Клер.
Учёная быстро вернулась и застала пустой столик у окна. Серость не оживлялась утренними красками, поскольку розового неба тут не бывало, и это лишь усиливало антураж чёрно-белого фильма. Даже дерево стола, покрытое тёмными пятнами от пролитых когда-то напитков, казалось тусклым, едва имеющим цвет. Из открытой двери веяло прохладой и сыростью, выветривая запахи кухни прочь. Сквозняк едва шевелил запылённые, тяжёлые от грязи и соли шторы. Под ногами хрустел песок, трущейся о камень, который рабы будут выметать из столовой ближе к обеду. Только сейчас Мари обратила внимание, что к её сапогам толстым слоем приклеилась грязь. Осмотревшись, Мари нашла Бель. Она как раз вышла из кухни, удерживая одной рукой огромный поднос, который угрожающе накренился, — такая бандура рассчитана на то, что держать её будут за приделанные по бокам ручки, а не за скользкое дно. — Куда?! — рявкнула девочка, подскочив к Бель, которая была выше неё на две головы, и аккуратно забрала поднос. — Сказала же меня подождать! Гротэр очень старалась не грохнуть посудиной о деревянный стол и не пыхтеть. Почему кто-то вообще позволяет подобное отношение к себе?! Но это был не её мир: кричать о правах человека здесь, где за попытку побега рабов связанными скидывали в океан, — бесполезно. Люди погрязли в поломанной системе, и у них не было даже мыслей, что всё может быть иначе. Что утро может расцветать всеми оттенками золота, а люди могут свободно гулять по городу, не ощущая на себе побоев. Жить, купаясь в море света и сталкиваться лишь с мирскими проблемами, а не с грязью рабства, поломанной воли и смерти. Ей не хватало солнца, законов и правоохранительных органов. «Нас это не коснётся, — мысленно передразнила свою уверенность учёная. — Ага. И что ты сделала, чтобы реальность не хлопнула дубиной по затылку? Родилась альбиносом?» В голове быстро вспыхнули мысли о том, что главное в побоях, — живая Бель, и от этого стало мерзко. Марианн закусила губу, не зная, что сказать в поддержку. Стоит ли вообще что-либо предпринимать? Она присмотрелась к поникшей девушке и опять её захлестнула волна раздражения. У кого рука только поднялась?! Пару раз глубоко вдохнула, успокаиваясь, а затем со скрежетом сдвинула стулья к одной стороне стола. Служанка вздрогнула и отступила назад. Мари не знала, что и думать. Ей было жаль рабыню. Та не выбирала где жить и чем заниматься. Всё решили за неё. «Интересно, а как Бель тут очутилась?» — Гротэр никогда не задавала этот вопрос, считая его не совсем корректным. Но всё же… Девочка села, оставив ближайший к служанке стул свободным и предоставила ей право выбора. Вскоре Бель опустилась рядом. Они обе не притронулись к еде. Мари, потому что её тошнило. Внутренности жалили вопросы, которые она не решалась задать. А Бель сидела, согнувшись, будто из неё вытащили стержень. Подруга никогда раньше не вела себя вот так. Когда девочки только подружились, Марианн подметила, что новая знакомая очень робкая, но больше из-за боязни, чем в силу характера. Как только рабыня поняла, что подопечную Дэйва бояться не стоит, с той слетели, словно ошметки скорлупы, лишняя неловкость и робость. Да и разницу в возрасте они в какой-то момент перестали замечать, хоть та и была существенной: Мари едва исполнилось шесть, а Бель в свою очередь было уже пятнадцать. Учёная многого не знала, но легко задавала вопросы, пусть у служанки, потратившей жизнь на хозяйство, было мало ответов. Зато у Бель иногда просыпался такой живой интерес, что пересказывать прочитанные книги или говорить о возникших догадках было в удовольствие. Сейчас рабыня сидела, почти свернувшись в клубочек. Она даже свой фартук, как делала это всегда, когда очень волновалась, не мяла. И в ней будто не осталось того наглого огонька, из-за которого она так понравилась Марианн. — Что случилось? — тихо, чуть громче шёпота, спросила Гротэр. Она не боялась привлечь внимание, но её переполняла неуверенность, ведь что она могла сделать? Даже если узнает, если поймёт и пожалеет, всё равно в её руках нет возможности защитить кого-либо. Она себя-то не сможет уберечь. Задевать сейчас разговорами чужие травмы, напоминать о том, что случилось, при этом понимая, что нет никаких ресурсов вытащить из передряги, казалось очень жестоким. Но и молчать о таком… Не было и шанса, что она сможет чем-то помочь, а в пресловутую поддержку Мари не верила, но лучше бы ей знать… Её раздирало. Бель молчала и не двигалась, даже дышала, кажется, через раз. Мари не хотела додумывать, но в голову сами полезли предположения о возможной попытке побега и о том, как девушку ловили. Не потому ли была такой раздражённой Кортэлия? Так жалостливо и настороженно смотрел на неё Дэйв? Не ей узнавать причину побега, сама ведь тоже его планировала и не ей упрекать за то, что ни слова о таком не сказала. Мари тяжело вздохнула. Нагнулась, чтобы развязать сапоги, и, скинув их, забралась на собственный стул с коленями. Она расставила тарелки по столу и последней взяла кашу служанки. Добавив к ней жаркого и немного салата, она поставила всё это перед Бель, а затем придвинула к подруге кружку молока. — Поешь. Сев нормально, снова вздохнула и подумала, что не ей заставлять другого откровенничать. И решила всё-таки попробовать отвлечь девушку хоть чем-то. Мари поковырялась в тарелке с оставшимся жарким. Огляделась, рассматривая зал на наличие любопытствующих ушей. Вокруг заметно опустело — большинство слуг закончили обед. Основной шум и движение теперь происходили на кухне. — Видела… Рюкзак, который я притащила утром? Знаешь, куда успела сбегать до завтрака? — никакой реакции не последовало и Марианн умолкла, не зная стоит ли продолжать. За их столиком атмосфера была гнетущей, а её слова прозвучали наигранно и с натяжкой. Помолчав, и всё-таки отложив злосчастную ложку, Мари продолжила уже серьёзно и тихо. Так, как могла только она. — Набрала слёз глубин. Я не до конца понимаю алгоритм и не нашла никаких книг об этом, но почему-то уверена, что с их помощью можно воспользоваться магией. Бель вздрогнула и разогнулась, но Гротэр не заметила этого, разглядывая собственные руки. Она, конечно, сполоснула их в океане от песка после того как закончила сбор камней, но потом карабкалась по обрыву и, увидев Бель, позабыла обо всем на свете. От сероватых разводов пыли и грязи аппетит окончательно пропал. — Я не могу понять, почему камни гаснут с разной скоростью и что случилось с прошлой партией, но если разложить их по группам, отсортировать по размеру и форме, а затем проследить, я уверена, что можно выявить закономерность. Нужно бы рассчитать качество и объём энергии у каждого камушка, но у меня нет возможности сделать это до тех пор, пока не получится извлекать хоть какие-то… — Мари сидела и бубнила себе под нос точно в той же манере, как обычно размышляла про себя. Она настолько переключилась, просто вспомнив о камнях, что не сразу подняла взгляд. И только потом запнулась, когда вдруг поняла, что Бель уже не горбится и не смотрит себе в колени, а сидит более-менее ровно и внимательно её слушает. — Зачем что-то рассчитывать? — растерянно сказала подруга. Мари надулась — неужели звучит настолько глупо? Но при следующих словах перестала дышать. — Камни гаснут, если положить их рядом с человеком, у которого магическое истощение. Если он спит, то энергия впитывается лучше. — Что? — уж чего Гротэр не ожидала, так это лекции от девушки, которая была несведущей практически во всех сферах, которые изучала Марианн. — Так это всем известно, — чуть дёрнула здоровым плечом Бель. — Но слёзы не такие эффективные, как искрянка. Всё-таки растительная энергия чуть легче. Особенно если её съесть. Она тогда очень быстро усваивается. С камнями дольше в разы. Мари со стуком опустила голову на стол и, не сдержавшись, побилась о дерево лбом. Опять она со своим устоем в чужой дом… Вот где бы теперь найти правильную книгу и почему Бель известно то, чего она до сих пор не выяснила? «Потому что кое-кто возомнил себя шибко умной, чтобы задавать элементарные вопросы. Довыделывалась.» — К… Клер? Мари резко подскочила и обернулась к подруге. — А что ещё ты знаешь о камнях? Или о энергии. Что значит «усваиваться»? Почему именно при истощении? — Не так много… — попыталась остановить поток её вопросов Бель, а затем вдохнула и стала рассказывать то, что знала. — Откуда к нам выкидывает слёзы точно нельзя сказать. Сказку ты знаешь, а других версий мне никто не рассказывал. Точно знаю, что слёзы светятся голубым, потому что в них энергия воды… Марианн забулькала, сдерживая рвущиеся наружу вопросы и сдвинулась поближе к служанке, чуть ли не сверху на неё заползая. — Есть и другая энергия, я точно видела растительную и огненную. Первую, когда приносили свежий настой с искрянкой, — в маленькой бутылочке плавало тысячи светло-зелёных искорок. Поэтому её искрянкой и называют. Огненную как-то в руках у Дэйва видела — он принес плоский артефакт и тот был оранжевым туманом окутан. Других не знаю. Эти две и водная — самые распространённые. Разным энергиям присваивают хранителей-зверей и молятся им, когда в чем-то возникла нужда… Ну, про духов и татуировки ты сама знаешь, — Бель поморщилась и откинулась на спинку стула, лишь бы оказаться подальше от навалившейся на неё Мари. — О чем ты ещё спрашивала… Усваивается, значит преобразуется. То есть сливается с внутренним резервом человека. Например, если человек — маг огня, ему будет нужна энергия огня. У обычных людей нет какой-либо предрасположенности, поэтому их не выбирают татуировки. И вот, любой человек может в случае если его внутренний резерв опустеет, впитать другую, ту, что находится в природе, и постепенно её преобразовать под ту, благодаря которой он живёт или если это маг, то и колдует. Что-то ещё? У Мари буквально отвисла челюсть. Это что, считается элементарными знаниями, передающимися с молоком матери? Как-то халтурно. Где её, замагичить, нотариально заверенная копия общего перечня?! И кто вообще додумался делить энергию по стихиям?! В её мире всё было намного проще: энергия — нейтральна, а заклинания преобразуют её под нужный элемент, состояние или явление. — Что значит «энергия воды»? Прямо водная стихия, уже готовая, в камне? А откуда берётся огненная? Они прямо совсем-совсем разные? — Да. Они очень разные. Маг огня практически не может усваивать водную энергию, потому что та едва меняется… Да отодвинься ты уже! — Бель вдруг рявкнула, не выдержав, и Мари резко отскочила. — Откуда… Откуда тебе всё это известно? — ну не верила учёная, что эта информация с местными генами передается. Не могло быть такого, что ей ничего не разъяснили, посчитав ненужным. Бель ведь тоже не была одарённой! Лицо служанки, только-только начавшее приобретать краски, вновь посерело. — Потому что… Я слежу за… Я… — Бель задрожала и тихо, беззвучно заплакала, а Мари растерялась. Ну вот, отвлекла, называется. Только надавила очень по-глупому, увлёкшись неожиданно-ценной информацией. И что теперь делать? А, к зверю! Учёная потянулась к подруге и аккуратно, стараясь не задеть синяки и травмы, приобняла. Ей пришлось вновь привстать на колени на стуле, чтобы провернуть это, и вскоре Бель сидела, уткнувшись в её плечо, подрагивая и всхлипывая. Марианн чуть повернула голову, уловив движение, и заметила Кортэлию, стоящую в дверях кухни. Управляющая скрестила руки под мощной грудью и зло сверлила их взглядом. Учёная еле сдержала порыв показать той кулак и оскалиться, вместо этого положила руку на чепчик служанки и аккуратно погладила, продолжая пялиться на женщину. Ну уж нет, сегодня она никому Бель не отдаст. И вообще бы не отдавала. Тоже мне, великие управленцы. Вскоре Кортэлия сдалась и, угрюмой тучей развернувшись, скрылась в своих владениях. «Так тебе!» — победно возликовала Мари и тут же себя отдернула. Это что вообще такое? Не порядок, что за поведение? Вечером нужно будет обязательно зайти к управляющей и извиниться за себя, и за Бель. А ещё попросить у неё несколько дней отгулов для подруги и, если в этом есть необходимость, она готова поработать за неё. Нужно выбить ей время на восстановление. Сердце болезненно сжалось от мысли, что такое состояние служанки возникло без особых причин. А если это повториться? Мари опять начало потряхивать и захотелось спрятаться, сбежать. Но она старательно сжимала зубы и глубоко дышала, пытаясь подавить возникший порыв. Сейчас нужно быть тихой, спокойной и уверенной, чтобы заразить этими эмоциями служанку. Гротэр долго хлопала по чепчику и рука успела устать к тому моменту, как Бель перестало трясти. Мари ещё чуть-чуть постояла, затем отстранилась и села на собственные пятки. Красное, заплаканное, лицо девушки теперь напоминало помидор, усыпанный червоточинами плесени. Марианн протянула девушке стакан молока, а затем и вовсе попыталась напоить. Уставшая от собственной истерики подруга взяла и, не особо обращая внимание на то, что ей предлагают, стала медленно пить. — Вот и славно, — Гротэр еле смогла сдержаться, чтобы вновь не завалить девушку вопросами, и потому, попытавшись переключиться, предложила: — Хочешь вместе попробуем колдовать? Только клятву магией, что никому ни слова! — Мне не разрешат… — девочка оглянулась в сторону кухни. Мари тоже глянула туда, но не увидела Кортэлии. — Уже разрешили. Только сначала нужно поесть. Бель даже не засомневалась в её словах, видимо сильно была измотана, и потому просто кивнула. Рабыня отставила стакан и взялась за столовый прибор. Мари убедившись, что та действительно ест, пусть и медленно, обулась, соскочила со стула и, крикнув, что сейчас вернётся, быстро сбегала к колодцу и отмыла ладошки, поплескав немного на обувь. Ну вот, теперь хоть более-менее прилично выглядит. А то совсем в сорванца обратилась: чумазого и лохматого. Есть всё ещё не особо хотелось, но она решила не подавать плохой пример и тоже подкрепилась. И отнесла поднос с посудой на кухню. Сначала учёная хотела проскочить так, чтобы управляющая её не заметила, но в итоге всё же решила отчитаться. Меньше вопросов будет, да и ругани после. — Госпожа, — подобрав момент, когда стихийные бедствия около котлов чуть умолкнут, выпуская из себя растерянную королеву сего бедлама, Мари дернула её за платье, заставив посмотреть вниз. — Я хочу забрать Бель на сегодня. Мне нужна её помощь. — Хочешь? — хмыкнула Кортэлия, правильно растолковав её нахмуренные брови. Управляющая уже не выглядела злой — видимо туча пролила грозу на кого-то другого. — Ну хорошо. Забирай. Всё равно толку от неё сейчас никакого. Мари выпустила жесткую ткань и тут же юркнула между ног снующих туда-сюда рабов в сторону выхода. Как бы Мари не хотелось — прогуливать тренировку было нельзя… По итогу общим решением, а точнее бараньим упрямством Гротэр, было принято постановление оставить Бель отдыхать в каморке Мари, где после обеда они вместе поэкспериментируют. До комнатки они шли медленно: служанка прихрамывала. — Располагайся! — распахнув дверь, девочка пропустила Бель и тут же замерла, настороженно глядя на сумку, стоящую на стуле. Это ещё что такое? Она же, когда уходила, точно бросила её на кровать. Марианн метнулась к табурету, быстро растянула развязанный ворот. Камни были на месте. Сложно сказать пропала ли какая их часть, — она не считала, когда собирала их, — но то, что сумку открыли и переставили, было фактом. — Дэйв…? — шепнула учёная и тут же сама поняла, что да. Видимо слуга проверил, куда это её носило утром, и не счёл кучу слёзы чем-то серьёзным. Но зачем тогда переставил сумку? Отвесил щелбан, как напоминание, что за ней присматривают и про шевелящийся воздух забывать не стоит? Нда… Бель топталась посреди каморки, которая для них двоих была маловата. — Ложись уже. Можешь поспать. Приду к обеду, поедим, а потом за эксперименты возьмёмся, — Мари спустила мешок на пол, а затем придвинула табуретку к двери. — Подопри дверь, тогда к тебе точно никто не войдёт. Мари по привычке осмотрела комнату, запоминая что-где лежит, и затем вышла, оставив подругу в тишине и, как она наделась, хоть в какой-то безопасности.***
— Что это за символы? — спросила Бель, сидящая рядом с ней на кровати. Девушка облокотилась на стену и видно было, что ей больно лишний раз пошевелиться, а Мари, свесив ноги и согнув спину, выводила в тетради, лежащей на коленках, водный атрибут. — Это изначальный элемент. Обозначение типа энергии в виде символа, — пояснила Мари и задумалась, насколько похожи те знаки, которые она «создала» в прошлой жизни и те, что могли подходить для местных стихий? Одно ли у них начало? Ведь смысл её «символов» в преобразовании нейтральной энергии в определённый элемент, а здесь, энергия уже была… Цельной? Цветной? Насыщенной? Изменённой? И если в её мире нейтральную энергию меняли, то можно ли в обратном порядке, вот ту же водную из накопителя, преобразовать в нейтральную? Мари даже вспомнила формулу, разобрав которую смогла бы извлечь атрибут простейшей энергии, но с неохотой отложила эту идею на потом. Для начала бы найти подтверждение, что старые символы тут работают. Да и провернуть такое, не чувствуя маны, не выйдет. — Странные какие, — заглянув ей за плечо, сказала Бель. — А оно точно сработает? — Не знаю… — вырисовывая полукруг атрибута воды с идеальными пропорциями, так, чтобы не дрогнул ни один уголок, она понятия не имела, получится ли. Отсортированные камни лежали на полу укутанные одеждой, словно яйца в гнёздах. Где-то слёз было больше, где-то меньше. Из каждой группы Мари собиралась оставить по три образца минимум. Левая, самая ближайшая к тумбе, была забита камнями под завязку, и, наклонившись, Гротэр схватила один и прижала его к мятой бумаге. Секунда, другая. И опять ничего не произошло. Мари, вздохнув, отложила камень в сторону. Вот если предположить, что символы огня не срабатывал из-за «другого типа энергии», то почему тогда атрибут воды не работает? Начертив ещё руны, она сделала небольшую пентаграмму из трёх разных завитушек, — вода, заморозить, и самый сложный, на который она когда-то потратила больше всего времени, форма-куб, — Мари вновь приложила овал к бумаге и… Ничего не произошло. Гротэр откинулась на стену рядом с Бель. Вытянула руку вверх и растерянно осмотрела накопитель под светом из окна. — Не сработало. Неужели тут у атрибутов всё-таки другая структура? — Не знаю, — Бель дернула одним плечом, а затем приподнялась и взяла тетрадку в руки. — Откуда ты вообще взяла эти символы? Впервые о таком слышу. Мари тоже никогда о них особо не слышала, лишь глупые страшилки из прошлого мира. Атрибуты или же изначальные элементы, можно сказать, она придумала сама, извлекла маленькие гаечки из сложного фабричного аппарата, и, попробовав, тут же уверовала, что знает о них лучше всех. Конечно, кто как не создатель может воспроизвести своё творение досконально? Но помнить очертание гаечек — одно, а знать, как из них собираются машины — другое. А вот создать что-то рабочее, не имея даже представления, что такое «круг», который может стать и колесом, и гаечкой, — это третье. И как ей найти формулы в этом мире, где единственный письменный эквивалент магии — печати на руках одарённых? И те — лишь картинки зверей. Вот если бы она чувствовала отголоски энергии, чтобы понимать, реагировала ли магия или нет на её тщетные попытки… Учёная дрожжевым тестом стекла по стене и легла, рассматривая потолок. А если подумать… то вроде как тот паразит, чьё имя она забыла, был родом из этого мира. Он ещё связан с местной богиней смерти, упоминаний про которую она до сих пор не встретила. И зверь использовал как раз-таки символы и кому, как не ему, создавшему эти «фабричные аппараты», знать о «гаечках». А раз зверь родом из этого рабовладельческого мира, то и символы тоже наверняка отсюда. Даже если люди колдовали здесь иначе — примерную схему Мари уже поняла, — то это не значит, что автоматически можно исключить и другие варианты волшбы. Взять хотя бы то, что кто-то из людей, как рассказала Бель, всё-таки может «вытягивать энергию из воздуха». Да и не у всех проявляется эта «предрасположенность», которую отмечают татуировками, хотя резерв должен быть у каждого. Значит, нейтральность тут всё-таки присутствует. Ох, как не хватало ей сейчас знаний… Мари была уверена, что в её руках лишь несколько деталек огромной мозаики на десять тысяч частей, и чтобы собрать её полностью нужно многое узнать. Или, раз уж зашла о том песня: придумать и создать. А для этого нужно идти вперёд. Как там говорил парень в синем плаще? Не магия — лишь техника? Она приподняла слезу, рассматривая её на фоне тёмного потолка и вспоминая то, что в своё время показал ей бог второго шанса. У тех чудес тоже были лишь «техники»? А что же тогда, по его мнению, настоящая магия? Мари крутанула камушек раз, другой, рассматривая овальные бока и вглядываясь в голубой свет, исходящий изнутри. Ещё чуть-чуть провернула, ещё… И вдруг увидела тонкий зигзаг. — Трещина? — Мари подскочила, встала на кровать и привычно запрыгнула на тумбу, подставив камушек прямо к узкому окну. И действительно: в ровном голубом свечении прорезалась совсем тонкая, не больше чем на волосок, линия другого цвета. Трещинка, если правильно провернуть, была похожа на луну в малой фазе её прошлого мира, с ресничкой на верхнем острие и с точкой посередке. Мари нахмурилась, потёрла переносицу, а затем, спустившись, достала другой камень и вновь поднялась на тумбу. — Ты чего как заяц через меня скачешь? Клер? — Бель наблюдала за ней. Может она и смолчала бы, но пару раз учёная зацепила синяки на её ногах. — Я нашла что-то странное. Можешь подать карандаш и тетрадку? — Гротэр протянула руку, и не отрывая глаз от камня, схватила принадлежности. Прижав сероватую бумагу к стеклу запястьем и удерживая той же рукой карандаш, поняла, что ей ужасно неудобно. Тетрадь соскальзывала, края страниц подгибались, мешая рисовать. — Бель? Подержи, пожалуйста, слезу вот так? Служанка не пошевелилась, но стоило учёной перевести на неё лихорадочный, раздражённый взгляд, всё же поднялась и залезла на краешек тумбы. Они теснились на хлипкой, поскрипывающей мебели вместе. Бель удерживала слезу так, как ей велела Мари, а учёная тем временем старательно вырисовывала символ, который был внутри всех камней. Закончив, обе девочки поочередно спустились вниз и стали рассматривать то, что вышло у учёной. — И что бы это значило? — Гротэр не знала, какие предположения строить. Ладно, если бы один камень треснул, Мари бы тогда сделала ставки, что после истощения именно он рассыплется в пыль, но не у пяти же слёз одновременно? Хоть теории строй о том, что овальные камушки — яйца, отложенные невиданным океанским зверем. Ага, а трещинки — это маленькие зародыши. В голове стоял звон. — Знаешь, Клер. Тут вроде ничего нет, — Бель вытянула руку к окну и роста ей хватило, чтобы достать до его низа, сидя при этом на кровати. Сидела и крутила камень, выискивая то, что нарисовала Гротэр. — Смотри внимательнее. Она как тонкий волос, почти не заметная. С правого края, чуть ближе к середине, если правильно повернуть. — Всё равно нет, — чуть позже вновь повторила Бель, и Марианн, тяжко втягивая воздух, собралась подняться, когда её взгляд мельком скользнул по страничке вверх, задевая аккуратные атрибуты воды в правом углу. Она повернула тетрадь, и… Тут же вырвала листок и разорвала его на две части. Мари чуть толкнула Бель, вновь запрыгивая на тумбу, и наложила два карандашных символа друг на друга. Они были разных масштабов, но кругловатые контуры совпали идеально. — Это что… — Мари села прямо на тумбу, свесив ноги и разглядывая оба символа. Если тот, что когда-то открыла учёная, был округлым, завершённым, то второй, нарисованный только что, казался… Аккуратным? Лёгким? Словно маленькая печать, оставленная океаном на каждом из накопителей. Девочка отобрала у Бель слезу, и с трепетом приложила её к бумаге, на этот раз к символу, срисованному с трещины. Секунда, две, три… И вновь ничего. Или… Свет, исходивший из камня, стал ярче, агрессивней, но больше действительно ничего. — Лучше бы шарик какой появился или лужа. Что мне с более ярким излучением делать то? И, словно реагируя на её слова, очень медленно, перед ней из неоткуда возник маленький шарик воды, а свечение в камне чуть погасло. Шокировано пискнула Бель. Мари только моргнуть успела, как шарик грохнулся вниз и расплылся огромным пятном по гнездовью камней, укутанных, надо сказать, в её ночную тунику… Стоит ли озвучивать причину, по которой обе подруги пропустили общий ужин, просидев в запертой комнате? Мари, сразу после того, как у неё вышло создать первое заклинание, принялась за второе. Ринок через тридцать до неё дошло, что моторчиком, который запускает заклинание, являлся голосовой посыл. Проговаривая вслух тот результат, который бы желала получить, она тут же видела его перед собой. Когда Мари убедилась в этом, весь пол и вещи уже были сырыми. Пришлось в срочном порядке собирать камни и по три слезы засовывать во все щели и углы, прикладывая к ним бумажку с параметрами и номером группы. Все оставшиеся слёзы были закинуты в сумку. Мари знала, что на глаз будет сложно определить из какой группы был камушек, если его вытащить из общей кучи, но она слишком горела желанием магичить и поэтому, как делала это очень редко, решила чуть попустить систему. Но тетрадку для записи опытов приготовила. Они с Бель, перешёптываясь, с гордым видом вытащили все сырые вещи на улицу к веревкам для белья, решив, что в случае чего оправдаются генеральной уборкой. Тогда же сходили на склад за вёдрами — превращать комнату в аквариум или второй океан Мари была не готова. Учёная с упоением начала экспериментировать, иногда прерываясь на то, чтобы сделать маленькие записи на языке её первого мира, по которым позже собиралась выявить возможные закономерности. Обе подруги настолько увлеклись процессом, что совершенно потеряли счёт времени и не обращали внимание ни на что, кроме новых идей и попыток. — Большой водяной шар, — дождавшись, когда камень засветиться, пробормотала Мари, рассматривая образующийся перед ней мяч. Он чуть колыхался и в ширину был больше, чем в высоту. От такого размера свет слезы гас буквально на глазах, дополняя её догадку о том, что удержание воды в воздухе тоже затрачивало энергию. Вскоре первый накопитель иссяк полностью и раскололся напополам, но учёная успела наполнить оба ведра, прежде чем это произошло. Подумав, Мари по одному оттащила их в коридор до ближайшей извивающейся вазы и пакостливо слила воду туда. — А если попробовать другую форму придать? — спросила Бель, взволнованно наблюдающая за ней с кровати. — Давай! — щёки Мари разрумянились, уголки губ подрагивали. Она тут же попыталась представить куб во всех подробностях, заранее приложив другую слезу к намокшему и едва не разваливающемуся листу. И ещё до того, как учёная произнесла в слух нужные слова, перед ней завис средних размеров кубик. — Ух ты! — Бель вскрикнула и в который раз за последние несколько часов приподнялась, пытаясь подойти к ведру, но она слишком устала, — сама того не контролируя раз за разом наступала на сводящую от боли ногу и падала назад. — Сиди уж, — буркнула Мари и куб со шлепком плюхнулся в ведро. Учёная быстро записала, что голосовой сигнал не обязателен и попробовала приложить слезу ещё раз. Листок расползся на две части. Мари скомкала его, сжала над ведром и вниз упало несколько сероватых капель. Стоит ли попробовать вышить символ на ткани? Или выжечь на дереве? Столько всего хотелось попробовать. Гротэр закипала от желания сделать всё и сразу. Жаль, что сейчас у неё нет полноценных ассистентов… — Клер… А можно я тоже попробую? — Бель с жадностью смотрела на то, как учёная аккуратно рисует символ на новом листе бумаги. Мари, с нажимом разогнав тревожные искорки-мысли, согласилась. Она протянула служанке листок, камень и тщательно объяснив про мысленные образы, подставила ведро поближе. Подруга прижала камень к бумаге, зажмурилась и… Ничего не произошло. Учёная поняла это сразу же, ведь интенсивность свечения накопителя не изменилась. — АААА! — закричала вдруг Бель, выронив листок и камень, и схватилась рукой за шею. Её всю трясло, лицо исказилось, чепчик сбился и улетел в сторону, открывая обзор на коротко остриженные сальные пряди. — Бель? — учёная в одно мгновение оказалась рядом и успела придержать подругу, прежде чем та стукнулась об стену от резкого рывка. Через ладони в Мари проникли короткие электрические разряды, и она едва не отдёрнула руки. Что это? Что происходит? Мари судорожно перебирала воспоминания и в какой-то момент зацепилась за прочитанный, почти забытый томик о местной «экономике». «Магическая рабская метка?» — Гротэр аккуратно припустила платье и с трудом сдвинула судорожно царапающие кожу пальцы. Под ними оказалась татуировка, похожая на большого клеща, и она яростно шевелила выпуклыми лапками. Девочка не рискнула прикоснуться к живому рисунку. Вместо этого она помогла Бель лечь на кровать так, чтобы та не двинулась обо что-нибудь от попыток извиваться. Служанка уже не кричала — лишь судорожно втягивала воздух ртом. Мари, осмотревшись, сунула тетрадку в тумбу и отодвинула стул от двери — как раз вовремя. Почти в то же мгновение дверь просвистела у неё перед носом и шибанулась об стену, а в комнату влетел Дэйв. В его рукаве учёная успела приметить металлический блеск, так как он был как раз на уровне её лица. Учёная закричала раньше, чем сталь оказалась у неё в горле. — Наставник! С Бель что-то не так! Мы убирались, и она вдруг резко упала и начала кричать… — Дэйв хмурился. Не было его привычных хмыков — лишь шрам бесшумной молнией шевелился на щеке. — Наставник? Он отвернулся не сразу, но всё-таки отступил. Мельком оглядел влажную комнату, вёдра с водой и тряпки, которыми они с Бель совсем недавно вытирали лужу. Чуть дольше он разглядывал валяющиеся по углам слёзы и лишь после этого подошёл к служанке, резко дёрнул её за больное плечо вверх и коснулся татуировки между лопаток, после чего девушка успокоилась и, закатив глаза, откинулась на кровать. Мари тоже колотило и, хотя на ней не было жуткого клеща, пускающего по нервам электрический ток, больно было не меньше. Она сжала зубы и выдохнула, когда подругу отпустило, но сама не смогла успокоиться. Нет, теперь Бель точно не избежит её расспросов. Дэйв, не смотря на свой злой вид, не стал ничего говорить, а Мари решила, что теперь будет таскать тетрадку с записями об экспериментах у себя за пазухой до тех пор, пока не сожжёт её. Очень уж не понравилось его выражение лица. Пират посмотрел на учёную и недобро усмехнулся, после чего вышел из комнаты. Мари тут же бросилась следом. Выглянув в коридор, она убедилась, что наставник действительно уходит, а не стал призрачным в попытке проскользнуть в комнату. Учёная захлопнула дверь и подпёрла её стулом. Бель, вновь посеревшая, тихо лежала на кровати, а Мари долго разглядывала её, привычно нахмурив брови и пуская между ними грозную складку.***
Глория.
— Да… прекрасная печать… хорошая работа, Глория, — рука старейшины опустилась на её макушку и эльфийка радостно шевельнула ушками. Теперь получится установить связь с Рованом и общаться с ним напрямую! Девочка весело подпрыгнула и плюхнулась на зеленую травку, мягкую и податливую. Они находились в оранжерее старейшины, в единственном месте, где круглый год природа жила и пела, и Глория впитывала каждой частичкой резерва зелёные потоки энергии. Вскоре ей пригодится эта мана. И она наконец-то услышит голос Рована! — А что у тебя получилось…? Пуаль? Её сестра-близняшка, застенчиво мявшая листочек чуть в стороне, смущённо подошла к наставнице и оглянулась на Глорию. Та ободряюще кивнула и улыбнулась. Таскать с собой сестрёнку к наставнице Гло начала практически сразу, не смотря на возражения родителей. Старейшина пару раз напомнила, что в ученицы брала только одну из сестёр, но вскоре была переупрямлена Глорией и теперь задания они делали вместе. За что бы не взялась Гло, Пуаль делала тоже самое, несмотря на низкую успеваемость и результативность. Какая разница «как»? Её сестрёнка, не смотря на возраст, делала очевидные успехи. Главное Гло сделала: заставила всех, кто их сравнивал, заткнуться. Они равны. Они — сёстры. А любые сплетники, додумавшиеся нести полную чушь про близнецов, пусть прогуляются по Сумеречному лесу. — Смотри, Пуаль… вот здесь и здесь стоит добавить связёров роста или увядания… вот тут более чётко прорисовать твой духовный элемент. Он у тебя слишком короткий, лёгкий… а должен быть весомым, чтобы при виде него сразу чувствовалось — эта печать принадлежит Пуаль Осенней Листвы. Понимаешь? Глория… объяснишь ей, что это такое? — Духовный элемент — это ты, только в виде рисунка. То, как ты видишь свою душу. Её зеркальное отражение. Просто нужно нарисовать, какой ты себя представляешь в виде этих завитушек и всё, — Гло подняла свою печать и потыкала в неё пальцем. Глорией её стали звать лет с трёх, когда на праздновании дня рождения она заявила старейшине, что ей совершенно не нравится подобранное родителями имя и отныне она сама выберет, как её стоит называть. Нет, Туаль, конечно, звучало мило, но эльфийке хотелось иметь хоть что-то, кроме памяти, что касалось бы её прошлого. И теперь старое имя постоянно напоминало: нужно держать ухо по ветру. Пуаль нахмурилась и кивнула. Вернулась на своё место и, взяв новый листок, стала перерисовывать печать. Гло откинулась на локти, разглядывая зелёный лиственный купол Великого Древа. Если сосредоточится, то листья становились прозрачными, едва заметными, и сквозь них виднелось фиалковое небо с острым зигзагом на нём. Образы смывались и наслаивались — если с непривычки разглядывать небо в оранжерее, голова пойдёт кругом. Но Глория привыкла и по желанию могла сосредоточится на любой из доступных картин. Трещина появилась совсем недавно и теперь, в какой бы момент наставница не взглянула на неё, она хмурилась и начинала тихо бурчать себе под нос. Эльфы волновались, дёргались, перешептывались, но не получив ответов от старейшины, перестали её беспокоить. Глория тоже, услышав о том, что «платформы сближаются» и больше ничего, перестала донимать наставницу. Старейшина всегда отвечала, если её спросить, но никогда не объясняла свои ответы и доходить до их сути девочке приходилось самой. — Глория… — наставница тепло ей улыбнулась, и девочка села чуть ровнее. Пришло время лекции? — Знаешь, почему печать у каждой души должна быть одна? — Потому что она отражает нашу связь с миром. Нашу волю, если это человек, и желание, если фейри или эльф, — и пусть механик не до конца понимала, что значит «людская воля», то на счёт желаний она имела представление. — А как думаешь… что случится, если существу насильно прикрепить чужую печать? Глория задумалась. Это как? Вот живёт эльф, у него формируется желание и вместе с ним разрастается резерв, а затем на него крепят чужую печать с отображением совершенно другого ядра. Будет он следовать чужой воле? Или возникнет сопротивление? С ликрами, финами и зверями проще, — они не могут создать своих печатей, потому что магия имеет другую основу, и потому полноценного сопротивления в период малого развития они оказать не смогут, — отсюда распространённость невольников именно этих рас. А вот как с людьми или другими волшебными народами… — Печать помогает общаться со зверьми напрямую… то есть делает из них фамильяров… и больше двух или трёх печатей на зверей ставить нельзя, — будет слишком много голосов в голове поставившего. Так же печать работает и со зверолюдьми, — Рахита чуть нахмурилась и Глория запнулась, — простите, с ликрами. Но чуть более приглушённо. А вот если зверю не понравится, что на него вешают печать? Хммм… Возможно он будет кричать так громко, что непутёвый экспериментатор оглохнет? Наставница звонко рассмеялась и её бледное лицо, обычно похожее на зелёный листок, скованный стеклянной коркой льда, сразу стало живее и теплее. От одного её вида повеяло такой весной, что Глория невольно улыбнулась следом. — Какая же ты… фантазёрка… — выдохнув, Рахита вновь заговорила приглушённо, едва слышно. — Суть, конечно, уловила, но что будет, если голос у зверя окажется слишком тихим…? — Ему придется выполнять чужие команды? — сразу же посерьёзнела Гло. — Да… Тоже произойдёт и с людьми, и с эльфами. Если существо слабо, а печать сильна, то… это будет похоже на клетку. Его собственная воля останется, но будет медленно гаснуть… Такие печати обычно запрещено ставить, если человек или эльф против… потому что они влияют на душу. А душа неприкосновенна… — Рахита медленно поднялась и аккуратно расправила свою широкую белоснежную юбку. — А если кто-то всё-таки поставит печать? — Глория понимала, что на этом урок окончен, но не смогла удержаться от вопроса. — Тогда… если душа будет взывать к свободе, то сам ветер явится к нему на помощь… — Рахита задумчиво всмотрелась в медленно шевелящиеся кроны маленьких деревьев, рассаженных в оранжерее, а затем улыбнулась и, легко поклонившись Глории, ушла. — Аааааа! — запищала Гло и рухнула на траву, заколотив руками и ногами. — Снова я ни слова не поняла! Пуаль хихикнула, отложила карандаши и подползла ближе. — Проголодалась? — хитро взглянула на сестрёнку сквозь растрёпанную челку Гло. Пуаль кивнула головой, улыбаясь всё сильнее. — Тогда пошли! Глория подскочила резко, словно кролик, и вздёрнула уши вверх настолько смогла. Пуаль вновь рассмеялась и, засунув принадлежности в сумку, достала куртку с шапкой. Гло подняла свои вещи с земли и тоже стала одеваться. Собравшись, девочки быстро зашагали к маленькой деревянной платформе, находящейся на краю оранжереи. Это место было уникальным. Творение магии Рахиты, созданное прямо на ветвях Сердце Древа, было сокрыто от других существ сильнейшим куполом. Оно находилась высоко над землёй, расположившись на первых, самых толстых ветвях, простиравшихся до далёких окраин мира. Конечно, оранжерея занимала лишь малое пространство между двух ветвей. Внизу, под слоем растений и земли, можно было найти толстые брёвна, на которых и прорастало вечное-зелёное богатство, заполненное редчайшими травами. Как-то Глория спросила: на какой высоте находился этот заповедник? Но внятного ответа так и не получила. С земли же, если поднять голову в любом из поселений эльфов, ничего, кроме ствола, который на середине превращался в размытое пятно, и неба, больше видно не было. Сердце Древо прятало свою обширную крону от жителей мира. Конечно, оранжерея и малой части веток не занимала. От одного её края до другого можно было пройти за пару суток. Но наставница говорила, что если пройтись по голой ветви до самой тонкой её части, то можно увидеть край мира — плотный щит, за которым начиналось бесконечное чёрное пространство. — Как думаешь, чем занят Рован? Возможно его опять слюнявят мальчишки? Вот бы он отгрыз им уши! — Гло, конечно, шутила, но была в её словах доля серьезности. Пуаль продолжала посмеиваться, а затем догнала Глорию, взяв её за руку. Несмотря на то, что они были близняшками, их легко можно было отличить по глазам и причёскам, а после и по поведению. Если Глория уважала чёлку, то Пуаль, попробовав её отстричь, долго потом плакала из-за того, что волосы лезли в глаза. У них обоих были сложные косицы, только Гло вечно была растрёпана, а Уля нет. Если старшая не стеснялась кричать, ругаться, прыгать и бегать, то Пуаль предпочитала вести себя гораздо тише и спокойнее. Они встали на платформу, и Гло свободной рукой прижала печать, отданную ей наставницей, к нужной выемке в полу. Она выпрямилась, а веревки глухо засвистела — волшебный лифт нырнул вниз, вынося их за пределы магической ограды. Обожгло холодом и лица девочек мгновенно покраснели. Яркая зелень сменилась белыми и серыми цветами зимы. Они быстро спускались к земле и обширные просторы эльфийского леса, укрытые снегом, скрывались за горизонтом. — Пчхи, — Пуаль мило прикрыла покрасневшими пальцами лицо и поёжилась. — Не люблю зиму… Вот ещё одно различие между близнецами: Глория зиму обожала, хотя и понимала, почему Пуаль её не любит. До дракона они добрались быстро. Рован действительно был окружён малышнёй, но стоило их парочке подойти к поляне, — Глория твёрдо отказалась от загона сразу, как привела друга в деревню, — как мальчишки испуганно бросились врассыпную. Эльфийка успела подраться со многими из них, ведь мальчишки мечтали о доблести и силе, а кто может быть сильнее дракона? Вот и лезли они к Ровану, будто мухи к навозу: пытались стать легендарными драконьими всадниками. Вдруг его сила откликнется на какую-нибудь их манипуляцию? Только вот Глорию это ужасно бесило. Позволить спереть друга наглым недо-рыцарям? Ну неееет! — Рован! Я закончила печать! Смотри какая вышла! Дракон чуть опустил голову, рассматривая клочок бумаги, а затем дыхнул в него паром, пахнущим гарью. — Не насмехайся! — стукнула Гло кулачком по тонкой чешуе носа, а затем, бросив листок на снег, стала старательно конструировать из маны печать. Уля тем временем скинула сумку в сугроб и подбежала к дракону, чтобы тут же прижаться к добровольно-подставленной горячей шее. Её сестре очень нравился Рован и Гло, видя восторг и детскую жадность, поговорив с ней, выяснила, что та тоже хочет большую зверушку. По итогу механик пообещала: как только близняшка научится более-менее колдовать и воспроизводить печать в воздухе, они сразу же отправятся искать ей собственного друга. Печать была закончена быстро. Уж в чём, а в управлении энергией она поднаторела за эти годы достаточно хорошо. Аккуратно протолкнув заклинание вперёд, Гло повесила его в воздухе на уровне лба дракона. — Я, Глория Туаль Осенней Листвы, младшая преемница Хранительницы леса, принимаю тебя в качестве фамильяра, моего защитника, посланника в мире зверей, спутника и друга. Примешь ли ты меня в качестве всадницы? Рован чуть склонил голову, прикасаясь к печати лбом. Нити сверкнули, оставляя заметный отпечаток в ауре. «Ну привет, ребёнок, — зазвучали знакомые интонации у неё в голове. — Наконец-то я могу тебе это сказать.»***
Клер.
К моменту пробуждения Бель, Мари успела разобраться с тем, сколько может продержать воду в воздухе и какую форму способна ей придать. Выходило, что дело ограничивалось её воображением. Пока учёная держала образ заклинания в голове, шар спокойно висел, чуть колыхаясь, а стоило ей отвлечься и упустить картинку, как тот тут же плюхался в ведро. Сделать жидкость твёрдой у неё не вышло, хотя придать форму кинжала получилось. Как и не вышло порезать бумагу тонкой, словно слой краски, водяной полоской. Плотность веществ никто не отменял… и в итоге именно бумага порезала воду. На любые манипуляции тратилась энергия. Потухло больше десятка кристаллов, но в коридор по итогу Гротэр утащила лишь пять вёдер. — Не вышло… — тихий голос заставил Мари отвлечься от записей. Рабыня лежала, разглядывая потолок. — Ты в порядке? Бель сморгнула слёзы и кивнула. — А ты знаешь, у кого есть доступ к печати? — У гос… Кортэлии, Дэйва и графа, — растерянно ответила служанка, а Мари нахмурилась, пытаясь вспомнить всё, что знала о подобной форме рабства. — Кто её ставил и где? — На рынке… кто конкретно не помню. Мари поморщилась. Получается, помимо замковых «хозяев» доступ к приказам есть ещё как минимум у одного человека… Снять магическую печать в обход владельца мог лишь поставивший метку, но там вроде какой-то контракт купли-продажи есть и прописаны запреты на подобное. Ещё мог снять тот, кому все права передали. Был, правда, вариант… когда владелец умрёт, печать перестанет действовать и сама постепенно исчезнет, но когда это ещё будет… И есть шанс, что право приказывать ввернётся к четвёртому, поставившему. Если изначально заложили ограничение: после смерти владельца сдаться на невольничий рынок, то и рыпаться смысла нет… Значит взять служанку с собой и сбежать не получится, — их вычислят в два счёта. В одиночку у учёной гораздо больше шансов. Но и оставлять подругу здесь… Или что хуже: ждать неизвестно чего, когда примерный план выстроен, магия вот-вот раскроется, а добыть вещи — дело пары склянок… Пока приемлемого варианта Марианн не видела. Думать о возможном предательстве под влиянием печати совершенно не хотелось. — Что пишешь? Гротэр глянула в тетрадку, зацепившись за список экспериментов, требующих повторяющихся действий, которые стоит проводить там, где кучи вёдер с водой не вызовут подозрений. Рассказывать? Нет. Бель приподнялась на кровати в попытке встать. Учёная видела, что ей не хорошо. Молчи. — Не хочешь попробовать найти такой же значок, только для огня? — Мари отогнала мысли о предательстве и картинки извивающейся Бель, рассказывающей Дэйву обо всем, что произошло за этот день. — Это как? — бледность чужого лица теперь оттеняли короткие пряди русых волос. Чепчик служанки остался скомкано лежать возле подушки. — Ты же сама говорила, что если слёзы — это источник водной энергии, то… — начала припоминать утренний разговор Мари. — Огненный артефакт для огненной? Где мы его найдём? Я же не видела, куда Дэйв его спрятал, а искать другой… — влезла Бель. Не смотря на неудачную попытку помагичить, в её глазах Мари увидела отражение собственных эмоций: азарт, интерес, предвкушение чуда. Учёная усмехнулась. Да уж, неукротимое любопытство сколько не топчи проигрышами, ничем не загасишь. И всё равно во рту был гадкий привкус горечи. Сглотнув, Мари тряхнула головой, а затем спокойно выдала догадку, посетившую её голову. — А чем огонь не полноценный источник? Он тоже излучает свет, как слёзы и те искры в банке, про которые ты рассказывала, — учёная в собственные слова не верила. В кружке с водой или в океане атрибуты не всплывали. Не из-за того ли, что они лишь конечный продукт «водной энергии»? Тогда и любой процесс горения ничего им не даст, но отрицательный результат — тоже результат. — Камин в главной гостиной или печь на кухне? Или костры под котлом. Сегодня же день купания, — перечислила варианты Бель. И ведь точно, банный день был им на руку. Раз в декаду на улицу вытаскивали здоровенный котел с маленьким краном у днища. Его ставили на небольшие железные подставки и набирали в него воду. Снизу, под дно, закладывали дров и разжигали их. Этой водой затем поочерёдно мылись все рабы и слуги, в специально-отведённом для этого помещении. Если они вместе подойдут к котлу и немного посидят рядом, то вопросы пусть и будут, но явно в меньшем количестве, чем если бы они попытались оккупировать кухонную печь или чей-нибудь господский камин. — В крайнем случае сами костёр разожжём… — чтобы сжечь на нём графа с Дэйвом, — мысленно прибавила Мари. — Ну или попробуем с факелами или свечами. — Да. Заодно помоемся, — кивнула Бель. План они составили быстро. О деталях договариваться не пришлось. Они не умели понимать друг друга с полуслова, как когда-то выходило с Лили, но думать в одном направлении получалось хорошо. Мари, прихватив одну из многострадальных тетрадок и знатно укороченный карандаш, помогла Бель выбраться из комнаты и потихонечку дойти до котла во дворе. Девочки притормозили около него, и служанка присела рядом, бледная, с испариной на лице, и в ответ на вопрос о самочувствии устало, но с лёгким лукавством взглянула на Мари, которая в таком положении была выше рабыни: — Отдохну чуть-чуть. Учёная тоже развернулась лицом к котлу и присела опасно близко к днищу. До неё долетал яростных жар, который сухим языком облизывал лицо и нагревал глаза, но Мари не отстранялась, вглядываясь в поленья. Она хорошо помнила символ огня, один из самых любимых и сложных: две линии, похожие на тонкие шрамы, пересекающие друг друга. И сейчас вглядывалась в огонь, в поисках символа, который был бы ещё завершённее того, что хранился в памяти. Искры весело прыгали по раскрасневшимся деревяшкам, языки пламени гудели и пыхтели. Горячий воздух расплывался и вкусно пах дымом. Перед глазами плавал мутный отблеск, мешавший сосредоточится. И ни намёка на атрибут огня. От жара у Мари защипало коленки, находившиеся к пламени чуть ближе, чем лицо, и в итоге учёной пришлось встать. Она отошла, осмотрелась, проверяя не наблюдает ли кто за ней и, шустро достав из-за пояса тетрадку, нарисовала знакомый ей символ огня. Вырвав листочек, скомкала его и швырнула в огонь. Бумагу обволокло алым, и вскоре на её месте остался лишь чёрный, изломанный силуэт. Ничего особенного Мари не заметила. Она нахмурилась и встретилась взглядом с Бель. Та отрицательно мотнула головой и тоже медленно поднялась. — Ничего, у нас ещё есть варианты. В купальнях было жарко и людно, а ведь ужин закончился и приближался отбой. Девочки, не смотря на раны Бель, искупались в этот раз даже быстрее, чем обычно, и обе, разгорячённые и красные, вышли на улицу. — Попробуем к кухонной печи пролезть? — спросила Марианн с наслаждением вдыхая прохладный воздух. — Не думаю, что выйдет… — Бель поправила промокшую повязку на руке, разглядывая медленно стекавшихся к банному помещению слуг. И у них действительно ничего не вышло. Стоило им показаться в главном штабе Кортэлии, как их тут же поймали огромные, но от этого не менее твёрдые руки и, всучив подносы с остывшей едой, хозяйка потребовала не мешаться под ногами. Девочки наскоро поели в пустой столовой, не особо разбираясь сколько и чего, а затем, перешёптываясь, выбрали жертвой камин в гостиной воспитанников, — единственное место на господском этаже, куда их допускали без разрешений. К огромному разочарованию огонь в нём никто не разжигал, а ломиться в комнаты воспитанников ни Мари, ни тем более Бель, не хотели. Поэтому следующей целью стал факел, который девочки в наглую спёрли у стражи. Несколько запасных деревяшек, обмотанных пропитанными маслянистым раствором тряпками, всегда можно было увидеть в ящике около двери в дозорной. И пока учёная донимала откровенно глупыми расспросами всех, кто был в узкой комнатке стены, Бель аккуратно прихватила два факела, да так, что этого даже Мари, приглядывающая за ней, не заметила. Девочки спрятались с торцовой стороны замка, чуть дальше того места, где совсем недавно Марианн развандалила стену. Они скрылись за особенно крупным булыжником как раз там, где, как прикинула учёная, она нашла свою первую слезу. Подожгли факел огнивом: Марианн начать запасаться мелкими, но нужными вещами для побега. Она даже тайник организовала под лестницей в складе-библиотеке, где уже дожидались своего часа несколько веревок, огнив, тетрадей, тряпок для бинтов и противовоспалительная мазь. Последнюю добыть было тяжелее всего и пронести на склад, не попавшись, тем более. Несколько чирков и искра вцепилась в ткань, будто оголодавшая собака. Огонь тут же разросся. Учёная закрепила факел между булыжников и чуть отстранилась, открывая обзор облокотившейся о стену Бель. — Что думаешь? — Всё ещё ничего не вижу, — отрицательно мотнула головой Бель. — Но я и в слезе ничего не видела. Думаю… Она замолчала, отвернувшись. Мари подошла, тоже прислонившись к стене. — Договаривай уж, — тихо буркнула Гротэр, не особо то высматривая символ. Атрибут любом случае найдётся, никуда он от её любопытства не денется. А вот сторонний взгляд подруги с её осведомлённостью в стихиях может очень подсобить. Но Бель молчала и казалось сам воздух заполнился скованностью. И Мари, которая всё-таки разогнала недоверчивых тараканов, вновь увидела гнусные усики жучка, жужжащего: «Печать, предаст, не верь, беги». — Ты чего? — Просто… Думаю ты всё-таки маг. Такая же, как дети хозяина. Именно поэтому ты видишь, а я нет. Марианн фыркнула, подумав, что сравнивать её с вечно веселящимися оболтусами не очень-то похоже на комплимент, но тут же подобралась. С ресниц Бель скользнули первые слезинки. — Ты чего ревешь то… — растерялась учёная. Чаще всего у неё хорошо получалось читать людей, особенно если «эмоции» были направлены на неё. Со временем начинаешь отличать насмешливое пренебрежение от дружелюбно-весёлого любопытства, особенно когда вертишься в кругу достаточно образованных людей. Но когда дело доходило до того, что касалось попыток «понять», влезть в чужую шкуру и жизнь, мозг Марианн отказывался это воспринимать, даже если и воспроизводил похожую картину. Именно поэтому она всегда пренебрежительно относилась к художественной литературе и фильмам — они оставляли её безразличной. И потому же Мари никогда не давала советов и не оказывала поддержки. В её исполнении и то, и другое выглядит слишком сухо. — Почему я не родилась сильным магом? Почему мне досталась именно такая жизнь? Как же мне всё это надоело… — закрыв часть лица здоровым запястьем, зашептала Бель. — Так измени, — ляпнула Мари. Ей не нравилось, когда другие плачут, особенно близкие. Внутри поднялась волна дискомфорта и она не смогла удержать язык за зубами. — Что… Как? — Бель горько хмыкнула, размазывая слёзы по щекам и шмыгая вздёрнутым, покрасневшим носом. «Действительно: как? Что же ты суёшься то, идиотка» — попыталась себя урезонить Мари, но не смогла. Будто бы переключатель, меняющий направления путей, уже щёлкнул и заклинил. — Сбежать, например. Убить графа и дать дёру, — произнося в слух, она и сама понимала, насколько это глупо. — И меня поймает госпожа или секретарь, — Бель замотала головой, словно вытряхивая её предположение. — Нужно тогда убить всех, кто держит контроль… Одного графа недостаточно… Все, кому дали ключ от печати, могут ею воспользоваться. Она не исчезнет, пока есть хоть один хозяин, — Бель говорила тихо и Мари поняла, что подруге в голову вариант «убить всех» наверняка приходил раньше. — И что, нет совсем никаких альтернатив? Я, конечно, не против попытаться, но шансов маловато… — Клер! Прекращай! — разозлилась Бель. Хотя… Учёная приметила смятый фартук и поняла, что они обе восприняли разговор слишком серьёзно. Никаких шуток. До какой же крайности нужно было довести человека, что он одновременно и боится, и хочет убить целую толпу народа? — Что с тобой случилось? Ты мне так и не рассказала ничего, — попробовала замять ситуацию Мари, но лишь вбила ещё один гвоздь в крышку невидимого гроба. — Ничего, — сухо буркнула Бель и отошла. Марианн дёрнулась, но всё же удержала руки при себе. — Ничего… Поняла. Тогда сюда, в замок, ты как попала? Прости, но на других слуг ты не слишком похожа. Доверие, доверие, доверие. И на кой хвост оно сдалось? Марианн Гротэр, — учёная, прожившая не один десяток лет, как никто другой знала цену мимолётной симпатии и слабым узам дружбы. Люди появляются, исчезают, меняются и мелькают сотнями в жизни каждого. Друзьями легко можно назвать любого, с кем в длинном временном отрезке ты поделишь одну тропинку, но общие дорожки не вечны. Доверять можно близким, но не обычным друзьям, и то не факт, что отношения продлятся до конца ваших дней, а тут… Клер, девочке, изображающей служанку и ученицу убийцы, нравилось играть с Бель и обсуждать всё подряд. А вот Мари не доверяла никому, в том числе и веснушчатой служанке. Да, сегодня она слишком расслабилась, пуская чуть ближе к себе. Не смотря на понимание: нельзя было ничего говорить. И сейчас жужжащие в черепной коробке осы наконец-то вырвались на свободу. Доводы разума вмиг перевесили все те тёплые чувства, что успели у неё возникнуть. Мари давила, тушила и запихивала поглубже прорезавшиеся детские эмоции. В прошлый раз был образ наставника Дорэя, приклеенный к Дэйву. В этот раз маску Лили она попыталась нацепить на Бель. Но Мари не знала о Бель ни-че-го. И у рабыни стояла печать. Магическая. Один приказ — и о магии, символах, и слезах станет известно всем. Служанка стояла, продолжая плакать, сжавшись, будто ожидая града ударов и не смотрела в её сторону. — Тоже никак? — констатировала учёная и усмехнулась. Гадко, гадко, гадко, как же гадко было на душе. — А я ведь тебе доверилась, хотя и увидела печать. Бель дёрнулась, отшатываясь. Беспомощно взглянула на Мари, которая стояла неподвижно, сунув большие пальцы ладоней за пояс штанов, и будто поняла, что имела в виду учёная. Те обвинения, недоверие, искры жестокости и образы предательства, на которые раньше даже намёка не было. Бель отступила на пару шагов, запнулась… А затем развернулась и вскоре скрылась за валуном. А Мари осталась на месте, медленно закипая и понимая, что не в состоянии остановить разочарование. Не сейчас. Эта боль целебна. От лишней болтливости помогает. — И как можно жить вот так? Разве у живых людей не должно быть своей цели и хоть каких-то желаний? Как можно жить, не стремясь к чему-либо? Бегать по замку с рассвета до заката, монотонно делая одно и тоже, тупо принимать побои, и ничего не предпринимать? И вновь в её голове не укладывалось простое по сути понимание. Нет, что-то Мари успела и усвоить, и прочувствовать на себе. Она и сама теперь предпочитала затаиться и делать то, что говорят, но у всего есть предел. Ударь её кто-нибудь, и в замке на одного ребёнка стало бы меньше. Узнай она, что её продадут или попытаются влепить на спину похожую печать, — она скорее всех вокруг бы перебила или живой бы не далась, чем допустила такое. От одного образа Бель, попытавшейся использовать магию и тут же скрутившейся от боли на кровати, дикий мороз, который Мари только рядом со Зверем ощущала, под кожей просыпался. Нельзя вечно идти на уступки и думать, что всё и так «приемлемо», оставаясь в замкнутом круге унижения. Нужно выбираться из той клетки, в которую тебя садят, даже если ради этого придётся оцарапать руки или налететь на терновник всей грудью. — Мы и не живем, — донеслось из-за камня. Всё же не ушла. «Не пытайся кому-то что-то доказать», — Мари глубоко вдохнула, прогоняя образ давно почившей подруги и подошла к ярко горящему факелу. Вокруг стемнело достаточно, чтобы вскоре их могли найти из-за его света. Пора было закругляться. Мари вгляделась вглубь огня, пытаясь найти хоть что-то, но нет. Перед глазами плясали языки и редкие искры, никаких чёрточек. Мари вытащила из кармана смятый листочек и полу-погасшую слезу. Представив шар, она коснулась бумаги слезой и погасила факел. Тот зашипел, запыхтел и затих, оставив после себя характерный чад. — Пошли, — Мари развернулась и, не оглядываясь, направилась в замок, оставив факел торчать между камней. Ни она, ни Бель не видели, как по стене над одним из валунов пошла лёгкая рябь, на мгновение открывая угрюмое лицо Дэйва.***
Тррелон.
Он был в ярости. Недавний срыв местного хозяйского щенка привёл к тому, чего Тррелон опасался больше всего. «Поющие неприкосновенны», — пульсировало в голове. Сжигающее пламя требовало выхода. Он терпел долго. Прилив за приливом хоронил в себе обрывки потускневших воспоминаний, отравленных болью и злобой. И ждал. Дождался: хозяин замка стал настолько рассеянным, что не заметил исчезновения со стола документов. Тррелон ликовал. Но не долго. Тронули Поющую. И теперь хотелось большего, чем простого разгрома графа. Хотелось мести, пропитанной перцем насквозь, чтобы внутренности пришлого сожгло. Не нужно было графской лабораторной крысе распускать руки. Поющие. Неприкосновенны. Документы стали последними кусочками рычага, которые он со своим доверенным человеком отправил прямиком к Мастеру, и сейчас, когда требовалось больше всего затаиться и ждать, он не мог сдержаться. В его мешочке лежал яд, приготовленный специально для особого случая, и вот, в ночь, когда никого не было рядом, когда все спали, он поднялся и бесшумно направился на кухню. Девушка, оставленная за дежурную сегодня, не та, ради которой он вообще во всё это ввязался, спала, положив голову на сложенные руки. Тррелон, осмотревшись, нашёл флягу с молоком и попытался её открыть. Крышка громыхнула, неудачно зацепившись за край. — Кто здесь…? — спросила проснувшаяся дежурная, которая, вне сомнений, сразу его заметила. Он огляделся и, не приметив рядом ножа, с холодом увидел, как девушка поднялась. — Лон? Что ты тут делаешь? Тррелон посмотрел на служанку и сжал мешочек с ядом в руке. Он помнил эту рабыню, одну из тех, что вечно крутилась на кухне возле управляющей. Одну из тех, кто помогал собирать поднос с едой лабораторному выродку. Лон ухмыльнулся — в голову пришла идея как не попасться. Она медленно расцвела цепочкой событий, очень похожей на гениальный план. И Тррелон понял, что так будет даже интереснее, чем травить пол замка и воспитанников. — Оставляю подарок~ — чуть ли не мурлыкнул он, а затем дёрнул за чёрную нить, которую видел только он.