгого зачитывания протоколов судьей, затем продолжилось речью обвиняющей стороны в лице шефа полиции округа Ричарда Уилсона, аргументированной защитой адвоката Питера, после чего свои комментарии озвучили присяжные и, в итоге, судья зачитал подписанный приговор. За все это время Паркер ни разу не поднял головы, пряча лицо за отросшими волосами. Перед судом ему вкололи достаточно сильное успокоительное, слегка притупившее его рефлексы, поэтому даже в момент озвучивания его срока заключения он практически не отреагировал. Он только слабо и грустно улыбнулся сам себе, услышав, как за спиной ахнула его сестра, а адвокат, сидящий по правую руку от него, выругался себе под нос. Тот сделал все, что мог, и Питер был ему за это благодарен. Едва судья захлопнул папку, Паркер почувствовал, как его тянут за плечи вверх, вынуждая подняться. Он только успел ободряюще улыбнуться совершенно разбитой Брук, мол, «Я люблю тебя, сестрёнка, не вешай нос», когда широкоплечие полисмены взяли его под руки, сменив положение рук и застегнув наручники на этот раз за спиной. Питер не сопротивлялся и покорно пошел вместе с ними, сопровождаемый десятком осуждающих взглядов. Было ли это действием таблеток, либо он действительно смирился — Паркер не знал, но он был совершенно спокоен, шагая через весь судебный зал, конвоируемый тремя полицейскими. И только когда они практически дошли до двери, Питер решился обернуться и еще раз взглянуть на Брук. Но вместо сестры его взгляд зацепился за фигуру, стоявшую немного дальше, у еще одной двери с противоположной стороны зала. Сердце пропустило удар, а затем заколотилось с бешеной скоростью, когда его глаза встретились с глазами Тони через весь зал. Это был единственный вдох, когда Паркер впустил воздух в лёгкие, поймав этот родной, но такой странный взгляд. Взгляд, который уже не был прежним. Грудную клетку свело спазмом, вернувшим на миг все то, что происходило три месяца назад. Перед глазами пронеслась улыбка детектива, его голое тело, табельный пистолет. Смутные очертания его квартиры, ванной, звук его голоса и то самое «Я, кажется, люблю тебя». Это длилось всего каких-то пару секунд, после чего Тони опустил взгляд и исчез за дверью, через которую Питера вывели на улицу к патрульной машине. Уже когда его усадили на жесткую скамью внутри кузова с зарешеченными окнами и оставили в одиночестве, закованного в наручники, Паркер задумался, не привиделось ли ему. Это была их первая встреча с того самого дня. И, очевидно, последняя. Заводивший машину полицейский вздрогнул от резкого удара изнутри металлического кузова, где сидел подсудимый, а затем шумно выдохнул, когда оттуда же послышался полный отчаяния крик. Небольшой дисплей на его панели управления отобразил происходящее через камеру наблюдения: сидящий внутри парень душераздирающе рыдал, как ребенок, прислонившись головой к холодной стенке автомобиля.

***

Уилсон сидел за своим столом и перечитывал недельные отчеты своих подчиненных, когда раздался осторожный стук в дверь. — Войдите! — не отрываясь от документов, крикнул он. — Шеф? — Тони! — Ричард растянул губы под густыми усами в широкую улыбку, заметив в дверном проеме детектива. Тот приветственно кивнул и прошел в кабинет, заметно прихрамывая и сжимая в руках бумагу. — Ты рано, я ждал тебя не раньше четверга. — Я устал постоянно лежать и ходить по врачам, — Старк с улыбкой пожал плечами и подошел ближе. Он указал на один из стульев перед столом Уилсона: — Я могу? — Ну разумеется, что же ты! Не чужой человек, — Уилсон кивнул и отложил в сторону отчет, сцепив пальцы рук в замок и выжидающе взглянул на детектива. — ну, как ты? — Жить буду, — тот мягко улыбнулся уголком губ.— врачи говорят, что нога практически восстановилась, осталась только легкая терапия, чтобы я перестал хромать. — Звучит обнадеживающе, — Уилсон кивнул. — без тебя здесь просто завал. Складывается впечатление, что вокруг одни олухи. Мне нужен твой опыт, чтобы навести здесь порядок. Тони едва усмехнулся. — Собственно, я об этом и хотел с вами поговорить… — он опустил глаза на лист бумаги со своей подписью и, будто сомневаясь, медленно положил его на стол шефа. Тот мгновенно нахмурился и пробежал глазами по нескольким строчкам, написанным рукой детектива. — Это что, рапорт? — брови Ричарда взметнулись вверх, едва он дочитал до конца. Он хмуро взглянул на Старка: — Ты в своем уме? Или не ногу, а голову прострелили? — Шеф, я понимаю, но я принял решение, — Тони вздохнул. — мне жаль, что я сообщаю об этом так… Вы дали мне длительный отпуск, за время которого я тщательно все взвесил и понял, что в данный момент я хочу отойти от дел. — Я не стану это подписывать, — Уилсон замотал головой, отталкивая от себя лист. — Ты не понимаешь, что творишь. — Но Ричард... — Тони, сколько мы с тобой знакомы? Лет пять? — Уилсон наклонился вперед, глядя на него в упор. — я видел тебя таким двадцатилетним сосунком, который ни черта не соображал, как держать в руках оружие, и я видел, как ты вырос в первоклассного специалиста. Если ты так беспокоишься из-за всей этой истории с Паркером, то… — Нет! — резко оборвал его детектив, хлопнув ладонью по столу, и тут же стушевался, поняв, что позволил себе лишнего. — Извините… Слушайте, я почти два месяца провел на реабилитации. Какой из меня полицейский теперь? — Тебе собирались дать звание инспектора… — с сожалением произнес Уилсон, грустно поджав губы. Бровь Старка дернулась в удивлении, но он промолчал. На повышение он рассчитывал меньше всего. Скорее, на позорное увольнение. — Пойми, ты совершаешь ошибку, подсовывая мне вот эту бумажку. У тебя впереди такая карьера… — Мне приятно, что Вы в меня так верите, но я все обдумал… — Нет, Тони, — Уилсон оттолкнул от себя листок, отрицательно помотав головой. — что угодно, но я тебя не уволю. — Ричард… — протянул умоляюще Старк, покачав головой. — Скажи мне, почему ты так решил? — Я устал, — Тони грустно улыбнулся. — Ты серьёзно? — Да, я устал. А ещё я понял, что не всесилен и не могу сделать все. Я не могу раскрыть абсолютно все преступления, я не могу скрываться от настоящего мира. Всё, что я делал, — подавлял мысли, чувства и ловил ублюдков. И мне это нравилось. И сейчас, наверное, нравится. Но я сыт этим и больше не хочу продолжать. То, что случилось... Мне кажется, оно изменило меня. И я понял, что должен остановиться на этом. Последние несколько месяцев прошли для Тони в режиме некого энергосбережения. Все, что он делал, — спал, ел и находился под наблюдением врача. А еще он очень много думал. За годы службы в полиции Старк достаточно часто оказывался в опасных ситуациях, в которых существовал риск погибнуть или остаться покалеченным. Он не раз оказывался под прицелом пистолета, но еще никогда вся его жизнь не проносилась перед глазами, как в тот день. Поначалу Тони вспоминал тот вечер практически каждый день, все пытаясь найти новые детали, сложить картинку воедино, но многое вспоминалось с трудом. Он помнил, как подумал, что в действительности умер. Последним его четким воспоминанием остался громкий выстрел одновременно из двух пистолетов за мгновение до того, как он упал на холодный бетон, здорово ударившись головой. Очевидно, что детектив на некоторое время потерял сознание, потому что когда Тони пришел в себя, то увидел перед собой уже не только два трупа охранников, которые прежде держали его, но и Брайана Шектера, истекающего кровью у противоположной стены. У охранников были прострелены грудные клетки точно по центру — будто кто-то пытался оставить микроскопический шанс на промашку мимо сердца, но в последний момент передумал. У Шектера же было огромное багровое пятно на животе, к которому он судорожно прижимал руки, захлебываясь собравшейся в горле кровью и слюной и хрипел что-то очень неразборчивое. Ему была необходима медицинская помощь, несмотря на то, что он был преступником, и в попытке отыскать эту помощь Тони обнаружил Питера, передающего что-то своей сестре из ящика стола Шектера. Но Тони оказался слишком слаб к тому моменту, чтобы издать хоть какой-то звук. Он мысленно готовился к тому, что вскоре его тело накроют пакетом. Если найдут. Ему удалось только с огромным усилием и болью перевернуться на бок, когда он заметил, что Брук исчезла за дверью помещения вместе с тем парнем, с которым они были связаны вместе. Единственное, что Старк запомнил максимально чётко, даже теряя сознание, — это то, как Питер пытался помочь. В голове ярко рисовалась картинка, как Паркер тихо повторял, что все будет хорошо, когда подхватил его подмышки, закинув одну руку на свои плечи. Но сил Тони хватило лишь на то, чтобы простонать от пронзительной боли в ноге, прежде чем он снова отключился. Очнулся он только когда почувствовал неприятный и резкий запах нашатыря, а в уши ворвался шум суеты и множества голосов. Детектив смутно припоминал, что видел кудрявую голову Кайла и обеспокоенное лицо шефа Уилсона, то и дело мелькавшие перед ним. Он слышал, как Ричард отдавал приказы, слышал топот ног и нервные голоса, когда его куда-то переносили и укладывали. А затем Старк загремел в больницу почти на месяц, где за его жизнь боролись все, кроме него самого. Тони чувствовал себя уничтоженным и морально, и физически. Он на автомате делал то, что просили его врачи, но без энтузиазма — если бы что-то пошло не так, то он бы только обрадовался. Он попал в реанимацию в критическом состоянии после большой потери крови, а организм оказался неготовым к таким потрясениям. В памяти Старка этот месяц остался размазанным и растекшимся пятном, на протяжении которого ему несколько раз делали переливания крови, ставили капельницы и давали различные препараты, но это все он помнил только благодаря тому, что врач постоянно разговаривал с ним, информируя о том, как проходит его лечение. И если организм полицейского упрямо шел на поправку, его душевные терзания с каждым днем становились все хуже и невыносимее. Тони не видел Питера с той секунды, как потерял сознание в подвале, но знал, что он находится под следствием. Адамс рассказал Старку все практически поминутно, начиная с того момента, как их нашли, в первый день, когда врач разрешил посещения. Парень искренне переживал за своего наставника, и, как выяснилось, тот оказался жив только благодаря ему. Кайл рассказал Тони, что слышал его разговор с Уилсоном, поскольку в тот день помогал офицеру с документами. Ему попросту стало скучно дома, и он решил скоротать время в участке, но он даже не представлял, чем это все обернется. Когда Ричард сообщил ему, что Старк в срочном порядке в свой выходной сорвался на поиски человека, Адамс подумал, что это неспроста. Он под предлогом того, что ему будет полезно для дипломной работы узнать, как работает процесс поиска людей через сотовую связь, попросил Уилсона показать это. Тони только удивленно качал головой, слушая, как Кайл решил проследить за ним через его телефон, хотя Детектив умышленно не вызывал никого на место преступления. Он обещал Питеру вытащить Брук, а поэтому они все нуждались во времени на то, чтобы та успела сбежать незамеченной, а наряд полиции мог этому помешать. И он бы поплатился жизнью за такое решение, если бы не его студент, решивший сыграть в шпиона. Когда Кайл понял, что Старк находится в не самом благополучном районе города и не двигается с места, то немедленно направился к шефу. Уилсон сначала не стал слушать парня, немного грубо напомнив тому, что Тони не первый год работает в полиции «в отличии от разных сопляков», но, когда Адамс на протяжении десяти минут упрямо приводил аргументы в пользу того, что с детективом что-то могло произойти, шеф все же согласился проверить. Поэтому отправил патрульную машину по указанным координатам, а немного погодя решил и сам присоединиться. Кайл напросился с ним, чем вызвал у Уилсона одновременно негодование от подобной наглости и профессиональную заинтересованность, потому что не каждый действующий полицейский мог быть таким убедительным и уверенным в своих действиях. По прибытию на место патрульные обнаружили служебную машину Тони, припаркованную у дороги, которую уже начали обхаживать местные наркоманы. Разогнав искателей легкой наживы, они еще около двадцати минут потратили на поиски детектива. И нашли они его ровно в тот момент, когда Питер пытался его поднять на руки. Когда Адамс упомянул о нем, Старк весь обратился в слух. Из рассказа кудрявого он понял, что Паркер сдался добровольно, хотя все и так было очевидно. Три трупа в помещении, полумертвый Тони и оружие у парня были неоспоримыми аргументами для ареста. Кайл с нескрываемым удивлением говорил о том, что «тот странный парень» беспокоился о состоянии детектива настолько, что, казалось, ему было наплевать на то, что на него надевали наручники и сажали в патрульную машину, зачитывая его права. Он почти плакал, умоляя шефа Уилсона проследить, чтобы с Тони все было в порядке. Пока Кайл рассказывал, Тони всеми силами старался унять бурю, поднявшуюся у него в душе. Питер ломал его, даже находясь на большом расстоянии. Старк злился на него до невозможности. Ему было все так же больно, обида буквально жгла его внутренности, стояла комом посреди горла и не давала нормально дышать. Но самым жутким было то, что Тони скучал. После рассказа Адамса он не мог уснуть несколько суток. Врачам пришлось принудительно вколоть ему успокоительное, чтобы и без того ослабленный организм не дал сбой из-за недостатка сна. Но даже в таком состоянии Старк чувствовал, как у него в груди копошится щемящее чувство тоски. После выписки из больницы детектив еще около недели находился дома. Врач настрого запретил ему возвращаться к работе, требуя соблюдать постельный режим. Его нога не восстановилась до конца: во время выстрела была задета бедренная кость, которую чудом не раздробило пулей. На кости появились серьезные трещины, поэтому Тони пришлось подружиться с костылями на длительный период, который не закончился даже после возвращения домой. К нему несколько раз приходил Кайл, вызвавшись оказать помощь детективу по дому, за что тот был безумно благодарен. В такие дни они допоздна засиживались за разговорами. Тони чувствовал себя немного лучше, общаясь с парнем, который оказался умным и рассудительным не по годам, поэтому он даже не удивился, когда Кайл однажды сообщил, что шеф предложил ему летнюю стажировку в участке. И, глядя правде в лицо, главной причиной того, почему Тони необходим был рядом хоть кто-то — это квартира, находившаяся за стеной. После ареста Питера она была опечатана, но Старк знал, что в ней нашли несколько тайников с оружием и поддельными документами, которые были переданы на экспертизу, вследствие которой выяснилось, что Питер причастен еще к двум убийствам. Тони эта новость здорово подкосила — ему будто снова со всей силы дали под дых. Он задыхался от того, как ужасно себя чувствовал, но осознанно попросил пустить его на допрос Паркера. Ему нужно было подтверждение из его уст, что все это — правда. Ричард Уилсон до последнего не подпускал к Тони как к свидетелю никого, пока тот хотя бы немного не восстановится, но когда детектив обратился к нему сам: он без лишних вопросов подписал его допуск к допросу. Через несколько дней Старк сидел в смежном с комнатой допросов помещении, слыша все до последнего слова и наблюдая через стекло за Питером в тюремной униформе. Он знал, что Питер его не видел. Но, возможно, тот чувствовал, что детектив где-то рядом. У преступников порой появлялся нюх на тех, кто представлял угрозу. Питер его не видел. Но Тони видел Питера. Видел по-настоящему, а не за образом обманщика. Он видел лжеца и убийцу, и это был реальный Питер. Паркер выглядел плохо, и это еще больше бередило душу детектива. Он слушал речь парня, который говорил спокойно и даже немного равнодушно, и чувствовал, как в груди снова разрастается боль. Пять убийств за чуть больше, чем месяц. Кража пяти сотен тысяч долларов. Угон автомобиля. Подделка документов и хранение огнестрельного оружия. Тони с ужасом подсчитывал, какой срок грозил Питеру. Он не оправдывал его, потому что это было невозможно. Но Старк не мог поверить в то, что парень в действительности был способен на подобные преступления. Он знал его другим, и этот Питер Паркер не мог оказаться бездушно убивающим монстром. И по жестокому парадоксу, это оказалось правдой. Разговор с шефом после допроса был долгим и сложным. Тони пришел к нему, толком даже не зная, о чем будет говорить. Существовала официальная процедура, во время которой он должен был дать показания следствию, но ему нужно было поговорить с начальником до того, как это случится. От его слов фактически зависела судьба Питера, и отчего-то Тони чувствовал, что должен был сделать хоть что-то вопреки тому, что парень практически убил его во всех смыслах. Наиболее верным вариантом было рассказать все, как есть. В деле Питера блестело много белых пятен, потому что людей, которые могли бы подтвердить его слова, не нашлось. Брук будто в воду канула, Шектер был убит, как и вся его охрана, присутствовавшая в тот день в здании, и никто не смог бы дополнить эту историю. Старк знал, что Паркер подписал протокол, где своей рукой указал, что берет ответственность на себя, практически развязывая руки и полиции, и суду. И это было основной причиной, почему детектив явился к Уилсону. Опустив некоторые детали о присутствии Брук в истории, он рассказал шефу все, как было. Это стоило огромных усилий, потому что ему пришлось вывалить правду о себе, которую он длительное время скрывал, об отношениях с Питером и том, что между ними происходило. Был ли поражен Уилсон? Более чем. Но он не стал судить Тони, к его огромному облегчению. Только напомнил, что чувства и эмоции к следствию пришить невозможно и что должны быть более весомые аргументы, чтобы суд каким-либо образом облегчил наказание. В своем признании Питер по какой-то причине упустил тот момент, в котором следовало сказать, что главной мишенью всей истории был Старк собственной персоной, и тот решил воспользоваться этим. Дискета, найденная на столе Брайана Шектера в подвале, была изъята как вещественное доказательство, но поскольку других показаний, кроме слов Питера, не было, но поскольку он не знал о том, что было на ней записано, не было возможности точно определить причину ее кражи. Шектер, как основной заказчик и ответчик, должен был понести самое большое наказание, но так как он тоже был убит, расследование заходило в тупик. Старк изучал дискету несколько дней — на ней хранились записи протоколов двадцатилетней давности, в которых Шектер фигурировал, как лицо, причастное к смерти члена Конгресса, за что был осужден на пять лет лишения свободы как соучастник. После прочтения записей Тони понял, почему у того была такая неприязнь к правительству: он попросту мстил за то, что когда-то отсидел. Очевидно, что мстить кому-то — это был некий образ жизни Босса, как его назвал Паркер. И Тони ощутил на себе это в том числе. Ему вдруг стало понятно, почему Брайан выбрал такой изощренный способ добраться до обидчика своего брата: он ловил определенный кайф в таких поступках. Шектер был тщеславным ублюдком, жадным до денег и справедливости, которую сам же придумал и из-за которой оказались покалеченными множество людей, семей политиков, которым он мстил. Перечитывая протокол допроса Питера, Тони постепенно сложил картинку того, что происходило на самом деле. Такая схема казалась невероятной, Старк не мог и подумать, что с ним это произойдёт. Шектер собрал вокруг себя людей, большинство из которых пришли к нему еще совсем детьми, ведомые опасностью, адреналином и большими деньгами, а затем воспитывал из них подобных машин-убийц, одним из которых оказался Питер. Он попал под влияние изощренного мозга Брайана, потому что у него не было другого примера перед глазами. К тому же, психическая болезнь Паркера явно была одним из инструментов, которым Шектер манипулировал, управляя им. Сидя над материалами дела вместе с молодым следователем, которому досталась эта работа, пока Тони был в больнице, он начал ловить себя на мысли, что неосознанно ищет детали, которые могли бы оправдать Питера. Казалось, подсознание Старка отчаянно сопротивлялось тому, чтобы верить в реальность. Даже спустя время и все произошедшие события, Тони все еще имел определенные чувства по отношению к парню, которые у него никто не мог отнять. Если бы в его силах было вытащить Питера из лап правосудия, он бы сделал это незамедлительно. Но на руках Паркера в впиталась чужая кровь, много крови, и ему светил огромный уголовный срок. Все, чем детектив мог бы помочь, — найти детали, которые могли бы убедить суд в том, что Питер действовал не по собственной воле. И у него получилось. Прошло почти полтора месяца, когда Старк решил, что заехать со стороны ментального здоровья Паркера было бы самым простым способом убедить суд. Он очень долго и осторожно вкладывал в голову своего напарника по следствию и адвоката Питера, что психически нездоровый человек с подтвержденным диагнозом может быть легкой добычей для манипулятора вроде Шектера и Босса, а значит, нужна медицинская экспертиза, которая подтвердила бы или опровергла факт того, что Питер шел на все эти вещи осознанно. Остальное было делом техники:  адвокат инициировал медицинское обследование для Паркера, которое подтвердило у него наличие прогрессирующей формы тревожного расстройства, и суд получил нужные бумаги вместе с немного подкорректированным протоколом, говорящим о том, что парень не в полной мере осознавал свои действия. Тони не был до конца уверен, что это сработает, но приговор судьи, который тот зачитал на заседании, оказался лучшим из всех зол, которые могли достаться Питеру. Больше Тони ничего не держало здесь. Решение уволиться он принял в тот же день, когда Паркера забрали в колонию. Он сделал все возможное, чтобы хоть немного облегчить участь парня, и ему срочно нужен был отдых от подобного ритма жизни. К тому же, вся эта детективная жизнь с приходом Питера настолько осточертела Старку, что он понял: все, совершенно все напоминает о парне. Каждый день преследовал его с новой порцией воспоминаний, раздирал зажившие ранки и вскрывал порезы на душе. Тони так больше не мог. — У меня к тебе есть другое предложение… — Уилсон задумчиво потер подбородок, размышляя о чем-то. Старк спокойно ждал, что тот скажет, сложив руки на коленях. — Думаю, я смогу выбить для тебя отпуск. Отдохнешь, соберешься с мыслями и вернешься. — Ричард, я хочу уехать из Штатов. Не на месяц и не на два, — с тенью сожаления в голосе прервал его Старк. — Я понимаю тебя. Но я не имею морального права лишить полицию такого сотрудника, как ты. По крайней мере, пока я нахожусь в здравом уме, — хохотнул Уилсон, но тут же посерьезнел. — мы оформим все, как затяжную командировку. Ты уедешь куда захочешь, а я разберусь с бумажной частью. Тебе нужно будет только раз в месяц присылать мне отчет, чтобы мне было что предоставить в ответ на запросы. — Вы и так уже нарушили ради меня десяток правил, — Тони улыбнулся, пораженный тем, что шеф снова был готов пойти на подобное. Но он знал, что, возможно, этот отпуск затянется навсегда. — Ну, а что же я ещё могу сделать? Ты хороший, но требовательный сотрудник. — Чем я буду заниматься? Расследовать исчезновение голубей в Париже или искать доказательства того, что ледники в Антарктиде тают по чьему-то требованию? — Думаю, тебе хватит фантазии, чтобы придумать что-то более правдоподобное, — Уилсон фыркнул, беря чистый лист бумаги и начал что-то быстро записывать. — разумеется, зарплаты не жди. Считай, это будет волонтерская работа. — Ричард, зачем это Вам нужно? — Я тебе уже объяснил, — тот пожал плечами, не отрываясь от письма. — И все же? — Тони наклонился к нему ближе, выжидающе буравя седой затылок. Уилсон вздохнул и отложил ручку. — Тони, я знаю, что ты вымотан, и тут дело не в работе. Я понимаю, что тебе хочется сбежать. И я точно не стану тебя останавливать. Но рубить с плеча тоже не нужно. Поверь мне, у тебя будет возможность все исправить, нужно подождать. — В каком смысле? — детектив непонимающе моргнул. — Время, Тони. Время расставляет все по своим местам, поверь моему опыту, — Ричард с улыбкой постучал пальцем по своему виску. — И если я хоть что-то понимаю в этой жизни, то решение остаться в рядах полиции очень скоро хорошо тебе поможет. — Ничего не понимаю. — Думаю, тебе стоит освежить в памяти законы США, с учетом всех сносок и поправок, — шеф тихо посмеялся над растерянным выражением лица Тони и снова взял ручку. Старк размышлял над его словами под легкий скрип стержня по бумаге. Уилсон всегда был примером для него во многих вопросах, и после разговора мысль об увольнении уже не была такой уверенной и четкой, как полчаса назад, когда он поставил свою подпись на рапорте. Шеф что-то недоговаривал, но Тони слишком хорошо его знал, чтобы ожидать каких-то объяснений. Дописав, Ричард подвинул ему лист, где было указано, что детектив Энтони Говард Старк отправляется в пункт назначения, для которого осталось немного пустого места, чтобы дописать, для проведения расследования, и все финансовые расходы он берет на себя. — Просто поверь мне, это будет лучшим решением из возможных, — шеф сложил руки на столе и кивнул Тони, указав взглядом на лист. — тебе осталось только вписать место, когда купишь билеты на самолет. Идёт? Старк колебался еще некоторое время. Интуиция подсказывала ему, что стоит согласиться, но он так устал за последние пару месяцев, что он метался от одного решения к другому. С одной стороны, была возможность выдохнуть такую жизнь и, возможно, навсегда забыть о ней, но с другой стороны, намеки шефа его слишком заинтриговали, чтобы просто так их проигнорировать. В его квартире уже стоял чемодан с собранными вещами, а на тумбе лежал паспорт и билет в один конец на другой континент. Но мысль о том, что нужно будет отложить немного денег на билет обратно, автоматически расставила все точки, приняв решение за Тони. К тому же, он не собирался оставлять все так. Полицию — да. Все остальное — нет. Старк не хотел мириться. Он любил заканчивать начатое, и ему ещё было что сказать одному человеку. Это осознание пришло к нему в тот самый день, когда судья вынес приговор. Он не промолчит. Последнее слово всегда будет за ним. Тем более, если выбирать между детективом и преступником. Тони хотел уничтожить внутри себя этот ураган с человеческим именем. Он улыбнулся, окончательно приняв решение. Пожалуй, слишком резко и жёстко, Старк сжал кулаки и поднялся со стула. — Да, идёт.