Нас огорчают, а мы всегда радуемся;
Мы нищи, но многих обогащаем;
Мы ничего не имеем, но всем обладаем.
Второе послание к Коринфаянам 6:10.
Аннабель приходит в себя только тогда, когда оказывается в комнате Лайи. Она чувствует, как буквально каждая клеточка тела налита свинцовой усталостью, а ноющая боль не утихает в израненных ладонях и местах ожогов. У неё не получается сосредоточиться на какой-то конкретной мысли, потому что в голове слишком громкий шум, и Аннабель прикрывает глаза, пытаясь выровнять рваное, отрывистое дыхание. Лайя рядом с ней опускается на колени, аккуратными движениями стирая свежую кровь, что до сих пор тонкими струйками стекает по запястьям. Вода в глубокой миске моментально становится алой, а в комнате повисает тяжёлый металлический запах. Лайя прикусывает от напряжения нижнюю губу, ибо не понимает, почему кровь до сих пор не останавливается. — Знаешь, я думала, что твои раны исцеляются так же быстро, как у Влада и Ноэ, — внезапно произносит Лайя, не столько желая завязать разговор и отвлечь Аннабель от неутихающей боли, сколько стараясь самой успокоиться. — Было бы неплохо, — усмехается Аннабель. — Ноэ — чистокровный демон, к тому же Верховный маг, с ним по-другому и быть не может. А Влад, — на секунду Аннабель запинается, словно не может подобрать правильные слова. — Он обладает достаточной силой, чтобы исцелять даже самые тяжёлые ранения. — А ты? — А я не являюсь демоном в привычном понимании этого слова. Последняя фраза Аннабель сбивает с толку, и Лайя смущённо хмурится, но не решается задать целый ряд вопросов, боясь, что может переступить грань дозволенного. И Аннабель, видя её сомнения, мягко улыбается. — Я полукровка, госпожа, — объясняет она, измождённо прикрывая глаза. — Во мне одновременно течёт человеческая и демоническая кровь. Поэтому я не обладаю особой силой и не могу исцеляться, хотя обычному человеку такие раны принесли бы гораздо больший вред. — А как, ну, как вы… — Аннабель тихо смеётся, когда видит, как отчаянно, смущаясь ещё больше, Лайя пытается сформулировать свой вопрос. — Ну, ты поняла. И просто по имени, пожалуйста. Аннабель коротко кивает и на секунду задумывается, собираясь с мыслями, решая, как точнее и понятнее ответить на вопрос. — Моя мать была человеком. Демон, принявший облик её мужа, провёл с ней ночь, а дальше, думаю, объяснять тебе не стоит, — горько усмехается Аннабель. — На самом деле, таких, как я, много. У демонов очень редко рождаются дети. Очень редко. Чаще всего они появляются на свет мёртвыми. Поэтому многие Тёмные вступают в связь с людьми. — А чем полукровки отличаются от обычных демонов? — Лайя продолжает осторожными движениями стирать густую кровь, что начинает течь гораздо медленнее, и девушка облегчённо выдыхает. — Наверное, проще сказать, чем мы похожи, — Аннабель пытается удобнее сесть на кровати, но малейшее движение вспышкой боли отдаётся во всём теле, и она не сдерживает шелестящего вздоха, сорвавшегося с губ. Лайя тут же бросается ей на помощь, придерживая Аннабель за талию с какой-то особой нежностью, и взбивает подушки за её спиной, чтобы ничто не беспокоило. — Полукровки бессмертны так же, как и демоны, но если Тёмных невозможно убить обычным оружием людей, то полукровок — с лёгкостью. Мы гораздо сильнее, более выносливые, чем люди, но не настолько, как чистокровные Тёмные. Полукровки способны сопротивляться действию святой воды, молитвы, распятия и прочих церковных атрибутов. Мы также можем входить в храмы, когда как для многих демонов это сродни самоубийству. Конечно, такие могущественные Тёмные, как Влад, невосприимчивы даже к енохианским знакам, но их очень мало. Лайя с особым вниманием вслушивается в слова Аннабель, понимая, что она, наверное, единственная, кто может ей рассказать о Тёмном мире правду, потому что спрашивать что-либо у Ноэ бесполезно, а Владу ненавистна даже мысль о том, чтобы впутывать во всё это родного для него человека. — А как же ты тогда познакомилась с Владом? — внезапно спрашивает Лайя и слишком поздно понимает, что вопрос задевает что-то важное в Аннабель, до сих пор приносящее боль, ибо в глазах тут же поселяется бесконечная тоска, а лицо омрачает тень глубокой печали и даже какого-то отчаяния. Аннабель сжимает губы в тонкую напряжённую линию, качая головой, словно пытается справиться с бурей эмоций внутри, обуздать её. — Если тебе слишком трудно говорить об этом, то не нужно. Прости меня, я спросила не подумав. — Если я захочу рассказать, ты готова выслушать? — вдруг спрашивает Аннабель, и голос её непривычно холоден и серьёзен. И Лайя хочет тут же сказать, что да, конечно, она готова, но потом огонёк сомнения загорается в груди. Видя реакцию Аннабель, Лайя понимает, что история её не будет лёгкой, светлой и уж точно не закончится счастливо. Готова ли она погрузиться в это, прожить вместе с ней все ужасы и боль, что принёс Тёмный мир? Скорее всего, нет, но это необходимо Аннабель, поэтому Лайя соглашается, отодвигая собственные чувства на второй план. — Готова, и я клянусь, что всё, что ты расскажешь, останется лишь между нами, — тихо, но уверенно произносит Лайя. — Я слишком долго носила всё это в себе, молчала, — и слова эти горечью отдаются на языке. — Наверное, пришло время рассказать хоть кому-то, — Аннабель делает глубокий вдох, словно впереди лишь падение в бездну. Хотя, возможно, так и есть. — Я родилась в 1570 году во Франции. Когда я только появилась на свет, ни у кого не было даже мысли о том, что со мной может быть что-то не так. У меня были тёмные, почти чёрные волосы и карие глаза, но после того, как мне исполнилось десять лет, демоническое наследие начало брать верх. У людей стали появляться вопросы, а моя семья… они были истинными католиками, поэтому ты можешь представить их реакцию, когда моя внешность начала, мягко говоря, претерпевать определённые изменения. Пошли слухи, шёпот за спиной, поначалу неуверенные обвинения набирали силу. — Из-за твоих глаз, да? — предполагает Лайя, и Аннабель коротко кивает. — Мой отец верил, что редкий и необычный цвет глаз — дьявольская метка. Он так сильно боялся меня, и однажды этот страх перерос в настоящую ненависть. — Что он сделал? — почему-то шёпотом спрашивает Лайя, заранее ожидая и боясь ответа на свой вопрос. — Он решил, что мне нужно предстать пред инквизиционным судом.***
Аннабель всем телом вздрагивает, когда слышит яростные мужские голоса, слёзы матери и обвиняющие крики отца. Дверь распахивается, и на пороге замирают три высокие фигуры священников, рядом с которыми стоит её отец, чьё отстранённое выражение лица пугает девочку больше, чем искреннее презрение и отвращение. Взрослая женщина тут же врывается вслед за ними, расталкивая мужчин, подбегая к дочери и прижимая её к своей груди. Аннабель судорожно вцепляется ладонями в плечи и спину матери, чувствуя, как ужас и паника не дают даже дышать нормально. — Прошу вас, не трогайте её, она же всего лишь ребёнок, — молит женщина, переводя взгляд со священников на своего мужа. — Умоляю. Пьер, она ведь твоя дочь! Ты ведь прекрасно знаешь, что она чиста душой и телом. Приди же в себя! — Не пытайся взывать ко мне, Мари, — каждое слово мужчины — смертельный удар заточенного кинжала. — Ты дала жизнь монстру, отродью самого Дьявола. Такая грязь не должна даже ходить по земле. В голосе отца столько ненависти, что Аннабель отшатывается, ведь она прекрасно помнит, как в детстве он читал ей на ночь сказки, пел колыбельные, рассказывал различные фантастические истории, которые сам же на ходу и придумывал, и каждый раз целовал перед сном, шепча о том, как сильно он её любит. Неужели страх оказался сильнее родительской любви? Неужели возможно, чтобы отец желал своему ребёнку смерти? Неужели Бог допустит этого? Мари заводит дочь себе за спину, закрывая её собой, и все присутствующие понимают, что, если потребуется, она будет до последнего вздоха сражаться, но не позволит никому даже приблизиться к ней. — Вы не тронете её, — буквально рычит Мари, и в карих глазах загорается столь неистовое пламя любви и готовности защищать то единственное дорогое, что есть в её жизни. — Богом прикрываете свою жестокость и прогнившую душу, твари. Гореть вам всем в Аду! — Думаю, ведьма, ты окажешься там раньше, — произносит один из священников и делает короткий взмах ладонью, отдавая приказ. Аннабель не сдерживает крика, когда двое мужчин тут же приближаются к ним. Один из них хватает девочку, грубо заводя ей руки за спину, лишая возможности двигаться, а другой подходит к матери, ударяя её по лицу кулаком, а затем сразу же в живот, отчего женщина сгибается пополам от боли. — Мамочка! — кричит Аннабель, срывая голос, захлёбываясь горькими слезами. Она со всей силы наступает на ногу священника, что удерживает её, а потом, когда тот ослабляет хватку, разворачивается и ударяет ему коленом промеж ног, тут же бросаясь к матери. — Маленькая сука! — вопит мужчина, задыхаясь от боли. Пьер, видя, что Аннабель бежит к матери, бросается ей навстречу, хватая за запястья, отвешивая звонкую пощёчину с такой силой, что на бледной щеке появляется кровавый след и тонкая струйка крови стекает из уголка губ. Мужчина поднимает девочку на руки, не обращая внимания на то, как она пытается вырваться, маленькими ладошками ударяя по широким плечам, спине и голове. Последнее, что видит Аннабель перед тем, как её забирают из родного дома, — это то, как служитель инквизиции всаживает кинжал в живот её матери, отбрасывая в сторону безвольное тело***
— Они убили её, Лайя, — судорожно шепчет Аннабель, и по щекам её стекают горячие слёзы, но она их даже не замечает. — Убили. Затем выволокли её тело на улицу, привязали к столбу на главной площади и сожгли. И заставили меня смотреть. А люди кричали, славили Бога и церковь за то, что они избавили мир от очередной ведьмы. Лайя чувствует, как от ужаса её начинает тошнить, и приходится тяжело сглотнуть, чтобы избавиться от кома в горле. Она видит, как стекленеет взгляд Аннабель, подёргиваясь пеленой воспоминаний, и Лайя понимает, что сейчас она заново переживает ту боль, бесконтрольный страх, панику и глубокое отчаяние. Маленькая девочка, на глазах у которой убили мать, единственного человека, что любил её вопреки всему, отдал свою жизнь лишь во спасение дочери. Господи. — А потом появился Влад.***
Неистовый крик людей оглушает. Они возводят руки к небесам, смеются и радуются, не уставая восхвалять Святую Инквизицию, Господа и Церковь за то, что те продолжают защищать их от зла тёмных сил. Их голоса доносятся до Аннабель словно сквозь плотную толщу воды. Она смотрит за тем, как огонь медленно пожирает тело матери, и чувствует, как точно так же сгорает её душа в пламени бесконтрольной агонии. Девочка падает на колени, не сдерживая вопля, идущего из самой груди, и в нём столько надрыва, боли, что больше напоминает вой смертельно раненного животного. Аннабель кулаками бьёт о землю, напарываясь на острые грани камней, пальцами вцепляясь в волосы, словно физической болью пытается заглушить душевную. И пока все остальные славят Бога, она Его проклинает. Она слышит шаги отца за спиной и тут же вскакивает на ноги. В глазах Пьера смертельная угроза и холодная ярость, и Аннабель понимает, что второй столб на площади предназначен ей. — Ты убил её, — шепчет Аннабель, и Пьер слышит её так отчетливо, словно кроме них на улице больше никого нет. — Ненавижу тебя. — Как же жаль, что мне абсолютно плевать на это. Аннабель замахивается маленьким кулачком на отца, и в движении этом столько ненависти и ярости, но Пьер легко перехватывает её руку, заламывая, даже не думая о том, что, возможно, причиняет огромную боль своему ребёнку. Мужчина прижимает её к себе, волоча к площади, и толпа тут же разверзается ещё большими криками. Жажда крови и смерти в их глазах затмевает любые эмоции, чувства, здравый смысл. И только в такие моменты понимаешь, что жестокость человеческой души, на самом деле, бездонна и безгранична. Девочка кричит, колошматя ладонями по спине отца, и оглядывается вокруг, но глубоко внутри она понимает, что помощи не получит. Внезапно в толпе лиц она выхватывает взгляд голубых глаз, что принадлежит мужчине. Дыхание на секунду перехватывает, а в груди загорается едва теплящийся огонёк надежды, потому что он единственный, кто наблюдает за всем происходящим не с жаждой крови, а с отвращением из-за бесконтрольной и беспричинной жестокости, что сеет лишь хаос и смерть. Аннабель удерживает зрительный контакт с незнакомцем и шепчет губами, будучи почему-то уверенной, что он в любом случае поймёт её: — Помогите мне. Аннабель пытается сопротивляться, но отец всегда был слишком силён. Он волочит её к деревянному массивному столбу, не обращая внимания на крики, слёзы, слабые удары детских кулаков. И в сердце Пьера ничего не откликается на боль девочки, ибо он смотрит на неё и видит не человека, а лишь демона, пытающегося обмануть его своими слёзными мольбами. — Отпусти ребёнка, — внезапно раздаётся спокойный холодный мужской голос, и на площади моментально повисает напряжённая тишина. Аннабель видит, как отец замирает на месте, и выглядывает из-за его плеча, замечая стоящего в центре того самого мужчину, которого она несколько минут назад молила о помощи. Люди рядом с незнакомцем тут же расступаются в стороны, бормоча проклятья себе под нос. И Аннабель не может побороть стойкое ощущение, что перед ней стоит не обычный человек. Иссиня-чёрные волосы, длина которых достаёт до линии плеч, бледная кожа, заострённые скулы, широкие плечи, обтянутые приталенным пиджаком с накинутым поверх пальто, и голубые глаза, в которых не горит огонь жизни, а разверзается пылающий Ад. Служители Инквизиции тут же выступают вперёд, подходя почти вплотную к мужчине, который даже не думает делать шаг назад. Один из них достаёт кинжал, с которого всё ещё стекают вязкие капли крови, и Аннабель чувствует, как её начинает тошнить, а перед глазами тут же появляется безжизненное лицо матери. Мужчина замечает лезвие кинжала, и на губах его появляется короткая улыбка, но в ней нет ни капли веселья или радости, лишь обещание долгой и мучительной смерти. Незнакомец вытягивает ладонь вперёд, и с кончиков его пальцев срываются всполохи тьмы, что раскрывают свои когтистые лапы навстречу убийцам. В толпе кто-то в ужасе начинает кричать, но мужчина этого словно и не слышит. Он наклоняет заинтересованно голову, чуть ведя запястьем, и каратели тут же падают на колени, руки протягивая к груди, задыхаясь, корчась в бессильных попытках глотнуть хоть немного воздуха. И их страдания, кажется, даже забавляют незнакомца. Щупальца тьмы медленно окутывают тела служителей инквизиции, проникая под кожу, вызывая сильнейшие приступы агонии. — Во Имя Господа. И с этими словами мужчина сворачивает им шеи, после чего мир для Аннабель теряет очертания, исчезая во тьме.***
Когда Аннабель приходит в себя, ей требуется несколько минут, чтобы понять, что она уже не на городской площади. Осознание этого обрушивается на неё ледяной волной, и девочка тут же вскакивает на ноги, сразу жалея об этом, ибо голова начинает кружиться. Аннабель оглядывается вокруг, замечая, что находится на берегу озера, а в нескольких метрах от неё стоит тот самый мужчина, что убил инквизиторов. Неужели он спас её? — Кто Вы? — вместо этого спрашивает Аннабель, невольно морщась от того, как грубо и хрипло звучит голос. — Меня зовут Влад, — отвечает мужчина, наконец, оборачиваясь к Аннабель. Теперь она может гораздо лучше его рассмотреть, с интересом замечая набедренные ножны, к которым прикреплено множество кинжалов, что сокрыты длинными полами пальто, тёмные круги под глазами и заострённые клыки. — Как тебя зовут? — Аннабель, господин, — девочка склоняет голову перед мужчиной, но делает это не только из-за уважения, но и словно преклоняясь перед той могущественной силой, коей он обладает. — Вы ведь сразу поняли, кто я, верно? Если Влад и удивлён её вопросом, то никак этого не показывает, лишь коротко кивая, подтверждая догадки девочки. — Тот, кто тащил тебя, был твой отец? — внезапно спрашивает он, и кажется, словно для него это действительно важно. — Да, господин, — отвечает Аннабель и тут же отшатывается, когда глаза Влада темнеют из-за резкой вспышки гнева и ярости. Но он тут же берёт себя в руки. — Есть кто-нибудь из близких, кто может позаботиться о тебе? — Нет, — коротко отвечает Аннабель, и внутри что-то ломается, когда она произносит это вслух. Ведь у неё действительно больше никого нет. Она со всей силы до крови прикусывает губы, стараясь сдержать крик боли, ощущая, как соль слёз смешивается с металлом, вызывая новый приступ тошноты. — Они убили мою мать. Почему они это сделали? Она ведь никогда не совершала ничего плохого. Её вина лишь в том, что она любила меня и пыталась защитить. Влад вздрагивает всем телом, словно от удара, когда слышит слова Аннабель, ощущает всю горечь и отчаяние, что сокрыты в них. Господи, сколько же боли таится в её детской душе? Она ведь абсолютный ребёнок, а глаза мёртвые, пустые, и только от этого уже становится страшно. — Я не имею права просить Вас о чём-либо, господин, — неуверенно начинает Аннабель, с особой злостью вытирая предательские слёзы. Влад лишь кивает, позволяя ей продолжать. — Возьмите меня с собой. — Что? — Я готова стать Вашей верной слугой, делать всё, что Вы попросите, служить Вам и, если понадобится, отдать жизнь за Вас, — Аннабель чувствует, как начинает задыхаться, как всё тело бьёт дрожь, но голос её при этом ровный, спокойный. Она смотрит на Влада и видит перед собой единственного человека, кто может помочь ей. Аннабель тянется к нему, по-детски наивно простирая руки, ибо для неё он теперь — остров спокойствия, безопасности, обещания защиты. — Мне не нужна служанка, Аннабель. — Прошу Вас, мне больше некуда идти. И Влад устало прикрывает глаза, чувствуя, как сердце пропускает удар, ведь в голосе девочки столько отчаянной надежды. И он понимает, что просто не может ей отказать.***
— И он согласился? — Конечно. Аннабель мягко улыбается, вспоминая, какие сильные облегчение и радость она испытала, когда Влад всё же согласился забрать её с собой. Для него это было невероятно сложным решением, потому что тогда он не являлся Королём, положение его было слишком шаткое, опасное, ибо Владу приходилось самому бороться с Высшими Тёмными за право спокойно существовать, без опаски оглядываясь назад. И брать на себя ещё и заботу о маленькой девочке, что осталась без родных. Ведь он при всём желании не смог бы заменить ей родителей, но Аннабель это было и не нужно. Она боялась одиночества, боялась, что одна просто не выстоит против целого мира, желающего уничтожить таких, как она, просто из-за того, что они появились на свет. — Я вернулась вместе с ним в Тёмный мир, — продолжает Аннабель, и улыбка тут же умирает на её губах. — Чистокровные демоны ненавидят полукровок даже больше, чем обычных людей. Для них мы слишком ничтожны, слабы и лишь фактом своего существования оскорбляем их честь и достоинство. Поэтому, думаю, ты можешь предположить, как именно ко мне отнеслись подданные Влада, когда узнали, что я прибыла вместе с ним.***
Аннабель сплёвывает густую кровь и устало прислоняется к двери, медленно сползая на пол, чувствуя, как буквально каждая клеточка тела ноет от боли. Она делает короткий вздох и тут же захлёбывается воздухом, когда ощущает, как лёгкие обжигает неистовое пламя. Значит, сломано ребро, а может, и не одно. Они напали, когда Аннабель возвращалась к себе в комнату. Демоны атаковали её разом, не давая возможности позвать на помощь или уклониться от ударов. Она могла лишь беспомощно прикрывать ладонями лицо и шею, надеясь на то, что потеряет сознание прежде, чем они решат, наконец, прикончить её. И довольно предсказуемый и трагический исход их дружеских посиделок смог предотвратить Влад, появившийся в этот момент в коридоре. В ушах Аннабель до сих пор стоит его яростный крик вперемешку с рычанием, а перед мысленным взором предстают разгневанные алые глаза и всполохи тьмы, что мощью своей грозили сравнять Дворец с землей. — Да, давно я не видел его таким злым, — внезапно раздаётся насмешливый мужской голос, и Аннабель тут же вздрагивает, с трудом поднимаясь на ноги. Она оборачивается, встречаясь с ехидным взглядом каре-голубых глаз, принадлежащих молодому человеку. Он медленно выходит из тьмы, и Аннабель замирает на месте, когда замечает длинные золотые пряди волос, что сейчас собраны в высокий хвост, широкую издевательскую ухмылку, в которой слишком отчётливо читается собственное превосходство. Мужчина перед ней облачён в чёрно-золотой плащ, туго стянутый на талии широким поясом. Он приподнимает ладонь, и Аннабель чуть вздрагивает, когда замечает заострённые когти, с которых срываются изумрудные магические искорки. Перед ней стоит один из Высших Тёмных. — Кто Вы? — Ох, прошу прощения, где мои манеры? — и в голосе его на самом деле нет ни капли сожаления. Мужчина делает шаг вперёд и отвешивает Аннабель шутливый поклон. — Ноэ Локид. К Вашим услугам. Аннабель чуть склоняет голову, но Ноэ тут же пренебрежительно поднимает ладонь, словно говоря, что он не нуждается в излишнем паритете. Маг подходит вплотную к Аннабель, и та задерживает дыхание, чувствуя, как от всей его фигуры исходит волна древней и могущественной силы, что внушает трепет, заставляя преклонять колени в жесте бесконечного благоговения. Она понимает, что должна узнать, что он здесь делает, зачем пришёл, что ему нужно от неё, но ни одно слово не срывается с губ. Аннабель выдерживает его внимательный взгляд, и Ноэ одобрительно ухмыляется. Он кончиками пальцев касается её подбородка, приподнимая, смотря на кровоподтёки без сожаления, но с каким-то заядлым интересом, любопытством, и от этого становится так тошно. — Этого и следовало ожидать, — едва слышно шепчет он, словно сам с собой диалог ведёт. — Я предупреждал Влада, что добром это не кончится. — Вы знали, что это произойдёт? — Не нужно обладать огромным умом, чтобы догадаться о возможной реакции местного сброда, — хмыкает Ноэ, и у Аннабель возникает жгучее желание ударить его, чтобы стереть эту извечную самодовольную усмешку с лица, но она понимает, что стоит ей только занести руку для удара, как её тут же уничтожат лишь силой мысли. — Ты не выживешь здесь. Аннабель вздрагивает, ибо слова Ноэ ощущаются резкой и болезненной пощёчиной. Хотя чему она удивляется? Ведь прекрасно же понимает, что недостаточно сильна, недостаточно жестока, недостаточно умна, недостаточно хитра. Недостаточно демон. — Если Вы пришли для того, чтобы сказать мне это, то можете убираться, — голос Аннабель не дрожит, он спокоен и холоден, и взгляд она даже не собирается отводить, замечая промелькнувшее удивление в глазах мага. Она ожидает вспышку ярости, крика, какого-нибудь отвратительного проклятия, которое оставит от неё лишь горстку пепла, но вместо этого Локид заливисто смеётся, прищуриваясь от удовольствия. — Вот оно, — шепчет демон, подходя ещё ближе, но Аннабель не отступает, оставаясь на месте. — А я всё ждал, когда же ты вспыхнешь и бросишь мне вызов. Интересно, — Ноэ склоняет голову набок, и Аннабель внезапно понимает: для него это игра. Он говорит с ней, пытается вывести на эмоции, наблюдая за тем, как она поведёт себя в той или иной ситуации, выдержит ли давление, сломается или нет. Он — наблюдатель, что, наконец, нашёл прекрасный объект для собственных экспериментов. И от одной мысли об этом в груди Аннабель поднимается сокрушительная волна обиды и злости, что красной пелёной застилает глаза. И Ноэ это замечает, потому что улыбка тут же медленно меркнет у него на губах. — Ты ведь не жертва, Аннабель, но позволяешь другим ставить себя на колени. Я не знаю, почему, но Влад что-то разглядел в тебе, поэтому так тебя опекает. Я же в тебе этого не вижу, — в голосе Локида больше нет привычного снисхождения и издевательских ноток, теперь он пугающе серьёзен, и Аннабель моментально напрягается. — В Тёмном мире нет места милосердию и мягкости, девочка. Влад не будет всегда рядом с тобой, чтобы решать твои проблемы, вытаскивать из очередной передряги. Ты должна делать это сама, если хочешь выжить здесь. Каждый из них будет пытаться сломать тебя, уничтожить, превратить в ничто. Ты можешь сидеть здесь и продолжать жалеть себя, а можешь превратить свою слабость в смертоносное оружие и обратить его против своих врагов. Решать тебе.***
— И, знаешь, после этих слов что-то произошло, словно мир внезапно обрёл чёткость и краски. Словно ты, наконец, ощущаешь, что выбрался из лап ночного кошмара, — голос Аннабель не выражает никаких эмоций, но в её взгляде Лайя всё ещё видит ту маленькую девочку, что сидела одна в комнате, пытаясь справиться не столько с болью физической, сколько с душевной. — Именно в тот момент Аннабель умерла, истекая кровью в тёмной и пыльной комнате. А на её место пришёл кто-то другой. Кто-то гораздо сильнее, хитрее, расчётливее. Кто-то, способный дать отпор, выстоять в одиночку против всего мира, готовый занять высшее место, — Аннабель тяжело выдыхает, и взгляд золотых глаз становится жестоким, обретает сталь. — На следующий день после этого разговора я сразу пошла к Владу и попросила его научить меня драться, обращаться с холодным оружием. Начала изучать военное дело, особенности тактики ведения боя, и когда на меня снова напали, я вышла из драки победителем. Я уничтожила их, Лайя, вырезала одного за другим, вгрызаясь в глотку той твари, что всё это начала. И только так у меня получилось выжить. Лайя внимательным взглядом наблюдает за Аннабель. Она всегда казалась гораздо мягче Влада, сдержаннее Ноэ, но за спокойной тёплой улыбкой, ямочками на щеках и добродушным смехом на самом деле кроется непоколебимая стойкость, невероятная сила духа, целые века, проведённые в постоянных сражениях, из которых она выходила победителем. И только этот факт внушает благоговейный трепет. Да, Аннабель не обладает магией или сокрушительной силой, но за её плечами огромный боевой опыт, умение бороться до последнего за то, что дорого, жестокость и холодная ярость, которые взрастил в ней Тёмный мир. Между ними повисает напряжённая тишина, и Аннабель воспринимает молчание Лайи на свой счёт. — Знаешь, после такого рассказа я пойму твоё отвращение, страх или презрение. Я справлюсь с ними, но только не с жалостью. — Нет, нет, Боже, — Лайя тут же подаётся вперёд, отчаянно пытаясь подобрать слова. То, что она сейчас испытывает, не имеет никакого отношения к жалости и уж точно далеко от страха. Это больше похоже на… злость? — Я не собираюсь тебя жалеть, нет. Осуждать за убийства и пролитую кровь тем более не буду, потому что для меня это не важно. Я понимаю тебя. Понимаю то, на что тебе пришлось пойти. Ты пыталась выжить, и у тебя получилось. Это самое главное. Лёд в глазах Аннабель понемногу тает, и Лайя с облегчение понимает, что выбрала правильные слова, ведь ей действительно необходимо было услышать хоть от кого-то, что её принимают. Принимают с тёмной душой, проклятой кровью, руками, обагренными кровью тысячи жертв. Принимают, потому что всё ещё видят в ней теплящийся огонёк света. И для Аннабель это важнее всего. Поэтому когда Лайя протягивает ладонь, она вцепляется в неё обеими руками, переплетая их пальцы, чувствую столь необходимое тепло и спокойствие. Какое-то время они просто молчат, но Лайя внезапно усмехается собственным мыслям. Аннабель вопросительно хмурится, и усмешка Лайи становится ещё шире. — Получается, Влад и Ноэ знакомы давно? — На самом деле, я не очень много знаю об их знакомстве, — Аннабель чуть отводит взгляд, погружаясь в воспоминания прошлого. — Влад встретил Локида ещё до того, как тот стал Верховным магом. Ноэ помогал Владу освоиться в Тёмном мире, вводил его в курс дела, объяснял тонкости устройства власти, тренировал. Да, не удивляйся, руническая магия невероятно сложная, и Локид обучал Влада первое время. Думаю, они очень быстро сблизились, и это удивительно. — Почему? — от нетерпения Лайя подаётся вперёд, чувствуя какое-то странное нетерпение и предвкушение, ведь она может узнать чуть больше о том, как жил Влад в Тёмном мире. — Тоже размышляла об этом раньше, — Аннабель осторожно откидывается на спинку кровати, поднося ладони к лицу, с облегчением замечая, что кровь, наконец, полностью остановилась. — Наверное, Влад — один из немногих, кто смог пробиться сквозь маску постоянной бравады, сарказма и раздражающего легкомыслия, которую Ноэ носит так часто, что уже сроднился с ней. Он смог разглядеть острый ум, стойкость, невероятную преданность, верность собственным принципам и несгибаемый характер. И относился Влад к нему с огромным уважением и теплом, как к равному. — И правда удивительно, — вдруг срывается с губ Лайи, и, кажется, её саму немного смущают собственные слова. — Я имею в виду, что они такие разные. — Да, но не настолько, как ты думаешь, — немного туманно отвечает Аннабель, ловя вопросительный взгляд Лайи. — Знаешь, Ноэ на самом деле прекрасный друг, который пойдёт за тобой до самого конца, поэтому и дружба его стоит очень дорого. Но он может быть самым опасным врагом, что уничтожит тебя, если ты от него отвернёшься и предашь доверие. И, думаю, это роднит его с Владом. — Согласна, — немного грустно усмехается Лайя, но тут же вздрагивает, словно внезапно вспоминает что-то, цепляясь за важную мысль. — Ты сказала, что Ноэ является Верховным магом. — Верно. Испокон веков этот титул передавался по наследству, — Аннабель на секунду останавливается, болезненно морщась, когда задевает обожжённую руку. — Сколько же из-за него в прошлом битв разгоралось. Верховный маг обладает огромным могуществом, влиянием. Он никому не подчиняется и действует всегда, руководствуясь лишь собственными принципами. Его решения должны приниматься только согласно холодному разуму, а для этого необходимы сила, стойкость и недюжинная решительность, — вдруг Аннабель прерывается, словно раздумывая над тем, стоит ли продолжать рассказ. — Ноэ не должен был стать Верховным. — Что? Почему? — сразу же спрашивает Лайя, но тут же сама и отвечает на собственные вопросы: — Ноэ не происходит из семьи, что наследует этот титул. — Правители всех девяти Королевств созвали однажды Совет, на котором решили выбрать нового Верховного мага. Влад тогда тоже присутствовал, потому что многие из Высших Тёмных пророчили ему титул Короля Лимба. Но, как ты уже поняла, все заранее знали, кто займёт этот пост, поэтому голосование было лишь фикцией. Но чтобы решение вступило в силу, должны проголосовать все Правители, — на этих словах на губах Аннабель появляется загадочная улыбка. — Девять лидеров отдали голоса за одного кандидата. И лишь единственный из них проголосовал против. — Дай угадаю, Влад? — усмехается Лайя, и Аннабель тихо смеётся. — Да. Влад открыто выступил против Совета, бросая вызов всей верхушке власти, тем самым выражая несогласие с принятыми устаревшими законами Высшего общества. — Он выдвинул кандидатуру Ноэ? Но если нужно согласие всех Правителей, то как Локид стал Верховным? — вопросы возникают один за другим, и Лайя чувствует, как начинает понемногу болеть голова. — Не совсем так, — поправляет её Аннабель. — Влад выдвинул кандидатуру Ноэ, да, и предложил устроить дуэль между магами, чтобы те смогли продемонстрировать свои силы, умения и навыки. Локид одержал победу, в чём Влад был уверен с самого начала. Для Ноэ это очень многое значит, потому что, по сути, Влад открыто выступил против воли Тёмных Королей ради своего друга, потому что знал, что тот будет более сильным лидером. Он поверил в Ноэ, несмотря ни на что, поэтому, когда Влада избрали новым Королём Лимба, за его спиной стоял Верховный маг, ставший преданным другом и верным соратником. — И ты ведь тоже была рядом? — вдруг спрашивает Лайя, и на губах её появляется короткая мягкая улыбка. — Да. Влад взошёл на престол, что позволило мне принести ему клятву верности на крови, и я стала его личным советником.***
Стоит Аннабель переступить порог церемониальной залы, как взгляды всех присутствующих тут же обращаются к ней. Но она больше не чувствует страха, волнения или хоть малейшей толики тревоги. Нет, ибо прекрасно знает, что заслужила это внимание, ведь прокладывала себе путь наверх так долго, пожертвовав слишком многим. Теперь Аннабель — личный советник Его Величества. И она собирается насладиться каждой чёртовой минутой этого момента. Аннабель ступает медленно, но твёрдо, и в каждом шаге чувствуются сила и уверенность. Демоны, словно по команде, опускаются на одно колено, прикладывая левую ладонь к груди, почтительно склоняя головы, но она не обращает на это внимания. Яркий свет свечей, что развешаны на стенах залы, отбрасывает слабые блики на металл отполированных тяжёлых доспехов. Аннабель чувствует, как взгляды некоторых подданных волей-неволей возвращаются к изображению дракона на нагрудных пластинах, и она ощущает новый прилив гордости и какого-то внутреннего удовлетворения, потому что это дар её Короля, знак его полного доверия, которое она зарабатывала долгие десятилетия. Длинный плащ, сотканный самой тьмой, мягко шелестит за спиной. К набедренным ножнам вместе с короткими кинжалами прикреплён меч, и Аннабель неосознанно сжимает эфес, ощущая, как одно это прикосновение усмиряет бурю внутри. Аннабель подходит к каменным ступеням, что ведут к возвышению, на котором находится трон Короля, и опускается также на одно колено, прикладывая ладонь к груди в жесте полного почтения и безграничной преданности. — Мой Король, — приветствует она Влада, и голос её эхом отражается от высоких каменных стен. Аннабель чуть приподнимает голову, встречаясь с взглядом голубых глаз, в которых ясно видны сила и благосклонность. Всё правильно, девочка, никакого сомнения и страха. Ты заслужила это, и место твоё теперь подле Короля. Аннабель дожидается позволения Его Величества и только тогда поднимается с колен, становясь рядом с троном Влада, прямо за его правым плечом. Она ленивым взглядом окидывает величественную залу и внезапно замирает, когда вылавливает из толпы взгляд каре-голубых глаз. Да, Ноэ тоже здесь, стоит практически у самого выхода, спиной опираясь о каменную колонну. Аннабель чувствует, как от волнения сбивается дыхание, потому что маг смотрит только на неё, не отрываясь, и во взгляде его больше нет презрительной снисходительности и жалости. Нет. Впервые он смотрит на Аннабель как на равную себе. Она с трудом дожидается конца церемонии и сразу же выходит из зала, встревоженно оглядываясь по сторонам, ища взглядом Ноэ. И находит его стоящим возле реки. Аннабель очень старается не сорваться на быстрый шаг, давая себе время справиться со внезапной и абсолютно неуместной паникой. Она останавливается за его спиной, сохраняя достаточное расстояние между ними. — Ты пришёл, — на выдохе срывается с губ Аннабель короткая фраза, и она надеется, что в ней не слышно той огромной радости, что сейчас ярким пламенем в груди разгорается. — Как бы я мог пропустить такой важный день, — привычным ехидно-шутливым голосом заявляет Ноэ, наконец, оборачиваясь к Аннабель, и его изучающе-восхищённый взгляд, которым он окидывает её фигуру, заставляет сердце сбиться с привычного ритма. — Сила и величие тебе к лицу, моя прекрасная Аннабель. — Я уже успела соскучиться по твоим сладким речам, — не удерживается Аннабель, и Ноэ заливисто смеётся, с удовольствием отмечая, что она не боится отвечать ему, держать удар, всегда искусно ведя словесные баталии, порой даже выходя из них победителем. — На самом деле, у меня есть подарок для тебя, — внезапно произносит Ноэ, замечая, как чуть напрягается Аннабель, вытягиваясь, словно по струнке. — Мне стоит опасаться? — Вообще я надеюсь на прямо противоположную реакцию. Маг подходит почти вплотную к Аннабель, за секунды сокращая до безумия раздражающее расстояние между ними. И, как и всегда, она не отступает ни на шаг, не прерывая зрительного контакта. Ноэ делает короткий взмах запястьем, и на его ладони появляется широкая, продолговатая, обитая бархатом коробка. Локид ловко открывает её, и на секунду Аннабель задыхается от неожиданности, ибо замечает на дне прекрасную тиару, украшенную драгоценными рубинами, что в свете луны приобретают глубокий бордовый оттенок. Аннабель ничего не произносит, боясь, что голос может предательски дрогнуть из-за обуревающих эмоций, и чуть склоняет голову, позволяя демону украсить её голову искусным украшением. Ноэ делает это с непривычной осторожностью и даже нежностью, не удерживаясь и проводя кончиками пальцев по щеке Аннабель, прикасаясь к длинным серебристым прядям, что больше шёлк напоминают. Она внимательно вглядывается в лицо Ноэ, замечая, как на мгновение в его взгляде просыпается нечто тёмное, собственническое, что пускает дрожь по телу. — Что ты видишь теперь? — внезапно спрашивает Аннабель, вспоминая их разговор много лет назад, когда они встретились в первый раз в её комнате. Ноэ с жадностью вглядывается в лицо Аннабель, наслаждаясь блеском и огнём в золотых глазах, красотой острых скул, на которых медленно расцветает жар румянца. Он в каждом её движении видит силу и ленивую хищную грацию и ни на секунду не задумывается над ответом: — Совершенство. Внезапно, дав волю собственным желаниям, Ноэ осторожно обхватывает ладонь Аннабель, поднося к лицу и прикасаясь горячими губами к испещрённой бледными шрамами коже. И поцелуй этот словно клеймом на её душе остаётся.***
— Знаешь, я ведь всегда думала, что выиграла, — Аннабель устало проводит ладонью по лицу, чувствуя, как каждая клеточка тела буквально кричит о необходимости сна и долгого отдыха. — Всегда была уверена, что победила, потому что не позволила им сломать меня, уничтожить, поставить на колени. Но была неправа, — Аннабель судорожно выдыхает, ощущая, как тяжёлый комок слёз подступает к горлу, не давая и слова произнести. — На окраине Лимба часто вспыхивали кровавые конфликты. Влад не мог постоянно находиться там и потому часто отправлял меня вместе с отрядом, чтобы мы навели порядок. И я помню, как после очередной вылазки докладывала ему о проведённой операции. И, знаешь, в тот момент я посмотрела Владу в глаза и увидела в них нескрываемое уважение и едва заметную, мелькнувшую буквально на мгновение скорбь. Я тогда не поняла, в чём дело, что сделала не так. И спустя некоторое мгновение до меня дошло. Глядя на меня, Влад вспоминал ту маленькую девочку, которую он встретил во Франции несколько веков назад. И скорбь эта была из-за её смерти, — по впалым щекам Аннабель текут солёные дорожки слёз, а раны на руках снова начинают кровоточить, потому что она слишком сильно сжимает ладони в кулаки, пытаясь справиться с болью, что на части рвёт измученную душу. — Знаешь, о чём я тогда подумала? А что бы сказала моя мама, если бы увидела меня в тот момент? Она бы продолжала меня любить, когда узнала бы, что я сделала, скольких убила, сколько невинных душ пытала? — Аннабель тихо всхлипывает, и в этом коротком всхлипе страдания больше, чем в самом громком крике. — Именно поэтому я проиграла, Лайя. Проиграла, потому что предала саму себя, потому что стала той, в кого больше всего боялась превратиться, понимаешь? Я ведь теперь ничем не лучше тех тварей, которых я рвала на куски в прошлом. А возможно, даже хуже. Плечи Аннабель мелко дрожат от едва контролируемых рыданий, и Лайя чувствует, как сама начинает плакать, ибо сердце не выдерживает той боли и едкой несправедливости, которые она испытывает, узнавая всё больше и больше о жизни Аннабель. — Именно поэтому я не хотела становиться демоном, хоть у меня и была такая возможность. Полукровки могут стать полностью Тёмными, но для этого придётся адским пламенем выжечь всё человеческое, что в тебе есть, забыть о своей прошлой жизни, искоренить любые светлые чувства, кои ещё остались в душе, — на этих словах золото глаз Аннабель превращается в неистовое пламя. — А я не хотела забывать. Не хотела становиться одной из тех, кого искренне ненавижу, переступать ту самую точку невозврата. Именно поэтому мне нигде нет места: ни среди людей, ни среди Тёмных. Я недостаточно человек, недостаточно демон, презираема и теми, и другими. Лайя чувствует то, с каким надрывом, болезненным отчаянием и ненавистью Аннабель произносит последнюю фразу, и тут же бросается к ней, притягивая в свои объятия. И это словно становится неким триггером, после которого Аннабель перестаёт бороться с предательскими слезами. Все тело бьёт неконтролируемая дрожь, и Лайя осторожно гладит её по спине, позволяя, наконец, выплеснуть ту вековую боль, которую она держала в себе. — Демон. Человек. Не всё ли равно? — шепчет Лайя, горячим дыханием опаляя щеку Аннабель. — Плевать на то, какая кровь течёт в твоих венах. Важны лишь твои поступки. Ты считаешь себя монстром, а я смотрю на тебя и вижу одну из самых храбрых и благородных людей, которых я вообще когда-либо встречала. Я бесконечно восхищена твоей силой, и для меня знакомство с тобой — это честь. Аннабель чувствует, как с каждым словом Лайи в груди разливается волна тепла, и тьма, нависшая над ней, понемногу рассеивается. Ей ведь так не хватало именно этого. Не сочувствия, не жалости, а принятия, понимания. И сейчас, обнимая Аннабель, прижимая её как можно ближе к себе, Лайя, сама того не осознавая, делится с ней частичкой своего света, который Аннабель пронесёт до самого конца, нежно лелея и храня в сердце.