Чумной лёд

      — Он такой…       — Мужиковатый.       — …это тоже самое, что и мужественный?       — Ну как тебе сказать.       Алтан крайне скептически смотрит на курсирующего к холодильнику, едва продравшего один глаз, а другим ещё находясь в объятиях морфея, Вадима. В красных семейниках в ромашку, растянутой майке алкашке, в придачу к смятой феерии на голове и трехдневной щетине. Весьма живописно опирающегося на холодильник, почесывая между ног и одновременно с этим попивая молоко из пакета, роняя пару капель, на майку сдерживая мат в горле, только из-за того, что на кухне были дети.       И не важно, что один ребёнок может материться так, что и у Есенина бы кровь из ушей пошла, а другой будущий отец, который привык к Вадиму. Но не привык к тому, с каким восхищением смотрит на его тренера Волков.       Дагбаев только щеку кулаком подпирает, неторопливо попивая чай с бергамотом и молоком, вслушиваясь в бубнёж Олега о том, какой Вадим Александрович классный. Нет, не так.       — Кла-а-асный.       Не то, чтобы ему было о чём жаловаться, все лучше, чем мат-перемат и отсутствие связанной речи в целом.       Наблюдать за влюблённым Волковым было даже забавно. Сразу в голове всплывали те картинки с изображением животного и великими цитатами «влюбленный волк уже не хищник, а преданный щенок».       Олегу только хвоста не хватало, которым тот мог бы вилять, когда заходил Вадим.       Это, правда, было крайне забавным со стороны.       Сидит весь такой хмурый-хмурый, сгорбившийся, уткнулся взглядом из-под черных бровей в учебник истории, и тут заходит Вадик. Олег цветет буквально на глазах, спинку выпрямляет, смотрит с придыханием и так же быстро успокаивается, возвращаясь к былой хмурости, стоит Вадиму уйти. Смешнее получалось, если вместо Вада заходил Разумовский. Тот случай, когда ожидание и реальность, совсем не совпадали, и вместо ласки Волков получал выговоры за свои очередные косяки. Не то, чтобы тот лажал взаправду и серьезно. Сергея не устраивало то, как тот сторонится репортёров, и отказывался вести социальные сети, даже фотографии делать не хотел. Ну, не любил Олег фотографироваться, не приучен. А рейтинг и внимание перед олимпиадой привлекать надо было. Чтоб народ знал своих героев в лицо, так сказать.       Волков лишь в очередной раз закатывает глаза, показывая спине Разумовского средний палец, бубня недовольство себе под нос и в макушку плюшевого Чармандера, которого обнимал.       Вадик подарил ему после серебряной медали на гран-при Канады.       Алтану просто любопытно.       — Я слышал, что это была идея Вадима. Сфотографироваться.       Дагбаев сдерживает улыбку на то, как быстро перестал хмуриться Олег.       — Правда?       — Угу.       Дитя дитем, совсем свои эмоции контролировать не умеет. Олег уже сидел, поджимал губы и смущенно улыбался.       Если бы Разумовский видел, чуть дальше своей самовлюбленности, то уже давным-давно вил бы на этой почве веревки из втюренного подростка. Может быть, оно и к лучшему, что рыжее эго застилает глаза настолько. А Алтан оправдывал своё небезразличие тем, что Лере не все равно и Вадиму. Ну, а ещё, Олег таки устроил темную бывшему Валерии, что любил говорить невпопад, сломал ему пальцы на ногах, так что при всем желании коньки не натянет. Если не это задел на будущую дружбу, то что?       — Да, — убедительно кивает Алтан, — Если хочешь, можем вместе, селфи сделать. Валерия будет в восторге. Только причешись.       — Ладно… — Чармандер улетает в сторону подушки, — Но только один снимок, — спохватывается, после того как пальцами пытался поправить своё вороное гнездо на голове, — Для Валеры. Чтобы она обрадовалась.       — Разумеется, — Дагбаев сама невозмутимость, — Не ради Вадима Александровича.       — Да. Не ради Вадима Александровича, — Олег все ещё пытается, что-то сделать со своими волосами, присаживаясь на чужую койку, — Он же на тебя подписан? Увидит?       — Увидит. Но это же не главное, да?       — Да-да… Кончено… А что ты делаешь?       — Обнимаю тебя.       — Зачем?       — Не обольщайся, я сразу мыться пойду и вещи в стирку.       — Даже не сожжешь? Ахереть.       — Хватит ржать. Мне этот свитер нравится.       — Валерка подарила?       — Юма, — смущенно буркает Дагбаев.       — Семья святое, — ободряюще кивает Олег, выдыхая, переигранно изображая, каких стараний ему стоит обнять Алтана, но уже со слабой усмешкой косится в камеру из-под чёлки.       Фото летит в инстаграм Алтана с припиской «Собираемся в Олимпийскую деревню».       Олег только хлопает Дагбаева по плечу, видя первое сердечко, которое поставила Лера, поднимаясь, чтобы правда начать собирать вещи. Стягивает с себя футболку, жмурясь и показывая язык, когда нюхает её, кивая Алтану, чтобы дверь не закрывал на замок, тоже помыться нужно перед отлетом.       И кажется, сегодня Алтан слишком любопытен, но пока зверь идёт на контакт, нужно его брать. А язык чесался ещё давно.       Лера то знала, но молчала. Обидно и несправедливо. Хотя и понимает, что дело личное и возможно лучше не лезть, но некоторые шрамы на Волкове правда казались крайне… Насильственными. Не случайными. И вообще о таком спрашивать неэтично, но.       Алтан оправдывал свой интерес благими импульсами, вдруг не сформированному подростку, правда требуется помощь специалистов. Вряд ли Олег пересекался с врачами, пока жил на улице.       — Это шрамы от сигарет?       — Наверное, — Волков равнодушно оборачивается, смотря на то, где заострил взгляд Алтан, — Не помню уже.       — А это от ножа?       — Кухонный, кажется, а это перочинный, — фыркает, набирая в ладони воды, чтобы умыться, — Поверь, другому было хуже, а че за допрос? Лерка опять суетится?       — Да нет, ничего, — выдыхает, про себя ругаясь, но все-таки протягивает, — Олег.       — Ась?       — Тебя насиловали?       Волков моргает, выключая воду, закидывая полотенце на шею.       — Сам давал, чтобы было, где ночевать.       — Прост…       Олег поднимает руку, перебивая совершенно ненужную к себе жалость.       — Хочешь совет, как будущему родителю? Не умирай. И ей не позволяй, — Волков смотрит совершенно спокойно, не по-детски устало, — Космы мой свои, а то высохнуть не успеют.       Алтан тяжело прикрывает глаза, оставаясь один.       Иногда любопытство нужно душить, чтобы не оставалось такого противного ощущения после его удовлетворения.

***

      Не сразу становится понятно что, что-то не так. Точнее то, что что-то изменилось.       Алтан ловит себя на мысли несколько дней, но грешит на то, что все дело в перелете-переезде и очередной распаковке, на этот раз в олимпийской деревне. Вроде бы зима, логично, что Волков ходит в шапке. Только вот в Питере, он понятия не имел, что это такое и для чего нужно, в прочем, сейчас судя по всему Олег, тоже был особо не в курсе для чего нужна шапка.       Он ходил в ней постоянно. Натянутой прямо на глаза, как что-то видел не понятно. Алтан и Вадим закономерно полагали, что тот снова подрался, вполне логично и видимо крайне сильно, раз челки не хватало, чтобы скрыть побои. Единственное, что не укладывалось при таком раскладе это крайне довольная рожа Разумовского, который будто бы уже забрал всё олимпийское золото по конькам.       Алтан сдержанно улыбается в кулак, смотря на то, как Вадим сначала пытается докричаться до Волкова, который рассекал каток на какой-то невероятной скорости, а потом пытается догнать неуловимого. Это, правда было смешно настолько, что Дагбаев достает телефон и снимает, чтобы отправить Лере. Правда же смешно, когда здоровый двухметровый шкаф по фамилии Зайцев, пытается угнаться за Волковым, который меньше на сантиметров сорок. Правда же пытается. Видно, что Вадим набирает свою максимальную скорость, вытягивает руку, старается быть аккуратным, чтобы не испугать, догадываясь через минут пять, что Олег просто с наушниками и не слышит, что его зовут, а Алтан не помогает, просто старается держать телефон ровно, игнорируя свой смех, чтобы картинка в записи не так сильно прыгала.       — Волков! Ну, Волков!       — Вы, погоди, забыли.       — Что?       — Волков, ну погоди.       — Волков, ну… Иди нахер, Золотце. У него мотор в заднице что ли? Олежик в жопе пельмешек, стой, блять.       Вадим снова выругивается, поворачиваясь, пытаясь изловить Волкова напрямик, но умудряясь стянуть с него только шапку, которая задевает и наушники, вынуждая парня, наконец, остановиться.       — Вадим Александрович?       — Вау. А тебе идёт, волчик.       Олег обрывается на возмущенном вопле, растерянно смотря на свою шапку в чужих руках. Спешно касается головы и припоминая свою козлиную грацию, уже перепрыгивает через бортик, покидая каток.       — А он правда ничего так, смазливый, — заключает подъезжающий Алтан, смотря на телефон, затормозив запись на Волкове с новой стрижкой, где была полностью ликвидирована челка на глазах.       — Что он ему такого пообещал за это.       — Разумовский?       Вадим кивает, хмурясь сильнее, растерянно смотря на черную шапку в руках, уже отталкиваясь коньком ото льда, но останавливается из-за чужой руки.       — Я не думаю, что он вам расскажет.       — Почему? Я его чем-то обидел? Когда? Тем более надо извиниться.       — Нет, не обидели. Просто… Ну…       — Золотце?       — Агр… Делайте что хотите, я вас предупредил.       — О чём?       Вадим непонимающе смотрел вслед Алтану, искренне считая, что слишком стар морально уже для работы с детьми, нехрена не понимая их недоговоров и ветра в голове, но все-таки отталкивается, покидая каток, чтобы найти Волкова.       — Можно?       Вад стучит костяшками пальцев по косяку, перед тем, как открыть дверь комнаты фигуристов, улыбаясь, смотря на Олега в капюшоне, крайне старательно делая вид, что интересней шнурования коньков вообще дела нет.       — Твоя?       Вадим всё с той же мягкой улыбкой тянет шапку Олегу.       — Издеваетесь?       — Нет. Мне только в радость, что ты больше, практически, не прячешь свою мордашку.       — Но?       — Но ты был против стрижки.       — Был.       Вадим спрашивает совершенно спокойно, ненавязчиво разминая фаланги пальцев.       — Он тебе не угрожал?       — Тому, у кого ничего нет, сложно угрожать.       — От этого и страшнее.       Вад говорит совершенно спокойно, не моргая и не выказывая никаких лишних эмоций, пока Волков непонимающе, привычно для себя хмуро, но не привычно открытым взглядом смотрит на него в ответ.       — И чего именно вы боитесь?       — Ты не поверишь, но я боюсь за тебя, малыш.       Уголок губ Олега только нервно дёргается от чужой прямолинейности.       — Хуйню несёте, Вадим Александрович.       — О, узнаю нашего барабашку. Рад, что с тобой всё в порядке.       Вадим улыбается так же легко и безмятежно, как будто, и не думал о том с какой стороны Разумовского лучше долбануть. Со здоровой, или пострадавшей. Спокойно кивает Олегу, разворачиваюсь к двери, замирая на движении из-за чужого голоса.       — …он оплатил памятники моей семье. На кладбище, — Волков сдержанно кашляет, торопливо добавляя, оправдываясь, — В долг, разумеется. Договорились, что когда я выиграю олимпиаду, то отдам деньги. Разумовский сказал, что моя победа не окажется без внимания, и я смогу все отдать. Сказал, что у меня будет достаточно средств, чтобы рассчитаться.       Олег хмурится и часто кивает, внимательно смотря на Вадима, который чуть поддался назад, чтобы парень видел его спокойную-преспокойную улыбку.       Вадик, правда, только улыбается, согласно и успокаивающе кивает приговаривая, что конечно Олежик выиграет и обязательно сможет всё отдать, не забывая и подмигнуть ему в своей манере добавляя, что Олегу не обязательно и в комнате сидеть в капюшоне.       Вадим неторопливо идёт по коридору, уже закусывая зубочистку.       — Страшный ты человек Серёжа. Очень страшный.       С дежурной улыбкой вторит Вад, как раз шедшему навстречу Разумовскому.       — Главное, что он теперь сам хочет выиграть олимпиаду.       — Очень страшный, — цокает блондин, — Пойду молиться пасхальном кролику, чтобы ты мне не приснился в кошмарах.

***

      Волков закатывает глаза, покачиваясь на коньках туда-сюда, выслушивая новый шквал недовольств и дополнений к своей технике от Разумовского, который отвлекается от него только благодаря зазвонившему телефону. Олегу хватает этой секунды, чтобы оказаться уже на другой стороне катка, прячась от Сергея за Алтаном, копируя его движения, уже полностью переключаясь на паясничество, потому что Вадим смотрел на них.       Олег довольно улыбается, видя, что Сергей вообще покинул помещение, выныривая, подрезая Дагбаева, усмехаясь на его угрозы, спокойно курсируя в дорожке спиной вперёд, даже не напрягаясь, делая переход на серию каскадных прыжков и снова оказываясь спиной вперёд, делая вид, что занят только раздразниванием Алтана, но сам косился на реакцию Вадима.       — Мальчики! — Лера громко выдыхает, широко-широко улыбаясь, неторопливо шагая с Разумовским под руку, активно размахивая свободной, — Думали, что будете делить пьедестал без меня?       Олег хмыкает, врезаясь спиной в бортик, кусая губы смотря на то, как Алтан уже обнимает и целует Леру, поглаживая её очевидный живот, улыбаясь шире, узнавая пол ребёнка и здороваясь со своей дочкой.       — Иди. Она же к вам обоим приехала.       — Да че я буду лишним то, их же и так трое.       — Иди, говорю.       Волков хмурится и отрицательно башкой трясёт, сильнее вжимаясь в бортик, про себя радуясь, и одновременно не очень, когда Вадим от него отваливает. Вздрагивая от неожиданности, когда чужие пальцы мягко хватают за подбородок и разворачивают к себе. Второй рукой, заботливо поправляя шапку, чтобы та не скрывала лицо Олега.       — Пожалуйста, Олеж. Это важно, — Вад опережает, видя, что Олег открывает рот для очевидного для него вопроса, — Для всех. Неё. Золотца. Меня. Тебя. Звезды видят и Серёне тоже не срать. Мы же семья. Понимаешь?       — Нет. Не понимаю. Но раз это важно для вас.       Волков кивает, отталкиваясь от бортика, подъезжая, неуверенно обнимая и удерживая обнявшую его Валерию. Олег немного затравленно смотрит на Алтана, моргает чаще, видя, что тот не говняется как раньше, а Лера уже вовсю трещит, стащив с него шапку, как ему идет новая стрижка. Волков чувствует, как неуверенно дергается уголок его губ, продолжая удерживать девушку, очень боясь, что она упадет, хоть Лера и стояла не на коньках, а сам кусает губы, оглядываясь, пытаясь поймать глазами Вадима.

***

      — Всем привет! — Лера широко улыбается в камеру своего телефона, — Сегодня на моём канале эксклюзив из олимпийской деревни. Вы не представляете, как я рада оказаться здесь, а не в больнице, тошнит уже от неё, — девушка смеётся, читая комментарии, что богичные шутки за триста от беременной девушки уже пошли в ход.       — Ага, — Валерия кивает, не переставая улыбаться, поворачиваясь камеру так, чтобы было видно каток за её спиной, где уже рассекали Алтан и Олег, намеренно паясничая на камеру.       — Мы в Пекине, погода, ух, не как в Питере, но…       Позади прокатывается Алтан и Олег, удерживающий его за хвостики, изображая упряжь.       — …тренировки идут полным ходом, я уже видела костюмы мальчиков на выступления…       В этот раз за спиной Леры проезжает Алтан сидя на спине Волкова, завязав свои волосы в бороду под подбородком.       — …а что до музыки, ох, тренера, постарались на славу, скажу вам по секрету, что в этот раз…       Лера с большим трудом удерживает смех, все-таки оборачиваясь, смотря как парни, смотря друг на друга, катались и играли в ладушки.       — …ладно, давайте о вопросах… Так… Что тут у нас. Нет, ребят, так не интересно, одни вопросы о отношениях у кого что… Это личное дело каждого. И у всех есть свои аккаунты, куда вы можете написать, хорошо? Так… Да, любимый цвет и Али, и Олега это черный. Аля ещё золотой любит, а Олег… Белый? Видела у него только черные и белые футболки… Да, они же с Алей в одной комнате живут, а мне свою отдал Вадим, сказал лучшее детям, — Лера смеётся, опускаясь глазами дальше по полоскам вопросов и комментариев, пока Олег и Алтан проезжали по очереди в красивых позах, — …кстати о детях, как вы хотите назвать ребёнка? Ой, а мы ещё спорим, всё никак…       — Лилька будет.       Выкрикивает мимо проезжающий Волков, уже скрываясь, пока к Лере подъезжает Алтан, заботливо обнимая Валерию со спины, поправляя ворот её красной фирменной жилетки сборной страны.       — Лилия?       — А красиво. Мне нравится.       — Ладно. Хотя бы ради этой мудрой мысли, стоило завести Волкова.       Алтан хмыкает, смотря, как Олег на заднем фоне крутится волчком, не переставая обнимать Валерию, оборачиваясь на смех своей невесты, читая, что там ещё пишут люди, улыбаясь тоже подключаясь к эфиру, отвечая на вопросы вместе с Макаровой.       — Свадьбу мы хотим весной. Ещё не решили, где…       — …платье на заказ хотели, но да, я планирую вернуться обратно на лёд…       — Так… Что… Что? — Алтан моргает, протягивая руку, чтобы прокрутить вопросы назад, зачитывая, — «Меня глючит, или Волков только что пять акселей прокрутил?» ребят, не бывает… Что? «А не шесть? Вот, смотрите! Что творит, это вообще реально? Не смейте удалять эфир!»       — Аля… Смотри.       — Он только что…       — …ага…       — …как?.. Опять?!..       — Офигеть… Сколько раз он уже…       — …это Разумовский пишет?       — Ты про razoomthebest «какого ху… "       — Валерия! Не при ребёнке же!       — Ты про Лилю или Олега?..       — Волков, блять, какого хуя ты не сказал, что так умеешь?!       — …снимаешь?       — Ага.       — Молодец, родная.       Алтан целует Леру в висок, не мешая ей снимать ледовое побоище между Разумовским и Волковым, которое прибежал разнимать Вадим.

***

      — Простудишься.       Олег тихо выдыхает, открывая глаза, смотря снизу вверх на стоящего над ним Вадимом. Он так и продолжает лежать на льду, хмуро и устало, смотря на мужчину, что навис над ним, удерживая руки в карманах. Света почти нет. Только прожектора с улицы. Они даже без коньков. Один стоит. Другой лежит. Безотрывно смотря друг на друга.       — Поцелуйте меня.       — О-о, смотрю у тебя уже жар, волчонок, — Вадим цокает, перекатывая зубочистку, — У тебя вообще-то олимпиада завтра, которую ты хотел выиграть.       — Поцелуйте меня.       — Я, правда, не знаю, как ты это сделаешь, раз вы в последний момент меняете музыку. Будешь танцевать под вальс «Однажды в декабре». Серёня верит, что этим ты всех покоришь. После Меладзе и твоего пятерного акселя, я уже готов во всё уверовать.       — Поцелуйте. Меня.       Олег говорит тихо. Голос у него сломался давным-давно и в отличие от него самого не был ни детским и не трогательными. Голос Волкова был тяжелым. Томным и дрожащим. Олег, не моргая, лежал и смотрел на Вадима над собой, не замечая, что стал чаще дышать.       Первоначально Олег должен был танцевать под тему из «Короля льва», но «нет». Простое. Обычное. Безжалостное. Озлобленно, холодное «нет». Перечеркнуло всё. Вадим думал, что соревнование между их фигуристами будет в быстрых программах. Динамичных. Шустрых, если так угодно.       Иногда Вадим забывал, с кем имеет дело, особенно после того, как в Серёже просыпался его максимум человечности.       Они так уютно сидели всей своей спортивной семьей, обсуждали будущее, обсуждали, как Валерия сменит фамилию и их станет на одного человечка больше. В такой ламповой атмосфере, под чай и какао с печеньем, когда забывается всё плохое, все невзгоды. Во всяком случае, так казалось. Теперь-то Вадим понимает, что Волков держался на расстоянии, обнимая спинку стула, сидя ближе к двери, будто бы, что-то чувствовал и только ждал отмашки, чтобы сбежать.       Дождался.       В шоке сидели все. Все же знают и любят этот мультик. Вадим уверен, что Олег с его прыжками откатал бы на отлично. Но, что такое "отлично" для Разумовского, когда он может выдавить "идеально". Чего бы ему это ни стоило.       Вадим стоит вроде бы почти над взрослым человеком, смотрит в совершенно взрослые и понимающие слишком много карие глаза, в то время, как перед его собственными разбитая машина.       Разбитая машина, что снесла фура. Без шансов. Без вариантов. Единое месиво. Что машина, что люди. Там едва можно различить бездыханную собаку, что выбивается окрасом через дым. Зато четко видно мощное тело мужчины в черном плаще и вороными волосами, которого пытался растолкать мальчик лет восьми в цветастой куртке с покемонами, разумеется с покемонами.       Мальчик дрожит но, увы, не от холода, до него медленно доходит осознание случившегося и нервозность с улыбкой, сменяется осознанием, и страхом. И мальчик делает то, что делает любой ребенок, когда ему страшно. Зовёт на помощь. Хоть кого-нибудь. Чтобы помогли ему и его отцу. Хоть, кто-нибудь. Кто-нибудь. Кто угодно. Но никого нет. Они единственные на этой трассе. Мальчик понимает, что никто не придёт. Никто. Поэтому бесшумно шмыгая, оседает возле бездыханного отца.       Вадим знает, что Сергей страшный человек. Лично Вадима до сих пор трясет от видеозаписи аварии, где Олег потерял своего отца, понимая, почему тот так ненавидит, этот чертов мультфильм.       Кажется, Сергей говорил, что так просто ничего не оставит и после олимпиады добьётся справедливости для Волкова, который был вынужден скитаться по улице столько лет, потому что прогнившие работники социальной защиты населения предпочли присвоить себе имущество, которое по праву Олега. Толку только мальчишке от этих квартир и загородного дома, отца ему это не вернёт. Бабку тем более. Не подарит любви того человека, которого он даже никогда не видел.       Анастасия Волкова, которая слишком хотела сына, что вопреки наказу врачей, решила родить его. Никто не спорил. Сложно спорить, когда её супруг Давид Волков главврач больницы и лучше них понимает всю ситуацию.       Вадим стоит над Олегом и не знает, кого ненавидит больше. Сергея с его чертовой беспринципной гениальностью или же себя за то, что на него смотрят с искренней юной, но настоящей любовью.       — Поцелуйте меня. На удачу.       — Она тебе не нужна, волчок. Ты выиграешь, потому что только с твоим талантом можно идеально откатать историю Анастасии Романовой.       Олег безнадежно тяжело выдыхает, прикрывая глаза.       Он замирает, ощущая прикосновение к своей макушке, невольно улыбаясь, представляя, как пришлось изогнуться Вадиму, чтобы это сделать.

***

      Волков едва дышит, докручиваясь в своём волчке, выпрямляясь, отыгрывая до конца аллюзию на то, что он солдатик из музыкальной шкатулки.       Зал взрывается овациями, но парень уже ещё в том вальсе, что уносил в сказочную дрему, которой никогда не было места в реальной жизни. Волков озирается по сторонам, отзываясь на свое имя и просто катясь на знакомый голос, сжимая руку Разумовского, неуверенно прижимаясь к Валерии, что спешно потащила его на скамью, пока судьи подсчитывали баллы.       — Поздравляю. Это правда, достойно золота.       — Золотце подставляет с золотом, вау.       Олег усмехается, но кивает, сжимая ладонь Алтана, хлопая его по спине, приобнимая, поздравляя того с серебром и с золотом за командный зачёт. Озираясь по сторонам в поисках Вадима, улыбаясь очевидней замечая его, но непонимающе поднимает бровь, когда мужчина сломал зубами зубочистку во рту.       — Ой… Я кажется, пропущу вашу церемонию награждения, мальчики.       — Почему? — они синхронно оборачиваются и подобно Вадиму, испуганно застывая на секунду, смотря на лужу под Валерией, что обнимала свой живот.       — Я, кажется, рожаю.