Разумнее всего приготовиться к самому худшему … А все хорошее пусть будет приятной неожиданностью. Жюль Верн.
Позиция «лежа на спине». Орлиный прищур зорких глаз. Казалось, что его мускулистое тело полностью расслабленно, но это лишь иллюзия: при малейшем намеке на опасность он мгновенно среагирует. И горе врагам сего средиземского аналога агента Ноль Ноль Семь, красавца и просто умницы. Этот ворон-разведчик по праву мог собой гордиться. Убедившись, что «объекты» снова угомонились (уныло сидящий в дозоре эльф убедил-таки Голлума, что злые хоббитсссы с тесаками — это всего лишь сон; участие Юли в этом нелегком деле сводилось к одобрительному посапыванию), пернатый гений шпионажа трижды согнул средний палец левой лапки, подзывая связного. Тот явился с некоторой задержкой. Что поделать: увлекся, изображая падающий листик, и пару раз башкой о сосну приложился. Ну ниче, главное, дерево цело. Ворон Ноль Ноль Семь: Двойное сгибание первого пальца, вращение средним посолонь. -Доложи отряду о местоположении объектов. Связной, с видом воплощенной исполнительности: Пальцы веером. -Да, сэр! Связной отточенным движением перевернулся на брюхо и на полусогнутых пошлепал за кусты, к замаскированной взлетной площадке (красные сигнальные мухоморчики совсем незаметны, и вообще, они из радагастова палисадника сбежали, ага). — Селендир, смотри, птичка! Паническое карканье (Спасите Мою Тушку!) заставило перья на голове связного подняться дыбом. А потом он с утроенным энтузиазмом заработал лапами: надо как можно скорее привести сюда отряд орков (читай — спецназа) и спасти сослуживца из плена. Пока он не погиб под пытками. И не выдал явки, пароли и местонахождение заначек с семками…***
Я торжествующе потрясла орущей вороной, надежно, вверх тормашками, зажатой в моих цепких ручках, и предложила: — Давай ее зажарим! Ворона яростно захлопала крыльями, теряя перья, и заорала еще громче. Пыталась убедить зверски голодную меня в своей пищевой непригодности. Глупая. Я сейчас даже паука за милую душу схарчу. — Юлия, отпусти птицу, — вздохнул Селендир. Вот же гринписовец! — Не-а, — я выпрямила воронье крыло, демонстрируя ее впечатляющую мускулатуру. — Посмотри, какая аппетитная! Ну, хватит хмуриться, тебе никто не предлагает. Брезгуешь — не ешь, мне больше достанется! Ворона сорвала голос. Теперь она дико вращала глазами и звонко щелкала клювом. — Сссс, хорошшшая птич-шшка, — Голлум начал профессионально ощупывать пернатую жительницу Лихолесья. На упитанность, оружие, наркотики и контрабанду проверял, не иначе. — Мы хххотим ее сссъесссть, голм, голм! Я вздернула вверх бедную птаху, показывая, что не намерена делиться едой со всякими уродцами лысыми. Голлум пару раз подпрыгнул, но не достал. Распрощавшаяся с жизнью ворона обвисла черной пернатой тряпочкой. — Ну так что, Селендир? — с надеждой спросила я у подошедшего поближе эльфа. Тот потупил глаза и выдал: — Дай мне руки. Внезапно. Я неохотно вытянула вперед оные конечности; зажатая в них ворона начала активно строить глазки эльфу. И на что она рассчитывала? Меня эти частые повороты головы вправо-влево и коровья дурь во взгляде пугали: вдруг она примеривается как глаза мне половчее выклевать! Одно утешало: предназначалось сие Селендиру. Так что волноваться следовало за его зелененькие гляделки. Эльф тем временем разжал мои пальцы. Ворона хлопнулась на земь и заторпедила прочь, прихрамывая на обе лапы и вознося хвалу Пресвятым Печенькам. Или кому там вороны молятся… — Злой ты. Бесчувственный, — прошипела я, пытаясь высвободить руки из его цепкой хватки, — голодом уморить меня хочешь, окаянный! Кажется, я потихоньку подхватываю местную манеру выражаться… Эльф виновато улыбнулся и… чмокнул воздух в паре сантиметров над моей ладонью. Шта?.. Пока я стояла, прихлопнутая собственным шоком, аки тормознутый комарик мухобойкой, остроухая скотина вытащила веревку и шустро связала мне руки. А потом эльф ушел связывать Голлума, оставив меня шипеть и булькать от злости. — Скотииина!— взвыла я пожарной сиреной, наконец-то поймав дар речи за скользкий чешуйчатый хвостик. Голлум метался от куста к кусту, не зная, какому отдать предпочтение. — Паразиииит! Селендир коршуном настиг лупоглазика. Тот визжал, кусался и лягался. Впрочем, когда эльф приставил к голлумовой глотке кинжал, сопротивление прекратилось словно по мановению волшебной палочки. Резиновой и полосатой, как у полиции. — Зачем ты сделал это, злыдень загадОчный? — мрачно поинтересовалась я у Селендира. Ну что за мода такая? Каждый встречный-поперечный так и норовит если не сожрать, так упаковать меня получше и отволочь кому-нибудь. Чувствую себя колбасой. В веревочной оплетке. Ням-ням. — Мне велено было отвести тебя в… во дворец владыки Трандуила, — спорим, он хотел сказать «в тюрьму»? — Мы двинемся в путь, когда рассветет. Я аккуратно тюкнулась башкой о ближайшее дерево. Посыпались жухлые листья, вороньи какашки, перья и собственно вороны. Последние, разразившись оскорбленным карканьем, закружили над макушками елок. Я уныло проводила их взглядом, сетуя, что проще поймать единорога, чем мифического зверя Бескорыстие, а все благородные лыцари на белых конях пошли на закуску драконам и принцессам. Вместе с конями… Пожелав принцессам подавиться, я хмуро попросила Селендира убраться с глаз долой, пока я не заплевала его до смерти. Он, невозмутимо пожав плечами, отошел в сторонку и занялся заточкой меча (или чисткой; не разбираюсь). — Что делать будем? — шепотом поинтересовалась я у Голлума. Лупоглазик возмутительно проигнорил вопрос, воззрившись на ближайшие кустодеревья (кустом это уже не назвать, а деревом еще рано) так, будто там Саурон прятался. С базукой наперевес. Растительность, напуганная столь неадекватной реакцией, меленько дрожала. И это при полном отсутствии ветра! — Эй… Ты кто? — спросила я у кустика-переростка. Точнее, у того, кто в нем прятался. Неизвестный Дрожащий Объект на контакт не пошел, а охотно побежал… прочь. — Ещщще шшшаг — и я… — эмм… А что я? «Буду кричать» — глупо, «сожру тебя» — хи-хи, он еще шустрее улепетывать начнет… Или вообще в обморок шлепнется, — …и я не натравлю на тебя зззлобного эльфсса! Мой собеседник вернулся в исходный куст. И состроил умильные глазки, убеждая меня не шуметь (здесь положено помянуть знаменитого Кота из «Шрека», но я, пожалуй, воздержусь: бедная животинка и так непрерывно икает). Я покладисто потеряла дар речи, пораженная не столько качеством глазок, сколько их количеством. Восемь штук! Какие-то нервные пауки пошли… — А че ты прячешься? Паукан недвусмысленно скосил два глаза на Селендира, деловито начищавшего меч, и оскорбительно сощурил третий («ну и бестолочь же ты!»). — С кем ты говоришь? — донесся настороженный голос Селендира. Ну прям как ревнивый муж, чесслово! Паук-«любовник» испуганно замер, боясь выдать себя шорохом листьев. — Голлума успокаиваю! — ответила я, пихая лупоглазика. Он все правильно понял и проникновенно завопил: — Они обижшшшают нассс, моя прелесссть, обижшшшаюууут! Голодом нассс моря-ааат и сссвязывают мерзским веревками, голм, голм! Отлично! Защита от прослушивания включена! Я повернулась к пауку и, гордо вскинув брови («сам дурак»), заговорщицки шепнула: — Мухи! Много жирных нелетающих мух! — старательно игнорирую завывания Голлума: «Человекссса сссовссем лишшиласссь разссума, моя прелесссть!». — И полное отсутствие конкурентов… в смысле, других пауков. И все это в Мглистых горах! — Паутину путаешшшь… — подал голос паукан. Судя по тону, он имел ввиду «лапшу на уши вешаешь». Я закатила глаза (Голлум испуганно вздрогнул): — Ну, ладно, не мухи, а гоблины. Они даже вкуснее мух, а еще не такие шустрые и более питательные, — с видом гурмана заявила я, — и если ты будешь аккуратно охотится… Все будет в ажуре! Голлум сокрушенно покачал головой, паук несколько неуверенно защелкал жвалами в жутковатой пародии на смех. Селендир настороженно дернул ухом. — Ну и пожалуйста, — я отвернулась, изображая Фею Крестную, обиженную глупой Золушкой, не понимающей своей выгоды, — другие желающие найдутся. Паук неуверенно щурился, скрипя жвалами и мозгами. Голлум из последних сил, голоса и фантазии жаловался на жизнь, хоббитссов, эльффссов и меня, знаменитое «голм, голм» все чаще мелькало в его речи. Кажется, слова заканчивались. Как и ночь. Селендир убрал меч в ножны и настороженно прислушался. Паук, увидев это, решил, что он тут лишний и почапал прочь, на удивление громко шурша листвой и хрустя ветками. — Стой! Ноль внимания! А Голлум выдохся… — Кис-кис-кис! — Черт, как подзывают пауков?! Кусты затрещали еще громче. — Цып-цып-цып! Паук остановился. Треск не стих. Он надвигался со всех сторон. И вот под торжествующий вой варгов и злорадное карканье ворон на поляну шагнул отряд орков под предводительством назгула. Небрежным взмахом руки, исполненным величия, которого можно добиться только благодаря многолетним тренировкам, призрак послал «спецназ» в атаку. Выхваченные ятаганы и оскаленные клыки зловеще сверкнули в тускло-алом свете только что проснувшегося солнца, а боевой клич, исторгнутый множеством луженных глоток, вселил в мое сердечко должную долю отчаяния. Ко мне метнулось нечто черное. Звучно лязгнули жвала, перекусывающие веревки. В следующую секунду я, торжествующе хохоча, взлетела на паучью спину, не забыв прихватить Голлума. Ура! Восьминогий «любовник» побоялся упустить «шанс всей жизни»! — Пока, придурки! — завопила я в ответ на яростный вой.