***
Глория.
Желтеющая листва высоких деревьев привлекала её так же сильно, как и редкое одиночество. Глория сидела на ветке, на которую забралась с помощью веревочной лесенки из зелёных лиан, сплетенной тут же с помощью магии, и вспоминала то, чего все годы после перерождения касалась лишь изредка. Где-то на периферии зрения она подмечала тонкие золотые нити, позволявшие ей оставаться собой, но новая обстановка и жизнь давили, меняли. Глория крепко привязалась к новой семье. К строгим, временами даже чересчур беспокойным родителям. К странной, любящей говорить о том, что думает, но не объясняющей ничего, старейшине, которая стала её учителем. К маленькой, очень слабенькой сестрёнке-близняшке. Потерянное… Нет, насильственно отобранное у неё в прошлой жизни чувство безопасности, семейных уз вновь окутывало и оплетало. От блаженства Глория забывалась и лишь страх вновь потерять заставлял учиться чуть усерднее. Быть тем самым гением, который в случае катастрофы уж в этот раз точно сможет защитить семью… Глория коснулась маленькими пальчиками кокона гусеницы, висящего на желтом листке, который совсем скоро опадет. Лес вокруг наполняло меланхолией, но на её робкие магические просьбы природа всегда стряхивала грядущее зимнее оцепенение и спешила на помощь. Тянуло прохладой и свежестью осени. Пространство вокруг окутывал лёгкий запах грядущего дождя, но дневного света всё ещё было достаточно. Где сейчас находились магистр Марианн, Рован и другие? Насколько далеко их раскидало по миру? Одна из золотых нитей её ауры перерождённой была яркая, чем другие, и постоянно меняла своё расположение. Она вдруг завибрировала, привлекая внимание. Глория осмотрелась и с удивлением заметила, как нить, едва уловимо ломая энергию реки мира, чётко рвётся в одну сторону. Эльфийка, подумав, шустро спустилась вниз по лестнице из лиан, шлёпнула по ним ладонью, разгоняя магию, и побрела в сторону, указанную ей нитью. Корни под ногами ныряли в землю, кусты прятали колючие ветки, а желтоватая трава пригибалась, делая дорогу легкой и приятной. Этот лес был её домом. Одним огромным хранилищем, которое оберегало от любых напастей, усыпляло прошлую боль и воспоминания. Это место было похоже на детскую сказку, в которую её, словно в мыльную пену, погрузили с головой. Вскоре ниточка резко вильнула и выстрелила вперёд, внутрь маленькой пещерки. Глория замерла, подмечая отголоски чужой ауры, выливающейся из тёмного, укутанного травой, проёма. Она не знала, что делать дальше. Растения вокруг неё задрожали, выпуская иголки. Они готовы были к незримой опасности. Их переполняло беспокойство, от чего Глория отступила чуть назад. Впервые на её памяти лес так бурно реагировал внешне, но то, что творилось на уровне Реки Мира описать было ещё сложнее. Обычно воздействие Глории было неуловимым, но сейчас будто бы спокойную воду обуревал шторм. Никогда воля леса не проявляла себя в таком масштабе. Всё вокруг кипело. Зелёные жгутики аур растений сплетались и расплетались. Мягкие искристые салатовые облачка энергии шипели и пенились. Сухие, коричневые и твердые потоки древесины ощутимо вибрировали. Эльфийку напугала даже не столько сама пещера и тот, кто в ней прятался, сколько реакция магической изнанки. Первородная стихия устрашала своей мощью, безжалостностью. И если бы это отчаянное рвение защищать было бы направленно против неё, Глория бы побежала, не оглядываясь. В пещере что-то зашевелилось. Эльфийка сморгнула изнаночный мир с обзора. Сейчас переплетение нитей только мешало понять к чему тянется сила бога перерождений и почему так беспокоился лес. Из мглы пещеры, слишком плотной для естественной темноты, на мгновение вынырнул серебристый чешуйчатый хвост и у эльфийки, ещё с прошлой жизни боявшейся змей, крик сдавил горло. Лес, чутко уловивший её реакцию, озверел ещё больше, но Глория, собравшись, направила ментальный приказ ничего не делать и внимательно проследила как медленно, неохотно, прячутся шипы и острые, голые сучья. Недалеко, но так, чтобы не бросаться ей на глаза. Этого было вполне достаточно. Она удовлетворенно кивнула и отвернулась. — Эстель? — неуверенно произнесла она тоненьким детским голоском, готовым сорваться на писк. Реакции на эльфийское приветствие не последовало и Глория, подгоняемая всё той же нитью, произнесла на языке другого, бывшего когда-то родным, мира: — Привет? Грубые звуки крупинками творога осели на мягком нёбе. Тьма шевельнулась, а затем неуверенно расступилась, позволяя увидеть в тени чешуйчатую морду зверя, ростом в две маленькие эльфийки и шириной такой, что с первого взгляда было и не определить. Как только пещерка его в себе умещала? Глория задрала голову, вглядываясь в змеиные глаза и неуверенно замерла на вдохе. Карие, человеческие, наполненные лёгкой хмарью, со сведенными верхними чешуйками, будто бровями, они были так ей знакомы… Глория видела их тысячи раз, сотни тысяч. Помнила, как светятся эти глаза, когда смеются. Как их заполняют слёзы. Видела давным-давно, в другой жизни, каждое утро и каждый час во время работы. Раньше у неё был один-единственный человек, которого Глория с уверенностью признала бы своей семьёй и самым близким другом. Кроме магистра Марианн она больше ни о ком так не беспокоилась. Переродившись, она надеялась на встречу, иногда плакала ночами, скучала и часто видела чудесные сны. Мечтала. И, кажется, нашла… Единственным отличаем от воспоминаний был вертикальный, красный, змеиный зрачок. — Рован? — всхлипнув, глотая слёзы, пробормотала эльфийка, и увидев, как пелена на мгновение скрыла чужие глаза в подтверждение, тут же бросилась вперёд. Лес дернулся, но Глория, не особо церемонясь, двинула по нему такой волной чистой энергии, на которую только смогла выложится, и подпрыгнув, повисла на чужой чешуйчатой шее. — Рован, Рован, Рован, Рован! — верещала девочка, не в состоянии успокоиться и с невыразимой теплотой чувствуя, как совсем рядом раздался родной тяжкий вздох. Над её головой пахнуло дымом. — А я теперь принцесса с острыми, как стрелки лука, ушами, — хихикая, сказала девочка. — Но ты ещё страннее, змея какая-то. Чешуйки под её ладонями были горячими, а дым, лёгкой гарью оседающий на волосах, неожиданно искоркой прокрался в детский мозг. — Подожди… — девочка выбежала из-под свода пещеры и строгим голосом потребовала выйти на свет своему старому другу. И когда заметила острые наросты на змеиной морде, едва уловимые бугорки будущих рогов на голове, четыре лапы и маленькие иглы вдоль позвоночника до самого кончика хвоста, то неожиданно села на землю, теперь прекрасно понимая, почему лес так беспокоился. И почему до её появления не делал попыток навредить Ровану. Лес ощетинился ветками лишь когда она подошла слишком близко к возможной для себя опасности, но для него это существо было исконным обитателем, давным-давно исчезнувшим в самых глубинах Пропащих Равнин. — Ты дракон…***
Клер.
Мари подобрала тетради с пола, медленно встала и спрятала их под матрас. Она не рискнула положить туда же грубо-вырванные листки с письмом и списком книг, понимая, что предостережения няни не напрасны. Похоже шарахаться от каждой тени теперь станет не просто интуитивными позывами паранойи, а вполне осознанной реакцией. Гротэр застелила кровать и, проверив не торчит ли чего и не выпирает ли, потратила всё оставшееся время до предрассветного стука Бель в дверь, заучивая послания Ольги. Так, чтобы эти данные легли на одну полку с памятью о прошлой жизни. Вскоре свеча погасла, но света от кристалла оказалось достаточно. А потом воздух и вовсе посерел, разбавленный утренними сумерками. Марианн никогда не жаловалась на память, но сейчас чем дольше она сидела, тем больше ей казалось, что строчки высыпаются из головы. Сказывались недостаток сна, боль во всем теле, эмоциональное перенапряжение, но сделать ничего Мари не могла. Даже если бы она попыталась отдохнуть — из этого всё равно бы ничего не вышло. Без действий, без определённого вектора движения и с пустой головой, на неё накатывала слабость и такое же острое, как и до этого, желание бежать. Когда Бель постучала в дверь, учёная свернула письма в узкий ромбик и спрятала в карман штанов, которые вновь надела. Чуть позже Мари обязательно его сожжёт. Оглядев комнату ещё раз, проверяя остались ли следы ночной активности, Мари подошла к двери и распахнула её. С силой дёрнув за зависший в воздухе кулак, девочка втянула Бель в каморку, а затем, не давая ей опомниться, захлопнула проём. Ткнув голубым, наполненным светом камнем служанке в ладонь, чуть хрипловатым голосом — похоже она ещё и простыла, — спросила: — Ты знаешь, что это? Бель скорее от растерянности посмотрела на кристалл и кивнула: — Это слеза глубин. От них каждый прилив загорается океан. Правда они быстро гаснут, а твой всё ещё светит. — Слеза… — Мари закоротило. …глубин? Ей не послышалось? Это что же… получается… она пять лет жила под боком огромного магического источника, не раз слышала рассказы о нём, читала сказки и только сейчас получила образец в свои руки? А что было бы, если бы она вчера не вышла к стене? Ещё несколько лет, закопанных в рутине? Бель стояла, переминалась с ноги на ногу — не понимала почему у Мари такой взбудораженный, помятый вид — и не решалась уйти. Гротэр присмотрелась и хмыкнула: служанка явно хотела поговорить, но её подгонял устав. За проступки наказание было едино — побои. — Прости, не буду тебя задерживать. За завтраком поговорим, — тяжело выдохнула Мари. Служанка, кивнув, вернула камушек и быстро исчезла в коридоре. Гротэр долго не решалась выйти из комнаты, но ей пришлось. Ощущать себя в центре вражеской территории в детском теле оказалось сложнее, чем быть беглой учёной. И хоть сейчас за ней не охотился магический Зверь, ситуация сильно нервировала. Она зарыла кристалл в ворох одежды в шкафу, так как таскать его с собой было небезопасно, и медленно направилась в столовую. Пока Мари ходила умываться к колодцу, расположенному чуть в отдалении от чёрного хода, то время, за которое обычно она успевала переделать кучу дел до завтрака, прошло. Всё тело от малейших движений прошивало болью и двигаться быстрее она не могла. К моменту начала подачи еды слугам и рабам она только-только подковыляла к столику у одного из окон, где её ждала веснушчатая, бледная Бель. Состояние учёной, мысленно зацикленной на слезе глубин, оставшейся в комнате, было практически на грани срыва. Чем дольше девочка находилась в дали от камня, тем сильнее она нервничала, представляя, как в её комнату заходит Дэйв и, перерыв там всё, находит сначала тетради, а затем и слезу. Как он забирает её вещи и уносит, а вскоре запрещает Мари заниматься чем-то посторонним. Или что хуже: находит в этом причину выслать, наконец, дочь фейри из замка. Или продать её. — Ты плохо себя чувствуешь? — обеспокоенно спросила Бель, когда учёная замерла перед столом, не в состоянии сесть и еле сдерживая порыв направится в каморку. — Нет, я… — на столе дымилась тарелка свежего бульона и кусок горячего хлеба, чей запах переполнял кухню. Выпечка тут появлялась редко. Среди рациона слуг её не было, но вот Гротэр иногда давали краюшки, уже остывшие, слегка зачерствевшие. Родной вкус из прошлого мира всегда её радовал. Живот скрутило голодным спазмом и только сейчас Мари поняла, что за всеми своими размышлениями и беспокойствами успела сильно проголодаться. Просьбу сходить в комнату и забрать слезу, которую она почти озвучила, пришлось проглотить. И Мари всё-таки села. Чуть позже она обязательно сходит за кристаллом сама. Еда быстро исчезла со стола, а голод всё ещё давал о себе знать. Порция была привычных размеров, но её оказалось мало. Бель, следившая за ней, придвинула к ней свою тарелку с кашей, к которой даже не притронулась. — А ты? Служанка мотнула головой и поднялась. Её обычно опрятно выглаженный фартук был измят в районе подола. — Схожу ещё возьму. Мари пару эль изучала серую массу, которую постоянно ела почти четыре года, и притянула её к себе. Она думала, что не осилит всю порцию, но каша исчезла так же быстро, как и хлеб с бульоном до этого. Голод чуть притупился, и учёная только удивилась от того, сколько съела. К её лбу прикоснулась объёмная, горячая рука, заставившая Мари испуганно вздрогнуть. — Ох ты ж… — раздался грудной, тихий голос Кортэлии. Возле стола стояла массивная фигура управляющей. Платье на ней было новым и теперь жировые складки прятались, а не топорщились. Кортэлия даже сейчас, когда учёная сидела на достаточно высоком стуле, возвышалась над ней словно гора. Чтобы посмотреть ей в глаза девочке пришлось задрать голову так, что чуть позвонки не хрустнули. — Бель, воду для умывания господ ещё с очага не сняли? Подлей туда два ведра и принеси стакан искрянки с краюхой хлеба, — глухо распорядилась женщина, а затем села напротив Марианн, едва уместившись на стуле. Исчезла её мягкая, тягучая манера растягивать фразы, из-за чего приторность растворилась, превращаясь в грозовую суровость. — Ты чего сразу же не сказала, что тебе плохо? — Но я в порядке… — удивлённо ответила учёная, не зная, как на такое реагировать. У неё же нет температуры, ноги не сломаны. Только горло чуть-чуть першит, но от такого не умирают. То, в каком состоянии иногда работали другие слуги и мысли не позволило допустить, что лёгкая слабость позволит выбить себе выходной. — В порядке? — Кортэлия вытащила из нагрудного кармана платок и вытерла вспотевшие от работы возле печи складки подбородка. — У тебя болит голова? Или в горле режет? Чувствуешь, как сосёт изнутри? Хочешь ещё есть? Тебе жарко? Холодно? Кости не болят? Настроение, словно по лестнице вниз головой спустили? Женщина задавала каждый вопрос вдумчиво и дожидалась кивка девочки, прежде чем проговорить новый. Мари внимательно прислушивалась к себе и со всё растущим удивлением подмечала, что каждое замечание верно. — Похоже это магическое истощение, хотя и странно, истощаться то по сути нечему. Сейчас выпьешь искрянки — эту настойку делают для воспитанников из трав, концентрация маны в которых выше, чем в других. Потом отмокнешь в бочке с горячей водой, ещё поешь и спать. Обычно если с юными магами ничего в таком состоянии не делать — это приводит к срыву и полному выгоранию, поэтому лучше не рисковать. Дам тебе возможность отлежаться, чем бы это у тебя ни было. Нам только твой смерти к прочим проблемам сейчас не хватало. Учёная слушала удивлённо, поскольку до этого информация об истощении ей не попадалась. Она не пересекалась с воспитанниками, не разговаривала с ними и единственным источником знаний всегда были книги, но как Мари уже успела понять, — ничего серьёзнее простых классификаций и размытых теорий, отосланных на склад, ей никогда не попадалось. Чем же на самом деле была здесь мана? В прошлом её мире никаких истощений в принципе не существовало, поскольку люди брали энергию из накопителей и кристаллов, а так же из воздуха, но на чём же основывается здешние реалии? Марианн видела несколько упоминаний о внутренних резервах, о духовных каналах и прочей ерунде, и почему-то подумала, что это тот же самый дар видеть энергию, только более чёткий. Будто в её мире люди носили очки неправильной корректировки, а здесь у жителей не было отклонений, но так ли это? Когда речь заходила о татуировках, она воспринимала их как своеобразные формулы, одновременно дающие возможность быстро использовать энергию из воздуха и ограничивающие типы заклинаний. — Что такое мана? — спросила Мари, наблюдая за вернувшейся Бель. Служанка тихо замерла чуть в стороне от учёной. — Мана? Хм… — женщина шевельнулась и откинулась на спинку стула, расплющившись и став ещё больше. — …это энергия, из которой состоит всё, что тебя окружает. В чём-то этой энергии больше, в чём-то меньше. Энергия? Молекулярно-атомная подоплёка магии что ли здесь тоже раскрыта? В прошлом мире она писала диссертацию на тему «твёрдой» и «жидкой» маны, один тип который нельзя было извлечь из предметов или вещей, а второй легко вытекал и перетекал в иные формы. Например: если в металле была энергия, извлечь её было практически невозможно, но вот из кристалла она легко извлекалась от малейших манипуляций. Здесь так же? Мари никак не могла избавиться от манеры накладывать знания прошлой жизни на то, что узнавала в этом мире. Но когда девочка думала о магии, что ей показывал бог второго шанса, то приходилось откладывать догадки. Было бы ей легче, если бы она не помнила ничего и росла как обычный ребёнок? — Клер… Клер! — прикрикнула на неё управляющая, когда учёная вновь погрузилась в себя. — Пей давай! На столе перед ней появился стакан со слегка пузырящимся зелёным напитком, от которого пахло чем-то очень травянистым и слегка горьковатым. В сложном аромате она признала лишь слабый мятный оттенок, остальное же было непривычным и резким. Когда исчезла Бель, которая принесла кружку, учёная не заметила. Так же, как и упустила из внимания, когда именно сосуд поставили на стол. Девочка чуть поморщилась, принюхиваясь к напитку, и сделала глоток. Было горько и терпко, но жидкость мягко пузырилась на языке, да и вкус не вызывал отвращения. Она медленно пила и в какой-то момент всё же смогла сбросить окутавшую её оцепенелую задумчивость, и вновь спросила: — А что значит истощение магическое? — Это когда мана человека чрезмерно тратится и уже не может самостоятельно восполнится, — женщина продолжала внимательно наблюдать за ней и от её липкого, придирчивого взгляда хотелось поёжится. Но учёная лишь замерла, пялясь в полу-опустевшую кружку. — Тратится? На что? — На магию конечно, — пожала полными плечами Кортэлия и Мари уже было не до того, как колышется или перекатывается её тело от любых движений. Тратится. На магию. Люди здесь используют себя в качестве источников энергии? Мысль эта оказалась настолько дикой, что если бы ей не сказали напрямую, она бы никогда не допустила её в свою голову. Бедствие. То же самое что отрывать от собственной ноги мясо, чтобы пожарить его и насытиться. В ей мире люди никогда не использовали себя как накопители, лишь как проводников или «заклинателей», тех, кто рисует заклинания и придает им форму. Отрывать энергию от себя? Дикость. Но ещё большей дикостью оказалось то, что она как-то оказалась в числе тех, кто отрывает от себя самое ценное, — свою собственную жизнь, ради магии. Неужели её ночные эксперименты чуть не выжгли те крохи дара, что давали ей маленькую, но надежду? Теперь, у неё в голове будто включили свет и Мари увидела всё под другим углом. А тараканы то разбегаются… Ей хотелось рассортировать всё, разложить по полочкам, подумать, но слишком опасно было упускать возможность задать управляющей вопросы. — А… — Вода нагрелась, госпожа, — Бель прибежала как раз тогда, когда Мари собралась разродиться очередным «почему». Кортэлия кивнула и степенно поднялась. Мари тоже медленно встала, чувствуя, как тело чуть ли не на кусочки разваливается. Боль после травяного напитка лишь усилилась. — Сбегай за сменной одеждой, — вновь приказала женщина, а затем медленно, подстраиваясь под шаг Марианн, направилась к выходу, в сторону купальни, где обычно всегда топили печь и грели воду для разных хозяйственных нужд. Там же раз в неделю в день «отдыха» мыли рабов и слуг. Что бы хоть как-то отвлечься и рассеять медленно поглощающее её оцепенение, Мари вновь сосредоточилась на вопросах. — Что такое резерв? — Тебе Дэйв совсем ничего не объяснял, да? Не удивительно, — покачала головой женщина. — Резерв — это то, какой объем энергии заключён в человеке. У тебя этого резерва нет. Он полностью отсутствует. — Как это? — удивлённо округлила глаза девочка, которая прекрасно помнила по книге «о проблемах энергообмена», что дети абсолютно без энергии рождаются лишь мертвыми. — Вот так. У тебя аура настолько бледная, что кажется, будто её вообще нет. Я, например, совсем ничего не вижу. Дэйв говорил, что замечал пару жёлтых нитей, но очень тонких. «Люди со слабым даром живут не более пятидесяти циклов», — вспомнилась цитата из того же энергообмена, но её сменила другая мысль. Мари не человек. Не в полной мере, конечно, но всё же. То, что не имея под собой почти никакой энергии, она всё ещё жива — это заслуга её крови? Или бога перерождений? А если те жёлтые нити, которые Дэйв, видимо, с лупой искал, исчезнут, то она умрет? «Бессмыслица какая-то. Может они просто чего-то не видят?» — учёная мотнула головой и не решилась ничего больше спрашивать. Они дошли до душного помещения купален и около входа их нагнала Бель. Мари с трудом вспомнила про листочки в заднем кармане и когда раздевалась, кинула их в печь. Её заставили больше полусклянки лежать в горячей воде, из-за чего Марианн так сморило, что ела и добиралась она до комнаты в полудрёме, даже толком не запомнив, как именно. Её прогретое тело источало тепло, внутри легко искрилось выпитая зелёная муть и на глаза давила усталость. Поэтому, когда окружение резко сменилось на водянисто-болотное, у неё ни капли сомнений не возникло, что это лишь сон. Эмоции существа в этот раз настолько разнились с её собственными, что даже ни на секунду Марианн не допустила мысли, что это она лежит по пузо в воде под куцыми листьями, не в состоянии пошевелиться. Чужие эмоции доходили до неё с трудом. Холод Гротэр не восприняла, так как сама находилась в тепле, и, наверное, именно поэтому другие отголоски тоже сначала не смогла понять. Но вот что-то в картинке, сбитой чужим дыханием и едва колышущейся водой, показалось ей настораживающим. Мари уловила страх, а затем и увидела то, из-за чего зверёк вёл себя настолько бесшумно, обездвижено не смотря на всё неудобство. По воде, в густой илистой жиже, утонув в ней по сучковатые колени, вышагивало существо, сплетённое из веток. В его кронах застряли людские черепа, а где-то в расселине в верхней части ствола ярко сверкало красное пятно. Оно едва поскрипывало, бродя из стороны в сторону и не создавало от передвижений по воде ни единой волны или развода на поверхности. Руки-ветки медленно покачивались в воздухе. Но вот, лёгкий писк и ветки с невероятной скоростью ринулись в сторону звука, впиваясь, прокалывая, разрывая. Сердце билось медленно, едва-едва. Оно слишком устало. Тельце замерзло. И лишь голое упрямство не позволяло существу отступить, шевельнутся и издать последний звук. Упрямство было подкреплено близостью цели, которая находилась в нескольких декадах пути, но болото… Оно растягивало путешествие на циклы. Долгие, утомительные, выматывающие. Сейчас, когда даже магию нельзя было применить, когда пришлось отпустить абсолютно все нити волшбы, лишь бы его не заметили, всё, что ему оставалось, это ждать и упрямиться. Лёгкая желтая ниточка соскользнула со лба на шею и Мари проводила её напряжённым взглядом, после чего проснулась в холодном поту. Всё её тело было липким, мокрым и её пришлось встать. Комнату сковывал ночной мрак, а под одеялом нашлась пара грелок, которые и заставили её чувствовать такое тепло и так сильно вспотеть. Был ли во сне тот же зверёк, что и раньше, или на этот раз привиделся кто-то другой? Она сморгнула сонливость, вытерла пот со лба и попыталась вспомнить облик существа, из-за которого зверь боялся пошевелиться, — и не смогла. Сон ускользал, растворялся, и всё, что она из него выцепила — жёлтую ниточку, скользнувшую куда-то вниз. Мари села, сощурилась, разглядывая собственную шею и пытаясь уловить магическую составляющую мира, но как обычно ничего не видела и не чувствовала. Спать больше не хотелось. Мари поднялась, влезла на тумбу и выглянула в окно. Огоньки в казарме, горящие до третьей склянки, были погашены. Единственным источником света во дворе были тлеющие по краям ворот факелы. По тому как было темно и тихо, она поняла, что близятся предрассветные часы. Лишь в это время замок замолкал, терял любых жителей, кроме караульных у ворот, в царстве туманных разведчиц океана. Учёная стянула с себя мокрую тунику и огляделась. На единственном стуле, который она обычно использовала в качестве подпорки для двери, нашёлся аккуратно сложенный второй комплект одежды, в который девочка тут же переоделась. Не смотря на странный сон, который всё ещё не хотел выходить у неё из головы, чувствовала она себя… прекрасно. Ничего не болело. Страх практически исчез. Приливов паники, с которыми она так упорно боролась, будто и не бывало. И чувствительность к любому происшествию тоже исчезла. Она будто вновь вернула вожжи в свои руки. Что Марианн имела? Ситуацию не критичную и вполне адекватную для действий. Её никто не бил, не травил, на данный момент не продавал. Она получила доступ к книгам и тренировкам. Её прилежно кормили и при вчерашнем странном состоянии помогли. Ей дают господскую еду, не следят за действиями, открыто не пренебрегают. По сути всё, что Мари сейчас нужно, состоит из трёх пунктов: разобраться с магией, которая у неё в мизерном количестве, но всё же есть. Добыть вещи, деньги и еду для побега. И прочитать как можно больше нужной ей информации. Мари открыла дверцу тумбы и порывшись в белье нашла свой накопитель. Кристалл едва уловимо потускнел, — им уже не осветить было страницы тетрадей, но его никто не забрал. Интересно, люди тут действительно не подозревают какой источник энергии находится у них под боком? Судя по тому, что колдуют они, используя самих себя — вполне возможно. Огладив овальные голубоватые бока, Гротэр поставила цель: закончить приготовления к побегу до того, как наступит прилив, а это значит у неё есть чуть меньше десяти смен богов. Достаточно времени. Мари выудила тетради из-под матраса. Вышла в коридор и подожгла свечу, и вновь увлеклась попытками активировать символы. Она попробовала не только огонь, но и воду, землю и свет. На счет того, что от экспериментов может опять слечь с магическим истощением Мари не особо беспокоилась. Вряд ли из-за этого она вчера так плохо себя чувствовала, так как терять самоконтроль учёная начала гораздо раньше. Да и если вдруг что-то случится, её отпоят травяной бурдой. Когда на улице начало светать, ей пришлось отложить свои попытки и взяться за книги про фейри. Неожиданно оказалось, что фейри — это не просто люди, родившиеся в другом климате и потому отличающиеся внешними признаками. Они действительно оказалась другим видом существ. Будто феи воды и песка из легенд её мира, вечно сражающиеся на границах растущих пустынь. Существа, полностью состоящие из магии. Не так, как люди, не в той степени. Они были чистыми сгустками энергии, почти не имеющие плоти. Сказка, которую Мари открыла первой, утверждала, что, когда энергия становится слишком концентрированной в одном месте и до неё долетает отголосок чьего-либо желания, эта энергия превращается в фейри. Живого духа, несущего свою волю и сознание. Живое воплощение магии. Стук в дверь прозвучал на самом интересном моменте. Учёная так увлеклась, что даже не заметила, как в комнате окончательно развеялся мрак и наступило ясное, чистое утро. Ни одного облачка не застилало слегка сиреневатое небо, на которое Мари быстро глянула в окно. «В этот раз она поздно, почти перед самым завтраком», — подумала Мари, открывая дверь. И удивлённо вздрогнула, когда обнаружила на пороге Дэйва. — Хмм… — осмотрев её, задумчиво хмыкнул слуга, а девочка едва удержалась от желания оглянуться и проверить, всё ли убрала и не лежат ли где на открытом месте тетради или камня. Но мужчина даже не заглянул в комнату. — Вижу ты в порядке. Ей было безразлично, что он там видит и о чем думает, но в груди всё равно чуть-чуть кольнуло от его холодного тона. Она даже не стала в слух отвечать, лишь кивнула, прикрывая дверь и оставляя щель прохода более узкую, чем смог бы пройти взрослый человек. — Хорошо. У тебя тренировка после завтрака, так что не опаздывай, — кивнул слуга, а затем развернулся и беззвучно зашагал по коридору прочь. И Мари не закрыла дверь, смотря ему вслед. Завтракала Мари в одиночестве, так как много времени потратила на то, чтобы прибраться — Бель успела поесть и убежать. А затем учёная пошла на тренировку… Ещё никогда её уши так не краснели от стыда и напряжения. Пара склянок до обеда были потрачены на разминки, растяжки, прыжки, движения, которые сопровождали острые смешки со стороны воспитанников. Игнорировать их, не будучи погружённой в процесс с головой, Мари не могла. Не смотря на то, что мышцы совершенно не болели — это у зелёной бурды такой волшебный эффект? — с растяжкой за сутки ничего не изменилось, с выносливостью было чуть лучше, но капитан всё равно заставил её обливаться потом, а когда дело дошло до отработки первой стойки… Учёная старалась повторить положение ног и то, как капитан придерживает деревяшку, но у него движения выходили беззаботно, тогда как у Мари мышцы сводило от напряжения. Из-за этого поза была неустойчивой, абсолютно не способной на перестройку. Ей тыкали в ноги и руки деревянным мечом, поправляя, но дальше первой, самой основной стойки дело не зашло. С этого дня её расписание в очередной раз изменилось. Управляющая перестала давать кучу поручений, ограничиваясь парочкой по вечерам: то просила отнести ужин солдатам, то помочь с чем-то лёгким, — но не более. Теперь её время занимали тренировки и чтение. Дэйв будто бы сторонясь её, практически не появлялся в поле зрения, и вскоре Марианн нашла способ прокрадываться в библиотеку графа, тем самым облегчив свои моральные страдания на тему недоверия к убийце матери. Учёная была уверена, что если слуга заметит названия книг, которые она выбирала для дополнительного чтения, то беды не миновать… Например: маленький словарь имперского языка и несколько брошюр о кланах магов или школах в достаточной мере намекали на её будущие планы. А ещё подробные путевые заметки капитанов, пересекавших океан или справочники о мутантах, существующих в пределах Архадского архипелага. Книги о том, с помощью чего можно выжить в походных условиях при отсутствии или выгорании дара. Или устарелые отчёты о торговле. Если честно, сама Марианн не скоро бы догадалась, что именно ей стоит читать. В библиотеке графа она была пару раз и не знала всего ассортимента, а времени копаться на полках не было. Помог оставленный Ольгой список. Девочка зарывалась в промасленную бумагу и долгими часами муштровала всё, что могло ей пригодиться. К сожалению информация о «материке» всё ещё была скудной в той же степени, что и рассказы про фейри, но хотя бы эти крохи знаний наконец стали походить на откровенно-маленький, но всё же ломоть хлеба. С имперским языком у неё не заладилось — она не знала, как читать то, что выглядело как разнообразные домики, расползшиеся по бумаге. Сейчас рядом не было человека, которым мог бы ей что-либо объяснить или почитать вслух. Но она пыталась и когда мозг уже закипал от новых слов, о произношении которых она могла только догадываться, и от вещей, которые в срочном порядке нужно было запомнить, Марианн спускалась с верхних этажей склада-библиотеки в один из танцевальных залов. Он был оснащён зеркалами и Мари, используя швабру, пыталась вставать в стойки, плавно перетекать из одной в другую. Может это занятие и было бесполезным, но мозг расслаблялся. Тренировки у неё шли тяжко, со скрипом. Марианн никогда не занималась единоборствами и знания, которые в неё упорно вталкивал инструктор Ларс, вбивались в неё словно гвозди в кривую, жёсткую, наполненную сучьями древесину. Она старалась, но насмешки и издевательства, прилетавшие со стороны воспитанников, сводили усилия на нет. Чувствовать себя цирковой обезьянкой раздражало. В какой-то момент она провела параллель между напряжением и чужими взглядами, и поняла, что в танцевальном зале двигаться ей значительно легче. Поэтому как-то под вечер решила заглянуть к капитану и попросила уделить ей полсклянки времени. — Можете показать мне комплекс, который я могла бы делать самостоятельно? — чуть замявшись после приветствия, спросила девочка. Она стояла в дверях сторожки: узкого помещения в стене около ворот, где обычно устраивали перерыв дежурные. Учёная опять подросла, ещё больше окрепла и стала окончательно походить на семилетнего сорванца. Тем не менее ей всё ещё было чуть больше пяти приливов. — Вот эвстрептоспондил, давно надо было, — двинул кулаком по столу страж, а Мари будто в окно выкинули. — Эвст… Что? — округлив глаза, девочка ошарашенно наблюдала за серым, покрытым щербинами и пятнами лицом, совершенно забыв, зачем сюда явилась. — Эвстрептоспондил, — повторил он, а затем расхохотался, обнажая дыру отсутствующего зуба, и потрепал её по голове, заставляя несколько прядей выбиться из-под ленты на макушке. — Рано тебе ещё ругаться, малой совсем. Ругаться? — До чего же странный мир… — пробурчала себе под нос Марианн, контуженная сочетанием звуком. Эвсрепт… Магия! Да это же элементарно неудобно! Упадёт тебе какой-нибудь меч на ногу, а ты, пока будешь пытаться это выговорить, ещё больше обозлишься. Бедствие их припекло, не иначе. От её возмущенного и напыженного вида стражник лишь больше развеселился. — Лопнешь сейчас. Или закипишь и растворишься. Прекращай пыхтеть, пойдем лучше покажу пару упражнений, а если увижу улучшения, то… научу парочке похожих слов, — весело подмигнул он. — Вы хотите, чтобы я язык сломала?! Мужчина остановился, прекратив ухмыляться в редкие усы, а затем присел рядом с ней на корточки. — Сломал. Говори правильно, парень. — Но я же… — попыталась во второй раз после их знакомства пояснить, что она, собственно, девочка, но солдатская рука, усыпанная шрамами, вновь опустилась Мари на голову и слегка сдавила её. — Парень. Тебе так будет проще, — капитан чуть подержал пальцы сжатыми, не больно, но ощутимо давя на череп, а затем вновь растрепал и без того лохматую макушку. — Девочек не учат ничему, кроме того, чтобы держать швабру и черпак. Особенно… — он замолчал, а Мари вдруг засопела и стряхнула чужую руку, чтобы отступить подальше. — Рабынь? — закончила она и дождалась хмурого кивка. — Так значит граф не знает, что я учусь с другими воспитанниками? — Знает. Дело не в нём. Просто… — Не стоит, — резко оборвала его Мари, припоминая, что обычно к девочкам из воспитанников инструктор относился более снисходительно и техника была более-менее нормальной лишь у самой старшей, когда как у мальчиков уже к восьмому приливу было достаточно сил продержаться десяток ринок против взрослого стражника. И такой поединок она видела лично. Хотя ей, в отличие от других, не пренебрегали даже не смотря на весьма посредственные результаты. — Спасибо, — со всей серьёзностью добавила Мари. — Идём, — Ларс тепло усмехнулся, снова обнажив дырку. Ей долго втолковывали какие упражнения лучше делать, постепенно растягивая мышцы, какие стойки повторять. Благодаря этому комплексу дело пошло на лад. Изредка Мари гуляла. Иногда разговаривала с Бель, узнавая у неё последние сплетни, которые застенчивая служанка пересказывала лишь в сухих тонах. Слухи вскоре выветривались у учёной из головы, но благодаря таким разговором она держала руку на пульсе, чувствуя едва уловимую щекотку внутри, будто бы на свежую царапину обрызгали чем-то кислым. Она прислушивалась к моменту, узнавала жизнь замка не только своими глазами и строила примерные заготовки плана побега. Однажды во время одной из прогулок перед ужином, Мари наступила в лужу и с удивлением осмотрела стену. Близилось время прилива и, видимо, это влияло на воду, потому что рядом с тем местом, которое Гротэр помогала латать в начале прошлого года, накопилось целое озерцо. Нижние камни стены слегка вымыло, выведя их наружу. Марианн огляделась. Она находилась с торцовой стороны замка, где не располагалось строений. Самое ближайшее, купальня, едва виднелась чуть в стороне, и из-за этого вокруг было пусто. Учёная на всякий случай внимательно присмотрелась к окнам и, не заметив нигде света, прошлёпала сапогами по воде. Камни приёмыши, которыми залатали выбоину, были значительно меньше тех, что использовали при строительстве изначально — едва ли размером с её голову, — и сидели они в растворе не так плотно. Мари расшатала один и вскоре вытолкнула наружу. В образовавшуюся щель девочка увидела необъятную поверхность воды, уходящую куда-то за горизонт. Булыжник лежал чуть в стороне и сквозь оседающую муть Мари заметила окруживший его песок. Она пару раз с хлюпами шатнула находящиеся рядом камни и один из них поддался. Влага холодила пальцы, подошва промокала и вокруг медленно собирался вечерний туман. Скользил размякший раствор и вскоре камень начал качаться, удерживаемый только намытым с той стороны песком. Она не решилась втянуть его во двор, поэтому и этот булыжник тоже пришлось вытолкнуть наружу. Щель стала крупнее, верхняя часть стены сидела плотно из-за сухого, не размокшего раствора, и девочка замерла, не зная, что ей делать. Пролезть сейчас Мари бы не смогла даже если бы легла животом в воду и проползла. Прокопать бы у неё тоже не вышло, — стена была буквально закопана в землю, прикрытую слоем песка, и серые ровные обломки следующих камней легко прощупывались озябшими пальцами. Оставить всё на завтра означало возможность того, что щель найдут и заделают. А ей сильно, нестерпимо нужны были слёзы глубин для экспериментов. Прошлый овал пылился под тумбой, погасший и безжизненный. Она так и не смогла извлечь из него ни капли магии, а из-за его гладкой формы, скорее всего, мана вытекала и растворялась в воздухе куда быстрее, чем из кристалловидных образцов её родного мира. Марианн успела много чего изучить и теперь с натяжкой, но смогла бы выжить за пределами замка. Она могла бы сбежать в любую минуту, стоило только подвернуться возможности, но если Мари уплывет в империю, то такого огромного источника накопителей уже может не оказаться под боком. Учёная тосковала по магии так, как никогда не скучала ни по кому или чему в обоих жизнях. Она пыталась выбить заклинания из свет-камней, которые однажды набрала горстью из одной люстры, хотя сразу поняла, что они совершенно бесполезны. Пустые, почти безжизненные булыжники. Они были горячими, как пламя свечи, и оказались лишь артефактами. Марианн даже со своей убитой чувствительность к мане поняла это по излучению, ощущению на коже, качеству камня. Слеза глубин в потухшем виде оставалась полупрозрачной, блестящей и отличалась от свет-камня как горный ручей от застоявшейся, стухшей лужи. Сама консистенция гальки не подразумевала в себе хранение подвижной маны, и предназначалась лишь для её «твёрдого» эквивалента. Мари закусила губу, поднялась и, ещё раз оглядевшись, попыталась пинками расшатать верхние камни. Её промокшие пальцы успели озябнуть. Небо вспыхнуло яркой сиренью и вскоре погасло, впуская на свой простор сразу две луны. Ужин в замке давно прошёл. Но она не уходила, не отступалась и по итогу сумела выбить несколько верхних камней, благодаря чему щель достигла достаточных размеров, чтобы она смогла в неё пролезть. Марианн втиснулась и, намочив штаны, поднялась уже с той стороны, чувствуя, как волнами поднимается в ней восторг. Каким же лёгким и свободным был воздух… Перед ней больше не было преграды, лишь огромный водный простор, который слегка перекатывался и сверкал в свете лун. Она осмотрелась и увидела в стороне лёгкий выступ, до которого вода уже не доходила. Мари прошлёпала к нему и зашагала по пляжу, иногда оглядываясь в сторону замка. На её счастье патрульная башня и ворота находились с противоположной стороны, обращённые в сторону дороги и холмистой равнины, так что быть замеченной дозорными девочка не особо рисковала. Вскоре к свежему воздуху, пахнущему солью и холодной влагой, добавился восторг от едва уловимого голубоватого отблеска. Она нашла слезу глубин. Чтобы достать кристалл пришлось по колено зайти в воду. Сапоги Мари сняла, чтобы не разводить хлюпающий аквариум для ног. Температура у океана была леденящей. Даже закатав рукав туники, она всё равно намочила его, но оно того стоило. Слеза была яркой, чистой, гораздо более насыщенной, чем та, которую она нашла в прошлый раз. Мари почти выбралась из воды, продолжая напряжённо выискивать накопители, когда заметила чуть в стороне второй голубоватый отблеск. А затем ещё и ещё. Учёная вытянула заправленную тунику из-под ремня и использовала подол как сумку, бегая по воде туда-сюда до покалывающих от боли ног и сводящих от холода икр. Ей удалось наскрести восемнадцать слёз, прежде чем она окончательно продрогла и с неохотой выбралась на берег, чтобы растереть замерзшие и потерявшие чувствительность пальцы и натянуть носки с сапогами. Марианн ещё немного посидела на мокром песке, вдыхая тёмную ночь, смешанную с безграничным простором воды, а затем направилась назад. Дыру в стене оказалось найти сложнее, пришлось идти практически на ощупь, так как обе луны находились по бокам от торца замка, но провал нашёлся. Гротэр огляделась, шмыгнула носом, пытаясь вдохнуть ещё раз свободы и вдруг оглушительно чихнула. Захотелось наорать на саму себя. И когда пролазила назад, из-за неудобной позы и мешающей задранной туники, она больно ударилась затылком о камни стены. У Мари аж искорки перед глазами заплясали, а в голове как в котле загудело. Она уже не оглядывалась, когда бежала в сторону замка. В столовой привычно горели свет-камни, разгоняя мглу. С кухни доносилось потрескивание огня в печи, и девочка замялась, но в итоге всё равно направилась в свою каморку. На кухне всегда находился дежурный, а ей не хотелось бы столкнуться с кем-либо в таком промокшем, озябшем виде с неоспоримыми доказательствами побега в руках. Марианн распахнула дверь и по привычке собралась подпереть её стулом, которого почему-то не оказалось на положенном месте. — Ну и где тебя носило? — чужой, холодный, злой голос заставил вздрогнуть, и неаккуратно выпустить подол туники из озябших пальцев. Камушки звонко запрыгали по каменному полу, освещая всё вокруг под непривычным углом. Мари медленно обернулась и едва взглянула на сидящего лицом к двери на стуле Дэйва. Он откинулся на спинку и скрестил руки на груди, демонстрируя расслабленность и безразличие, но её это напрягло. Мари опустила глаза, вслушиваясь как испуганно колотится сердце и подмечая мокрую, местами облипающую её одежду. Учёная давно заметила, что отчуждённое поведение мужчины лживо, — на дне пиратских, хищных глаз в явном безразличии иногда проклёвывалась такая ярость, что от одного лишь её хвоста пересыхало во рту. В самом начале несколько раз Мари удалось сбить наносное спокойствие слуги и увидеть другие эмоции. Было ли тогда любопытство, жалость и лёгкое восхищение специально отыгранными? Скорее всего вначале именно это и сбило её с толку, но сейчас настороженность цвела буйным цветом. Мужчина со шрамом на лице больше не притворялся рядом с ней и поэтому детское желание довериться и найти в нём опору смешалось со страхом. Мари пробрал мороз посильнее чем от ледяной воды океана. Девочка так и не смогла произнести ни звука, хотя и попыталась придумать объяснение. Слишком явные были улики, чтобы какая-либо глупость смогла их оправдать. Вскоре раздался легкий шорох, а затем в поле её обзора показалась чужая обувь. — Мхм… Отбой… после десяти. Если в следующий раз тебя не окажется у себя в комнате… — он говорил тихо, спокойно, будто слегка проводил ножом по металлу. Вспомнился один из тех людей, на котором в своё время Гротэр отработала несколько особо пакостливых заклинаний, изученных в магическом кружке детского дома. Её первые формулы были связаны с холодом и землёй, позволявшими запускать лёд в чужие штаны и сыпать грязи в тарелки или стаканы, не касаясь их. С помощью них она раз за разом портила жизнь человеку, любившему точно так же всегда говорить спокойно. А ещё тот, из её прошлого, обожал распускать руки. Ей вспомнились первые недели в учреждении для сирот, когда Мари была ещё совсем малышкой и не умела ничего. Размытые картинки того, как за вечно угрюмое лицо её макали в раковину, а затем поднимали в воздух за волосы, иногда клоками выдирая целые пряди. Как за эти же волосы таскали по комнате, заставляя выйти из оцепенения, охватившего её после смерти родителей. Ей приходилось прыгать на одной ноге, так как для протеза обрубок ещё не слишком хорошо зажил, а передвигаться на коляске Мари считала отвратительным. И приходилось доказывать силой, что не смотря на возраст и потерю опоры ТАК обращаться с ней нельзя. Что она не беззащитна, как может казаться. Не наивная. Ей пришлось повзрослеть. И отрастить зубы. Дэйв обошёл её, задев мыском один из светящихся камней, от чего тот откатился в угол. — Мне нужны слёзы глубин. Мужчины обернулся и в этот раз Мари встретилась с ним взглядом. Не стала отступать или смотреть себе под ноги. Даже когда по пиратскому лицу едва уловимо скользнуло раздражение, отправляя в скользкую, рваную пляску шрам, пылавший мертвенно-синюшным оттенком в свете слёз, она не позволила плечам дернуться от побежавших по спине мурашек. — Хмм… И зачем же? — Дэйв задумчиво потёр шрам, пытаясь пальцами придавить соскользнувшую маску безразличия, а затем вновь посмотрел на пол, сделав верные выводы. — Ты выбралась за стены? Как? Голос стал чуть жёстче и отзвуки его походили на тихий, только-только зарождающийся гром. — Дыра с торцовой стороны… — нехотя пробормотала Мари, молясь всем богам, чтобы он не заметил, как она проигнорировала его первый вопрос. Дэйв дёрнул щекой, отвернулся и, прикрывая за собой дверь, сказал: — В следующий раз выходи через главные ворота, чтобы стража тебя видела. Он оставил её в переливающейся голубым светом, как во время прилива, комнате. Чувства учёной вновь смешались. Этот мужчина и пугал, и настораживал, и одновременно умудрялся вызывать в ней симпатию. Мари чихнула, и быстро собрав камни, спрятала их под подушку, после чего переоделась и улеглась в кровать.