Чёртово Рождество

— Тай-Тай! — Ханма подкрадывается к Шибе из-за спины, до этого оставаясь незамеченным, резко обнимая парня за шею и прижимаясь щекой к чужой щеке. — Мы будем ставить ёлку сегодня, да? — мягко улыбается, убирая руки и всё же подходя с лица. — Да? Хорошо-хорошо, я не забывал, — Тайджю немного растерянно смотрит, но быстро соображает, о чём идёт речь, изгибает губы в нежной улыбке. Это было их маленькой традицией — каждый год перед Рождеством вместе (обязательно вместе!) наряжать небольшую искусственную ёлочку и украшать общую однушку. На фоне всегда играл один и тот же плейлист — в первый год Шуджи гордо заявил, что сам составил его, — такой родной и важный для них двоих. И каждый год Ханма путался в мишуре, а Шиба — распутывал гирлянду, которую Шуджи 'да аккуратно я её складывал, честно!' Простой, но до безумия важный — семейный — ритуал. А после всего этого вместе лежать в обнимку, смотря какой-нибудь новогодний фильм или читая вместе — но читал бы Тайджю и обязательно вслух, убаюкивая своим голосом Ханму и мягко перебирая его отросшие чёрные волосы. И гулять вместе ночами. Танцевать в снегопад под фонарём, напевая их песню. Смеяться, будто и нет вовсе проблем. Будто они одни в этом мире. Они и были тем самым миром друг для друга. Они спасали друг друга. Эта история, их история, могла быть безупречной. Они действительно были счастливы — что может быть лучше, чем любить и знать, что это абсолютно безоговорочно взаимно. Они были и правда очень красивой парой. Тот случай всё испортил. Их больше не было. Был только Ханма и холодная могильная плита. Они больше не будут вместе украшать свою квартиру. Не будут танцевать ночами на детских площадках. 'Бог Смерти' больше не будет читать свои стихи, он их возненавидел. У 'Бога Смерти' больше нет смысла жизни. — Шу, привет, не приедешь к нам? Манджиро и Кисаки спрашивают. Ты уже почти год не заглядывал к нам, — голос Кейске с записи голосовой почты звучит уставше, обеспокоенно и с почти угасшей надеждой. — Пожалуйста, хотя бы ответь. Мы знаем, что тебе тяжело... Но, пожалуйста, дай знать, что ты в порядке... Буду ждать, Шу, всегда буду, — звук окончания записи. Подходя к надгробию Ханма едва сдерживает слезы. — Ну здравствуй, Тай-Тай, — измученное лицо озаряет печально-поломанная улыбка. Шуджи усаживается на промёрзшую землю перед могильным камнем, протягивает к нему руку, невесомо проводя кончиками пальцев по холодной поверхности в привычном приветственном жесте. — Я скучаю. Не представляешь как. Мне так тебя не хватает, Тайджю. Снова и снова вспоминаю наше последнее Рождество, — усмехается убито, смаргивая всё же подступившие слёзы. — Я продолжил лечение, знаешь. Думаю, ты рад. Никак не могу выбросить те дурацкие стихи. Они всё ещё лежат в твоей тумбе. И фотографии наши так и стоят на комоде. Блять... Я не могу тебя отпустить... Баджи снова звонил. Они волнуются, — вздыхает вымученно, опускает голову, уже не сдерживает вырывающиеся всхлипы. Сидит ещё долго, не замечая, как темнеет и начинается снегопад. Очнётся только ближе к ночи, когда игнорировать холод уже не получится. — Пока, Тай-Тай, я пойду. Скоро снова увидимся. Я всё ещё люблю тебя, — поднимается с земли, отряхивается. На прощание проводит ладонью по уже чуть запорошенной снегом плите и, сильнее кутаясь в тонкую ветровку, идёт к выходу с кладбища. А возвращаться в холодную квартиру не хочется совершенно. Там всё лишь напоминает о том, как им было хорошо вместе. Там лишь призраки прекрасного прошлого. Только снова и снова душащие кошмары. Есть ли смысл бороться с ними и дальше? В одиночку. — Я всегда буду любить тебя, Тай-Тай. Только не отпускай меня. — Никогда не отпущу, котёнок.