Гадом буду, мурка!

1981г. Город Санкт-Петербург. 08:00 утра. Александр Белов потягивается в своей кровати, дышит хрипло, болезненно, со всем своим упорством игнорируя невыносимый трезвон будильника. За окном мартовский холод, трещит оставшийся снег под подошвами, и воздух такой чистый-чистый, воодушевляющий, первые лучи навязчиво крадутся к изголовью кровати, кусаясь солнечными зайчиками. В комнату входит Татьяна Белова, она же добродушная мать Саши, от которого часто можно услышать тёплое "Ну, мамуль". — Сашенька, сыночек, пора в школу собираться. Опять проспишь, как всегда... Ох, Боже мой, отчего ты так хрипишь? Простудился? Я тебе говорила, куртку потеплее надо надевать, а ты мне: "Мам, мам, сейчас же весна! Скоро тепло будет!" – Татьяна над единственным своим сыном хлопотала сильно, волновалась больше, чем за себя, но чувствовала, как гнилой червь неловкости и недопонимания с каждым днём вьётся вокруг них – у Саши не было отца, мужской руки, а он всё чаще стал искать опоры в друзьях, не в своей матери. Да и Татьяна бы не устояла выносить всего Белого полностью, и "опорная стена" тут же рассыпалась бы на части. Белов что-то неразборчиво замычал, силясь убрать лицо подальше от солнечных лучей и рук матери, завозился на кровати. — Мам, я ж уже не маленький, не надо. Я всего-то охрип, – почувствовав, что на нем нет одеяла, а тело обдает морозом, Саня приподнимается на локтях и жмурится. — Да всё, встаю я, встаю. Что на завтрак? — Бутерброды. Давай-ка бегом умываться, есть и вприпрыжку в школу. — Замётано, начальник, – Белов встает под обоюдный смех, его и его матери, и, залихватски отсалютовав, идёт собираться. Сегодня он не голоден, сегодня Белов бежит быстрее к выходу, чтоб мама не успела поймать его за шкирку и посадить завтракать. В любом случае, что он, совсем не поест? Да ладно, с братанами у первоклассников отожмут обед. Дело, так сказать, житейское. — Гони бабки быстро, иначе сейчас землю хавать будешь! – хрипло визжит Саша и кидается на фигуру, стоящую в нескольких метрах от него. Вместе они, обнявшись крепче двух возлюбленных, чуть ли не летят на бетонную дорогу. Но, вместо криков о помощи, прохожие слышат заливистый гогот. Послышались еще два юношеских голоса. Белова и мальчика оттаскивают друг от друга. То были Валера Филатов и Космос Холмогоров, а тот, от которого Сашу только что было не отцепить, не кто иной, как Витя Пчёлкин. — А-а-а, ну на этот раз я тебя прощаю. Ходи теперь и оглядывайся, мои братки просто звери! – все четверо смеются протяжно, по-детски наивно. Филатов помогает Сане найти портфель, который так безбожно был выкинут далеко в сторону. — Кос, ржешь как лошадь! – с доброй издевкой замечает Пчёла. — Ты чё, ты слышал, что Белый только что сказал? Да я просто зверь! Фау-фау-фау, – Космос стукает Витю по голове, а сам уворачивается, чтобы по шее с двойной силой не получить, издавая звуки "профессионального кунгфуиста", чем он с гордостью хвастался после просмотра кассет с Брюсом Ли. Филатов переглянулся с Белым. Склонился над ухом и говорит: — Дурачье. Саня усмехается, вскидывает брови и тянет губами слово "Да". — Эй, я не понял, чё сказали? За лохов нас держите? – остановился Пчёла, а потом отпрыгнул, поняв, что стоит в огромной луже, а ботинки его целиком промокают. — Атас! Белов хватает Валеру за плечо и бежит в сторону школы, подгоняемый угрозами и криками Холмогорова и Пчёлкина. Фил бы в таком возрасте значительно выше Саши, следовательно и ноги у него были длиннее, а значит, что уже через минуту не Белый тянул растерявшегося Филатова, а наоборот – Белый чуть ли уже не под руку тянулся за другом. У ворот школы номер 73 вся "Бригада" остановилась под строгой командой "Стопэ". Белов поправил оттопыренный ворот рубашки, галстук, манжеты, затем переключился на прическу Космоса, взлохматил, а опосля опять пригладил. Так и продолжалась процедура, все оправили всех, пока каждый не был при параде. Этой делегацией они медленным шагом почесали к холодному зданию, стены которого мрачно возвышались над людьми, всяк сюда входящими. Несмотря на то, что без году неделя, как её покрасили в жёлтый цвет, школа (по словарю школьников тех лет – Лагерь строгого режима) оставалась всё такой же побитой, помотавшейся, сменившей кучу поколений учеников (а вот его пра-прадед сюда водил моего прадеда, ну, а потом, конечно, и дед тут учился, но его выгнали, потому что он поджёг рабочий стол директрисы). Кирпичные стены потрескались, из них произрастает зелёный, влажный мох, который отдаёт душком сырости, неприятным и спирающим дыхание амбре, которое не очень-то и похоже на морской бриз. — Здрас-стье, Семён Семёныч! Оружия, алкоголя, ц-цигарет нет. Мы пусты, – Белый разводит руками и оборачивается к ребятам. Они следуют за ним и поднимают руки так, будто их задержали менты. — Быстро на уроки, я сказал! Иначе вместе с поджопником полетите. Вон, дармоеды! – вскричал охранник, ударяя двумя руками об стол. Его лицо исказилось в гримасе злости, усы задрожали, неприятные морщинки выступили на его лице, лет так на дцать выглядит Семён Семёныч теперь старше. Мальчишки клокочут, но всё же убегают дальше, к раздевалкам, чтоб не застать немилости охранника. По ходу движения они снимают с себя куртки, бросают Пчёле, а он ходко развешивает одежду на вешалки. Затем обувь. В один ряд под скамейками встали четыре пары ботинок. "Кроссы," – скомандовал Саня и бросил по одному мешку в руки Косу, Вите и Валере. Свой же чёрный мешок с Мэрсом держал при себе. На всё про всё у них было 5 минут, и так опоздали... Не суть, простят ведь, за красивые глазки. Ля-ля-фа! Космос уладит с матрёшкой – она ж даже двойку не поставит, опять ресничками накрашенными хлопать станет, а потом ноготками по столу стук да стук. Мирская рутина в школе – кому еще неизвестна? Ещё как побита, избита и обсуждаема. Один за другим идут уроки стройными рядами, на одном напряжение растёт, а на другом тебе в голову прилетает самолетик (Слава Богу, сегодня не тяжёлый ластик!), после которого ты узнаешь, что, оказывается, соседний район забил стрелу, а кастет отобран и находится у ОБЖшника в ящике комода в коморке на третьем этаже. Эта самая дальняя "коморка" находилась прямо за кабинетом Музыки, а у той стервы слух лучше, чем у собаки, так и услышит же, что кто-то за дверью шатается. — Пиздец, Пчёлкин, ты не пчела, а самый настоящий таракан! Какого хрена мы узнаем все в самый последний момент? Кто стрелу назначил? И когда успели-то? – Белый понизил охрипший голос, оборачиваясь на заднюю парту, где сидел Витя. Взгляд его вышибал всю душу насквозь, а вид был отрешенный, как у какой-то взъерошенной птицы, которая из раза в раз удивляется людям. Кастет в их ситуации был просто жизненно необходим. — На перемене собирай Коса и Фила, мы идем в крестовый поход на ОБЖшника. Тырить кастет будем. — Чего? Ну, понимаешь, я-то чё сделаю? Ко мне шестерка их на перемене подскочила. Они ж, шавки, сами не подойдут, типо важные, – Пчёла говорил это с какой-то обиженной интонацией, что ребячье лицо Саши вдруг просияло, словно в тот момент мальчик что-то для себя прояснил. Он похлопал растерянного друга по плечу и тут же отвернулся. Рядом с ним сидела миловидная Леночка, умница-доченька своих родителей, которая слушала разговор Белова и Пчёлкина, но вмешиваться не пыталась. Всё же, у мальчиков свои дела, а у девочек другие. Как всегда случается по жизни, ведь так? Лена не раз видела это от своих родителей. Учительница русского, которую все успели раз десять за урок проигнорировать, что-то там кудахтала, а уж только потом Белов услышал свою имя: — Александр! Тройка (вся компания издала тихое "О-о-о") с большим минусом. Я знаю, что это твоя лень, ты же умный, способный мальчик. Покажешь мне после урока свою тетрадку. И монотонная речь возобновилась. Саня издал гневное "Тю-ю-ю", уставился в оба глаза на Лену. Девочка от его тяжёлых глаз почему-то покраснела, засмущалась вся, резко отвернулась, и косички стукнулись о худенькую спину. При этом она продолжала закрывать рукой тетрадку. Белый решил, что соседка ломается, не хочет давать списать вот эту всю херотень. — Ну, Ленка, чего такое? Дай, пожалуйста, посмотреть, что у тебя написано. Она ж меня порвёт, как Тузик грелку, – на последнем предложении на плечи Лены упала правая ручища Александра, а левая стала убирать тоненькие руки девочки. Леночка не сопротивлялась. От Саши пахло уличной свежестью и бензином, а от нее цветочными духами. И обоих всё устраивало. Но Белова, конечно, от надушенности подташнивало. После урока тетрадь была сдана на базу, вся "Бригада" получила подзатыльники за то, что Белый опять узнает важную информацию самым последним, а тем временем Саня отхватил щелбан. Еле разняли, но в этом и состоит вся рутина. Любимая, бессмысленная и беспощадная. Мальчишки времени не теряли. Космос, одетый в дорогой костюм, не желая устраивать драку в дорогих шмотках, подал голос: — Сань, чё ты там придумал? Я если что после школы домой забегу и надену адекватные шмотки, а то не хочу в дерьме в них валяться. — Гламурный подонок! – Белый расхохотался. Его подхватили Витя и Валера. — Ладно, ты потом подползешь, мы сразу туда пойдём. Замётано? Итак, я вот о чем: мы идем к бетонной коробке ОБЖшника на третьем этаже, там в ящике в комоде лежит мой кастет, который он, сука, отобрал. Кос, ты отвлекаешь. Пчёла тоже. Фил, стоишь на стрёме. Если пацаны не справятся, и он подходить будет, то ты стучи по стенке. Я пойду искать. А если что – выбегу. Там по углам темно, но вы все если что соглашайтесь, что я до этого всё время там стоял в тени. Ждал. С ним тут же согласились. Большая перемена – огромное поле возможностей. Даже если та самая возможность в будущем принесёт кому-нибудь сломанный нос или фонарь под глазом. Неважно, откуда у Белова в столь мелком возрасте такой предмет обороны, но взаимное уважение получают только достойные, а обеспечивать авторитет, опустившись в грязь, почти нереально. Иерархией не пользовались, старших уважали и боялись, младших били и заключали в шестёрки. Строптивые должны были вертеться. Впрочем, пробежка до ОБЖшника была бы не столь значительна в нашем повествовании, разве что парни символически то и дело пожимали руки знакомым в качестве приветствия. Тогда это было своего рода обрядом, но он не нёс большого смысла для умов, он был как данное, которое все не понимали, но каждому было лень идти против. Комната учителя ОБЖ представляла собой то ли маленький кабинет, то ли подсобку, куда по идее должны были складироваться швабры и ненужные парты со стульями, но по какой-то причине обустроили рабочим столом, шкафом, креслом, комодом и прочими плюшками. Белый шепнул Филатову о готовности, после чего каждое его слово шло по цепочке вплоть до Холмогорова. Саша ещё десять секунд стоял около двери, не решаясь открыть дверь. В самый важный момент вся решительность утекла из его тушки, но появился беспричинный страх. Не так его учили. — Давай быстрее, Витя сказал, что ОБЖшник в столовке жрёт. У нас времени мало, – от резкого шепота Валеры Александр дернулся и посмотрел на него ошалелыми глазами. Но виду, что он струсил, не подал. Это было самым худшим наказанием мальчишки того времени – оказаться перед пацанами очкующим трусом и слабаком. Саня резко открыл дверь и прошмыгнул за неё. С порога его обдало смешанным запахом кофе и сладостей, от которого откровенно говоря мутило. Словно тёмным мороком охватил этот сладкий вкус дешёвых марципанов мальчишку. — Чё за блевотня... Где комод? – вслух возмущался Белый, руками шаря по карманам, не зная даже, зачем он это делает. По привычке, наверное. Старый и потрёпанный комод был больше похож на дореволюционный ненужный, а не на раритет, как баловался говорить учитель ОБЖ. В первом ящике кастета не было, Александр судорожно стал открывать другие, запускать руки в барахло в поисках его вещи. По стенке глухо затарабанили. Где этот хуев кастет?! Уже стали четко доносится голоса Космоса и Вити, которые, инфа-сотка, прыгали вокруг учителя и расспрашивали про любимое его занятие – археологию. — Нашёл! – чуть было не выкрикнул Саня, найдя нужную ему вещь, но быстро осекся и, закрыв за собой ящики, рванул на выход. По углам темно, Олег Дмитриевич (как звали ОБЖшника, вроде, не очень и важно) и не заметил бы Белова, если бы он сам не вышел на свет, широко улыбаясь. Заподозрив неладное, совсем немолодой Олег Дмитриевич нахмурил свои густые брови, откашлялся, но Белый с улыбкой перехватил его мысли в нужную сторону: — Олег Дмитриевич, я вас тоже как раз ждал. Я на олимпиаду хочу. Ну, или автомат разбирать-собирать. Можно ещё записаться? Дружелюбие Александра со стопроцентным успехом повлияло во благо. Друзья так же подхватили такой горячий порыв участвовать. Кастет в кармане приятно жёг холодом руку. Приятно, все-таки, что шалость удалась. Теперь надо сматывать удочки. Белый толкнул Коса в плечо. Мальчики засуетились. "Нам когда-нибудь прилетит за это, я те отвечаю", – еле слышно сказал Филатов. С самого детства он трезвее смотрел на ситуацию и мог провернуть дело так, чтобы остальные друг друга не убили. Сане, как и всем остальным, определённо нравилось это неизменное – не побоюсь тавтологии – успокаивающее спокойствие. После "Крестового похода" Белый пребывал в таком лучезарном настроении, которое материализовалось в нем, что казалось, что он вот-вот станет насвистывать какой-нибудь дружелюбный напев. — Теперь ты официально вор, Саня, – по-деловому декламировал Холмогоров. — Во! – Саша высунул из кармана кулак, держа кастет, и опасно помахал перед самым носом Космоса. — Видел? Не на того напал. Я не вор! Я вернул то, что принадлежит мне. Да и с побитой головой я ходить не хочу, Кос. – Белый сунул руки обратно в карманы. — Значит, сегодня собираемся после школы за гаражами. Потом Космос идёт за шмотками, а мы отправляемся. Собрать пацанов надо, я им не говорил, – Пчёлкин почесал затылок и улыбнулся. Все хором завизжали в знак согласия. Александр в приступе трепетного дружелюбия обнял за плечи каждого, насколько могли достать его руки. Он всё что-то шептал и шептал, а остальные улыбались. И никто не знает, о чем они говорили, но разговор этот был наполнен всем теплом, которое имел в себе Саша! Он бы их никогда не предал, не подумал бы о виновности своих товарищей, всегда бы защищал и убил за них. Они – всё. Белый, которого в тот момент охватил необъяснимый порыв нежности, смотрел так, словно вот-вот бы зарыдал от счастья. Каждый из них связан дружбой навеки до гроба – компания была крепче клятвы на крови. Прозвенел звонок, и Витя засвистел фигурам вдалеке. То были шестёрки, часть банды, которая отвечает за силу, направленную против кого-то. Не мог Белый похвастаться каким-то своим достижением в жизни, но он никогда не забывал тех, кому был чем-то обязан. Филу, Пчеле и Космосу он обязан жизнью.