Of College Loans and Candy Kisses

Доктор Ясукэ Мацуда, без сомнения, один из самых пугающих людей, которых Хаджиме когда-либо встречал. Он проходит через входную дверь, как будто был здесь тысячу раз, даже не беспокоясь о том, чтобы снять обувь, подходя к гардеробной. «Э, он наверху» неловко кричит Хаджиме со своего поста рядом с дверью. Нагито, который в настоящее время отдыхает в своей комнате, проснулся в немного худшем состоянии, чем накануне вечером, и они решили - в немалой степени из-за неустанной настойчивости Хаджиме - что Нагито нужно обратиться к врачу. Однако этого Хаджиме не ожидал. Мацуда поворачивается к нему не более чем взглядом, и все же этого достаточно, чтобы Хаджиме насторожился. «Я знаю» хладнокровно отвечает он. Затем он проскальзывает в ванную внизу, чуть ли не хлопает дверью за собой и копается в сумке. Он появляется всего через несколько минут в совершенно другом комплекте одежды; темно-синяя форма вместо костюма и галстука, в котором он появился. На его шее висит стетоскоп с крошечным шармом, висящим на пружине. Персонаж манги, думает Хаджиме, и это заставляет его выдавить крошечную улыбку. «Я не могу рисковать и притащить микробов из своего офиса. Это довольно очевидно.» Хаджиме требуется секунда, чтобы понять, что разговаривают с ним, потому что он смотрел на шарм и думал о том, как он должно быть делает Мацуду менее пугающим, даже если это не так, и в процессе он пялился. Прямо на него, и Мацуда, похоже, не слишком этому рад. «Извините. Я смотрел на, э-э, что это на вашем стетоскопе?» Он звучит глупо, очень глупо, и это заставляет румянец заливать его щеки. Мацуда странно смотрит на него, одна нога на нижней ступеньке лестницы. «Комикс Понпон» просто говорит он, как будто это ответ на вопрос. Однако Хаджиме слышал об этом раньше, поэтому он кивает, кусает губу и ждет, когда Мацуда обернётся назад. «Нагито будет в порядке?» «Я должен сначала осмотреть его, чтобы узнать, не так ли?» Мацуда реторирует, но теперь в его глазах есть что-то более мягкое. Точеный подбородок, словно до этого он сжимал зубы, расслабляется. Сейчас он не выглядит таким злым; просто обеспокоен, словно теряет сон из-за идеи простуды Нагито. Что-то скатывается глубоко в желудке Хаджиме, сжимается вокруг его легких, пока он не почувствует себя легкомысленным. Он думает о рубашках в гостевой комнате наверху, игровой консоли за углом и манге, которую он видел в кабинете Нагито, но не думал об этом дважды. Он думает о том, насколько Мацуде комфортно здесь, как он знает, где все находится. Он думает о том, как Нагито написал Мацуде сегодня утром - не позвонил - и ему не нравится ответ, который формируется в глубине его сознания. «Ты шатаешься. Тебе нужно присесть?» Голос Мацуды снова холодный, а взгляд острый. Хаджиме никогда не был жестоким человеком, но теперь он может себе это представить, притягивая Мацуду ближе за воротник и ломая ему нос. «Нет. Я в порядке.» Его голос звучит так же холодно. «Вы должны пойти к Нагито.» «Я думал о том же.» После этого Мацуда поворачивается, поправляет сумку и даже не спрашивает, как пройти в комнату Нагито, и от этого боль в животе Хаджиме усиливается в десять раз. Он собирается найти информацию о нем, решает Хаджиме после того, как дверь закрывается наверху, и энергии, горящей в его венах, некуда деваться. Его ноутбук остался в общежитии, и он мог бы использовать свой телефон, но почему-то он думает, что Нагито не будет возражать, если он воспользуется компьютером в кабинете. Это также дает ему нездоровое чувство гордости; что Хаджиме имеет доступ к вещам в доме Нагито, а Мацуда - нет. “Во всяком случае, ты об этом не знаешь” шепчет что-то больное в глубине его сознания. Он игнорирует это. В это время вокруг есть люди, когда он идет по коридору. Приближается ранний вечер, поэтому они заканчивают рабочий день, но даже сейчас их странно здесь видеть. Он отдаленно знает, что у Нагито есть горничные, повара и садовники, кто-то, кто ухаживает за бассейном и помогает с финансами, и, возможно, даже больше, но совсем другое дело -увидеть их за работой. Обескураживает, потому что они порхают с такой практичной эффективностью, что ясно, что это для них; работа, и ничего больше. Не то, чтобы Хаджиме мог винить их - в конце концов, им нужны деньги - но все же. Это грустно. Для Нагито. Кто-то выходит из комнаты рядом с кабинетом Нагито, когда он подходит к двери. Они кивают друг другу в тихом приветствии, и Хаджиме задается вопросом, знает ли она вообще его. Удивляется, почему он немного расстроен мыслью, что, возможно, она не представляет кто он. Впрочем, это не имеет значения. Он проскальзывает в дверь и бросает взгляд на книжную полку слева от него, видит мангу, стоящую там; не “ПонПон”, отмечает он с немалым удовлетворением, просто какой-то стилизованный фантастический роман с участием мальчика с рыжими волосами и крошечной брюнеткой рядом с ним. Компьютер за столом почти заставляет его нервничать. Он такой гладкий, так явно вне его ценового диапазона, что он боится, что даже включение его нанесет какой-то непоправимый ущерб. На нем крошечный слой пыли, как будто к нему не прикасались неделями, и внезапно Хаджиме вспоминает бумаги в руках Нагито и уклончивый взгляд в его глазах, когда он впервые впустил Хаджиме в эту комнату. Самое логичное объяснение заключается в том, что Нагито никого сюда не пускает. В конце концов, должно быть какое-то место, которое он держит для себя, и кабинет, полный важных документов и персональным компьютером, кажется такой вещью, которая была бы ограничена в доступе. Конечно, это означало бы, что Хаджиме тоже не должен быть здесь, но он говорит себе, что, поскольку Нагито позволил ему однажды войти, приглашение, безусловно, должно действовать и после. Кроме того, он не заинтересован ничем, кроме Мацуды. Он не будет смотреть ни в какие ящики или файлы на компьютере, и это заставляет его чувствовать себя менее виноватым. Только самую малость, а остальное он заталкивает в тайники своего разума. После загрузки компьютер не заблокирован. Он немного обеспокоен этим – оставляет это как что - то, о чем ему нужно поговорить с Нагито, – но в то же время испытывает облегчение. Он не думал достаточно далеко вперед о том, что, если взломать пароль, или если такая вещь вообще приемлема — это совершенно не так, сказал он себе и отодвинул это на задний план своих мыслей. В любом случае. Достаточно легко перейти на вкладку "Интернет"; Нагито ничего не оставил открытым, и вокруг нет никаких видимых файлов, так что Хаджиме довольно горд собой за выполнение своего добровольного обещания не шпионить случайно. Он вводит имя ‘Ясуке Мацуда’ в строку поиска с почти слишком большой силой, и появляется множество информации: исследовательские работы, новостные статьи, статистика резидентуры, даже учетная запись в социальных сетях. Все, что Хаджиме может захотеть прочитать, определенно здесь. Он нажимает на первую ссылку, страница того, что, как он предполагает, должно быть текущей работой Мацуды. «Городская больница общего профиля Това», — написано наверху, и это странно; Хаджиме не знает ни одного врача больницы, которого бы вызывали на дом. Что еще более важно, хоть ему и не нравится идея, то, что происходит с Нагито, достаточно серьезно, чтобы требовать госпитализации. «Может быть, они друзья» говорит себе Хаджиме. Он не может исключить возможность того, что Нагито и Мацуда просто каким-то образом знают друг друга — через своих родителей, школу или что- то, о чем Хаджиме не знает — хотя в глубине души он уверен, что Нагито сказал бы что-то об этом. Во всяком случае так думает. Но эта мысль не успокаивает его. На самом деле происходит прямо противоположное, поскольку Хаджиме обращает внимание на сопровождающую картинку. Это определенно Мацуда — стойкое выражение лица, идеально выглаженный халат и все такое, — но выглядит он молодо. Очень, очень молод для того, кто, конечно же, проучился почти десять лет в университете, и Хаджиме не знает, почему это заставляет его чувствовать себя довольно неловко, но так оно и есть. «Наверное, она просто старая» усмехается он про себя, лишь немного убежденный. Чем больше он смотрит, тем больше в этом человеке есть что-то невероятно нервирующее. Он высокий, темноволосый и красивый гений, от которого падают в обморок все девушки в непристойных любовных романах, и, да, вот причина, по которой Мацуда делает его таким застенчивым. Хаджиме вспоминает не очень скрытые романы на углу прикроватной тумбочки Нагито и ругает себя даже за простую идею, которая приходит ему в голову. В данный момент Нагито не разыгрывает какую-то глубоко скрытую ролевую игру доктора и пациента. Он болен и нуждается в осмотре, а Хаджиме слишком остро реагирует. И теперь, когда он это увидел, он должен двигаться дальше. Здесь не так много информации, кроме общих отзывах, которые все на удивление прекрасные. Он бы подумал, что ужасное поведение Мацуды у постели больного отпугнет пациентов, а редкий раздел «обо мне» явно был написан кем-то явно не Ясуке Мацудой. Тон игривый и яркий, полный богатой речи и восклицательных знаков, которые не совсем соответствуют человеку, которого Хаджиме встретил всего несколько минут назад. «Доктор Мацуда выслушал каждую мою просьбу» насмешливо читает он, просто потому, что может. Полная детскость этого расслабляет его. «Он убедился, что я полностью понимаю, что происходит». Это отвратительно обобщенно, и гораздо легче думать, что какой-то бедный стажер отдела кадров был вынужден написать это, чем верить, что Мацуда действительно так заботится, как заключают все отзывы. Он просто не может этого видеть; хотя, кричит тихий голос в глубине его сознания, это может быть просто потому, что он не хочет этого видеть. Он ловко игнорирует это. Он почти готов щелкнуть страницу, когда понимает, что, несмотря на всю его слежку, он на самом деле не знает, чем занимается Мацуда. Он врач и несправедливо привлекателен, но компетентен ли он? Достаточно ли он практиковался? За исключением подозрительно жизнерадостного личного раздела, он понятия не имеет, кто такой Ясуке Мацуда на самом деле. Итак, Хаджиме прокручивает назад и чуть не пропускает слова «отделение неврологии», напечатанные ровными черными буквами прямо под его именем. Сначала у Хаджиме перехватывает дыхание. Затем он чувствует, что нагревается с пугающей скоростью, сердце бьется о ребра, а пальцы чуть-чуть дрожат. Его легкие не работают должным образом. Следующий вдох обжигает. «Зачем Нагито нужен невролог?» А потом, потому что ему нужно быть рациональным: «Нет, они просто друзья. Они просто откуда-то знают друг друга, и Мацуда был свободен в это время, и он просто невролог». За исключением того, что в нем все еще есть ворчливая часть, которой трудно в это поверить. Это отсылка к тому, насколько худой Нагито, и как легко ему запыхаться, и как иногда он кажется не совсем в порядке. Затем он думает о Нагито с тем далеким блеском в глазах, на больничной койке с проводами, извивающимися из него, как будто он какой-то испытуемый, крошечный и хрупкий, и полностью потерянный среди ослепительно белых простыней. Возможно, это вызывает у него слезы на глазах. Или, по крайней мере, делает их туманными, и он вдвойне рад, что его никто не видит. Там есть ссылка под адресом офиса Мацуды и номером телефона, по которому можно с ним связаться, которая ведет к систематизированному списку исследований, проведенных Мацудой. Половина заголовков — тарабарщина, которую Хаджиме не может понять, поэтому он просматривает их в меру своих возможностей и открывает в новых вкладках одну или две, которые кажется возможным прочитать. «Ясуке Мацуда, доктор медицины. Отделение неврологии больницы общего профиля Това» посылает иглу дискомфорта прямо в тело Хаджиме, поэтому он прокручивает страницу вниз, пока слова не будут скрыты. На самом деле это не избавляет от ощущения, но, по крайней мере, ему больше не нужно на них смотреть. Страница оказалась такой же скучной, как он и ожидал. Это то, что его профессора любят назначать в качестве обязательного чтения: длинные фразы, полные претенциозных слов и страница за страницей статистических данных, которые ничего для него не значат. Однако есть одна вещь, которую он почерпнул из этого, и это то, что Мацуда, кажется, проявляет особый интерес к деменции. Это немного успокаивает Хаджиме, потому что он ходил на пары по нейропсихологии; деменция характерна для пожилых людей в домах престарелых с тростями и удобной коричневой кожаной обувью для ходьбы, и уж точно не для ярких молодых двадцатилетних с пушистыми седыми волосами и интересом к чтению. Значит, это подтверждает его теорию; или какая-то теория, которая не заканчивается тем, что Нагито лежит в больнице, а вокруг его черепа гремит что-то инородное. В общем, сайт, который он просмотрел, составляет тридцать четыре страницы, и Хаджиме сохранил лишь красочные изображения здорового мозга. «Вот так выглядит Нагито» говорит он себе как бы в каком-то странном утешении. «Больше нет нужды читать». И другие вкладки он закрывает с пеленой на глазах; его теория верна, и с Нагито все в порядке, и все это своего рода божественное наказание за его неуместную ревность. За исключением того, что чем дольше он сидит, тем больше в нем роятся сомнения. Ему не терпится побежать наверх и ворваться в комнату Нагито, потребовать ответов, чтобы ему не пришлось лежать без сна по ночам с головой, полной вопросов без ответов и нереальных сценариев. Он хочет знать, но нервничает. Нервничает, может быть, что в рядах и рядах безымянной статистики один окажется Нагито. Нервничает из-за того, что наткнулся на то, что никогда не должен был найти. Он должен удалить историю браузера, решает он мгновенно. Удалить все следы, любую крупицу информации о том, что он когда-либо был здесь. Чувство вины снова закрадывается — сильное и жгучее — но на самом деле другого выхода нет, если только он не хочет, чтобы Нагито наткнулся на это в какой-то момент в будущем. А этого с него не может случиться. Такое вообще никак не может случится. Так что он делает это, очищает кеш, историю и все остальное, что может придумать, пока на этой штуке не останется и следа Ясуке Мацуды, больницы общего профиля Това или деменции. Это похоже на место преступления, как будто Хаджиме должен был быть в перчатках или ему нужно вытирать все, к чему он прикасался. «Я так и думала, ты все еще здесь.» Голос — легкий, живой и безошибочно женский — просачивается сквозь один вежливый стук. Этого достаточно, чтобы заставить Хаджиме трястись на своем месте, хватаясь за мышку, которую он оттолкнул от неожиданности. «Ты остался прошлой ночью?» продолжает Чиаки, полностью войдя в комнату. Она не обращает внимания на измученный взгляд, который бросает на нее Хаджиме, либо потому, что ей все равно, либо потому, что она просто не заметила. Вероятно, второе, думает он. «Да.» Это простой ответ, но он слишком занят двойной и тройной проверкой того, нет ли в компьютере доказательств его ревности, чтобы обращать внимание на разговор. Последнее, что ему нужно, это чтобы она выглянула из-за стола и увидела что-то, что он упустил. «А теперь ты делаешь задание к парам?» Хаджиме любит Чиаки. Платонически — такая любовь, которая могла бы быть романтической, но твердо оставалась в русле дружбы — конечно, но все же любовь. За исключением этого момента, когда он чувствует, как крошечные уколы гнева вырываются на поверхность, когда она садится на стул, стильно поставленный в углу комнаты. Рядом с ним лампа, явно для чтения, и она включает ее, как будто готовится к долгой беседе. Наверное, так и есть, думает Хаджиме, едва сдерживая стон, который грозит сорваться с его губ. «Да, я,» Хаджиме делает паузу, оценивая момент и то, что может сойти ему с рук, сказав. «Проверяю некоторые вещи». Чиаки не уделяет должного внимания, и поэтому это работает. Она склонилась над своим телефоном, глядя на что-то, что Хаджиме не может разобрать, и ясно, что ее внимание более чем неравномерно разделено между тем, на что она смотрит, и разговором, который она начала. «Я удивлена, что Нагито впустил тебя сюда» говорит она через мгновение, затем делает паузу, приложив палец к губам, и исправляет заявление. «На самом деле нет. Я удивлена, что не видела тебя здесь раньше.» Было бы немного неловко говорить ей, что Нагито позволил ему воспользоваться кабинетом только один раз и что он предположил открытое приглашение, а не получил его явно, так что Хаджиме просто издает некоторый звук в подтверждение. «Он никого сюда не пускает?» Он надеется, что вопрос прозвучит в разговорной форме, но нервный смех, который у него вырывается после этого, действительно потрясает основу его выступления. «Неа.» Ее голос трещит вокруг буквы «а» так, как вспоминает Хаджиме, означает «наверняка» или «доверься мне в этом». В его нутре смесь вины и эгоистичной, эгоистичной гордости; первый из-за того, что он вполне может делать что-то, что не понравится Нагито, а второй потому, что он каким-то образом добился благосклонности Нагито, чтобы получить доступ к его - теперь подтвержденному - суперсекретному кабинету. «Тогда, наверное, я особенный.» «Да» небрежно ответила Чиаки, и от этого Хаджиме чуть не задохнулся. Он не ожидал этого; заявление или небрежность, или веселая музыка мобильной игры, которая разносится по комнате. «Я имел в виду это как шутку.» Потому что здесь должно быть какое-то пояснение. Он не хочет, чтобы Чиаки думала, что он настолько поглощен собой, что считает себя чем- то большим для Нагито, чем все остальные. Но в то же время мысль о том, что он есть что- то большее, заставляет его трепетать, как будто его сердце зажато в тисках, а внутри его живота что-то торчит. Это хорошее трепетание; полное волнения и счастливых мыслей, и, подождите, может быть, он действительно хочет, чтобы Чиаки подумала, что в этом что-то есть. «Угу». Она все еще сфокусирована на своей игре, ее пальцы постукивают с непомерной скоростью, и Хаджиме, может быть - может быть - чуть-чуть раздражен тем, что она не услышала его опровержения. Или облегчен. Или что-то посередине. Это становится слишком сложным. «Тогда что ты здесь делаешь?» Он спросил. Было бы справедливо переадресовать вопросы ей, думает Хаджиме, учитывая то, что подразумевало ее заявление; что никому не разрешено находиться в их текущем местоположении, включая саму Чиаки. «Что? Оу» ее глаза наконец скользят вверх, чтобы встретиться с глазами Хаджиме, и она ставит игру на паузу. А может быть, и нет — учитывая, что музыка все еще звучит на полную катушку, а персонажи разговаривают, — но сейчас она сосредоточена на нем, и это главное. «Я иногда прихожу сюда убираться.» Что, конечно же, так и есть, когда Хаджиме замечает тряпку для пыли и аэрозольный баллончик с высококачественным органическим чистящим средством для поверхностей, лежащим рядом с ее креслом. Жидкость внутри привлекательного оттенка лаванды; такого цвета Хаджиме ожидал бы от какой-нибудь фруктовой смеси с завышенной ценой, которую Казуичи заказывал бы в баре. «Имеет смысл.» По иронии судьбы, так как он только что думал о пыли и о том, что она может означать, но он предпочитает не озвучивать эту мысль. «Угу» снова произносит она, и в этот момент она вернулась к своей игре, компьютер Нагито готов к выключению, а Мацуда все еще наверху. И Хаджиме не знает, что с собой делать, потому что внезапно его толкает в это слишком знакомое ощущение, что он не принадлежит тому месту, где он находится. Поэтому он перекладывает коврик для мыши на столе, стирает пятно, образовавшееся в углу экрана, на секунду прислушивается к шороху деревьев в открытом окне; на самом деле все, что угодно, только бы отвлечься от переполнявшего его горло ощущения. Не прошло и трех минут — даже если кажется, что прошла целая вечность, — Чиаки вздыхает и откидывается на спинку стула. Реакция, которую Хаджиме ожидал бы от проигрыша, сопровождается безошибочным звуком внутриигровых фанфар, и Чиаки поворачивает экран так, чтобы он мог видеть слова «МИССИЯ ЗАВЕРШЕНА», украшенные блочными золотыми буквами. «Я давно хотела закончить все это…» Фрагменты ее фразы сопровождаются зеванием. «Весь день.» «Не было времени?» Хаджиме все еще чувствует себя немного неловко в начале их разговоров. Это глупо, но ничего не поделаешь. Кажется, что между ними пропасть; эта широкая пропасть, разделяющая годы, которые они провели вместе, и их новообретенное воссоединение. За исключением того, что очевидно, Чиаки не чувствует того же, с какой легкой, беззаботной манерой она порхает при каждом их взаимодействии, и Хаджиме солгал бы, если бы сказал, что он не завидует. Она еще раз зевает и еще сильнее откидывается на стул. «Неа. Я бегаю весь день.» «Оу. Мы можем пойти куда-нибудь еще, если хочешь» предлагает Хаджиме, замечая, что ей не совсем комфортно. «Ты уже закончил?» Ее глаза такие открытые и яркие, такие полные искреннего интереса, что Хаджиме чувствует укол вины, когда думает о сказанной им лжи. «Да, все готово» выдавливает он, неловко прочистив горло. У него нет причин чувствовать себя плохо, но он думает о ревности, сжимающей его живот, о том, как он чувствует это из-за Нагито, а не из-за нее, и как ему немного грустно, что все не так, как раньше. «Мы могли бы посидеть во внутреннем дворике. Погода для этого идеальна». «Хорошо.» Его пальцы дрожат на мышке, когда он выключает компьютер. «Звучит неплохо.» Итак, они пробираются через лабиринт коридоров — молча, мог бы добавить Хаджиме, потому что в данный момент он слишком напряжён, чтобы придумать, что сказать, — к большим чёрным дверям, которые расположены в отдельной комнате, и, наконец, к оазису, который совсем не похож на скромное слово «патио». Во-первых, прямо посередине расположен бассейн; самый большой, который когда-либо видел Хаджиме, с собственным крошечным водопадом и множеством нежных светящихся огней вдоль дна. «Есть и крытый» небрежно упоминает Чиаки, словно говорит о погоде или о том, что она ела на ужин. Она пролетает мимо него, направляясь прямо к беседке с висящими растениями и пышными ползучими лианами. В это время уже темно, но Хаджиме все еще может смутно различать катящиеся волны вдалеке, и он сразу же вспоминает это ужасное место и фотографию профиля Нагито; сдержанная улыбка и двумерные глаза, его жесткая поза и то, как его пальцы слишком крепко сжимали край книги на коленях. Это было сделано здесь, он просто это знает.  «Нагито много развлекается?» Чиаки бросает на него взгляд, самый близкий к вопросительному, на который она способна. «Нет? А что, думаешь устроить вечеринку?» Она говорит это небрежно, но есть оттенок чего-то скрытого глубоко внутри невинности слов. Это напоминает защитный тон, который она использовала, когда они были моложе, защищая одноклассников от хулиганов на детской площадке, которые топтали их ногами, но никогда не могли противостоять ее упорству. Хаджиме вспоминает об этом с любовью, но мысль о том, что она чувствует необходимость использовать его сейчас, в защиту Нагито, пробуждает эмоции, названия которых он даже не знает. «Нет! Я просто… ну, когда я впервые встретил Нагито, у него было это…» Это глупо, как он спотыкается на своих словах. Из всех людей Чиаки наименее склонна судить о том, что он собирается сказать, но это все равно его беспокоит. Это глупо, и если он сейчас остановится, то будет казаться, что ему стыдно; и последнее, чего он хочет, это чтобы Нагито как-то узнал, подумал, что Хаджиме совсем не в восторге, когда он рядом, поэтому он прочищает горло и продолжает свою фразу. «Когда я впервые встретил Нагито, у него была эта фотография, и я думаю, что она была сделана здесь». «Оу.» Голос Чиаки нейтрален, но в глубине ее глаз что-то меняется. «Наверное. Когда к нему приходили люди, им нравилось сидеть снаружи». Слова обрезаны, как будто она ненавидит их вкус на языке. Это тревожно. «Это плохо?» Хаджиме рискнул. Она не сразу отвечает. Добрых тридцать секунд тишины, и все, что делает Чиаки, — это разглаживает невидимую складку на юбке и многозначительно смотрит на свои пальцы. «Не плохо» наконец говорит она. «Но мне не очень нравится эта девушка.» Затем она поднимает глаза, изучает растерянное выражение, скользящее по лицу Хаджиме. «Он не рассказывал тебе о ней, не так ли?» «Нет. Кто...?» «Тогда, наверное, не мне говорить.» Хаджиме может пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз Чиаки перебивала его. Это просто не похоже на нее, но сейчас в ее словах есть настойчивость — хоть и небольшая, — которая не укладывается в разговор между ними. Она делает паузу и поджимает губы. «У Нагито была… тяжелая жизнь. Ему трудно отсеять людей, которых в ней быть не должно. Но как я сказала. Не мое дело тебе рассказывать.» Ее улыбка несколько фальшивая, как будто она надела ее, чтобы успокоить Хаджиме, хотя они оба знали, что это не сработает. Единственный шум между ними — это мягкое убаюкивание волн, и это похоже на фильм, когда саундтрек обрывается для чего-то важного. Хаджиме смотрит вверх, вверх, вверх, на возвышающиеся стены дома — холодный серый камень и нетронутые окна, неприкосновенная крепость — и думает о Нагито, спрятанном где-то в комнате с доктором Мацудой и всеми его секретами. Как Рапунцель в своей башне, думает Хаджиме. Ему интересно, о чем они говорят. Он задается вопросом, почему он так сильно хочет быть там, а затем напоминает себе, что уже знает ответ на этот вопрос. «Прости. Я расстроила тебя, не так ли?» Хаджиме требуется секунда, чтобы понять, как он выглядит, уставившись в сторону дома Нагито, словно задумчивый подросток. Чиаки бросает на него сочувственный взгляд, предназначенный только для бездомных кошек и потерянных детей. От этого у него мурашки по коже. «Нет,» поспешно отвечает он. Слишком поспешно, но между ними это не оговаривается. «Нет, я просто… я понимаю, что мало что знаю о Нагито.» Затем он вздыхает, делает большой, глубокий вдох и выпаливает дальше. «Мне кажется, что я тоже мало что о тебе знаю, если быть честным.» Чиаки издает тихий звук; вздох, возможно, но Хаджиме не смотрит. Он слишком занят, глядя на неоновые огни бассейна. Это идеальная обстановка для подобных разговоров, говорит он себе. Ночь, хорошая погода, достаточно света, чтобы они могли видеть лица друг друга, но не мелкие детали, раскрывающие слишком много информации.  «Много времени прошло» тихо говорит она после выдоха. «Да.» На этот раз тишина гробовая. В этом нет ничего неловкого, но атмосфера кажется завершенной, как будто они признали поражение в протянувшихся между ними годах, кроме… «Тогда мы должны наверстать упущенное!» Кроме того, что он должен был знать, что никогда не прервет общение с Чиаки. Когда он смотрит на нее, меланхоличный, задумчивый взгляд исчезает, его место занимает что-то свирепое решительное. «Расскажи мне обо всем, что ты делал, Хаджиме. Даже мелочи. Мы можем сидеть здесь всю ночь и болтать, пока не взойдет солнце.» Затем они смеются, ясно и ярко, в небо, полное звезд, и это снова похоже на старые времена. Как будто они никогда не расставались. Это продолжается; до тех пор, пока пропасть — широкая и зияющая —не превратится в не более чем трещину на тротуаре. «Ты не хочешь слушать все» выдавливает Хаджиме между хихиканьем. «Честно говоря, я живу довольно скучной жизнью». «Тебе все скучно» парирует Чиаки, лицо которой восхитительно порозовело от ухмылки, которая вот-вот сорвется с ее лица. «Не все.» Когда они смотрят друг на друга, это интимно. Но там больше нет той искры, от которой Хаджиме мутило перед школой. Он не чувствует ничего, кроме удовлетворения, платонической радости, даже когда копает глубже и пытается вычерпать некоторые из старых эмоций. На мгновение ему становится грустно; еще одна вещь, потерянная в когтистых тисках времени. Ему становится грустно, пока он не думает о тонких как тростинка руках, сонном голосе в гостиничном номере и сверкающих чудесных глазах, и он понимает, что все, что он чувствовал к Чиаки Нанами, никогда не сравнится с тем, что он чувствует сейчас. «Какой твой любимый цвет?» спрашивает Чиаки, и когда Хаджиме возвращается из страны грез, в которую он уплыл, она наклоняется вперед в своем кресле, как будто собирается услышать самую интересную историю в мире. «Зеленый» мгновенно отвечает Хаджиме. «Или, я не знаю, красный? Оба.» «Словно Рождество. Ты не изменился». «Ага, а твой?» «Розовый. Очевидно». Чиаки говорит это добродушным, саркастическим тоном, на который способна только она. Особенность, которую Хаджиме почти наверняка думал, что больше никогда не услышит. Они снова смеются, Чиаки задает новые вопросы, и они продолжают в том же духе в течение того, что кажется считанными секундами, но на самом деле составляет почти час. В какой-то момент времени — прямо посреди недоверчивого вопроса Чиаки о том, действительно ли он каждый день надевает галстук в университет, — когда он замечает тень, проплывающую мимо одного из окон. Это возвращает его к мыслям о Мацуде и Нагито, и о том, что встреча уже должна быть закончена. Паника поднимается внутри него. «Мне нужно вернуться» он вскакивает на ноги, чуть не уронив телефон с колен. «К Нагито». Глаза Чиаки сморщиваются по краям, когда она улыбается ему. Как будто она знает что-то особенное, думает Хаджиме. Что-то личное, чем она не хочет делиться, но находит очень интересным. «Ты должен проверить его» это все, что она говорит, даже когда ее губы, кажется, изгибаются вокруг чего-то большего. Вместо этого она вскакивает на ноги и хватает Хаджиме за руку. «Но это было мило. Я действительно скучала по тебе, Хаджиме.» «Да,» соглашается он. «Это было мило. Я… я тоже скучал по тебе, Чиаки.» «Ага.» Она театрально кивает и протягивает руку. «Поэтому на этот раз мы не совершим ошибку, не оставив номера телефонов. Надо как-то поддерживать связь». Что да, она права. Хаджиме с любовью вспоминает дни до того, как они потеряли связь, до того, как получили новые номера и были слишком застенчивы, чтобы рассказать об этом другому. Дни, когда они играли в игры до трех часов ночи, шептались, чтобы их родители не слышали, а потом весь день переписывались друг с другом, пока не смогли сделать это снова. Он корит себя за то, что не подумал об этом раньше. «Вернем бессонные ночи?» Он шутит, пока они обмениваются телефонами, Чиаки улыбается, и, несмотря на все то, на что он сегодня наткнулся или не наткнулся, все в порядке.