Контроль и слёзы

Шерлок проснулся в доме брата и не сразу вспомнил, почему. Когда воспоминания вчерашнего вечера накрыли с головой, возникло нехорошее предчувствие. Оно тут же подтвердилось — пропуска в дом Майкрофта не было. Шерлок украл его еще пару лет назад. Майкрофт, безусловно, узнал об этом, но, судя по тому, что не потребовал вернуть, не был против. До сегодняшнего дня. Следовало, конечно, догадаться. Холмс разозленно рыкнул, взглядом нашел свое пальто — теперь аккуратно висящее на вешалке — и достал из кармана телефон. Мысли путались, пальцы зависли над клавиатурой. Проклиная все на свете, Шерлок закрыл окошко сообщений и вместо этого набрал знакомый номер. Майкрофт снял трубку после двух гудков. — Тебе не кажется, что ты — не мой дом, чтобы ограничивать мои передвижения тем или иным образом, и вообще устанавливать какие-то правила? — без приветствия начал он. — Еще вчера ты умолял меня позаботиться о тебе, — хмыкнул старший брат. — У меня больше нет такой необходимости. — Мы оба знаем, почему. Как ты себя чувствуешь? — Пока разговариваю с тобой — отвратительно. Думаю, это изменится, как только я положу трубку. — Вернул себе достаточно самообладания, чтобы хамить мне? Это довольно жалко, учитывая, как скоро ты снова его потеряешь. — Пошел ты! Как долго ты собираешься держать меня здесь?! — Ты пробудешь дома так долго, как я скажу, — жестко ответил Майкрофт. По спине Шерлока пробежался холодок от стальных ноток в голосе. — Ты не мой дом, мы не заключали никаких соглашений, — он был уверен, что от брата не укрылось, каким отвратительно сбитым с толку он прозвучал, — Ты не можешь просто выборочно отдавать мне приказы, какие тебе вздумается, и запирать меня у себя дома! Я не питомец и не игрушка! Последние слова, несмотря на его улучшившееся самочувствие, прозвучали так, словно он на грани слез. Он же не расплачется из-за такой ерунды. Он совершенно точно не расплачется из-за того, что единственный сколько-нибудь близкий ему дом совершенно ему не доверял и, кажется, считал обузой. — Нет, Шерлок, ты не питомец. Ты еще хуже — сабмиссив, склонный к саморазрушению. «Саморазрушение» здесь ключевое слово. — Пошел ты к черту! — выплюнул Шерлок и бросил трубку. От нечего делать он слонялся по дому, рассматривал предметы в гостиной — картины, за которые, он был уверен, Лондонская Галерея предложила бы немало. Шерлок совершенно точно знал, что часть из них были уникальны в своем роде, но не знал, какие именно. Сделав несколько шагов назад, он внимательно оглядел всю стену целиком, отметил месторасположение каждой картины, затем подошел поближе к одной из них и придирчиво всмотрелся в краски, пытаясь оценить их качество. Он взглянул на подпись — довольно броскую, размашистую. В конечном итоге Шерлок пришел к тому, чтобы подвергнуть сомнениям уникальность двоих экземпляров. Он даже едва не предположил, что одна из них — искусно выполненная подделка, но быстро понял, что ошибался. Конечно, у Майкрофта в гостиной не могло висеть ни одной подделки. От размышлений его отвлек звук пришедшего смс. Шерлок достал телефон и прочитал: «Полагаю, твой организм сам напомнит тебе, что после двух дней голодания еда — первая необходимость? В холодильнике найдешь все, что любишь. МХ» Шерлок хотел разозлиться еще больше, но неожиданно понял, что в самом деле голоден. И, конечно же, Майкрофт был в курсе, что он не ел два дня — просто было не до того. Интересно, брат сам это вычислил, или ему «помогли» камеры на Бейкер-стрит, установленные сразу после первого передоза. В холодильнике на кухне нашлись те блюда, которые он предпочитал. Немного поразмыслив, Холмс захлопнул дверь и покинул кухню. Узнав о камерах, Шерлок рассмеялся брату в лицо, сказав, что они никаким образом не помогут предотвратить употребление наркотиков, если ему этого захочется. Он легко сможет «обдолбаться» где угодно, уехать из города, если ему понадобится, прикрывшись делом. — Лучше бы тебе этого не делать, братец, — с подчеркнуто любезной улыбкой ответил тогда Майкрофт, — потому что, если понадобится мне, ты не выйдешь из дома ни на одно дело, в подлинности которого я не буду уверен. Само собой, они в очередной раз поссорились. Налив себе только стакан воды, Шерлок продолжил неспешно прогуливаться по дому, вспоминая их детские годы — самое, кажется, счастливое время в его жизни, безвозвратно теперь ушедшее. Он с детства понимал, что он — саб, но это совершенно не расстраивало, и уж тем более не могло стать поводом для ссор с его братом-домом. Этот факт просто никак не сказывался на их отношениях, в них не было ничего, что вызывало бы чувство стыда, жалость к самому себе и ненависть к собственной сущности. Их взаимоотношения были полностью гармоничными. Майкрофт никогда не пытался подавлять его — для этого не было причин. Он не манипулировал им, он просто заботился достаточно, чтобы Шерлок подошел к подростковому возрасту с твердой уверенностью в том, что ему, как сабу, необходимо правильная опора. Подростковый возраст внес свои коррективы в виде гормональной перестройки организма, когда постепенно возникла потребность в близости. Шерлок просто не мог согласиться «на что попало», на плохо организованные сессии, без грамма творческой инициативы. Склонность к социопатическому поведению существенно сужала круг его приятелей, поэтому найти подходящего партнера представлялось практически невозможным. Шерлок пробовал, искренне надеясь, что если он не сможет хоть что-то найти в отношениях, сосредоточенных по большей части на сексуальном доминировании с банальными сценариями, то как минимум сможет довольствоваться тем, что есть. Но, чем больше он старался, тем больше отвращения у него вызывали глупые приказы, грязные выражения и непомерное количество ненужной болтовни. В отношениях с домами часто он не мог отделаться от ощущения, что прослушивает половину слов, призванных вызвать в нем возбуждение. И он сожалел об этом, ловя себя на мысли, что хватило бы короткой фразы и твердого взгляда, чтобы он на самом деле ощутил предвосхищающее волнение. И даже фантазировал, что это могла быть за фраза, вместо того, чтобы сосредоточиться на своем доминанте. В конце концов, с возрастанием потребности в хорошем доме, Шерлок просто отчаялся, начиная все сильнее ненавидеть свою природу. Это отчаяние само собой привело его к тому, что он оказался в притоне. В начале были гормональные препараты, подавляющие естественные потребности. Где-то через год их плотного употребления Шерлоку пришла в голову мысль действовать иначе — не подавлять, а отвлекать свой мозг, переключать его на более интересные задачи. Так в ход пошли психоделики. Он бы продолжал их использовать до сих пор, если бы однажды под действием лизергиновой кислоты едва не оказался под колесами кэба. Повреждений он тогда никаких не получил, но придя в себя, осознал всю опасность. Майкрофт, разумеется, узнал об этом случае. У них состоялся разговор, в котором Шерлок, послушно выслушав все, что говорил старший брат о вреде веществ, молча кивнул, затем, обдумывая дальнейшие слова, решился сказать, не выдержав долгого прямого взгляда и опустив глаза в пол: — Я согласен, это было большим риском. Я… уже все понял сам, Майкрофт, правда. Клянусь, я не хотел, чтобы все так вышло. Я не собирался подвергать себя опасности… Его ответ звучал, как бессвязная оправдательная речь. Когда Шерлок понял это, то прервал себя и смущенно посмотрел на брата. Тот медленно кивнул, выражая одобрение, и по телу Шерлока разлилось приятное тепло. Этот момент он запомнил надолго, и позже неоднократно прокручивал его в голове: момент, когда он впервые осознал, насколько сильно ненавидит воодушевление, которое способен ощутить, только заслужив одобрение подходящего дома. Дома, который сообразительнее и спокойнее его, который, кажется, лучше его во всем. Тогда еще между ними все было хорошо. Майкрофт вел с ним настоящий диалог, он спрашивал о его мнении, он был заинтересован в его благополучии. Словом, он умел давать понять, что Шерлок не унижен и не должен быть униженным, но в то же время виртуозно сохранял свое лидерство. Когда позже Шерлок анализировал свои ощущения, он понимал, что это чувствовалось, как что-то самое правильное и естественное в его жизни. То, чего ему так не хватало в отношениях со всеми его домами — в любых из них был дисбаланс, всегда что-то перевешивало. Или чрезмерная заботливость, заставляющая Шерлока ассоциировать себя с «инфантильным имбицилом», как он сам это предпочитал называть. — «Ребенком» звучит куда проще и понятнее, — сказал тогда Майкрофт в ответ на робкое, но вынужденное признание Шерлока. Или сухое подавление, когда ему не давали выбора, не слушали пожеланий и не считались с его занятием. — Патологическая склонность к самоутвеждению за мой счет, — с недовольством буркнул Шерлок, в очередной раз кутаясь в мягкое одеяло перед камином в доме Майкрофта. — Это называется психологический садизм, — негромко проговорил брат и успокаивающим жестом поцеловал в лоб. Случалось по-разному, но в целом такие сценарии были самыми распространенными. Шерлок искренне не понимал, почему большинство сабов эстетизируют и даже мечтают о подобных отношениях. А позже пришел к выводу, что большинство окружающих — идиоты. Он сделал еще две или три попытки найти сколько-нибудь подходящего партнера, но они в очередной не увенчались успехом. Было решено бросить это дело окончательно. Первое время после последнего разрыва его целиком и полностью отвлекали дела Лестрейда, с котором они были знакомы уже где-то полтора года. И он до последнего не хотел признаваться даже себе, что в какой-то момент все так или иначе пойдет не по плану. Поначалу его дерганое состояние замечал только Лейстрейд — Шерлок отмахивался. Со временем обращать внимание стал весь отдел Скотленд-Ярда. В конце концов Шерлок обнаружил себя в притоне со шприцом в руках, заинтересованно рассматривающего собственную руку. Вена выделялась соблазнительно четко. Отвратительная жалкая мысль о том, что всего один укол, и он наконец-то сможет расслабиться, затуманивала разум. И Шерлок решился. Что было потом, он практически не помнил. Первое воспоминание после иглы — полный разочарования взгляд Майкрофта и ужасное чувство, самое ужасное из всех, что ему на тот момент довелось испытать — паника вперемешку с жалостью к себе от того, что он разочаровал доминанта. Когда после Шерлок вспоминал об этом, то кривился от ненависти к самому себе: он, безусловно, готов был броситься на колени и просить прощения, если бы у него было достаточно сил. Умолять собственного старшего брата простить его потому что только Майкрофт мог бы заставить его поверить, что он больше не виноват. Но на смену эйфории довольно быстро пришла боль и утащила сознание не в приятную дрему, как это было до того, а в бесконтрольные попытки убежать от страдания и жалости к себе. Он не мог даже встать с кровати. Позже Шерлок испытывал острое чувство стыда за свое поведение во время ломки, но, когда он начал отчетливо осознавать это, было уже поздно — он находился в больнице на реабилитации, за что в принципе должен был быть благодарен Майкрофту, но вместо этого Шерлок продолжал чувствовать вину и злиться на себя за это. Какого черта ему так необходим ориентир, чтобы просто нормально функционировать и заниматься своим делом? Какого черта он так зависим от чужого одобрения? Шерлок начал представлять, что было бы, родись он доминантом. О, безусловно, это было бы замечательно! Он бы просто мог найти себе послушного саба, готово расстелиться перед ним по первому же требованию, и быть счастливым. А если бы вдруг он стал ему мешать, достаточно было бы посмотреть на него тем-самым-взглядом, что ставил на место его самого, и это решило бы проблему. Ну а если нет, то просто порвать с ним и найти другого, еще более послушного. Эти мысли окончательно расстроили его, поскольку подобное было невозможно в реальной жизни. Здесь и сейчас приходилось иметь дело с тем, что есть, и как-то решать проблему. А здесь и сейчас он — саб и наркоман, находящийся на реабилитации. Да, он готов был это признать — наркотик стал его зависимостью неожиданно быстро. Шерлок со злостью ударил по кровати, когда следующая за этой мысль было паническое опасение: нарушил ли он приказ не прикасаться к наркотикам? Ведь они с Майкрофтом разговаривали на эту тему. Он презирал себя в ту минуту, но не мог перестать судорожно вспоминать, отдавал ли брат приказ. Кажется, не отдавал. Облегчение, которое Шерлок испытал, было перемешано с отвращением. Сочетание, ставшее слишком привычным за последнее время. Но когда Майкрофт появился в палате и холодно высказал свое недовольство поступком Шерлока, тот, совершенно обессиленный физически и психологически, собрался с силами и тихо возразил: — Но ты не отдавал приказа. — Я был уверен, что тебе хватит ума самому понять, к какой губительной мерзости ты прибегаешь. Шерлок проглотил комок и даже готов был возразить снова, но теперь уже не помнил, что именно хотел сказать, потому что следующие слова Майкрофта отрезали все его намерения: — Ты разочаровал меня, братец. Сильно разочаровал, — презрительно произнес он, глядя на Шерлока, как на досадное недоразумение, и покинул палату. Тот не решился окликнуть его. Они не столько поссорились, сколько их теплые взаимоотношения просто дали трещину. Шерлок обижался на себя за свою слабость, на Майкрофта — за то, что он родился доминантом, но злость на весь мир в целом была куда сильнее. Куда ни посмотри, все вокруг были счастливыми парами, все источали какое-то удовольствие за редким исключением. Поэтому, когда Шерлок сталкивался с преступлениями, то сам себе не хотел признаваться в том, что ему нравилось понимать, что не все так радужно. Как минимум, его никто не убьет на почве ревности, и он не рискует быть случайно задушенным во время сессии. Эти отговорки выглядели жалко, но это было хоть что-то. Шерлок посчитал, что просто обязан убедить себя в том, что довольствоваться такими отговорками — нормально. Далее была еще одна череда психоделических трипов, которые постепенно вытеснял героин. И один случай стал фатальным для их с Майкрофтом отношений. Все началось самым банальным образом: верный признак подступающего чувства нехватки руководства доминанта — легкая тошнота и потеря аппетита. Более ранний — психологический голод — Шерлок давно научился игнорировать, теперь же дело оставалось, как он считал, за малым: научиться справляться с физическими признаками и, в конце концов, приблизить себя к возможности полностью игнорировать низкие потребности организма, ограничив свое функционирование только чистой работой мозга. Холмс и в более расслабленном состоянии часто забывал поесть — виной тому была уникальная способность погружаться в работу настолько, что она захватывала его внимание на дни, даже недели. А в состоянии тошноты он и вовсе мог ограничиться одной упаковкой печенья и несколькими сигаретами в неделю, что, разумеется, довольно плохо сказывалось на иммунитете и общем самочувствии. Сосредоточиться было не на чем. Идей для экспериментов становилось все меньше, все дела, что подбрасывал Лестрейд, были скучны до безумия, и отвлекали на каких-то пару часов, из которых полтора часа занимала дорога. Часть из них Шерлок мог раскрыть, не покидая собственной квартиры — и чем дальше, тем хуже. Шерлок сходил с ума от скуки, он даже готов был явиться на порог к Майкрофту и умолять дать ему расследовать что-нибудь для государственных нужд. Но неожиданное сообщение от Лестрейда: «мы в тупике, отдел стоит на ушах, без вас никак» заставило Холмса немного оживиться. Ситуация была не совсем стандартная: некая американка украла большую сумму денег в банке, в котором работала. Пропажу обнаружили только спустя два дня. Ситуация была необычна тем, что все понимали, кто это — девушка не явилась на работу и не выходила на связь. Шерлоку предлагали найти ее и не дать, как минимум, покинуть Европу, а лучше — Великобританию. Он, воодушевленный делом, с которым не сталкивался в своей, пока еще скромной практике, совершил грандиозную ошибку — поверил в представления сотрудников банка. Этим ввел себя в заблуждение на непростительный срок, позволив реальному преступнику совершить еще одно преступление — вернее, довести задуманное до конца. Девушка оказалась просто жертвой обстоятельств, причем убитой жертвой. Поскольку именно она имела доступ к банковским ключам, с помощью которых было возможно перевести денежные средства на другие счета. Реальным преступником был действующий сотрудник того же отделения банка, который планировал потратить эти деньги на покупку органов на черном рынке для пересадки своему больному сыну. Он успел это сделать, и даже успел отправить сына на операцию в Шанхай. Шерлок долго не мог найти ключ к разгадке, это сводило его с ума не меньше. Пришлось подключить сеть бездомных, которая к тому времени не была еще так обширна, но уже была достаточно полезна. Его надежный помощник, Робби, подлинность информации от которого уже давно можно было не проверять, передал поистине ценные сведения, благодаря которым Шерлок в конечном итоге нашел разгадку и передал преступника полиции. — Нервы шалят? — спросил Робби, убирая в карман смятую купюру. — Немного, — отмахнулся Шерлок, но не спешил пренебрегать нормами приличия и уходить «по-английски». Все-таки Робби был полезен не только как поставщик информации. — Есть тут кое-что, — сообщил Робби и тише добавил: — Для тебя ниже рынка. — Черный рынок — тоже рынок, — зачем-то ответил Шерлок невпопад, замешкался на несколько секунд и совершил фатальную ошибку: протянул еще несколько купюр, огляделся по сторонам и забрал маленький пакетик. Доза чистейшего амфетамина позволила сосредоточиться и в кратчайшие сроки подогнать всю полученную информацию под общий знаменатель, что дало ключ к разгадке. Прямо с Бейкер-стрит Шерлок поехал к Лестрейду, с необычным воодушевлением озвучил результат и ход своих мыслей, а на резонные вопросы по поводу его состояния только огрызнулся. К счастью, Лестрейд не стал заострять внимание на его поведении, которое всегда было довольно странноватым, но к несчастью об этом каким-то образом узнал Майкрофт, и сделал это очень не вовремя. Он появился на Бейкер-стрит спустя несколько часов после того, как Шерлок принял дозу. То есть, как раз в то время, как он, пребывая в апатии, зажмурившись от яркого света, калачиком свернулся на кровати в своей спальне. — Больно? Майкрофт тихо прикрыл за собой дверь, но даже этот звук неприятно резанул по нервным окончаниям, и Шерлок скорчился еще больше. — Что на этот раз? Мескалин? Шерлок морщился от слишком громкого голоса, слишком стального. От него хотелось убежать и спрятаться, или хотя бы свернуться еще больше, но больше было уже некуда. — О… нет, конечно, нет, — поправил себя Майкрофт. — Амфетамин, я прав? Шерлок продолжал молчать. Ему казалось, что у него начинается сильное головокружение, подступала тошнота, он уже не был уверен, что просто лежит на диване, а не падает. — Шерлок, — старший Холмс подошел к кровати и опустился на корточки, — отвечай на вопрос: я прав? Шерлок сдавленно кивнул, не открывая глаз. Он слышал, как Майкрофт шумно вздохнул — слишком шумно — и постарался отвлечь мысли. — Пожалуйста, — смог прошептать он, когда понял, что это бесполезно, — уйди. Само собой, Майкрофт не послушался. Он присел на кровать рядом с братом и негромко проговорил: — В деле были замешаны деньги, украденная в особо крупных размерах сумма. Еще немного и ты рискуешь стать национальным героем, братец. Так или иначе, дело раскрыто, пусть и не в самые оптимальные сроки, но патриотический дух поднимает, должен сказать. Шерлок понимал, что Майкрофт просто отвлекает его от неприятных ощущений, упорно заставляя сосредоточить внимание на его голосе, пока не насупит момент, когда можно было бы принять противорвотное. Это в самом деле помогало — голос звучал громче, чем обычно, казалось — прямо в голове. Бросить все внимание на то, чтобы вслушиваться и пытаться не отвлекаться, казалось все же лучшим способом, чем вжиматься лицом в подушку в попытках забыться. Через некоторое время Майкрофт дал ему противорвотное, и Шерлок смог заснуть. После были долгие споры на повышенных тонах, медицинские обследования и требования — даже угрозы. Шерлок пытался скрыть острое ощущение недовольства собой даже от самого себя. Задавить его, закопать в глубины своего сознания было куда лучше, чем признать: он не справился достаточно хорошо, он ожидал от себя большего. Майкрофт явно был совершенно не согласен с тем, как сильно «близко к сердцу» Шерлок готов принять свое поражение. Старший Холмс недоумевал, у него была своя точка зрения на этот счет — остановись, проанализируй, где ошибся, сделай выводы и иди дальше. Шерлок не находил себе места — в картине мира Майкрофта все в самом деле было так просто: «остановись, проанализируй, иди дальше». В глубине души он понимал, что брат прав, даже готов был в чем-то с ним согласиться. Но Майкрофту, его старшему братцу Майкрофту, доминанту, никогда не понять одной единственной вещи: что такое быть сабом. Что такое быть вынужденным расставить для себя приоритеты, быть вынужденным поставить во главу всего собственный разум, когда, напротив, интуитивно понимаешь, что здесь приоритетам не место, здесь все должно быть пятьдесят на пятьдесят, не больше и не меньше. Шерлок чувствовал, что его интеллектуальные способности — единственное, что у его осталось для того чтобы иметь возможность вести образ жизни, хоть сколько-то сносный. И ненавидел, когда результат его мозговой деятельности оказывался не на высоте. Он бы даже сказал, что в таких случаях чувствует себя приблизительно таким же беспомощным, как если бы оказался в уязвимом положении перед домом, а тот бы этим воспользовался. Шерлок интуитивно понимал, что сублимирует, пытаясь поставить в приоритет то, что должно занимать как минимум равную позицию с качественными взаимоотношениями между ним и подходящим доминантом. Их ссора с Майкрофтом длилась очень долго, неделю за неделей продолжались их стычки при каждой встрече. И чем дольше, тем хуже Шерлок себя чувствовал. Он привык доверять старшему брату буквально все, а теперь не был готов прислушаться к нему. Он хотел бы верить, что Майкрофт желает ему блага, но сталкивался с непробиваемым непониманием. Все это довольно закономерно привело к тому, что совсем уже потерявшийся в своих ощущениях Шерлок, снова принял дозу психоделиков. На фоне сильных негативных переживаний накануне у него случился так называемый бэд-трип, который пережить помог опять же Майкрофт. Позже, вспоминая происходящее в эти несколько страшных часов, Шерлок пришел к выводу, что Майкрофт в самом деле сделал все возможное: он успокаивал его, отвлекал его мысли, пытался прибегнуть к рационализму, не уставая повторять, что страшные видения грязных тел и крови — не более, чем галлюцинации. Позже они поссорились очень серьезно. Шерлок, когда пришел в себя, быстро понял, что что-то между ними изменилось. Шестеренки в мозгу визжали, когда он осознал, что Майкрофт просто больше не доверял ему. Он окончательно потерял доверие единственного доминанта, которому готов был доверять сам. Майкрофт, разумеется, задавал вопросы, не перебивая выслушивал его оправдания, но Шерлок видел, что он больше не верит ему. На следующий день Шерлок обнаружил себя в состоянии, близком к истеричному. Майкрофт установил жесткий контроль на весь период его так называемой реабилитации, которую, к счастью, он проходил дома. И присутствовал либо сам, либо кто-то из его помощников. Когда они разговаривали об этом позже, Майкрофт сказал, что Шерлок вел себя крайне инфантильно, но тогда младшему Холмсу так не казалось. Он намеренно провоцировал сотрудников старшего брата, пытаясь вычислить их болевые точки и разозлить. Не одному ему должно быть здесь плохо. Но, разумеется, никто из них не поддался. Дождавшись Майкрофта, Шерлок с порога выкрикнул: — Я тебя ненавижу! Майкрофт остановился на секунду, затем хмыкнул и неспешным шагом прошел в гостиную. Шерлок смотрел на него исподлобья, ненавидя само его присутствие здесь. — Как ты? — спросил Майкрофт, остановившись в нескольких шагах от него. О, он даже не сел в кресло, как делал это обычно. Само собой, ему надо просто убедиться, что Шерлок жив и не умрет в ближайшее время, а затем поскорее покинуть эту квартиру. — Проваливай! Уже сейчас, Майкрофт, проваливай! Не надо играть заботливого родственника! — Отвечай на вопрос. Самообладанию Майкрофта можно позавидовать, и это злило Шерлока еще больше: его самообладания лишила лизергиновая кислота. Знал бы Майкрофт, до какой степени жалким он ощущал себя в эту минуту. — Пошел ты! — Шерлок одним шагом преодолел разделяющее их расстояние и силой толкнул кулаком в грудь брата. Все, что угодно, лишь бы остановить происходящее, лишь бы остановить грохочущее понимание, что он просчитался во всем — в возможностях организма, в способностях интеллекта, в дозе кислоты, в том, что сможет удержать истеричный порыв. Он был зол до слез. Один удар стал «точкой перегиба». То, о чем раньше даже подумать было страшно, теперь стало осуществимо. Вспоминая этот день позже, Шерлок понимал, насколько его ослепила обида на самого себя. Тогда же казалось, что именно Майкрофт, ничего не желающий правильно понять, старший брат, является причиной его злости и страхов. Шерлок тогда перестал отдавать себе отчет в своих действиях. В чувство его привела сильная пощечина, которую и пощечиной назвать было сложно: Майкрофт ударил один раз, но так, что Шерлок, не в силах удержаться на ногах, упал в кресло. Тогда он впервые испытал настолько смешанные чувства, что слова «удивление» было бы мало для того чтобы это описать. Он был именно шокирован. Они не виделись больше недели после этого случая. Шерлок понимал, что Майкрофт следит при помощи камер, отлеживает местонахождение его телефона, но сам он больше не объявлялся. В конце концов, Майкрофт вышел на связь, как будто ничего и не было, и выдвинул условие: у Шерлока всегда должен быть при себе список всего, что он принял, чтобы Майкрофт и врачи не тратили время на определение препаратов, а сразу приступали к решительным действиям. Майкрофт вернулся домой только на следующее утро. Он удовлетворенно хмыкнул, глядя на не тронутое пальто Шерлока в гардеробе, но закатил глаза, обнаружив в холодильнике контейнеры с так и не съеденной едой. Этого следовало ожидать, Майкрофт бы даже сказал, что был бы удивлен отсутствию этих протестов. Однако раннее утро все-таки преподнесло сюрприз: Шерлок обнаружился мирно спящим в его спальне. Старший Холмс какое-то время наблюдал за ним, стоя в дверях, затем еле слышно вошел, по привычке прикрыл за собой дверь и подошел к постели. Шерлок продолжал безмятежно спать, скорее всего, сном без сновидений. Майкрофт неоднократно выслушивал его жалобы в детстве на то, что если ему и снятся сны, то только «плохие». Он не спрашивал, продолжаются ли эти кошмары теперь, но был уверен, что да, учитывая наркотическую нагрузку на психику. Старший Холмс наклонился, подтянул спадающее одеяло, не удержался от короткого ласкового жеста, проведя кончиками пальцев по щеке Шерлока, затем покинул спальню. Сам он чувствовал себя дольно бодрым и выспавшимся, несмотря на насыщенную ночь, поэтому одолжить собственную кровать Шерлоку было самым малым из того, что он мог бы сделать. Кофе был маленьким субботним ритуалом. Никто в Парламенте не мог бы даже предположить, что Майкрофт Холмс — большой поклонник хорошо сваренного кофе, поскольку он никогда не изменял традиции пяти часов дня и выпивал чай в «Диогене» вместе с остальными. Аромат напитка — еще даже не подошедшего к готовности — разносился по всей кухне, пока Майкрофт раздумывал над тем, как поступить с Шерлоком. Он предполагал каждый его шаг наперед: его младший брат обязательно предпримет как минимум еще одну попытку уговорить применить к нему физическое насилие. Он будет приводить аргументы, он будет злиться, но никак нельзя было дать ему хоть малейший повод посчитать, что это возможно. Майкрофт был категорически против, он винил себя за несдержанность, осознание которой больно «ударило» его самого. Он поднял руку на сабмиссива. Более того — на собственного брата. Пусть на сабмиссива, который вел себя просто отвратительно, который хамил, матерился, кричал, что ненавидит, но он все еще оставался сабмиссивом. Крайне несчастным в тот момент и, к сожалению, так и не ставшим счастливее потом. Психика сабмиссивов по своей природе очень нежна и чувствительна в том, что касается влияния доминантов. Поэтому для чересчур эмоционально восприимчивого Шерлока этот удар стал по-настоящему травматичным. Майкрофт ненавидел себя, когда вспоминал его изумленный в первые секунды взгляд, а затем тут же потухший. Тогда он осознал, что готов простить Шерлоку что угодно, кроме саморазрушения. Но, что еще хуже, Шерлок выбрал именно этот способ, чтобы справиться со своей травмой. Майкрофт категорически отказывал его просьбам помочь, и тогда Шерлок решил, что имеет место воспользоваться платными услугами домината. Несмотря на ясные запреты со стороны Майкрофта он так и поступал до тех пор, пока не оказался валяющимся на безлюдной улице с переломом. Он тогда чудом не погиб от потери крови, и остался в живых только благодаря случайному прохожему, вовремя вызвавшего скорую. После этого Майкрофт стал еще более аккуратно применять способы слежения. Любые доводы рассудка, который Шерлок так ценил во всех остальных аспектах, были парадоксально бессильны, когда дело доходило до этой проблемы. Он отказывался признавать, что сублимирует, причем очень жестоко по отношению к себе самому. — Доброе утро, — сонно пробурчал Шерлок, зевнув в дверях, затем пройдя на кухню. — Хотя, как оно может быть добрым в половине седьмого?.. — Зачем ты так рано встал? — участливо поинтересовался Майкрофт. Шерлок промолчал, но его вид, вдруг ставший слишком серьезным, говорил сам за себя — утренние кошмары. Майкрофт не стал допытываться, просто поставил перед братом чашку дымящегося кофе и присел напротив, держа в руках свою. — Ну а ты хорошо провел время, да? — бегло оглядев его, спросил Шерлок, как бы невзначай. И сделал глоток, взглянув на Майкрофта еще раз поверх кружки. — Неплохо, — согласно кивнул тот. Не было никакого смысла врать, хотя, если быть совсем уж честным — на секунду промелькнула мысль о том, чтобы сделать это. — Я хочу поговорить с тобой, — начал Майкрофт. — Я хочу, чтобы ты ударил меня, — пожал плечами Шерлок, явно старающийся придать своему виду непринужденности. — Обездвижил, насколько это возможно, Майкрофт, приказал молчать, озвучил бы, какое меня ждет наказание, если я издам хоть звук, и ударил. Хотя бы раз, но сильно. — Господи… — только и смог прошептать старший Холмс, но быстро взял себя в руки и проговорил: — Именно об этом я и хочу поговорить с тобой, Шерлок. Ты травмирован. — Благодаря тебе, — услужливо подсказал младший брат и отхлебнул еще кофе. — Увы, это так, — вынужден был согласиться Майкрофт. — Но факт есть факт. Ты травмирован, и тебе нужна помощь. — Я устал уже повторять тебе, что я не собираюсь искать такой помощи, которая вернет меня в якобы нормальное состояние, когда у меня не будет возможности заставить свои животные инстинкты заткнуться хотя бы на некоторое время, а вместо этого я буду, как течная сука, изнывать без доминанта. Постепенно я сойду с ума. — Ты уже сходишь с ума, Шерлок. То, что с тобой происходит, то, что ты сам с собой делаешь — ненормально! — Не схожу. Когда я не нахожусь в этом бреду, я в порядке. Какая разница, если в итоге я достигаю желаемого результата? И уж тем более, какая разница тебе? — Ты раз за разом заставляешь свой организм переживать шок, Шерлок! То, что ты называешь «в порядке», таковым не является, это всего лишь непродолжительный период, в который твой организм пытается справиться с шоковым состоянием, и бросает на это все свои внутренние ресурсы. То, что ты не чувствуешь в этот момент гормональной потребности, если угодно, то это только потому, что твой организм слишком ослаблен для этого. Это ненормально, Шерлок! В перспективе это подрывает твое здоровье! — О, — сказал тот после нескольких секунд тишины, а затем снова оглядел Майкрофта.— Ну да. Кому, как не тебе разбираться в том, что касается здоровья, я прав? Шерлок откинулся на спинку стула, сделал еще один глоток кофе и облизнулся. Майкрофт знал этот жест — брат в самом деле делал это неосознанно. Когда неосознанно требовал внимания. — Дай-ка подумать, — низким голосом проговорил брат, — ты провел ночь в компании крайне неуверенного в себе саба, с которым тебя познакомил кто-то из твоих приятелей в «Диогене». Тебе в целом понравилась сессия, хотя ты готов признать, что ожидал большего… о, я даже уверен, что ты так и сообщил ему об этом, верно? — Ему? Не ей? — усмехнулся Майкрофт. Шерлок скептически поморщился, но эта гримаса явно была театральной. Майкрофт ждал, не сводя с него взгляда. Он никак не давал понять, правильные ли выводы сделал Шерлок. Младший Холмс тоже молчал, явно старался выдержать прямой взгляд, но, разумеется, его не хватило надолго, он в нерешительности опустил голову, взглянул еще раз на Майкрофта исподлобья и, кажется, совсем смутился. Майкрофт ждал, никак не препятствуя, выражая свое молчаливое разрешение продолжать. В конце концов, Шерлок не выдержал и вздернул подбородок. — О неуверенности твоей ночной бабочки говорит твой галстук, дорогой брат. Ты завязываешь его куда плотнее. Сейчас он завязан немного криво, сдвинут вправо чуть больше, ты бы никогда так не завязал — твои действия отточены и доведены до автоматизма, значит, завязывал тебе его кто-то другой. Кто-то, кто явно плохо умеет это делать, или просто очарован тобой до дрожи в коленях и руках, — Шерлок сглотнул, перевел дыхание и продолжил: — В твоем окружении нет мужчин, которые не смогли бы завязать галстук. Я даже почти уверен, что это одно из требований для вступления в твой излюбленный «тихий клуб старперов». Следовательно — второе. Я ни разу не замечал тебя до этого с плохо завязанным галстуком, а значит, это какой-то новый саб. Можно было бы предположить, что ты познакомился с ним где-то, будучи в разъездах, но ты, как самый настоящий офисный планктон правительственных масштабов, уже месяцев восемь не выезжал никуда за пределы Лондона, следовательно, вряд ли познакомился с ним где-то еще. Большая часть твоего окружения — члены «Диогена». Вывод напрашивается сам собой — тебя с ним познакомил кто-то из них. Очевидно, какой-то довольно близкий приятель. Майкрофт вздернул бровь и уточнил: — Почему именно с ним, Шерлок? — От тебя не пахнет женским парфюмом, — сообщил тот последнюю деталь и выжидающе уставился на брата. Старший Холмс хмыкнул и не спеша сделал глоток кофе. На лице Шерлока буквально читался вопрос: «я прав?», но сам он не решался произнести ни слова, только нервно провожал взглядом чашку, с глухим стуком опустившуюся на стол. — Почему ты считаешь, что саб в себе не уверен? — Очевидно, — фыркнул Шерлок. — Потому что, будучи очарованным тобой, он явно хотел бы идеально помочь тебе одеться, он бы заметил, что допустил промах и завязал галстук криво. И он, совершенно точно заметил это, но не решился поправить, скорее всего, испугавшись обратить твое внимание на свой промах. — Почему ты думаешь, что ему не было попросту плевать? — Потому что я слишком хорошо знаю тебя, Майкрофт. Ты никогда в жизни не согласишься провести сессию с сабом, который не выглядит по-настоящему заинтересованным в том, чтобы признать твое лидерство. Вокруг тебя вертятся толпы лебезящих, которые ждут возможности продвижения по карьерной лестнице. Уверен, ты сыт ими по горло. Майкрофт прищурился. — Ну а почему ты считаешь, что я сообщил ему, что больше не намерен проводить с ним сессии? Тоже определил по моему галстуку? Шерлок прерывисто вздохнул и негромко проговорил: — Потому что неуверенность граничит со страхом признать лидерство доминанта окончательно. Тебя не устраивают полумеры. Майкрофт был уверен, что Шерлок предпочел бы скрыть собственное смущение, пришедшее вдруг на смену чувству предвкушения победы. — Превосходно, — резюмировал, наконец, Майкрофт, когда стало очевидно, что тишина затянулась. — Ты все вычислил правильно. Должен признать, я был о тебе худшего мнения, я и не думал, что ты узнаешь даже о разговоре после сессии. Я в самом деле сказал ему, что между нами больше ничего не может быть. Ты все понял верно, ты молодец.