***
Как только ее имя было произнесено, арена взорвалась от аплодисментов. Зрители скучали по Алёне, по той Алёне, которая выходила и побеждала, по той, которая летала надо льдом, словно перышко, поражая всех своим невероятно легким и мастерским катанием. Алёна набралась сил, Алёна сейчас там, где ей нужно быть и с кем ей нужно быть, так что она готова делать это снова. Розанов с первой секунды музыки следит за каждым мельчайшим ее движением, еще в начале для себя отмечая, как же хорошо, что теперь, когда она выходит на лед, он не испытывает страха за нее, за ее жизнь, не сомневается в ней ни на секунду, от прошлогодней паники не осталось и следа, лишь легкое волнение и ожидание чего-то прекрасного на льду. Блюз ей невероятно идет, так всегда и было, но сейчас особенно. Она повзрослела, стала уверенней, движения стали еще более плавными. Он видел ее прокаты тысячи раз, и даже сейчас удивлялся тому, как ее движения обыгрывали каждый такт музыки безошибочно. Конечно, как тренеру, ему бы не стоило возносить ее настолько, но это было правдой и все присутствующие и без слов это знали. При заезде на аксель сердце резко сжалось и у него, и у Жени, сидящей где-то на трибунах. Но не у Алёны — Сергей своим наметанным взглядом не мог не заметить глаза, блеснувшие неестественно зеленым цветом, за секунду до прыжка, подумав про себя о том, что «слава небесам, этого никто не заметит». Прыжок был успешно приземлен, на лице девушки проскользнула улыбка, знаменовавшая ее личную победу. Розанов повернул голову на Этери — она кивнула, в знак одобрения. До самого конца программы она не опускала глаза вниз, съедая взглядом судей. И образ, как и просила Женя, смотрелся естественно, будто такой дерзкой, раскованной и точной она и родилась. Отчасти так оно и было. Когда Алёна подъезжала к выходу со льду, ее улыбка говорила сама за себя, а он подумал о том, что наконец-то уверен, в том, что они все делают правильно. Он надел на нее кофту и приобнял уже после того, как камеры перевили фокус на следующую фигуристку. — Умница. — Красиво? — еще со сбитым дыханием выговаривает Косторная. — Безумно. Но я тебе этого не говорил. — Себе скажи. Кто ставил то? — улыбнулась Алёна, сжав его руку буквально на секунду, и, отстранившись, отправилась к журналистам.***
Отпустив руки Даниила Марковича, Аня развернулась лицом ко льду. Прозвучала ее фамилия, а в ее голове тут же пронесся шум ветра. Примерно в этот момент Аня поняла, что все идет по ее плану. Звучит музыка и девушка чувствует прилив сил, как обычно это и бывало с этой программой. Все же это было прекрасной идеей — делать именно такую постановку. Касаясь льда рукой, Аня чувствует песок — теплый, даже горячий. Раньше ее смущали подобные «галлюцинации», ни у кого больше похожих не было, но сейчас ей даже нравилось. Видимо именно такого волшебного, почти невозможного погружения в образ ждут обычно ее главные критики. Ветер нёс ее по льду, заставляя двигаться быстрее, прыгать выше. С ускорением музыки её волосы еще более непослушно развеваются под дуновением ветра, кажется, забыв, что на них вылили тонну лака, а глаза сверкают ясностью и силой природы. Она будто прямо сейчас может призвать ветер и управлять им, создавая мощные бури или мягкие ветерки. Её катание сейчас наполняет воздух живительной энергией, и Аня даже в конце программы, ничуть не устав, перемещается с невероятной легкостью, словно носится по воздуху. Щербакова сейчас словно не находилась на ледовой арене, а бежала по глубинам пустыни, где жар невыносим, а песок словно золото, сыпется сквозь ее пальцы на руках, которые безошибочно выполняли прекрасно поставленную стилизованную хореографию. Прямо сейчас, как и говорила ей наставница, она чувствовала себя той, кем должна быть, той, кого всю жизнь прятала внутри, чувствовала, что ее судьба переплетена с тайнами ветра и зыбкостью песочных дюн, что ее сердце наполнено стихиями, а голос созвучен шепоту ветра. Катая дорожку, Аня словно танцует на гребне ветра, призывая силу бури для помощи ей. Сияющая под освещением на арене, Щербакова воплощает собой связь между древними тайнами пустыни и реальным миром, или ей самой, и сейчас не нашлось бы ни одного человека, ни на трибунах, ни за бортиком, кто был бы с этим воплощением не согласен.***
Открыв дверь на арену, Трусова слега прищурилась, когда в ее глаза попал яркий свет, отражавшийся ото льда вместе с многочисленными криками с трибун. В воздухе вибрировал звук фортепиано - In Memoriam Рихтера, так идеально подходивший девушке, порхающей по льду, словно бабочка. Взгляд зацепился за силуэт тренера, стоявшего у бортика. Этери Георгиевна довольно ухмылялась, словно чувствуя взгляд, буравящий её с трибун, и наслаждалась каждой секундой превосходства. Сердце неприятно сжалось. Будет ли она так же довольно смотреть, когда Саша упадёт с трикселя? Не думать об акселе. Казалось бы, на её Родине война, она волшебница, и столько безумных вещей произошло за последние месяцы, но Саша была бы не Сашей, если бы не волновалась за (***
Женя быстрым шагом двигалась в сторону женской раздевалки, неся девочкам забытые в машине вещи. Образ «мамы» этой компании уже настолько прижился Медведевой, что со стороны её было не отличить от типичной мамы типичной фигуристки. Она отдавала этим девочкам всю себя и знала, что это абсолютно стоит того. Как только она завернула за угол, её размышления быстро прекратились. Возле входа в раздевалку, облокотившись на кирпичные стены, стояла женщина, сложив руки на груди. Такая холодная и отстранённая, но она знала, что это только маска. Поправив сумку на плече, Медведева медленно подошла к двери, остановившись в миллиметре от входа. Тонкая ладонь застыла у металлической ручки, не в силах двинуться. Она медленно подняла голову, встречая бывшую тренершу, нынешнюю соперницу, безразличным взглядом. Со стороны может никто бы ничего и не заметил, но Женя была уверена, что её поняли. Была уверена по страху, появившемуся в глазах оппонентки, когда та поняла: будешь обделять моих девочек вниманием, играть концерты на камеру и лезть из кожи вон, лишь бы привлечь моё внимание, будешь продолжать выглядеть так же жалко. Открыв дверь, Медведева быстро подошла к лавочкам, кидая тяжёлую сумку на пол: — Переодевайтесь быстрее, завтра тяжёлый день. 13 сентября 2021 года — Готова, Алён? — у входа на арену спрашивает Сергей, оставшийся перед прокатом с ней один, пока остальная команда была занята Камилой. — Всегда готова. — Руки у тебя просто так трясутся, да? — он подошел ближе со спины и взял обе ладони в свои. — Это так… Вдруг магия наружу просится? — Было бы славно, если бы это была не твоя паника. — Просто переживаю, — Алёна развернулась к нему лицом и заново перехватила руки. — Слишком давно не катала произвольную уверенно, так как надо. А сейчас должна бы уже… — Ты в хорошей форме, все будет в порядке, я в тебе уверен. Помнишь, на чем концентрируемся? — Помню. Пусть мама услышит, пусть мама придет… — Алён, — рассмеялся он в ответ. — Но смысл верный. Папу еще не забудь позвать. — Ну знаешь… Вдруг нельзя вторгаться в мир мертвых. — Во-первых, не таких уж мертвых, скорее полу… А во-вторых, домой ты не вторгаешься, а просто приходишь. — Мрачноватенький такой домик у меня конечно. — Зато ты — в прямом смысле богиня. — Хоть за это папочке спасибо, — усмехнулась девушка. — Всё, пора. — Косторная отпустила его и, встряхнув ноги несколько раз, открыла дверь. Алёна выезжает на лед и встаёт в начальную позу, закрывая на несколько секунд глаза и выдыхая, она сбрасывает все ненужное волнение и вживается в образ, который еще не стал ей родным, но обязательно станет. Должен стать. Ее хореография, ее музыка словно становится отражением ее особой энергии, олицетворяющей уже хорошо знакомый дух темного леса. Искры магии, плавно танцующие в ее глазах, сопровождают каждое ее движение, призывая девушку выпустить их наружу, но не сейчас, сейчас нельзя. Ее шаги, мягкие и плавные, но совершенно уверенные, сливаются с музыкой, превращая программу в целый спектакль. Темное платье с фиолетовыми и темно-синими узорами, макияж, подчеркивающий зеленый цвет глаз, элегантно уложенные волосы — все это сделало ее словно образом из снов, она совмещает в себе и темное, и светлое, что с успехом доносит до зрителей. Программа не только наблюдателей, но и ее саму будто увлекает в мир, где реальность переплетается с фантазией, непостижимое переплетается с человеческим, и все, кажущееся таинственным, становится истиной, ведь на самом деле теперь это — ее жизнь, ее реальность. Ее взгляд искрится при каждом заходе на безукоризненно выполненный, пролетный, высокий прыжок, так, словно в ее глазах настоящий огонь. Возможно так и было. Ей самой вправду казалось, что она видит этот огонь перед собой — настолько реальным это все ощущалось. Казалось, что там, где она ступает, тлеют искры, и лед рассекается ярким светом ее стремительно разгорающегося внутреннего пламени. Ее обаяние, которое она выражала через каждое свое движение, было наполнено свирепостью и рвением, а одновременно и силой и красотой огня. Ее шелковистые волосы, с которых фиолетовая краска уже успела смыться почти до конца, все же плавно переливаются синеватыми оттенками, оттенками темной бездны. Ее душу окутывает тепло и страсть, которые смогут противостоять даже самой бездонной тьме, но в этом и ее противоречие. Часть ее самой — и есть тьма. Ведь кроме огня в своем распоряжении, она еще и владеет загадочной силой низшего мира. Заканчивая программу, Алёна знала, что ей не о чем будет волноваться, она отдала все, что могла. А главное кое-что все же осознала — ее сущность — слияние двух миров. В ней сливаются могущество огня, нежность стихий и таинство, мрак подземного царства, в коем она — самая настоящая принцесса.***
Когда Аня выходила на лед, она не знала, чего ожидать от самой себя. После короткой программы она была под сильным впечатлением от того, что ощущала во время проката. Ее разумная половина говорила ей, о том, что это из-за адреналина, который ударяет в кровь при каждом выступлении на публике. Но вторая половина догадывалась, что ее связь с магией и со своими «корнями» просто продолжает усиливаться с невероятной скоростью. Вставая в начальную позу, Аня ощущает как острый ветер пронизывает ее до самых костей, хотя на льду было отнюдь не холодно. И издалека тут же доносится уже знакомый голос, будто наполненный несказанной тоской. Мрачный голос, словно ток, пробегает по бледной коже. Анна вздрагивает, ее сердце бьется чаще, а взгляд остаётся пристально прикован к судьям прямо перед ней. «Анна…» — прошептал голос снова, словно отзываясь из самых глубин мрака. Ее грудь наполняется трепетом, уже в какой раз она чувствует невероятную силу внутри, будто что-то давно потерянное вновь обретает свое величие в ее лице прямо сейчас, на льду. Девушка выставляет руку вперед, кажется, желая дотянуться до той, кто звал ее, и начинает свою программу. А голос продолжает свое мрачное настойчивое призвание до того момента, пока Аня не приземляет свой первый прыжок. Несмотря на это, ей до самого последнего такта казалось, что она рядом, прямо за ее плечом. Фигуристка, словно окаменев, замерла в финальной позе. Голос продолжал звучать теперь только в ее голове, как что-то древнее и забытое, как нечто, прорывающееся из самых глубоких уголков ее памяти, но ее разум не мог, или еще не был готов к тому, чтобы разгадать его источник.***
Саше не нужны были долгие наставления тренеров, она сама прекрасно знала, что должна сделать. Приняв к сведению все слова, она бросила взгляд на Розанова, стоявшего чуть поодаль у бортика, затем на девочек, больше конечно на Щербакову, глаза которой были полны веры, в отличие от самой Саши. В ее глазах была не вера, это была непоколебимая уверенность, видимо это и было ее главным оружием, именно это и помогало идти и делать то, что не делает никто в мире. Трусова всегда с недоумением слушала рассказы подруг о том, какие чувства они испытывают, выходя на лед теперь, когда они знают о своей истинной сущности. Саша не могла похвастаться такой же магией, выбивающейся из нее, как только начинала звучать музыка. Девушка думала, может в ней просто недостаточно волшебных сил для этого. Но вот зато физических — вполне. С началом ее программы проявилось в ее взгляде кое-что еще — то, что Женя с довольной улыбкой заметит с высоты трибун, и то, что сама Саша обнаружит немного позже. Безумство. Четверной флип. Первый прыжок в ее программе, выполненный как никогда чисто. Саша на самом деле была поразительным созданием, сама того не вполне осознавая, она унаследовала от своих родителей как безумие, так и творческий гений. Четверной сальхов. Высокий, мощный, еще более красивый теперь, с руками наверх. Ее глаза всегда были особой темой для обсуждения, но в этой программе они заиграли еще ярче. Глаза, как неистовые вихри, отражают ту самую призрачную искорку безумия ее родителей. Они пронизаны загадкой ее исключительного таланта. Двойной аксель + тройной тулуп. Саша всегда отличалась умелым сочетанием бушующего безрассудства и дивной расчетливости — теперь все они понимают, откуда это. Она обладает непреложной твердостью в своих убеждениях, но при этом и широкими взглядами на вещи, открывающими путь к самым необычным и замысловатым идеям, вроде пятиквадки, например. Четверной тулуп. Красив и эстетичен, как впрочем и всегда. В ее раздвоенной природе есть место и согласию, оно и порождает своеобразное сочетание ее странности и интригующей привлекательности. Четверной лутц+тройной тулуп. Публика взрывается вместе с началом новой мощной музыкальной композиции. А Саша лишь еще больше увеличивает скорость, заезжая на новый прыжок. Пожалуй, это и есть ее волшебная сила — способность увидеть и показать красоту в безумии, в хаосе, который она сама и создает. Прямо здесь и сейчас, на льду Трусова умудряется смешать утонченный стиль Круэллы с эксцентричностью Шляпника, превращая свою программу в смелый творческий шедевр. Четверной лутц. Люди поднимаются со своих мест. Она это сделала. Гибкость ее ума позволяет ей рассчитывать все до мелочей и на годы вперед. Именно поэтому сейчас она способна на подобное. Тройной лутц+ойлер+тройной сальхов. Завершающая комбинация прыжков и на лице Саши появляется яркая улыбка. У нее свой мир, своеобразный, не все ее понимают, но многие ей восхищаются. Ее мир — это там, где сумасшедшая красота и невероятное безумство переплетаются в бесчисленных фантастических образах, которые она воплощает на льду.***
Выходя с арены, девочки активно обсуждали прошедшие прокаты, делились эмоциями, которые буквально лились через край. Они настолько увлеклись этим, что не заметили ни бедного Сережу, идущего позади с звучит чемоданами (Саша свой, естественно, не отдала), ни свою наставницу, которая стояла в паре метров от них, скрестив руки на груди. — Алён, Ань, вы почувствовали себя принцессами, я смотрю? — произнесла Евгения, кивая в сторону Розанова. — О, Женя! — радостного воскликнула Аня, побежав обниматься. — Ну знаешь, а почему бы и не пользоваться такой привилегией, — ехидно улыбнулась Алёна, тоже обнимая наставницу. — Я в общем-то не возмущаюсь, — улыбается Сергей, ставя чемоданы рядом с девушками. — Ну, что скажешь? — первой поинтересовалась Саша. — Скажу, что невероятно вами горжусь, — все девочки смущённо улыбнулись, а Розанов закивал головой в подтверждение слов подруги. — Я увидела в вас то, что хотела увидеть за эти два дня. — Что именно? — Принятие, гордость, уверенность и наконец, готовность бороться. И я не про попадание на Олимпиаду. — Теперь это звучит настолько реально, настолько близко, что даже страшно, — заволновалась Аня. — Может я напугаю этим еще больше, но у вас больше нет права бояться. Потому что бояться должны вас. — Мы довольно долго к этому готовились, но сейчас свыкайтесь с мыслью, что, даже если вы этого еще не осознали, вы уже вступили в борьбу. — продолжил мысль Жени Сергей. — Звучит… Как наша новая реальность. — проговорила Трусова. — Именно, — кивнула Медведева. — Теперь не только для ваших родителей, но и для вас самих — война началась.