Проект "КХ"

Мама... Что вы чувствуете при слове мама? Тепло в душе? Умиротворение? Я тоже ответил бы так, до недавнего времени. Теперь же, это слово предвещает страх и безысходность. Я все ещё помню её тёплые объятия, которые я ощущал когда её уводили надзиратели, казалось, они оставили на мне ожоги, я никогда больше не чувствовал такого и скорее всего никогда не почувствую. Но даже не знаю я сейчас о метафорическом тепле или об огромном жаре который от неё исходил из-за её болезни. Я не знаю что с ней, где она и жива ли ещё. Чем старше я становлюсь тем ближе становится понимание того, что её уже и нет, хотя надежда всегда умирает последним. Забавно то, что маму так и звали, она всегда шутливо вспоминала эту пословицу с моей родины, уверяя меня в том, что с ней все будет хорошо. Но «надзиратели», как мы их называли, хоть официально они и не были таковыми, они просто смотрели на неё, на то как она молила их о медицинской помощи. Я ведь даже не знаю, что они чувствовали. Стеклянные глаза их масок всегда перекрывали их душу, хотя многие верили что её у них и нет, казалось они просто монстры пробравшиеся в наш кошмарный сон и не дающие нам выйти из него как бы нам не хотелось, и как бы мы не пытались. Меня зовут Николай Шевченко. Я родился в Украине, в городе Украинка, недалеко от Киева. Ещё в детстве мне там не нравилось, так что когда мама сказала, что мы переезжаем в Америку, я был несказанно рад, возможно потому что не знал из-за чего. Мама говорила, что папа уехал в командировку. Уже подростком я, конечно, понял где и как он, но почему он умер я узнал только недавно. Какое-то время мы жили у тёти Кати, которая переехала в Техас ещё до моего рождения, и была достаточно близка со своей сестрой, чтобы взять её с маленьким ребёнком в их небольшой, и так полный людей, дом. После, мама устроилась в ресторан официанткой и немного поднакопила, и начала снимать квартиру. Каждую копейку долго считать не пришлось, вскоре мы получили бесплатное жилье в бункере мистера Хэмсфорта — гениального учёного, который предсказал эпидемию и построил бункер колоссальный размеров. Мы смогли попасть туда как мать с ребёнком и попали в блок F со стодвадцатью другими людьми. Мне сначала даже нравилось здесь, у меня появились друзья. Среди них были Дик, Кортни и Сэм. Больше всего я сдружился с Диком, хотя, наверное, это был не лучший выбор. Это был коротко-постриженый мальчик с дурным характером. Он рос в семье алкоголиков, в которой его отец избивал мать и его. Мать была не особо лучше, постоянно применяя насилие к нему. В такой обстановке из него не могло вырости ничего путного, он постоянно воровал еду, донимал тех кто был слабее него и подставлял тех кто был сильнее. К сожалению, я тоже попал под его влияние и был очень непослушным подростком, и все время приносил проблем маме. Кортни и Сэм были братом и сестрой, которые цеплялись за друг друга как за последний островок надежды который смог бы спасти их в этом кошмаре, но кроме друг друга у них был и Дик который в перерыве между драками хвалил их. Хотя он рассказывал мне, что хотел избавится от Кортни, она была слабой девочкой, как физически, так и морально, и по его мнению тянула их на дно, то и дело отказываясь от его предложений. В один из серых дней Дик рассказал надзирателю о том, что у Кортни носит с собой заточку и угрожала ему ею. Конечно же это не было правдой до конца, она никогда не смогла бы угрожать Дику, но у неё и правда была заточка, которую заблаговременно подкинул ей парень. После осмотра надзиратель увёл её за белые двери и мы её больше никогда не видели. К Сэму быстро пришло понимание случившегося. Сначала он просто ушёл из нашей компании, сидел грустный в комнате сна и время от времени плакал, а в один день, во время обеда тот напал на Дика с голыми кулаками и этими же кулаками превратил физиономию бывшего друга в отвратный фарш. Сэм был счастлив, счастлив так как не был уже давно, когда его уводили под руки надзиратели в ту же дверь в которую когда-то уводили его сестру. Так я и остался сам, только мама была возле меня, но и та была уже в совсем плохом состоянии, постоянно кашляла, иногда кровью, дрожал и горела, а когда увели и её, у меня не осталось никого, я был одиноким подростком с плохой репутацией. Хотя моя жизнь не особо изменилась, изменить что-то здесь было в принципе тяжело, я все так же вставал завтракал, стоял в очереди в душ, принимал душ, ходил в библиотеку… Без друзей жизнь снова стала днем сурка. Из каких-то особенных событий помню голод, когда не приносили еду почти два месяца, много кто умер умер от голода, много кого съели в голодном безумии. Как я выжил я предпочту не рассказывать, вспоминать существование этого периода моей жизни, в принципе, не хочется. Но я выжил и нас, тех кого не сломил голод перевели в блок А. Я помню как мы шли за пределами родного блока, я ловил каждый звук, каждое ощущение. Нам закрыли глаза повязкой но я смотрел вниз на пол. Я был любопытен как маленький ребёнок. Больше всего мне запомнилось как мы сели куда-то, и это что-то с огромной скоростью рвануло вперёд. В новом блоке первым, что я заметил стало то, что он был таким же как мой блок, абсолютно идентичный от цвета стен до расположения комнат. Из-за этого я быстро приспособился, но так же мне помог Алексей Сергеевич. Я сразу заметил высокого, лысого мужчину с бородой и русским акцентом. Он тоже меня увидел когда я начал разговаривать сам с собой на русском. У него была жена с которой он жил уже 47 лет. Детей у них не было из-за проблем со здоровьем. Мне очень запомнилось мгновенье когда он назвал меня Колей. Я не слышал этого слова с момента, когда мою маму увели от меня. Друзья всегда называли меня Ник и только мама Колей. Тогда я почувствовал невероятную связь с ними, с этой доброй семьёй, я снова почувствовал себя любимым.