Дитя мёртвого улья

Вновь тьма. Настолько густая, что не видно собственного тела. Но в этот раз будто что-то изменилось, теперь можно почувствовать твердость под ногами. Единственным возможным решением было идти, идти и ещё раз идти, пока не упрешься. Что, впрочем, и случилось: небольшая пчёлка ударилась головой обо что-то твердое не сумев разглядеть это во тьме. Стена блекло засветилась от касания и можно было увидеть, что это вовсе не стена, а зеркало, похожее на застывший воск в улье. Она увидела саму себя, но… что-то отличалось? Она протянула ручку и дотронулась до отражения. Оно было теплым. Вдруг свечение начало мерцать: оно плавно тускнело вплоть до полной темноты, чтобы в миг засиять ещё ярче прежнего. В какой-то момент отражение начало таять, преображаясь. Глаза темнели, становясь пустыми, а после этого из всех возможных щелей начала течь оранжевая жидкость. Испугавшись, пчёлка споткнулась о собственные ножки и упала на спину. Но вот отражение и не думало это повторять, отнюдь; оно просунуло руку через зеркало, а затем и само прошло через него, будто никакой преграды и нет. Медленными, но уверенными шагами оно приближалось к испуганному созданию, которое даже не пыталось бежать, лишь безвольно замерло от ужаса. Казалось бы, что вот он, конец истории, но последующая ярчайшая вспышка света заполнила все, и пчёлка неуклюже упала с трамвайного кресла, на котором уснула. Это место отличалось от окрестностей улья. Тут было темнее, намного темнее. Крылатое создание заметило светомуший фонарик внутри трамвая, но попытавшись его снять, не выдержало веса и плюхнулось на землю. Было страшно выходить из, с виду, безопасного транспорта — воспоминания о том сне были не из приятных. Но тяга к чему-то неизвестному, необъяснимому двигала хрупкое тельце вперёд. Пробираясь через запутанные тоннели она почти не встречала живых существ.Только мертвых: целые кучи небольших белых жучков с огромными челюстями валялись в пещерах. Некоторые из них иногда шипели, что заставляло пчёлку дёргаться каждый раз, слыша шорох. Но даже те, что выжили, были не в силах поднять собственное тельце; они лишь тихо, с угасающей злобой, отпугивали всех, проходящих чрезмерно близко. Из полумертвецов вытекала серая жидкость, заполняющая пол тоннелей и превращая его во что-то наподобие болота. Пахла она отвратительно, поэтому пчёлка стала ещё усерднее искать выход из этого ужасного места. Вскоре трупов стало больше, а жидкости меньше. И вот он — свет в конце тоннеля. Радостно спотыкаясь, пчелка побежала к нему. Однако прямо перед носом огромный кусок скалы резко закрыл путь, а позади послышалось чьё-то приземление. Не успела кроха обернуться, как что-то острое коснулось её тоненькой шеи. Перед ней стояли три высоких худощавых жука, совсем не похожие на всех тех, кого можно было увидеть раньше. Они начали угрожающим тоном что-то говорить, хотя, скорее всего, спрашивать. Только вот беда была в том, что пчёлка не понимала ни единого их слова, в то время, как на неё все громче кричали, приставляя острую штуковину ближе к шее. Она не знала что делать, да и вообще что можно делать в такой ситуации. Поэтому сделала то, что и подобает новорожденному ребенку — заплакала. Такой поворот событий ввел высоких жучих в ступор. Они с жалостью посмотрели сначала на небольшую пчёлку размером с их ногу, а потом и друг на друга. Та, что была ближе всего и держала копьё, медленно стала на одно колено, отставив оружие, чтобы не спугнуть дитя, а после нежно погладила ту по голове. Она вытерла ей слезы и, также медленно поднявшись, взяла малышку за руку. Лапа была холодная и острая, поэтому пчелка совсем не сжимала ее. Другая богомолиха вновь что-то крикнула на непонятном языке и ворота вмиг открылись, показывая прекрасный вид на огромное помещение с тремя каменными стульями. Две богомолихи пошли вперёд, третья же, держа пчелку за руку, не спешила торопить ту. Неуверенное маленькое создание сделало первый шаг, переступая ту грань между темными пещерами и светлыми помещениями. Вот так, даже не понимая этого, она и попадает в свое первое приключение.