Замена подделки

      Красные бутоны цветов благоухают перед золотыми струящимися лучами солнца. Лёгкий ветерок перешептывается с кроной деревьев, сбивая с самых верхушех перезрелые плоды, что уже начали по тихоньку гнить, сливаясь с абсолютно молодыми и сочными яблоками. Холмистая местность создавала перед глазами сказочный пейзаж, но если пойти к этим самым холмам, казалось, что они растворялись, выравнивая землю перед собой. Шум карнавала, что празднует несколько дней и ночей подряд вся империя,один раз в два года, сбивал с ног, даже в нескольких километров от деревень,где происходило торжество. Но даже такой шум не мог вывести из раздумий девушку, чьи голубые,словно перья ангела глаза были устремлены в траву, ища в ней ответы на самые волнующие её в данный момент вопросы. Ивонна Экхарт–имя девчушки, в чьём теле поселился упитаный болью дух. Совсем недавно она, Лейла, вышкребыла из этого невинного дитя сгустки отчаяной души, пытаясь поместиться в ней. Она до сих пор помнит слова, что нашептывала ей, создавая разинутую болью дыру в сердце. Ещё она помнит и первую встречу с тем нищем ребёнком, чьи волосы отливали нежно розовым. Таким же, как и у Ивонны. В её глазах тогда плескались не искренния надежда и готовность сделать все, что угодно ради крова и зачерственевшего куска хлеба, а отчаяние и недоверие. Злой дух, не обревший ещё тела, готов был поспорить, что если бы она не свалилась от нехватки сил прямо в ноги того жалкого герцога, то она бы уже бежала от него, пытаясь спасти свою жизнь. Тогда Лейла усмехнулась. Она видела сходство между ею и ней. Такая же безысходность, которая съедала все сердце, готовое остановится от незнания будущего, и слезы, которые текли глубоко внутри, не показываясь на впалых щеках, лишь бы не показать слабость перед людьми, что проходили мимо, совсем не заботясь о других. Это было больше, чем столетие назад,но зеркальность вырожения Пенилопы и её в тот роковой момент, она помнит даже слишком отчётливо, чем хотелось бы. С того самого момента, как она услышала имя девочки, потомок клана Лейла стала её мысленно называть Пени. Максимально ласково для неё. Наверно, Лейла когда-то давно тоже хотела существо, которое будет её называть так же нежно. А ещё она уже запомнила этот, до безобразия и скрежета в зубах, великолепный сад. Она детально помнила все, вплоть, до растущих под каждым деревом цветков нежной ромашки, которые единственные в поместье не были элементом роскоши. Казалось, что выросли они здесь совершенно случайно, а не уставшая девочка с малиновым волосами, которые наполнились цветом со временем, и стали так отличаться от мягкого цвета локонов настоящей сестры братьев Экхартов, когда-то давно высадила их, в надежде уйти от всего того бездельного богатства. Не в первый раз, после привода Винтером в это герцовство, Рейнольд вместе с Дереком кружились около неё, зачарованные неполноценным зеркалом, показывая этот сад. Помнит, как с ухмылкой на губах, смотрела на замену этого тяжёлого тела, которая так же наблюдала за ней и её братьями. Каждый раз, появляясь в жизни Экхартов, она наблюдала за скорченным, очередным предательством, оскалом. Казалось, что сколько раз её уже предавали, боль должна была давно отпустить, но видимо, для Пенилопы-неродной дочери герцога—это было гораздо больнее, чем каждый раз терпеть вонзающее острее, только что заточеного, меча в её части тела. Да и не Лейле её судить. Она тоже проходит все невзгоды судьбы ради братьев, ненавидя и коря себя,думая, что лучше бы запечатали её одну, пусть лучше она мечется в той безграничной мгле. Но у неё хотя бы есть на что стремиться. В конце все же её браться будут освобождены, и они все вместе уничтожат весь людской род. А у Пенилопы Экхарт нет ничего, для чего бы та могла стараться. Спасти мир? Серьёзно? Она уже не маленькая, чтоб мечтать о подобном. Да и слишком ожесточённая за эту жизнь. Крохотное неразумное дитя. Добиться любви от псевдо-семейки? Смешно. Пени хоть и жаждет любви настолько, что готова идти по головам, так же, как и Лейла, но она и не настолько глупа. Инстинкт её рода, что уже запечатывал её клан? Хах. Он даёт ей некое преимущество, но не желание его использовать. Спасти только себя? Сто процентов нет. Лейла уже предлагала ей, в одном из оборотов, спасти её жизнь, что бы она стала верным служащим клана или даже единоличным владыкой земель. Но на это предложение она получила лишь плевок в лицо, после чего её вывели из темницы и казнили при всех целях, что смотрели безразличным, затуманенным взглядом. Так же в одной из попыток уничтожить последователей клана, кажется, в шестнадцатой, Лейла и считать забыла после сорок седьмой вроде бы, жизни, некровная Экхарт пыталась сама убить зачарованных "Ивонной" мужчин со слезами на глазах. Но это было не неразумное, безумное и молниеностное решение, свихнувшегося человека, который сошёл с ума,после стольких неоправданных смертей, а полноценный план, который прорабатывался особенно чательно. Как "доказало" следствие, Пени даже подмешала неизвестный яд, который не имеет ни цвета, ни запаха и при вскрытие его не обнаружить, а магией не очистить. Лейлу тогда даже пробил некий мондраж нескрываемого восхищения. Истинная злодейка была готова даже выцаропать глаза Дереку, который с язъяренным взглядом, не дал договорить ей монтру про создание нового, совершенно восхитительно яда,который мог бы помочь ей бесследно отравить всех представителей королевского рода и забрать тот трехклятый осколок. Но и у духа тоже были морали. Она не собиралась использовать оружие своего соперника против него же. Не собиралась. Иронично, что именно его Ивонна и подмешала новой, не родной Пенелопе Экхарт в бокал. Конечно, она собиралась его выпить сама. Ей бы ничего не было, но эта девка явна решила облегчить ей работу. Первая встреча с этой Пенилопой произошла слишком неожиданно. Иклис, как и обычно одна из целей, начал раскрывать перед ней высокие двери, ведущие в особняк перед ней. Как обычно светило солнце, действуя на нервы ей и, как была уверена Лейла, Пенилопе. Как обычно кто-то из слуг шептался про слухи о много лет назад пропавшей девочки из дома Экхартов, с волосами, словно лепестки роз, и глазами цвета чистого, лазурного моря. Как обычно она шла уверенно, предчувствуя, как взглянет своей оппонентке в глаза с выигрышной улыбкой, показывая, что снова у малиноволосой случился некий провал, который сопровождался её смертью. Лейла снова, даже не задумываясь, раз так двухсотый, поднимает голову, высматривая длинные, вьющийся к концу волосы, что плавно бы обварачивали бедра. Но вместо тёмного, фиолетового платья она видит сменившийся на нежно-розовый подол юбки. Тогда её как-будто паролизавало, и громкие возгласы герцога, о неправдивости слов личного рыцаря приёмной дочери, Лейлу даже не колышали. Она сглатывала вязкую слюну, не в силах оторвать взгляда от таких непривычных рюшечек, что обрамляли тонкую талию "подруги". Зрачки глаз дрожали, а в уголках глаз, из-за нечастого моргания скопились маленькие бусины слез. Дрожа, она быстро стала окидывать абсолютно знакомое, до каждого сантиметра, лицо. Такая же нездорово белая кожа, синяки от недосыпа, скрытые за толстым слоем белой пудры, что ещё более делало её лицо бледным, и слишком выделяющиеся на этом лице аквамариновые глаза..... Но на этот раз, спустя пару лет одинакового, безразличного взгляда, он был испуганый и до ужаса чужая ненависть присутствовала в нем, но гораздо в меньшей мере . Как-будто она забыла из-за чего проживает эти моменты раз за разом. Казалось, что ресницы, что каждый раз прикрывали собой утомленные очи, сейчас смотрели вверх, предавая взгляду ясность и незнакомую детскую наивность. Лейла тогда всю ночь закусывала губы до крови, не осознавая перемен в Пенелопе Экхарт. Сначала она думала, что это все лишь очередная уловка, и её старая приятельница идеально овладела актёрским мастерством. Но на следующей встрече, которая произошла через пять дней, совершенно случайно для Пенилопы, и не так случайно для Лейлы, в коридоре, "Ивонна" окончательно убедилась, что её маленькая Пени исчезла. Именно тогда, когда прижатая к холодной стене фальшивка, стала жалобно выть, пытаясь острыми ногтями, такими же острыми, как и в последнюю их встречу в прошлый раз, проткнуть молочную кожу руки Ивонны. Она тогда убежала, но не потому что смогла это сделать сама, а потому что Лейла её отпустила. Играться с кем-то по мимо Пени–было скучным занятием. Слишком скучным и больным. Новая Пенилопа убежала, а вот Лейла осталась стоять в том коридоре. Совершенно опустошенная и никчемная. Единственный человек, из-за которого она чувствовала сёбя не одиноко в этих хаотичных жизнях-ушёл. Лейла была предана своей бедной Пени. В её рту ещё никогда не было так горько от утраты чего-то важного. Кровавые следы на руках, оставленные кем-то неизвестным неприятно зудели. Безумная, натянутая улыбка растягивала губы, создавая на них трещины, из которых мигом шла кровь. В таком состоянии её нашла служанка, которая не единожды подмешивала яд и наркотики Пени, по просьбе "Ивонны" . На самом деле, в этом герцовстве не осталось ни одного человека, который бы не приложил руки, к смерти "сумасшедшей собаке Экхартов". Служанка, как выяснила позже Ивонна, хорошо отзывалась о нынешней Пенилопе и восхищалась ею. О не настоящей ей. Это ввело духа в полное бешенство. Конечно, сама Лейла много раз изрезала Экхарт запястья, подстовляла её, убивала собственными руками, просясь быть её личным полачом и сама же причиняла Пени боль. Но она никогда не ненавидела её. И никогда бы не приняла замену. Эти слепые уроды просто закрыли глаза на совершено чужого человека. Они вознесли подделку к ангелами, когда настоящую рвали на куски и измывались, как могли. Это доводило до кипения Лейлу. Она хотела вырвать язык всем, кто хоть когда-то сказал что-то хорошее про эту мерзкую дрянь,которая заняла место и тело её маленькой соперницы. Сейчас, вспоминая последнюю встречу, которая, как бы это странно не звучало, произошла на обрыве в полночь, ровно там, где оканчивается герцовство Экхартов,"Ивонн" понимает, что тогда Пени была уже на исходе своих сил и не могла дальше продолжать свое перемещение во времени. Тогда, зелёные глаза сменились на грязно-коричневые, без единых отблесков,а худые жилистые руки, обычно крепко сжатые в кулаки, больше походили на две обвислые палки, с переплетением сосудов, жилок и вен,а блестящие волосы со всеми кудрями, превратились в прямую солому. Пенилопа была одета лишь в ночную рубашку, хотя тогда была середина прохладной осени. Казалось, что она не чувствовала холода вообще, в то время, как сама "Ивонна" содрогалась всем телом, задерживая дыхание во рту, чтобы хоть каплю согреться. Тогда Лейла лишь усмехнулась, слыша ржание лошадей в дали. Значит, кронприц и Дерек с Рейнельдом уже заметили её пропажу и бегут её спасать. Увидя их здесь совсем одних, они сделают неправильные выводы и как и было уже обыденно-убьют шестнадцатилетную сестру. Повернув голову обратно к обрыву, она увидела лишь белую спины, с выступающими позвонками. Это конец Последняя фраза, которую произнесла Экхарт в своей жизни. Дальше голубоглазая увидела отчаянный прыжок в пропасть, который сопровождался резким ударом через несколько минут. Немой шок и дрожание рук, не понятно от чего, то ли от холода, то ли от непонимания такого больного поступка. И ведь в окружение уже подоспевших всех целей, Лейла не предала значению слезам, стекающих с щёк, словам, что произнесла, как сначала думала "Ивонн" необдуманно,лишь бы заполнить пустоту. А сейчас, сидя под деревом, срывая ромашки, она осознает, что Пени знала все с самого начала. Ещё с начала той жизни, если не за десять жизней до. Странно, что её душа вообще выдержала такой напор магии, ведь она простой человек, а не сгусток проклятий. Было с самого начала понятно, что она не выдержит любое количество попыток, но "Ивонна" решила не предовать этому значения. Ей было изначально глубоко плевать на все, что произойдёт с душой девушки, что стояла всегда по другую сторону. –Ивонн!–раздался крик Дерека от куда-то из начала сада–Пенилопа пропала! Мы с Рейнельдом идём её спасать, наверняка вляпалась опять в какие-нибудь неприятности—после чего удаляющие шаги. Лейла уже знала, что фальшивка уже пропала, но её не интересовало ничего, что было связано с ней. Настоящая Пенилопа Экхарт никогда не являлась для девушки подделкой, а вот её новая душа–была для неё настоящей фальшивкой.