Ханахаки

Антон плачет в подушку, задыхаясь. Сжимается в маленький комочек, не зная, что делать с собственными чувствами. Он всё продолжает откашливать прекрасные розовые лепестки вперемешку с алой кровью. Антон умирает от любви. Дима сочувствующе смотрит, но не влезает. Бесполезно. Сергей осуждающе качает головой, бросает едкое «педик», но каждый раз всё равно приходит навестить. А Арсений… кажется, не замечает его вовсе. Не замечает то, как он заходится кашлем, как искренне пытается быть ближе, лишь бы чёртовы цветы не душили горло, раздирая его изнутри… Он больше не в силах терпеть эту боль. Сначала пытается спрыгнуть с крыши. Безуспешно. Крыша оказывается слишком низко расположенной к земле, что привело бы не к смерти, а к… К чему бы это привело Антон не знает, однако проверять не хочет. Потом резал запястья. К сожалению, вновь успеха не достиг. А шрамы от лезвия в итоге обрабатывал, и они заживали, и вновь этого делать он не решается, да и не особо хочется. Потому что он твёрдо намерен продолжать жить. Только теперь не с целью стать актером, а, чтобы пережить эту болезнь. Возможно, он хочет доказать, что Арсений тоже его любит, но он считает что это возможно, но очень маловероятно. Только стебли, сжимающие его сердце слишком сильно, так не думают. Эти цветы душат его, разрывают не только тело и горло, но и душу. Они напоминают ему, что долго он не протянет, и что Арсений совершенно-точно его не любит. Эти цветы все время рвутся наружу, душат, убивают… Они дарят ему боль.

Нет. Не так. Арсений дарит ему боль.

Антон так не хочет продолжать. Но сделать он ничего не может — лежит в своей комнате второй день, откашливая окровавленные лепестки. И Арсений не приходит к нему второй день. В какой-то момент цветы прекращают сдавливать внутренности, оставляя лишь непривычную пустоту и лёгкость. Сначала хочется улыбаться, а потом опять плакать. Если цветы исчезли, значит с их связью что-то не так… И Антон, кладя сердце на руку, признает, что лучше бы продолжил так откашливать лепестки, чем чувствовать пустоту. Он анализирует и приходит к выводу, что тут что-то не то. От этого осознания только хуже. Оно и лучше, думает он. Актеру не знакомы чувства, думает Антон, изучая незамысловатые узоры на обоях. Только это ни черта не лучше. Пустота только сильнее давит. Обжигает душу. А Арсений всё ещё молчит, снисходительно улыбаясь, будто бы не понимая. И Антону остается только улыбаться в ответ, делая вид, что ничего не происходит. А дома продолжать плакать в мокрую от слёз и крови подушку…