Грабли

- Эй, мистер, вы арестованы хорни полицией! Петя босой и встрепанный, как только выпрыгнувший из лужи воробей. На нем старая заношенная кофта Игоря с растянутыми на локтях рукавами и пятнами желтой краски у ворота. Рукава висят, скрывая ладони. Из другой одежды на Хазине ничего, но кофта отлично прикрывает задницу, благо она велика Пете на пару размеров. - Чё? - Игорь лениво смаргивает, отлепив взгляд от огромной плазмы, на которой Курт Кобейн в очередной раз заводит шарманку о человеке, что продал мир. По ощущениям, они смотрят это выступление Нирваны на повторе уже раз десятый, но никому даже в голову не приходит переключить или просто вырубить телек. Петя закатывает глаза и бросает в него смятой футболкой. - Хуй в очо. Оденься, дует же. Мне не улыбается твой радикулит ночью растирать сраным Финалгоном, дядь. Впрочем, одеться он Игорю не даёт, в ту же минуту оказываясь с ним рядом на полу, где Гром лежит звездой, раскинув свои охуительно длинные конечности в стороны. Петя седлает его бедра, притираясь и давая им обоим почувствовать лениво разливающееся тепло сквозь ткань немногочисленной одежды. - Старина Курт складно стелит, - говорит Хазин, всовывая Грому в рот раскуренный тлеющий косяк. Там осталось совсем немного, самая горечь, от которой хочется закашляться, и которую Петя не любит, и Игорь об этом знает. Поэтому просто в пару долгих сильных затяжек добивает самокрутку, чуть нахмурившись, но не отводя внимательного взгляда от прищуренных смеющихся темных глаз под отросшей челкой. Игоря совсем немного ведёт. Непонятно только, от забористой травы, или от Пети, сидящего на нем верхом, покачивающегося в такт музыке, бесстыдно ерзающего бедрами по его паху. - Who knows? Not me. We never lost control... Игорь жмурится, чувствуя, как Петя устраивает его ладони на своей заднице, и сжимает инстинктивно, получая в награду тихий стон. Приходится открыть глаза, чтобы увидеть, как Петя закусывает обветренную всю в запекшейся крови губу и улыбается. Игорю жарко, Игорю плохо, Игорю мало и слишком много одновременно. Кажется, в квартире открыты все окна (пришлось, после того, как они обдолбались и чуть не устроили пожар). По квартире хозяйски гуляет сквозняк, пробирая могильным холодом до самых рёбер, покрытых синяками словно трупными пятнами. - И-игорь, - тянет Петя, склонившись над ним, ссутулившись, обхватывая лицо горячими ладонями. Грому не хватает воздуха. - Так хочу тебя, просто пиздец. Горячечный шепот, и глаза у него горят нездоровым блеском, но Игорю уже давно всё равно, потому что он слишком устал сражаться с ветряными мельницами. Он позволяет целовать себя, целует и кусает в ответ, одной рукой ухватив Петю за влажную шею, а второй спуская с себя пропитанные потом треники. Кожа в испарене липнет к коже: скользко, жарко, но так правильно. I must have died alone A long, long time ago - Вот так, да. Мой хороший, - Петя возится, стягивая с себя кофту и оставаясь в чем мать родила. Смотрит на Игоря затуманенным взглядом, снова лижет свои губы нетерпеливо. Головка пару раз мажет мимо, потому что Петя удолбан в говно настолько, что Игорь даже удивлен, что у него вообще встал. Приходится помочь, направляя, притираясь самостоятельно, а потом успокаивающе оглаживать бедра Хазина, которого трясет хуже, чем во время бед трипа. Ковер под ними мягкий, но ворс всё равно неприятно натирает голую кожу, отдает статику во взъерошенные на затылке волосы, когда Игорь проезжается чуть назад с каждым новым толчком. Он не стонет, только глаза зажмуривает до цветных мух под веками, зато Петя заткнуться никак не может, рассказывая, как ему хорошо, какой Игорь охуенный, как сладко там внутри, частит что-то, матерится. А у Игоря по позвоночнику свинцом удовольствие разливается, тяжелое, ещё сильнее к полу придавливающее. Он послушно лижет подставленные Петины пальцы, послушно смотрит ему в глаза, не отрываясь, когда тот тихо требует: - Смотри. Вот так. Умница. Хороший мальчик. Можно немного сместить вес и придушить Хазина бедрами, обхватив покрепче. Сломать ему шею одним точным движением. Но Игорь только, не выдерживая, скулит, когда Петя даёт ему звонкую пощечину. И снова. И ещё. - Другое дело, - удовлетворённо хмыкает Петя, сдувая с глаз челку и двигаясь быстрее. - Хочу тебя слышать. Oh no not me We never lost control You're face to face With a man who sold the world Форточки бьются под сквозняком, мягко мерцает в полумраке экран телевизора. Петя удивлённо охает, когда рука Игоря вдруг дотягивается до его шеи и сжимает у горла. Не сильно, но ощутимо, так, что венка под пальцами начинает отдавать пульсацией. Отпускает тут же, но Пете уже достаточно, он запрокидывает голову, беззвучно матерясь в потолок, двигаясь беспорядочно. Между ними скользко и мокро, и Игорь задушенно стонет, дёргается, тянет расслабившегося и податливого Петю на себя, словно ему мало, словно он хочет им себя трахнуть снова, глубже, ещё и ещё. Курт Кобейн на экране просит у кого-то сигарету. Петя скатывается с Игоря, утыкаясь влажным лицом ему куда-то под ребра.