16 ноября 1991 год
— Лоре, иди и приготовь ужин! Твоя мать совсем уже разленилась! — приказывает отец, зайдя в мою комнату. Я сижу за домашним заданием. Мне явно не до отца. А что до мамы? Прошло уже два месяца с рождения Марлен, моей младшей сестры. Она родилась третьего сентября и к сожалению, у мамы после выписки началась послеродовая депрессия и неделю назад ей диагностировали проблемы с сердцем. Теперь же отец скинул на меня всю работу по дому, включая уход за младшей сестрой. Ему абсолютно наплевать на то, что мне всего четырнадцать. Вдруг я слышу, как отец ругается с мамой, говоря ей, что та ленится. Боже, какой же он урод… Он не понимает, что маме очень плохо. Ей приходится покупать очень дорогие лекарства. Радует иногда, что папа часто пропадает на работе. Хотя и мне пришлось найти подработку, из-за нехватки денег. Внезапно я слышу плач Марлен из еë комнаты. Я встаю из-за стола, откладываю учебник с тетрадью в сторону и иду успокаивать свою сестру. — Т-с-с-с, — говорю я, беря сестрëнку на руки. — тише, Марлен. Я не знаю, что она хочет. Голодная? Испугалась чего-то? Ей надо поменять подгузник? Без понятия. Остаëтся лишь догадываться. — И чтоб не было такого больше! Плохо ей, видите ли! — отец захлопывает дверь в их общую с мамой спальню. После этого он видит меня с плачущей сестрой на руках и раздражëнно продолжает: — Лорелея, заткни уже еë! Она только и знает, что орать! — Да? Прямо как ты! Ты только и делаешь, что орëшь! — огрызаюсь я, качая сестру на руках. — Давай быстрее! Заткни её! Моя младшая сестра снова заплакала. Скорее всего, она именно испугалась. А отец уходит на кухню, видимо, ждать ужина. Неужели так трудно хотя бы сварить себе макароны? Я не понимаю. Он только и делает, что орëт да поднимает на меня и маму руку периодически. Мудак хренов. Мне таки удаëтся успокоить Марлен. После чего я иду на кухню, параллельно проклиная отца и ругаясь себе под нос. Ненавижу его… просто ноль внимания ко мне проявляет. Для него я — прислуга и обслуживающий персонал, ничего более. Вряд ли он во мне видит личность, чего стоит одна его фраза: «Твоего здесь нет ничего. Не заработала!». А сам транжирит свою зарплату куда-то… недавно узнала, что в заначку откладывает. Как бы мне стыдно не было, но я частенько ворую оттуда. В основном потому что мне надо оплачивать обучение, покупать продукты и прочее. Черт, он даже на это деньги с трудом даëт! Аргх! Бесит… Стоит мне прийти на кухню, как я вижу отца, который сидит и щëлкает каналы. Что, ждëшь своего ужина, да? Ну так сейчас получишь. Я быстро достаю продукты и начинаю готовить. Сегодня на ужин куриный суп. Вот я кладу тарелку с супом на стол и говорю: — Ну что, пап, твой «долгожданный» ужин на столе стоит! Ноль реакции от папы. — Да оторвись ты наконец от телека! — кричу я, выхватывая пульт. — Эй, ты что творишь?! — возумащется папа. — Кушать подано! — говорю я. — Надеюсь теперь ты доволен? Папа недовольно смотрит на меня, после чего фыркнул. Что, не нравится? А мне каково, когда ты каждый раз так со мной? Отец садится за стол и пробует суп. После чего он произнёс: — Я ЭТО ЕСТЬ НЕ БУДУ! — О, правда? Чем же тебе так он не понравился? — спрашиваю я. — Ты просил ужин — я и приготовила. — Могла бы что-то другое! — Ну что именно?! Чёрную икру на блюдечке что ли принести?! Папа ничего не отвечает. Лишь ударяет меня. От таких сильных ударов снова синяки на руках и лице будут… Не в первый раз уже терплю это… привыкшая. Однако я не стала это терпеть и просто хватаю тарелку с супом и выливаю отцу на голову. Он кричит, я же в это время убегаю на второй этаж. — Стой, сука, а ну иди сюда! — слышу я позади себя. Я быстро забегаю к себе в команту и закрываю её на замок. Затем слышу стуки в дверь и крики отца. О нет, ты не доберëшься до меня. Не сегодня. А отец продолжает орать за дверью: — Дверь открой, шлюха ты малолетняя! Он вечно меня так называет. Ни разу не слышала ласковых слов от него. Думает, что я уже давно сплю с первыми встречными. Ошибаешься, пап. У меня не никогда было отношений, да и вряд ли будут. Пока. Говорят, что девушки больше ищут партнëров, похожих на своих отцов… Nein, danke. Мне не нужен партнëр абьюзер и трутень, не способный ничего сделать. Не нужен тот, кто не приспособлен к самостоятельной жизни… Не нужен и мудак, у которого рука не поднимается ни на что, кроме женщины. Я слышу, как хлопает входная дверь. Отец ушëл. Я вздыхаю с облегчением. Открываю дверь своей комнаты и иду к маме. Она до сих пор плачет, это слышно даже через закрытую дверь. Я открываю дверь спальни. Мама сидит на кровати и плачет. Я подхожу к ней, обнимаю её и успокаиваю: — Всё хорошо, мам! Всё будет в порядке! — Прости, прости, Лорелея! — извиняется мама, обнимая меня. — Прости, что тебе приходится терпеть весь этот ужас… — Ты ни в чëм не виновата, — говорю я. — это всë папа… — Да нет, Лоре! Это я виновата! Прости меня, пожалуйста! — В чём, мам? В том, что отец такой мудак? Не вини себя. — Нет, я виновата в том, что вам с Марлен приходится расти в таких условиях… — Мам… — я обнимаю маму. — прошу, не обвиняй себя в этом. Мама лишь молча обнимает меня. Она не виновата ни в чём, но продолжает винить себя в том, что мы с Марлен вынуждены терпеть издевательства и крики от папы. Мама, в этом нет твоей вины… Проходит какое-то время, прежде чем мама успокаиватся окончательно. Я даю ей лекарство, а после ухожу. Сейчас ей нужен отдых. Теперь пришло время для другого… своровать деньги у отца. Я видела как-то раз, как он поставил деньги в старую сахарницу, которая досталась моей маме по наследству. Так, никого нет. Я подхожу к стеллажу, а конкретно — ко второй полке. Открываю крышку и беру тысячу долларов. После чего закрываю крышку и потихоньку ухожу отсюда. Мне не хватало около двухсот долларов, чтобы заплатить за учëбу. Остальное восемьсот я отложу на еду и мамины лекарства. Я до сих пор поражаюсь, что папа не замечает пропажи такой крупной суммы как одна, две, три тысячи долларов… у него самого отложена побольше этого. Интересно, для чего же?***
26 октября 1994 год
— Уоррен, что ты хочешь сказать этим? — мама шокирована тем, что ей сказал отец. — То и хочу, Сьюзен, — говорит отец. — вокруг полно интересных женщин. Не то, что ты… В тот день я только пришла со школы, когда услышала эту новость. Я и не подозревала о том, что отец изменяет маме… нисколько. Я занята либо учëбой, либо мамой, либо работой, либо же Марлен. По вине отца, полгода назад, моя сестра оказалась в инвалидном кресле. Сказал, что они попали в аварию. На наше с мамой счастье, Марлен осталась в живых. Но с серьëзными последствиями… теперь моя сестрëнка не сможет самостоятельно ходить в школу, гулять в парке, играть в догонялки с другими детьми… она прикована к инвалидной коляске навсегда. Хотя врачи и сказали, что Марлен сможет встать на ноги. Но на это нужны деньги. Немалые деньги. Которых у нас нет. — Что случилось? — спрашиваю я. — Лорелея, отвали! — рычит отец. — Не лезь во взрослые разговоры! — Уоррен, прекрати! — кричит мама. Отец подошёл к стеллажу, открыл крышку сахарницы и принялся считать свои деньги с заначки. — Какого хрена пропали двадцать тысяч долларов?! — орëт папа. Впервые заметил пропажу. Я забрала эту сумму позавчера. Эти деньги нужны Марлен и маме. Конечно, для Марлен сумма небольшая, но тем не менее уже есть какая-то. — Ëб твою мать, Лорелея! — орëт на меня отец в полном гневе. — Куда пропали мои деньги?! — Откуда мне знать? — огрызаюсь я. — ГДЕ ДЕНЬГИ, СУКА?! — Да откуда я знаю, а?! Отвали! — рычу я. И тут-то и началось самое непоправимое… отец хватает мою руку и замечает в ней деньги. — И после этого ты говоришь, что не знаешь где они?! — орëт папа. — ВОРОВКА! СУКА! МАЛЕНЬКАЯ ДРЯНЬ! Он просто выхватил у меня несколько купюр… Половину из той суммы, которую я забрала. А затем он схватил меня за волосы и несколько раз ударил меня об стену. После чего отец схватил вешалку и стал наносить мне удары за ударом. — Что больно? — кричит отец. — Будет уроком тебе, сучка! Я просто плачу… у меня нет сил сопротивляться. Наверняка останутся шрамы после такого… Да, я воровала, но мне не стыдно. Нисколько. Я собираюсь с силой и выхватываю у отца пять тысяч долларов, после чего получаю новую порцию тумаков. В конце-концов он прекращает меня бить, после чего уходит, сильно хлопнув дверью. А я лежу на полу в гостиной… со слезами на глазах, избитая, сжимающая деньги в руке. — Лоре?.. — из-за угла показывается мама. Я поднимаю свою голову и смотрю на маму. Она приходит в ужас, увидя меня. Тут же подбегает ко мне и проводит рукой по моей щеке. — Боже! Что он с тобой сделал?! — ужасается мама. — Он… — пытаюсь проговорить я через слёзы. — Он ударил меня… — За что?! Это не «ударил», а избил. Боже мой… — Я… — я пытаюсь найти в себе силы сознаться маме. — я воровала деньги у папы… — Что?.. — Да, я воровала. Но не из злых намерений… я просто хочу помочь тебе и Марлен. Мама ничего не говорит, а лишь молча обнимает меня. Я слышу, как она всхлипывает. Ей тяжело принять то, что отец ушëл от нас… Но возможно это даже к лучшему. Вечером ко мне должна зайти Клаудия. Нам задали совместный проект по истории. Но к сожалению, я не смогу прийти в школу… из-за тех синяков, что мне нанëс отец. Мама сказала, что завтра поведëт меня к врачу. И, возможно, мне долго придëтся не выходить из дома. Вдруг я слышу, что кто-то стучится в дверь. Мама подходит туда. — Кто там? — спрашивает она. — Это я, Клаудия! Я пришла помочь Лоре с проектом по истории! — Клаудия! Проходи пожалуйста. — говорит мама и открывает моей подруге дверь. — Здравствуйте! А где Лоре? — Лоре у себя в комнате. И, пожалуйста, будьте потише. Просто Марлен спит. — говорит мама. — Хорошо, я постараюсь. — уже вполголоса отвечает Клау. Я слышу, как дверь в мою комнату открывается, я поднимаю глаза и вижу Клау. Она смотрит на меня, ужаснувшись. После этого блондинка роняет рюкзак с тетрадями и учебниками. — Боже мой, Лоре! Что с тобой случилось? Ты вся в синяках! — с волнением произносит Клау, подходя ко мне. — Ничего такого… — отвечаю я. — просто… отец избил за воровство. — За воровство?! А где сам мистер Митчелл? — Он ушëл. Оказывается, он изменял маме всë это время. — говорю я. — Какой же он мудак! — Мудаком был, мудаком и останется! — говорю я, — Знаешь… я даже рада, что он ушëл… — Я тоже. Но всё-таки… Почему ты воровала? — спросила Клау. — Почему я воровала? Всë очень просто: я не могла заплатить за учëбу, нам порой не хватало на еду… да и я решила собирать деньги на лечение Марлен и мамы… Клац обнимает меня, а затем успокаивает: — Бедная… Но не переживай, всё будет хорошо! Я ничего не отвечаю. Лишь молча смотрю на подругу. Мне просто хочется сказать спасибо за то, что ты есть, Клаудия…***
Настоящее время
— Лорелея! — девушку из воспоминаний выводит мужской голос. — А, Джим! Что такое? — спрашивает Лоре. — Всë нормально? — спрашивает Рут с явным беспокойством в голосе. — Ты сидела и смотрела в одну точку. Я звал тебя, но ты не реагировала. — Да-да, всë хорошо, — говорит Митчелл. — я просто задумалась о том, что было давно. — Ого! А что было? — Скажем так… не очень приятные вещи. — Лори опускает взгляд. — Может расскажешь?.. Если тебе станет легче, конечно же… я вижу, что не всë в порядке. — Тебе правда так интересно об этом знать? — Конечно! — Джим, я просто скажу, что это были не очень приятные вещи и они связаны с моей семьëй. В частности, с моим отцом. Одно скажу: он не живëт с нами уже долгое время. Вот и всë. С этими словами, Митчелл принимается складывать оставшиеся вещи в сумку, закончив с этим, девушка уходит из гримëрки. Джеймс смотрит ей вслед и думает об одном: — Не очень приятные вещи, связанные с отцом? Может, он её оскорблял её? Или даже избил? Если честно, я его уже ненавижу…