Красное пальто

Все началось с пальто. Такого красного пальто. Оно стояло у меня перед глазами, пока я пытался уснуть теми долгими октябрьскими ночами, когда ветер стучит в окна, надеясь, что его впустят, и, не находя приюта, идет к следующему окну, и так пока не найдет безумца, решившего, что оставить форточку открытой на ночь прекрасная идея. Я до сих пор помню этот цвет. Тот самый цвет. И хотя сейчас я могу сказать, что это всего лишь пальто, каких много, я буду помнить его всегда. Пусть кто-то и скажет, что это просто пальто, что в нем такого? Но для меня это не просто пальто. Это нечто большее. Я увидел ее впервые в парке. Это была привычная для меня вечерняя прогулка, ритуал, суть которого в проветривании от душных стен квартиры, с начала сентября давившей на меня и не дававшей написать и пары строчек. Я пытался дышать воздухом, смотреть на желто-красную листву на деревьях и земле, на людей спешащих куда-то или спокойно бредущих. Я всячески пытался поймать это треклятое вдохновение за хвост и утащить в квартирку, чтобы держать его в клетке, высасывая из него букву за буквой, пока оно не умрет. Но это все было без толку. Я просто терял час, а то и два жизни на прогулки по городу. Конечно, все-таки какие-то плоды эти прогулки давали: я придумал несколько новых историй, даже сел одну из них писать. Но это было все не то, словно я вместо рыбы ловил раков и довольствовался ими, хотя мне нужна была именно рыба. Какое-то странное сравнение, ведь я далеко не рыбак. Я продолжал гулять, надеясь на что-то. И наконец, нашел. В этом парке я был частым гостем, там было спокойно, редко бывали собачники или подростки, слушающие музыку на всю громкость. Намного больше там было изгоев и отшельников, тех, кто хотел побыть в одиночестве, молчаливых или скучающих. В черных и серых куртках, пытающихся словно слиться с серостью осени, хотя та и пыталась окрасить мир вокруг в самые яркие цвета. Именно поэтому я сразу увидел ее. Это красное пальто выделялось на фоне столь красных же листьев. Хотя те скорее были рыжими. Я сидел на скамейке, разглядывая деревья и посетителей парка, зарисовывая что попало в блокнотик и записывая какие-то обрывки текста и фраз, услышанные или придуманные. Сначала мимо прошел очередной студент, каких много, не серый, но темно-синий, словно глубокий, как космос или океан, и, возможно, он действительно был глубок, но вся его глубина пропадала в больших наушниках, отделявших его от реальности. Руки в карманах, словно весь зажат, он хотел скорее убежать из парка, чем гулять по нему. Я бы позабыл его, оставив в голове лишь образ, но он оказался столь близок к той, что украсила ту осень. Вслед за ним мимо скамейки прошла она. Я не уверен, были ли на ней туфли или кроссовки, был ли каблук или нет, не помню, были на ней джинсы или брюки, даже не уверен, какой был цвет ее волос и глаз. Все это стерлось из памяти, пропало, как и множество других черт других людей. Но то пальто засело в моей памяти навсегда. Это ярко-красное, плавно лежащее на теле, легкое, но явно тёплое, окутывающее теплом и защитой. Не доходящее до колен, такое короткое, но длинное, словно бесконечный плащ. Оно словно горело, поджигая все вокруг. В том числе меня. Она прошла мимо. Куда-то шла, вероятно, даже опаздывала, если учитывать, как быстро она исчезла из моего поля зрения, уйдя вглубь города. В тот момент что-то внутри... стало иначе. Что-то в голове и сердце. Я смотрел и не мог оторвать взгляд, оцепенел, застыл. Смотрел и не мог пошевелиться, не мог даже просто вздохнуть. Но она ушла. А я остался сидеть ошарашенный, не понимая, что произошло. Минутами спустя, а может, прошли часы, я схватился за ручку и стал рисовать. Резкими и плавными линиями, зарисовывая то, что запомнил, и то, что почувствовал. Почти не думая, только помня. Рука будто сама ходила по листку, выводя не столько черты лица, тонкость запястий или цокот каблуков, сколько пальто. Но где-то внутри я надеялся, что даже этого хватит, чтобы найти ее. А если нет, то хотя бы я смогу не забыть, не упущу это чувство. Следующие дни я как безумец бродил по городу, от здания к зданию, от человека к человеку. Я подходил и показывал "фоторобот", спрашивал, не видел ли кто девушку в красном пальто. Искал, искал и искал. Но все было безрезультатно. Среди стольких людей найти ее задача практически невозможная. Мне хотелось залезть на самое высокое здание и прокричать... Прокричать что? Я не знал ничего о ней. Бессилие убивало Все, что оставалось это сны. Я видел ее в них, гнался, почти брал за руку, почти видел лицо. Но каждый раз просыпался, так и не сумев. Лишь красное пальто. Словно оно пятном отпечаталось у меня на сетчатке. Я видел ее везде: в каждом прохожем, в осенней листве, в размытом образе вдалеке. Повсюду и во всем. Искал не ища. Я не мог просто выкинуть ее из головы. Я не знаю, сколько прошло времени. Сколько ночей я провел то в бредовых снах о ней, то в бессонной попытке что-то сделать? Сколько я бродил по городу, выискивая ее во всем? Сколько листков было истрачено, чтобы нарисовать ее? Сколько страниц исписано в попытках описать? Я словно медленно сходил с ума. Но в какой-то момент я выдохся. Я не мог вечно ее искать. Пятно рассеялось, и я вернулся в парк. Сидя за скамейкой, мне показалось это все даже забавным. Случайная встреча и странное чувство. Это ведь неплохая почва для рассказа. Я начал писать в блокноте, как где-то на периферии мелькнуло что-то красное. Не контролируя себя, я, будучи готов свернуть шею, но увидеть, повернул голову. Это была она. В том самом пальто. Отбросив все, я ринулся наперерез, преградил дорогу. Встал прямо перед ней. Меньше чем шаг между нами. Лицо в лицо, глаза в глаза. Но я абсолютно не помню ни единой черты. Пусто. Ни глаз, ни губ, ни носа. Ничего. Только как пальто заканчивалось на ее шее, нежно облегая ее, не застегнутые пуговицы на нем и цвет. Его цвет. Цвет, сжигавший глаза, но прекрасный и до ужаса красный. -Эм. - Она смотрела на меня как на сумасшедшего, коим я и был. Я не мог оторвать взгляда. Словно окаменел. Но сжав кулак, сделав усилие, я взял над собой контроль. - Не могли бы Вы отойти? -Простите. - Я неловко почесал затылок. - Просто Вы очень красивы. Я видел Вас тут, где-то две недели назад. Может три. Вы были в этом же пальто. И я тогда застыл в изумлении. Я искал Вас, звучит немного жутковато, но мне хотелось увидеть Вас еще раз. - Она смотрела на меня. Я же почему-то больше не хотел смотреть на нее. Стало неловко: оббежал весь город, выискивая ее, как маньяк какой-то. Но она лишь протянула руку и представилась. И даже имя ее стерлось из моей памяти. Даже оно. Но не рукав, лежавший на протянутой руке, не то, как он спадал словно огненный дождь, словно жидкий огонь. Я почему-то поцеловал ее руку, от чего она покраснела, почти слившись с пальто. Мы перешли на «ты». Забрали брошенные мной вещи на скамейке. Гуляли по парку, хотя ей надо было идти. Говорили обо всем, о чем только можно. Она болтала, я слушал. Я болтал, слушала она. Она хвалила мои рисунки, краснела, видя свои, но хвалила. Она по ребячески шатала деревья чтобы на нас обрушился рябиновый град. В котором она становилась еще краснее. Я могу забыть даже тот парк, могу забыть собственное имя, но тот момент, когда ягоды рябины падали на ее волосы, за ворот пальто, как они отскакивали от него и устремлялись в океан листвы. Как она смеялась. Как все было до ужаса красным. Это я не забуду никогда. Долгими осенними вечерами, темными и светлыми, мы встречались у той скамейки, где я впервые увидел ее. В любую погоду. Неважно светило ли редкое солнце и пели ли птицы не спешившие улетать или гудел сильный ветер и шел дождь, пытаясь попасть за шиворот и смыть с тебя все до последней капли, мы гуляли. Под солнцем я наслаждался отблесками света на пальто, делавших его еще ярче и ее улыбкой, которую я не помню, но чувствую. А под дождем завороженно глядел, как капли, словно кровь, стекают с него, а ее смех словно подражает гулу ветра и звуку дождя. Мы гуляли, разглядывая темно-серое небо, словно душившее мир вокруг. Но оно было не в силах это сделать. Пусть оно и скрывало небо и солнце, вокруг все освещалось ею. Ее красно-алым пальто, в котором она приходила всегда. Может оно ей нравилось, может она считала, что оно нравится мне. Но она всегда была в нем. В каждую нашу встречу. Мы бегали по паркам, бродили по всему городу, любуясь людьми и пейзажем. Болтая обо всем, что только может и не может взбрести в голову. Игрались словно дети: догонялки, прятки, жмурки. Она пряталась за деревьями, и я терял ее в пестром карнавале из листьев и рябины. Она садилась на качели, и я катал ее. Она убегала от меня, словно одновременно маня за собой и пытаясь скрыться. И каждый раз я ее догонял. Потому что это был не сон. Хотя порой мне казалось иначе. Я не мог уснуть ночами, ожидая очередной встречи. Долго смотрел в темное окно, на пустые улицы залитые светом фонарей. На редких прохожих по своим причинам оказавшихся ночью на улице. Я представлял, как мы встретимся, как она встанет на носочки и потянется меня обнимать. Как будет смеяться. Как поправит пальто. Как ветер будет биться об него. И так незаметно я засыпал рядом с подоконником. А потом снова просыпался, ходил взад-вперед по квартирке не находя себе места. Хотел сорваться, побежать к ней. Но потом вспоминал, что понятия не имею, где она живет. Вспоминал, что ничего не знаю о ней, от чего еще больше хотелось увидеться, расспросить ее. Но когда мы встречались около той скамейки днем или вечером, а иногда и ночью, она не давала мне спросить. Перебивала, уходила от темы. Спрашивала про меня, говорила о городе, о природе. Но не про себя. Или я просто забыл. Как и ее лицо и имя. Но те прогулки я не забуду. Их отголоски всегда появляются во снах. Цветной листопад. Пылающая рябина. Ласковый смех. Красное пальто. Так могла пройти вся осень, а за ней зима и целый год. А потом и жизнь. Но у всего есть одно важное свойство - умение заканчиваться. У всего. Это был конец октября или начало ноября, когда ласковые дожди и легкие ветра уже начинают становиться тяжелыми и злобными. Когда все вокруг из пестрого карнавала, в котором изредка можно найти серость превращается в огромную склизкую лужу наполненную чем-то неприятным. Когда мир полностью сереет, отдаваясь этому противному явлению. Когда не хочется выходить на улицу и встречаться с ветром и дождем, когда одолевает хандра и даже чай с пледом не спасают. Те недели, которые мы провели вместе дали мне толчок, хотя я ни разу за это время не взялся писать. Больше рисовал. Но на душе у меня было небывалое вдохновение. Мне хотелось увидеть ее, и я ждал у скамейки. Ждал днем, провожая взглядом прохожих бредущих сквозь начинающуюся бурю и замечая мелкие изменения в природе. Ждал вечером, когда все темнеет и начинают загораться фонари, создавая островки света. Ждал ночью, когда звезды и луна уже вовсю владели небом. Ждал и не хотел смотреть на конверт, все это время лежавший рядом. Конверт, который, я надеялся, кто-то просто забыл, а она опаздывает или у нее что-то случилось, из-за чего не удалось прийти. Но было уже три часа ночи, когда я сдался. Я схватил это конверт, почти смяв в руке, и в ярости бросился прочь от парка. Мне хотелось что-нибудь разбить или ударить. Но так же быстро возникнув злость, потухла, сменившись обидой, а затем и просто грустью. Не дойдя до дома, я сел на какую-то скамейку и открыл конверт. Она уехала. Она была в городе проездом до конца октября. Она надеялась, что еще сможет приехать. Она извинялась, что не смогла сказать это лично. Испугалась. Она желала мне успехов. Она оставила номер, чтобы мы могли связаться. Номер, который я забыл, а листок этот либо потерялся, либо давно на мусорке, либо даже сожжен. Я был пуст. Не было ни злости, ни обиды. Она должна была уехать. А я даже не понял, что произошло за эти недели. Что все это было? Тогда я не мог дать себе ответа. Я просто сидел на скамейке и смотрел в небо, где ярко сияли звезды. Но время лечит. Прошел ноябрь, выпал первый снег. Уже давно исчез тот яркий красный цвет, который жег глаза, лишь белоснежный холст, словно чистый лист. Разум прояснился, хотя во снах еще приходили расплывчатые образы и воспоминания. Я нашел силы писать. Иногда сами собой вспоминались те прогулки. Я задавался вопросом: Что это было? Но не мог дать себе ответ. Не мог, пока однажды во время уборки не уронил выпускной альбом. Альбом, который по случайности открылся на странице. Странице, где была изображена Она. Девочка в красном пальто. Та, которую я дергал за косички. Та, с которой мы могли ненавидеть друг друга. Та, которая помогала в трудную минуту. Та, на которую я смотрел вместо того чтобы слушать уроки. Та, которую не хотелось отпускать. Та, что носила точно такое же красное пальто. В голове щелкнуло. Словно последняя деталька встала на место. Дело было не в ней. Не в прогулках. Не в рябине или осени. Дело было в пальто. В точно таком же красном пальто. Хотя наверняка это было другое. Но образ, засевший в голове еще с детства, который лишь закреплялся за чувством, что я когда-то назвал первой любовью, который я видел почти каждый день. Который возможно и побудил меня писать. Дело было не в той девушке, что так куда-то спешила, а затем загадочно исчезла. Не в ее прелестном смехе. Не в красоте. Дело было в такой банальной и глупой вещи как одежда. В пальто. Которое наверняка было совсем другого оттенка, даже, скорее всего, другой длины и пошива. В пальто, которое наверняка было совсем другим. Но оно было красным. Таким же красным, как Ее пальто. То самое пальто. С которого все началось. Такое красное пальто.