Потому что ты плачешь.

Обычный день и самый обычный вечер для обычного человека, казалось бы что может пойти не так. Даже бутылка красного сухого вина, что стоит на стуле рядом с кроватью не предвещает беды. Лишь изображение на ней Святого Петра чуть настораживает. Ну и ярко-красная пачка вишнёвых чапман ред наталкивает на размышления. Не хватает только яблок и цветов. Все как тогда и это пугает, только слёз теперь нет, как бы Чуя не пытался. Остались только раны, до сих пор не зажившие шрамы, но они уже не кровоточат. Тонкие пальцы ловко подхватывают бокал, чуть прокручивают его и рыжий принюхивается. Вишня, ежевика, смородина, приметные запахи возникают в голове яркими картинками на пару секунд. Длительное послевкусие отдается кофе и карамелью, шоколадом и табаком, парень тянется к тарелке рядом. Пармезан, манчего, пекорино, чеддер, грюйер, он берет кусочек сыра и не успевает поднести его ко рту, как идиллию разрушает звонок в дверь. Что можно понять по звонку? Однозначно многое, например, спокоен ли человек или встревожен, спешит, расслаблен, зол. Кто-то явно был не в духе и от этого на душе стало беспокойно. Накахара, сделав большой глоток вина, резкими шагами направляется к входной двери. Раздраженный, он даже не смотрит в глазок, одним резким движением поворачивая замок и открывая препятствие. Сердце бьётся быстро, слишком быстро, оно отдаётся гулким эхом в ушах. Руки хватает мелкий тремор. Этот чертов бежевый плащ замер перед глазами и мигает в воспоминаниях. Снова. Кудрявые каштановые волосы вьются ещё сильнее, видимо на улице дождь. Забинтованные руки перебирают пальцы в тщетной попытке успокоиться. Его глаза цвета благородного коньяка бегают по лицу, останавливаясь то на огненных волосах, то на глазах небесного цвета, то на дрожащих руках. Он встревожен, он не понимает что делать, он в панике. Осаму смотрит умоляюще, глазами маленького бездомного щенка, которого так и хочется забрать домой. Чуя ступает назад, одной рукой пропуская парня в квартиру и закрывая злосчастные двери. Дазай стоит переминаясь с ноги на ногу, он дрожит всем телом и потирает покрасневшие глаза. –Идиот. Рыжий устало потирает лоб и тяжело выдыхает. В голове бегущей строкой прокручивается слово «error», или, знаете, та обезьянка из мема хлопает тарелками, или как профилактика в телевизоре, тот же шум в голове, та же картинка перед глазами. Кататомия сковывает тело подобно цепям. Буквально вечная минута ступора и после молчаливых гляделок Дазай подаётся вперед. Обеими руками обнимает рыжего и кладёт подбородок ему на голову. Он притягивает ближе к себе, сокращая и так мизерное расстояние. Осаму – человек неожиданность, в плане отношений. Он очень редко делает подобное и такие выходки от него с каждым разом всё больше удивляют Чую. И это совсем не зависит от возраста. Даже когда им было по пятнадцать, когда Дазай понимал себя и свои чувства больше, чем сейчас. Спонтанные решения обычно были лучшими решениями. То банальная, но внезапная вечерняя прогулка по парку после совместной миссии, сладкая розовая вата, непринужденный смех и яркие улыбки. То пикник в парке, так по детски, но очень запоминающееся, с бутылочкой любимого вина, приторно-сладкими апельсинами и увлекательной книгой. То, как гром с ясного неба, поцелуй, после очередной победы над врагом, прямо посреди так называемого поля битвы. Это было тогда, а тогда было гораздо проще. Без огромной ноши на плечах, кучи проблем со здоровьем, проблем ментальных. А что делать сейчас Чуя понятия не имел. Хотя если бы к вам в квартиру ввалился человек в истерике, который всегда улыбался и язвительно шутил, думаю реакция была бы такой же. И единственное, что приходит в голову это просто обнять в ответ. Ведь утонуть в спасительных объятиях иногда бывает гораздо лучше, чем поговорить. Сидеть и молчать. Сладкие грёзы подступают снова даже если сам того не хочешь и к глазам рыжего поступают слёзы, а на губах расплывается грустная улыбка. Он с нежностью обнимает парня в ответ, скрещивая руки в замок. Любимым занятием после миссии было просто сидеть рядом в гробовой тишине, лишь изредка перекидываясь взглядами. С осторожностью обнимать друг друга за талию и перебирать волосы. Поглаживать костяшки пальцев и целовать руки. –Дазай? – рыжий произносит его имя в попытке собраться с мыслями. Накахара с опаской отстраняется и кладет ладонь тому на щеку, заставляя смотреть себе в глаза. И он смотрит – Снимай плащ, обувь, пойдем. Дышать становится тяжело и Чуя заливается приступом кашля. Венки на шее становятся более видны. Этого и стоило ожидать, тревожность делает плоды, но каждый приступ как первый. И снова все по инструкции. Бегом к кровати и он хватает маленький флакончик под подушкой. Он встряхивает его и снимает колпачок. Дазай уже рядом, сидит на кровати и держит за руку, притягивая к себе, но не делая резких движений. Минута, две, всё снова в порядке, ну более менее, за исключением парочки нюансов. –Прости, – такое тихое и неуверенное звучит из уст шатена и эхом отдается в голове. Ещё одно удивление. За те долгие годы вместе, рука об руку, Чуя понял, что его язык любви это – прикосновения, тактильный контакт, это держаться за руки, обниматься, целоваться. Для Осаму сказать «я тебя люблю» или «ты мне дорог» было подобно испытанию. Его мимолётные касания, когда он просто клал руку на плечо, гладил по голове, перебирал волосы, дотрагивался до щек, так называемые телячьи нежности свидетельствовали гораздо больше слов. Касания плавные и неуверенные, деликатные, робкие, трепетные. Осаму забирается на кровать с ногами, не отрываясь от рыжего. Он утыкается носом куда-то в ключицу и вдыхает запах парфюма, всё тот же запах, о котором так не хотелось вспоминать. Только тогда он ненавидел его, слишком приторный, слишком сладкий, а сейчас готов был отдать всё лишь бы подольше так посидеть, лишь бы рядом, лишь бы вместе, лишь бы слышать размеренное дыхание где-то над ухом и чувствовать теплые руки, обнимающие за талию. –Осаму, – шатен произносит в ответ что-то невнятое – Дазай, пожалуйста, посмотри на меня – тёплые пальцы Чуи невесомо касаются подбородка парня и буквально заставляют смотреть в глаза, губы неконтролируемо расплываются в улыбке. –Почему ты улыбаешься? –Потому что ты плачешь, – коротко и ясно, сказал как отрезал и ещё куча подобных метафор. Это ведь правда и пазл в голове по кусочкам начинает складываться, а Чуя и подумать не мог, что Осаму таки помнит. Сегодня юбилей, сегодня прошло ровно десять лет с того момента, как парень ушел из портовой мафии. И это видимо заставило его наконец проявить эмоции – Расскажешь что произошло? –Как будто сам не знаешь и шато петрюс просто случайно оказалось под рукой. Накахара молчит, молчит потому что Дазай прав, они оба всё прекрасно понимают, но ничего толкового сказать не могут. Они смотрят друг на друга в полной тишине, только Чуя смотрит с восхищением, а Осаму рассеяно. Чуя любуется, а Дазай удивлён. Кареглазый такой красивый сейчас, как бы странно это не звучало. Его чудный профиль, кудрявые каштановые волосы с легкой небрежностью, аккуратные эльфийские ушки и карие глаза со вселенской печалью, тоской и безвыходностью, глаза полные усталости. Его бледные, тонкие, как у вампира губы, такие же холодные. Его музыкальные пальцы и тонкие руки, покрытые бесконечными бинтами, костяшки, так и хочется расцеловать его запястья, за его труд, за его бремя, за тяжелую ношу. Так хочется выцеловать его щеки, пройтись губами по острой линии подбородка, оставляя на белоснежной коже розовые засосы. Дазай такой пленительный, обворожительный, неотразимый, эстетичный, как будто сошел с картины Ренуара. Хочется лежать в обнимку и смотреть глупый фильм про любовь с обязательно хорошим финалом, абсолютно не вникая в сюжет. Хочется слышать его дыхание, хочется чувствовать его вечно холодные руки на своих, хочется лежать на его плече, хочется слушать его рассуждения, слышать его смех, такой родной, хотя он наверное и не догадывается, а может и знает, Дазай таки человек не глупый. Осаму – один человек и тысяча чувств. Он искусство, а его не объясняют, просто смотрят, делают вид, что, что-то понимают, и уходят. Радость и счастье от простого присутствия, смех и улыбка от простых прикосновений, пусть даже невзначай. Нежность, упоение, спокойствие, уют от объятий, безмятежность и приятный трепет от легких поцелуев в лоб или щеку. Доверие на совместной мисии и любопытство во время прогулки по улице, или просто сидя дома и смотря в окно. Восторг, ликование, восхищение, слушая его речи. Грусть, смятение, слезы. Рассеянность, подавленность во время разлуки. Стеснение, неловкость, волнение, когда он упрямо смотрит прямо в глаза, ухмыляясь. Опасение, сочувствие, когда он устал после тяжелого дня. Удивление и благодарность даже самым мелочам. Негодование, если чего-то не понимает и язвительность, если встал не с той ноги. Досада, если не получил, чего хотел. Обида, когда сам себя накрутил. Ревность, когда приходит понимание, что для него Чуя никто и ничего не может изменить. Или может? Тоска от осознания жизни и ситуации в принципе. От столь тяжёлых мыслей голова начинает буквально кипеть и рыжий опускает глаза, уткнувшись макушкой в грудь парня. Взгляд невольно цепляется за наспех закатанные рукава белоснежной рубашки Дазая, на лёгкую небрежность во всегда идеальном образе. Сквозь ткань бинтов в районе запястий виднелась алая кровь. Сразу заметно, что свежая, ещё даже запечься не успела толком. С каждой секундой напряжение тонкой струной натягивается между этими двумя и воздух наполняется свинцом. Рыжий медленно поднимается с кровати, спина чертовски болит. Пара беззвучных шагов в ванную комнату. Накахара осторожно берёт очки с полочки под зеркалом и сразу же надевает. Рядом шкафчик, он открывает дверцу, мечется между перекисью и хлоргексидином, таки выбирая второе, мысленно проговаривая, что Осаму уже и так жизнь потрепала. Вместе с этим достает еще вату со стрептоцидовой мазью, ну и эластичный бинт. Он так же быстро возвращается обратно в комнату. Осаму сидел все так же, опустив голову и бездумно глядя в пол. –Дазай? – тот откликается на имя и смотрит в глаза, видно думает о чём-то, но желания выяснить о чем именно у Чуи нет абсолютно. Парень подходит ближе, опускаясь на пол рядом с ногами Осаму. Очень осторожными движениями расстегивает две пуговицы и закатывает рукав повыше. Подушечками пальцев касается перламутровой кожи шатена, постепенно разматывая уже испорченный бинт. И снова шрамы, как говорил Дазай раньше – воспоминания. –Прости, – тихий шепот звучит оглушительно громко в гробовой тишине – Не воспринимай близко к сердцу. –Прости? Придурок, – каждое слово Осаму начинает бесить и желание резко ударить кулаком в стену становится всё больше, но нужно быть сильным. Поэтому Чуя молчит, лишь тяжело выдыхая и продолжает. Плавные движения ватой, хоть и не перекись, но рыжий все равно дует на раны. –Да прости. Прости, что я не могу поддержать разговор. Прости, что я не соответствую твоим ожиданиям. Прости, что я далеко не такой, кем ты меня видишь. Прости, что я плачу. Прости, что прошу тебя уделять мне внимание. Прости, что я не могу нормально высказаться и проявить эмоции. Прости, что я тебя разочаровываю. Чуя осторожно растирает мазь по запястью, сжимая челюсти до скрежета. Слова Дазая ранят, а толкового ответа у рыжего нет. Накахара внимательно наблюдает за Осаму, за каждой эмоцией на его лице, во время того, как деликатно заматывает новый бинт вокруг руки. В глазах Дазая сначала было удивление, видимо от неожиданной заботы, затем недопонимание ситуации, потом мягкость, он ухмылялся одним уголком губ. Сейчас же в карих глазах застыли восхищение от поступка рыжего, благодарность, интерес и любовь? –Спасибо, – Дазай помогает парню подняться, ласково касаясь его запястий. Он снимает с него очки, осторожно укладывая их на прикроватную тумбочку. И утыкается носом в шею шумно втягивая воздух. –Как же ты мне дорог, Осаму, – внезапный порыв откровенности неожиданно вырывается из уст Чуи. Но если что-то пошло не по плану, нужно делать вид, что так и должно было быть. Ловкие пальцы Дазая пробираются к огненным волосам, распуская хвост. Он забирается в яркие пряди цвета апельсина, чуть оттягивая назад. Чуя напряженно молчит, глядя прямо в глаза бывшему напарнику и будто пожирая изнутри. Тело прошибает током и по коже пробегает волна мурашек. Раньше он ненавидел, когда Осаму так делал. Он беспощадно разрушал идеально собранный хвост. Тогда Накахара ругался, буквально матом орал, так сильно не хотел признаваться, что ему нравится. Так проходит минута, две, пять. Напряжение неспешно уходит на второй план. Рыжий закрывает глаза, отдаваясь приятным ощущениям. Он сосредотачивается на пальцах Осаму, что все с таким же трепетно и нежно перебирают его волосы. На спокойном и размеренном дыхании. Раз, два, три – в д о х. Четыре, пять, шесть – в ы д о х. Дазай. Обычно он показывал себя умным и рассудительным, каким-то очаровательно-странным. Дазай – спокойствие и умиротворение. Чуя – безумие и агрессия, неспокойствие, переменчивость, неожиданность. Дазай – баланс , поддержка и опора, он многому учил, вдохновлял на творчество и спонтанные порывы нежности. Порывы нежности. Кажется сейчас самое время для них. Теплое дыхание за считанные секунды приближается и опаляет сухие губы Чуи леконьким порывом ветра. Поцелуй – сладкое касание чужих губ. Так неожиданно, прямо как тогда, в первый раз. В полном молчании и абсолютно спонтанно. Сотни иголочек пронзают нервные окончания, тело прошибает током. Сердце в висках стучит, как ненормальное, от адреналина ноги становятся ватными. Рыжий резко распахивает глаза, он чувствует, как губы Дазая расплываются в тонкой улыбке. Что сейчас происходит? Поцелуй – непредвиденное прикосновение губами. Поцелуй – момент наполненный бурей эмоций. Поцелуй – выражение симпатии или любви. Поцелуй – невесомый, деликатный, робкий, неуверенный, нежный, трепетный, пылкий. Осаму целует плавно, никуда не спеша, медлит, дразнит, затягивает до неистовства. По венам вместо крови начинает бежать пламя. Согревающее и одновременно обжигающее, приятно мучительное, возмутительно чудесное. Сейчас всё внимание Чуи сосредоточено на губах шатена, которые так умело и страстно ласкают его. Одна рука Дазая неторопливо перебирается на талию, чуть сжимая пальцы. Вторая касается подбородка, направляя. Странные, но чертовски яркие ощущения где-то в животе. Страх неизвестности вперемешку с доверием, вспоминая прошлые прошедшие года. Дикий протест вместе с желанием покориться и полностью отдаться лишь чувствам, что с каждой секундой всё больше сносят голову. Глаза Дазая почти черные, цвета космоса, смотрят в упор, будто спрашивая разрешения, но где-то в душе Осаму знает, что оно ему и не нужно. Он улыбается так откровенно и самоуверенно, разглядывая давно знакомое лицо бывшего напарника. Дазай как кот, что играется со своей жертвой, с бедной мышкой, которую уже не спасти. Совсем неравная игра, но никто ведь не собирается сдаваться. Ещё секунд пятнадцать колебаний и Накахара охотно подаётся вперед. Дазай обеими руками обхватывает лицо рыжего, притягивая ещё ближе. Он откидывается на подушку и одним движением усаживает парня себе на бедра. Азарт между обоими разжигается все больше. Поцелуй – такой же, как и все их действия до этого. Взбалмошный и несдержанный, страстный и колючий, но все такой же приторно сладкий и нежный. На грани откровенной ненависти и непреодолимого влечения друг к другу. С приправой из адреналина. Ещё несколько мгновений-искр огня и губы разделяются. На языке Осаму отдается терпкий привкус вишнёвых сигарет с каплей вина. Губы горят от недавних прикосновений, приятно покалывают и Дазай проводит по ним пальцами. В бушующем огне страсти они спалили дотла абсолютно всё, что могло стоять между ними. То долгое эмоциональное напряжение из-за тяжёлой ситуации в жизни требовало разрядки, при чём немедленно. Секс, как помочь и поддержать в трудный период жизни. Секс, как способ снять напряжение в этот тяжелый момент. Секс, как способ проявить свою любовь, если по-другому не получается. Секс, как некий способ выразить свои эмоции, не нанося никому вреда. Секс, как способ вспомнить былое, как вновь провести лезвием по старым уже давно зажившим шрамам, так сказать навести контур. Руки Чуи, пару минут назад успокаивающие парня, сейчас медленно расстегивали пуговицы белой рубашки Осаму. По одной, никуда не торопясь. Ладони шатена легли на бедра Накахары, чуть поглаживая. Он внимательно смотрел за дрожащими пальцами рыжего, что с таким упорством пытался сделать это как можно быстрее. Но не выдержав наконец Чуя одним резким движением сделал так, последние три пуговицы с хрустом разлетелись куда-то в сторону. Дазай лишь усмехнулся и залился тихим, почти мурлычащим смехом. Рубашка полетела в сторону. Голос Осаму вибрировал на грани тихого рыка, в его карих глазах читалось не просто желание, а жгучий голод. Обе ладони Накахары легли на холодную грудь бывшего напарника, по спине пробежались мурашки. Легкие невесомые мокрые поцелуи Чуи так нежно покрывали шею парня, касания его языка возбуждали и будоражили. Дрожащие от страсти руки, тонкие пальцы играли, дразнили. Ловкость рыжего заставляла сгорать от трепета и наслаждения. То, как хорошо он знал каждую клеточку тела Осаму, каждый миллиметр его кожи, каждую эрогенную зону. И то, как быстро он брал контроль над ситуацией, перехватывая инициативy поистине сводило с ума. Трепет от контраста температур тел, разливающееся по телу тепло от требовательных прикосновений друг друга. Страсть постепенно переростающая в алчное, нетерпеливое торнадо. Они горели, то ли кусая губы друг друга, то ли лаская, парни нетерпеливо скинули мешающую одежду. Запах вина, витавший в воздухе заставлял расслабиться и отпустить весь негатив, отпустить всё, что было до этого, ссоры, обиды. Каждому человеку, которому вы доверяете, в руки достается нож. Им он может защитить вас или убить. Угнаться за двумя зайцами почти невозможно, но у Дазая, кажись получилось. Сначала привязать к себе, потому уйти, сначала заявиться домой в истерике, а потом зализывать раны. Давняя ненависть уступает место разгоревшейся в их сердцах страсти. Полусогнутые пальцы Осаму касаются диафрагмы, опускаются к животу, рука невольно задерживается там, а потом парень ведет ее ниже. Голубые глаза, точно два неба, наблюдают внимательно, боясь мало-мальски пошевелиться. Чуя и дышит то через раз. Одно резкое движение. Дазай оказывается сверху, нависая над парнем. Он тяжело дышит, пытаясь утихомирить свой пыл. Чуя тяжело выдыхает, когда рука Осаму резко ложится на его член, делая движение «вверх-вниз» и сжимая член у основания. Рыжий не двигается, только комкает пальцами простынь до побелевших костяшек. Трение от каждого движения ловких рук Дазая отдается тихими стонами Накахары, он закусывает нижнюю губу. Острый кадык на запрокинутой шее, высоко вздымающаяся грудь. Движения рваные, быстрые, как настоящий огонь. Кажется в воздухе разлилось волшебное марево, вскруживающее голову, отключающее мысли. Возбуждение делает нервные окончания чертовски чувствительными, волны удовольствия одна за другой, проходятся по телу не хуже тока. Рука Осаму ложится на внутреннюю сторону бедра и медленно поднимается вверх. Он наклоняется, выцеловывая низ живота и выпирающие тазовые косточки. Банальные действия, но даже от них Чуя дрожал и ноги подкашивались. Так приятно, так непривычно, так тепло, и сдавленные стоны сами по себе вырываются из красных уст. От такого буквально выносит мозг, возбуждение накатывает постепенно, равномерно, оно ускоряет пульс и заставляет грудную клетку гореть. Чуя пахнет нежностью и приятной негой, а ещё вином и сигаретами, такой сладкий запах, от которого Дазай всегда пьянел, да и сейчас ничего не изменилось. Осаму обожает каждый изгиб его тела, каждую линию, он ласкает горячую в агонии кожу, водит ладонями, целует губами. Так плавно и нетеропливо, самовлюбленно и откровенно наслаждаясь. Сейчас Накахара полностью в его власти, способный только вздыхать, на самой грани слышимости, постанывать и невольно подставляться, покорно следуя приказам рук шатена. Чуя, кладя руку на подбородок парня, придвигает его к себе, целует. Расслабленно, сладко, мягко. –Тумбочка, нижний ящик, – едва слышно, на последнем дыхании выпаливает рыжий. Дазай быстро отстраняется, пара движений и маленький пузырек лубриканта щелкает в руках Осаму. Он хлопает парня по бедру и тот поворачивается, становясь на четвереньки. Никаких резких движений, только нежная, неторопливая подготовка. Шатен медленно и осторожно раздвигает его бёдра, мажет скользкими от смазки пальцами меж ягодиц. Накахара максимально расслабленный и податливый, он подаётся вперёд и сладко стонет, когда Дазай дразня задевает простату. Руки беспокойно теребят простынь, хочется большего, хочется молить о том, чтобы Осаму наконец-то вошел, хочется чувствовать его внутри, сжимая мягкие стенки, хочется сделать ему как можно приятнее, хочется его полностью, окончательно и безповоротно. Рыжий вправду пытается сказать что-то более менее внятное, но получается лишь захлебываться стонами, что с каждым разом всё больше и громче вырываются из его груди. Пальцы неожиданно выходят с чертовски пошлым звуком, Осаму понял, что уже достаточно. Ещё один поцелуй, такой же глубокий и нежный. Накахара выдыхает, когда Осаму входит одним невыносимо медленным движением. Чуя прогибается в спине, стискивая зубы от столь непривычных ощущений. Становится тесно и тепло внутри, и наслаждение прошибает тело резким разрядом удовольствия. Он уже готов кончить от первого толчка, прямо как малолетка на концерте BTS, когда Чонгук вышел на сцену. Как же это прекрасно. Как он хочет. Двигаться Осаму начинает спустя вечную минуту. Он погружается глубоко, медленно, переплетая свои пальцы с пальцами Накахары и тот сжимает их в кулак. Чуя стонет все громче, начинает двигаться навстречу, зависнув на самой грани реальности. Дазай целует его спину, оставляя легкие мокрые следы, посылая волны возбуждения и удовольствия по телу. Чуя стонет громко, скулит, подается навстречу резче и сильнее, вынуждая двигаться быстрее. Его ресницы дрожат, губы приоткрыты, видел бы шатен его лицо, не смог бы и на секунду оторваться. Откровенный, открытый, такой беззащитный в своем удовольствии. Они кажется любят друг друга, до сих пор и так сильно, сердцу от этого больно. Дазай готов начать верить в бога и молиться за то, что он таки решился прийти сюда сегодня. Что Чуя рядом, в его руках, стонет от невыносимого удовольствия и просит ещё. Плавная красивая линия спины, сильные широкие плечи, атласная кожа, стройные бедра, тело Накахары буквально заставляет сходить с ума от одного лишь взгляда. Так плавно, медленно, нежно, так приятно и ласково. Дазай двигается неспешно, с интересом наблюдая за языком тела рыжего. Он заботливо целовал спину, пытался отвлечь от неприятных ощущений, оставляя лишь хорошие. По телу Чуи проходит дрожь. Он жалобно стонет имя Дазая после оргазма, чуть ли не мурчит, и позволяет брать себя в нужном ему ритме. А тот накрывает его собой, поворачивая наконец к себе лицом, обнимает и глухо, почти отчаянно стонет, прижавшись открытым ртом к его шее. Он двигается глубоко, сильно, сходя с ума от ощущения почти-оргазма, от которого перехватывает дыхание и из груди невольно рвется рык. Кажется, что еще секунда, одно движение — и вот оно. Он уже почти скулит и хнычет, когда чувствует руки на своих плечах. Чуя сжимает пальцы, вынуждая его остановиться, а потом целует. Глубоко, непристойно, очень сладко. И Осаму наконец срывается в свою личную бездну. Бездну голубых глаз. Бездну любви? –Иди ко мне, — кивает парень и Дазай прижимается к нему, положив голову на грудь, что то и дело поднималась и опускалась, не отойдя от бешеного темпа. Осаму прижимается к нему щекой, невольно слушая быстрое биение сердца и неровное дыхание. — Не прогонишь же меня? — он улыбается. Он сейчас похож на милого мальчишку, признавшегося в любви девчонке, к которой его давно тянуло. Будто она сейчас испарится или в одночасье исчезнет, оставив его одного.