Истерзанное сердце

      Торин жестоким взглядом оглядел присутствующих – семеро гномов.       – Вы бежали с поля брани? – голос Двалина звучал спокойно. Так он спрашивал предыдущих о том крали ли они те две корзины пшеницы, и еще до того спрашивал про пропажу пони из королевских конюшен. Голос не менялся. Это была лишь работа. Допрос. Доказательства.       Решение принимал король.       И чувства тоже оставались королю.       Свою вину гномы не отрицали. Как водится пали на колени, прося милости. Они ведь никого не убили, не ограбили. Они просто испугались. Страх. Двое из них были очень молоды, остальные старше. Нашелся и почти седой гном.       Торин посмотрел на Двалина. Его лицо ничего не выражало. Его словно не было здесь. Двалин… добрый друг, лучший воин… ты ведь не бежал с поля боя, тебе в голову такое прийти не могло. Так почему ты даже не осуждаешь этих… гномов?..       Чувства остались королю. Решение тоже.       – За преступление против Эребора и против своего народа, вам полагается казнь. Приговор привести в исполнение через неделю.       Голос его стучал гневом, скрежетал металлом и ненавистью. Надеяться на милость было невозможно. Пораженные этим голосом, гномы не смели даже вскрикнуть. И присутствующие на суде прочие гномы тоже молчали.       Кажется, было слышно, как стучат их сердца.       Или это стучали о каменный пол тяжелые сапоги Торина.       Он покинул зал суда, не сказав больше и слова.       Он ожидал, что к нему явится Двалин, что Балин тут же прибежит, сотрясая в воздухе свитками и прося, или требуя – на что у него там хватит дерзости – одуматься, и передумать. Казнь сразу семерых гномов – это дело неслыханное.       Но никто не явился.       Слуга Торина, Берт, молча накрыл на стол к ужину. Он тоже был на суде, поскольку большую часть времени был обязан быть подле своего короля. Но он короля не осуждал. Ему и в голову бы не пришло оспаривать его решения. Тем более это решение.       Все, кто бежали с поля боя были виновны не только перед своей совестью, но перед народом. Перед каждым, кто потерял кого-то в этой Битве. А значит и перед Торином.       Закончив накрывать на стол, Берт низко поклонился.       – Что-нибудь еще изволите, ваше величество?       – Я не голоден,– растерянно сказал Торин, словно очнувшись от долгого сна.       – Вам нужно поесть, вы и в обед едва притронулись к еде. Тут все, что вы любите… – Берт начал было перечислять блюда, но едва уловимая мимика лица Торина заставила его замолчать. – Съешьте хоть что-нибудь,– добавил он тихо.       – Давай кусок пирога и вина.       Торин медленно расковыривал вилкой пирог, забывая, что отрезанные кусочки нужно положить в рот, он оставлял их на тарелке и отрезал новые. Наконец, он вздрогнул, очнувшись, и откинул вилку в сторону.       Залпом осушил кубок. И поднял голову.       Берта не было. Он прекрасно знал, как его король не любит, когда кто-то наблюдает за тем, как он ест. Или лучше будет сказано – как он практически ничего совсем не ест.       – Ваше величество,– Берт заглянул в комнату. – К вам просится какая-то гномка.       – Часы приема, Берт.       – Она умоляет ее впустить. Впрочем, прошу прощения, я отправлю ее дожидаться завтрашнего…       – Пусть войдет,– неожиданно сказал Торин. И это было неожиданно даже для него самого. Его уже давно не трогали чужие слезы или чужая боль. Он и сам уже давно ничего не чувствовал. Прошло полгода. Раны не затянулись и не затянутся никогда. Но сердце словно иссохло и скукожилось в груди. Ничего совершенно не чувствуя.       Берт поклонился и вышел, вернулся уже с гномкой. Как только она увидела короля, она пала перед ним на колени и заплакала. Это были искренние слезы, не ради того, чтобы смилостивить своего короля, а боль, рвущаяся наружу.       Торин удивился такой настоящей и искренней боли. Он кивнул Берту и тот вышел, оставляя их одних.       – Перестань плакать и объясни, что тебе нужно.       Гномка подняла голову и на секунду осмелилась посмотреть прямо в глаза своего короля. Все похолодело внутри Торина. Сердце вдруг зашипело, словно на него брызнули водой и скукожившееся, оно вдруг стало распрямляться.       Он узнал ее.       – Я прошу пощадить …       Она еще что-то сказала, но Торин ничего не слышал.       – Кого? – выдохнул он, когда она замолчала, и он это понял.       – Моих братьев и отца, ваше величество. Сегодня вы приговорили их к смертной казне… Возьмите мою жизнь… только оставьте их жить…       Торин стукнул кулаком по столу с такой силой, что с него слетела пара тарелок с едой, стоящих с краю.       – Ты полагаешь, что твоя жизнь стоит меньше, чем жизнь предателей и трусов?! Ты полагаешь, что я не справедливо отправил их на смерть?       – Я не смею судить ваше решение, я только умоляю… – рыдания рвали на части ее грудь.       – Прекрати! Прекрати плакать! Я не могу! Я права не имею их помиловать! Понимаешь ты, или нет?!       Гномка с трудом сдерживала рвущийся из груди плач. Ее всю колотило.       Она смогла лишь слабо кивнуть.       – И все равно пришла.       – У меня кроме них нет никого…       – Они – никто. Падаль. Они бросили свой народ. Ты думаешь, они тебя не бросят…       – Если бы я не пришла к вам сейчас, я бы не смогла с этим жить.       – Встань с колен и выпей воды!       Видя, что она мешкается, Торин сам схватил ее за плечи, рывком ставя на ноги.       Его словно кипятком окатило, с ног до головы. И он отшатнулся от нее.       «Волосы, словно россыпь угольной руды…»       – Замолчи,– проскрежетал он себе под нос.       «Улыбка, как отблеск летнего солнца…»       Он схватился рукой за голову и отступил, упал на стул. Гномка налила себе в стакан воды, боясь ослушаться короля, и сделала несколько больших глотков.       Торин закрыл лицо руками и долго сидел неподвижно. Он словно что-то думал и на что-то решался.       – Ты на все согласна? – спросил он, наконец.       Она быстро кивнула.       – Совершенно на все?       Такой же решительный кивок.       – И себя мне отдашь?       Какая юная и невинная она была, что даже не сразу смогла сообразить, что он имеет в виду под этими словами. Он почти проклял себя в этот миг, почти передумал. Ему пришлось добавить.       – Станешь моей любовницей?       Она не думала и секунды, кивнула. Щеки ее полыхали огнем. Глаза блестели от пролитых ранее слез.       – Они стоят этого?       – Они – родня…       Родня. Зазвенело внутри него. Родня… он был проклят собственной сестрой. Он видел, как умирали его родные на его глазах. Ему ли не знать, что значит слово «родня»… Ему ли?       – Подойди сюда.       Он видел, как ее всю колотит, как она шатается. Как от страха судорогой сводит все ее тело. Но она все равно идет.       Он взял ее за руку. А потом резко отпустил.       – Берт!       Слуга явился из соседней комнаты в мгновении ока.       – Проведешь ее в темницу, пусть покажет, которые из осужденных ее отец и братья. Выпустить их и выгнать из Эребора, чтобы больше никогда они сюда не возвращались. Да тайно! Чтобы ни одна душа не знала! Устрой все как побег. Если нужно подкупи стражников. Никто не должен знать! И они тоже! А ты… помни, что ты обещала. Простись с ними… и возвращайся.       Когда дело было сделано, уже занимался рассвет. Берт проводил гномку в покои короля. Но так как король спал, а гномка не решилась уйти, чтобы вернуться утром – боялась, что Торин решит, что она тоже сбежала. Берт указал ей на диван в гостиной. На него она и легла спать.       Ей снились кошмары, и проснулась она совершенно измученной.       Берт глаза своим не поверил, когда войдя в столовую после завтрака, увидел пустые тарелки. Торин допивал вино. Вчерашняя странная гномка, еще не просыпалась. Спала, подогнув колени к груди, на коротком диванчике. И Торин, кажется, вовсе ее не замечал. Так что Берт даже аккуратно кивнул на нее.       – Что прикажите с ней делать?       – Проводи ее в королевскую темницу. Пусть прежде соберет свои вещи и скажет тем, кто ее знает, что уезжает. Организуй все тайно. Поставь туда кровать, и все необходимое. И еще… – Торин пристально на нее посмотрел. Платье у нее было штопаное и перештопанное вдоль и поперек. – Раздобудь для нее новое платье. И… цветов.       – Цветов?       – Цветов… пусть будет красиво. И, Берт, за сохранность этой тайны ты отвечаешь головой.       – Да, ваше величество.       Торин ушел вершить свои государственные дела. Берт быстро убрал со стола. И разбудил таинственную незнакомку. Он был далеко не глуп и понимал, почему Торин отпустил ее родных, и что он возьмет с нее взамен. Это была честная сделка. Гномка была слишком хороша собой. А родные ее были слишком виноваты перед Эребором, чтобы их миловать. Он своего короля не осуждал.       Он никогда не осуждал своего короля.       После пережитых его королем испытаний – любому здравомыслию мог прийти конец. Торин поставил Эребор выше всего на свете. И он вернул дом гномам. Заплатив самую высокую цену.       Судить его после этого мог только Махал.