Ривай и сладкий пирожок

      Эрен посапывал, привалившись спиной к прогретой солнцем колонне, и даже не пытался слушать учителя. Он полночи дежурил около огня Юпитера, смотря как главный жрец проводит ритуал, запоминал, записывал, а теперь хотел только упасть в объятия Сомна и не вставать. И уж точно не заучивать, как Диомед с Одиссеем и Патроклом набивались в женихи к Елене Троянской.       Учитель что-то нудел, ходя взад-вперёд по площадке перед храмом, и большинство учеников не поднимали голов от табличек, пожалуй, кроме Эрена, успешно спрятавшегося за колонной и Микасой.       — Не спи, — тихо сказала подруга, погладив его по ноге.       — Не могу, — пробормотал он, подставляя лицо под лучи солнца, — не хочу я учить, как Диомед пытался грохнуть Ареса.       — Хорошо, не учи, — сказал та, — я буду очень рада встретить тебя в поле, перегоняющим овец с пастбище на пастбище.       — Подумаешь, — пробормотал тот, открывая глаза, — у этих же греков было, что пастух Ганимед стал виночерпием у богов. А ведь он даже не был жрецом.       Микаса выразительно посмотрела на него и сказала:       — Зевс украл пастуха Ганимеда и доставил на Олимп, потому что влюбился. Кто знает, что он ещё там с ним делал. Хочешь, чтобы и тебя кто-нибудь украл?       — Нет, но если можно просто ничего не делая попасть на их Олимп, зачем мне тогда учиться?       Девушка только вздохнула и вновь посмотрела на учителя.       — Типичный ленивый римлянин. Ты уверен, что ты жрец Юпитера, а не Бахуса?       Эрен не ответил, насупившись. Ну не нравилась ему история Аттики, которую рассказывал учитель. Она касалась их великолепного Рима лишь косвенно и он не понимал, почему ей всегда уделялось такое большое внимание.       — Лучше бы я ритуалы делал, — проворчал он, перекладывая с колен восковую табличку, на которой всё равно ничего не было написано.       — Надо сказать жрице Ханджи, чтобы взялась за твоё обучение, — заметила Микаса, возвращаясь к конспектированию.       — Она мне ничего не скажет, я ей нравлюсь, — заметил Эрен.       — Ну, тогда моему брату. Возьмёт тебя в лагерь на недельку — быстро научишься уважать Дисциплину.       — Вот и похищение, — заметил он, улыбаясь. — Твой брат такой же мудрый как Зевс?       — Нет, он жестокий как Марс и непреклонный, как Юстиция.       — Может, я ему понравлюсь и он будет ко мне благосклонен?       Подруга только снисходительно посмотрела на него, пытаясь взглядом передать всё, что думает по этому поводу.       Впрочем, Эрен и рассчитывал, что когда-нибудь вообще увидит её брата. Тот был очень известным примипилом, а в последнем сражении в Персии, вообще командовал несколькими манипулами. Его карьера была слишком стремительной, а сам он слыл человеком с весьма крутым нравом. Эрен не был глупцом и прекрасно понимал, что от жестоких карьеристов всегда лучше держаться подальше.       Душераздирающе зевнув, он размял шею и перевёл взгляд в сторону, услышав знакомый смех. Жрица Ханджи, остановившись на дорожке под сенью дерева, разговаривала с каким-то мужчиной. Тот стоял напротив, сложив руки на груди и слушая. Эрен несколько прибалдел рассматривая чужие мышцы и почти сразу подумал, что тот из легионеров.       Невысокий и сильный, в простой солдатской тунике, на фоне одетой во всё белое Ханджи, с цветами на голове, он выглядел будто скала из гранита.       Жрица оживлённо размахивала руками, но говорила на фракийском, с персидскими словами, так что Эрен очень смутно понимал о чём была речь, просто продолжая пялиться на мужчину.       — Ривай? — недоумённо спросила Микаса за его спиной.       Внезапно мужчина повернул голову и посмотрел на них, и Эрен даже подобрался от чужого внимательного взгляда, внутренне замирая. Мужчина поднял ладонь в приветствии, будто здороваясь, и парень не задумываясь помахал в ответ. Тот перевёл на него взгляд, рассматривая, а потом усмехнулся и вновь повернулся к Ханджи.       — Эрен, это мой брат, — со смешком сказала Микаса, когда он так и не опустил руку, думая, что что-то не так.       — Какой брат? — не понял парень, поворачиваясь к ней.       Микаса посмотрела на него, словно сомневаясь в его разуме, и до него не сразу дошло, о чём та говорила: у неё был только один брат, тот, что служил в армии.       Эрен быстро повернулся обратно, уже другим взглядом смотря на мужчину. Тот всё также продолжал стоять рядом с жрицей и сам ей что-то рассказывал, но Эрен не понимал слов. Разве он не должен быть старше? И ходить в тоге расшитой золотом, в парадной форме, с венком на голове? Разве не должен быть в сопровождении свиты, которая бы при каждом удобном случае, рассказывала всем встречным, кто он такой?       — Не может быть, — сказал он, абсолютно уверенно. Все люди, облечённые властью, выглядели так, будто сами боги должны были упасть перед ними ниц. Эрен даже видел, как какой-то купец, дорвавшись до государственной должности, приказал своему рабу раскатать по земле, по которой он пройдёт, рулон ткани, чтобы не запачкать свои сандалии. А тут перед ним, в обычной солдатской одежде стоял человек, командующий сотнями и тысячами во время сражения. — Но это не может быть он.       Эрен вдруг почувствовал просто невероятный диссонанс от происходящего. В строну Ханджи и мужчины прошли два жирненьких гуся и он проследил за ними взглядом, раздумывая, не пристроиться ли следом? Он же может притвориться, что просто гогоча проходил мимо?       «Давай, к ним подойдём», — хотел сказать он, но не успел, потому что Ханджи с мужчиной вдруг заметили главного жреца, и, с удивительной синхронностью развернулись, и направились в его сторону.       — Я выставил себя дураком, — только и сказал он, наблюдая, как те уходят.       Он помахал её брату, думая, что тот с ним здоровается.       Ну, потрясающе да, Тифон его сожри. Центурион наверняка подумал, что он Диоген в последней стадии маразма.       — Эрен, поверь мне, у него таких как ты — несколько легионов.       «А ведь она права», — подумал парень, разворачиваясь обратно.       Тот наверняка уже через скупул забудет о его существовании. Что до него лучшему ставленнику Марса?       Если бы Эрен не знал, то наверняка спросил бы о мужчине у жрицы, а теперь он к ему даже подойти не сможет.       Что он ему скажет: «Вы мне понравились... мееее... разрешите пригласить вас вечером посидеть на лавке... меее... и пообжиматься». Может, пасти овец его истинная судьба, потому что он на них похож?       — Ты расстроился что ли? — с удивлением спросила Микаса, смотря, как он берёт табличку и палку для письма.       — Нет, чего мне расстраиваться, — ответил Эрен, переводя взгляд на учителя.       — Ты столько слышал о нём и представлял его как минимум Аполлоном на колеснице, а теперь не понимаешь, почему тот оказался простым человеком?       — Конечно, нет, — ответил парень.       Лучше бы тот действительно был простым человеком.       На некоторое время они замолчали. Эрен уткнулся в табличку, механически записывая чужие слова и краем глаза отмечая, что Микаса смотрит на него.       — Он тебе понравился? — спросила она.       — Какая теперь разница, — заметил парень, добавляя в голос безразличия.       — «Теперь»?       Эрен не стал отвечать на риторический вопрос и, с ещё большим усердием, начал выводить буквы.       — Думаю, я передам ему, чтобы он в следующий раз приехал на золотой колеснице и украл тебя, чтобы сделать своим виночерпием, — сказала подруга.       Эрен почувствовал, что краснеет. Ничего он такого не хотел. И колесницы никакой не надо и вообще всё это временное помешательство, наверняка Амур-засранец просто мимо проходил, увидел его и решил напакостить, лишь из-за того, что тот так долго ему сопротивлялся. ***       На следующий день они с Жаном и Конни пошли в термы. Конь всю дорогу жаловался на Ханджи, которая гоняла его по лесу в поисках трав, а его то и дело хлестали ветками деревьев по заду сатиры. Эрен, устав слушать чужое нытьё, уже хотел того незаметно утопить, под видом даров Посейдону.       — Ты чего такой тихий? — спросил Конни, пока Жан, разговаривал сам с собой, бубня рядом и попивая разбавленное вино.       Эрен, положив голову на бортик, медленно жевал сыр, думая о своей нелёгкой судьбе. Сегодня ночью он спал в храме Эскулапа, спросив у жрецов, к какой стене лучше привалиться, чтобы во сне к нему пришло откровение. Помощник жреца указал ему муляжом ноги в сторону западной стены и Эрен на циновке, в окружении других людей, уснул, чтобы получить ответы.       И приснились ему мягкие светлые занавеси на дверях, качающиеся от ветра, и будто чей-то голос говорил: «спи, сладкий, ещё слишком рано».       Эрен, будучи здравомыслящим человеком, трактовал сон напрямую как есть: «слишком рано». С братом Микасы ему ничего не светит, и лучше бы ему вообще «поспать» — то есть, заняться не деянием и прекратить всякую активность.       Подавив горестный вздох, он ответил на вопрос друга:       — Я созерцаю свой внутренний мир.       — Кишки что-ли? — не понял Конни. — Разве тогда не надо нагнуться и заглянуть в другое место, чтобы рассмотреть всё в подробностях?       — Откуда ты это взял? Развлекаешься так вечерами? — недовольно уточнил Эрен.       — Твой внутренний мир, тебя сейчас как Харибда поглотит. Давай, Одиссей, выплывай.       — Может, я золотое руно ищу? — спросил тот и губами потянулся к очередному куску сыра. Конни отодвинул тот вместе с тарелкой и Эрен только почмокал губами и перевёл на друга недовольный взгляд.       — Ой, да чё ты его слушаешь, — сказал Жан, — втрескался он. Мне Микаса вчера рассказала.       — В кого? — удивился Конни.       — В её брата.       Конни округлил глаза и взглянул на Эрена, который уже смотрел с тоскою в сторону выхода. Если он сейчас голышом пробежит через все помещения на выход, это будет очень странно?       В этом тёплом бассейне они были втроём, но в соседних уже было достаточно людей, чтобы они могли услышать их разговор. Да ещё и на верхних этажах тоже были зоны отдыха. А он совершенно не хотел стать объектом обсуждения.       — Это тот крутой примипил?! — заголосил Конни. — Не верю! Как он выглядит? Говорят у него абсолютно белые глаза без зрачков, это правда? А ещё говорят, от его крика можно даже обмочиться.       — А вот это правда, — довольно заметил Жан, вклиниваясь между ними и беря сыр с тарелки. Эрен пнул его под водой. — Но те только от крика, от взгляда тоже. Он когда нас впервые с Микасой увидел, я буквально почувствовал, что хочу отделиться от кожи, как немейский лев от шкуры.       — Вечный Юпитер, — пробормотал Конни, а потом спросил у Эрена, — и ты с ним говорил?       — Нет, — пробурчал тот и потянулся за виноградом. — Было неудобно беспокоить, он с главной жрицей разговаривал.       — Они с Ханджи давно знакомы, — заметил Жан, жуя. — Может быть даже встречаются.       Эрен, так и не взяв виноград, остановился на полпути и ухватился руками за бортик. Вдруг стало очень-очень обидно.       — Пойду поплаваю, — пробормотал он, и оттолкнувшись от стены, поплыл на другую сторону небольшого бассейна.       — Мог бы и промолчать, — услышал он, шипение Конни на Жана. — Не видишь, он расстроен.       Кирштайн в ответ на это лишь коротко хохотнул.       Эрен окунулся в воду и поплыл вглубь, а в голове набатом стучала мысль, что брат Микасы и Ханджи действительно могут встречаться.       А потом сразу пришло здравомыслие, про которое он успел забыть. Почему он вообще так сильно переживает? Ведь, он даже не знаком с этим человеком. Вдруг, тот в жизни неприятный и злой? Или ещё хуже, вообще презирает всех вокруг из-за того, что является любимцем Марса?       Выплыв на поверхность, он похватал ртом воздух и пошёл на новый заплыв, рассуждая.       Тем более, во сне ему чётко сказали «спать», значит, его время ещё не пришло. Возможно он ближе к старости встретит подходящего человека, а возможно вообще никогда — что толку думать об этом? Когда боги разрешат, тогда всё и будет.       Эрен повторно всплыл, и уже в более приподнятом настроении подплыл к приятелям, которые, как два суриката вытянули шеи и смотрели куда-то в конец зала.       — Что там интересного? — спросил он, вклиниваясь между ними и двигая к себе тарелку.       — Легионеры пришли, — сказал Конни и показал на свои руки, — мышцы как у быков, что на руках, что на ногах, а живот — как брусчатка. Вот их там гоняют.       Эрен даже не стал смотреть. Хватит. Он вчера посмотрел на чужие мышцы и пропал. С этого дня он будет посвящать время только учёбе и ритуалам: никаких красивых парней, никаких дум об обжимании на скамейке и никаких развлечений. Юпитер должен им гордиться.       Со временем, он станет полноценным аскетом, и уйдёт жить в пещеру, или залезет в пифос, как тот же Диоген. И вином для него будет — дождь с небес, а едой, пробегающие мимо мыши. Поэтому, в свой последний день перед уходом от сладостей мира, ему нужно как следует наесться.       В это время со второго этажа быстро спустился чей-то раб, закутанный в простую одежду и, пройдя мимо их троицы, направился в сторону легионеров.       — Пойду-ка я намылюсь, чтобы не светить своими ручонками, — сказал Конни и поплыл на другой конец бассейна к своей сумке, за мыльным корнем.       — Всё равно потом маслом пойдём натираться, — заметил Жан.       — Главный жрец сказал мыльным корнем тереться — значит, надо, — ответил Конни. — Вдруг боги устали нюхать масло и хотят, чтобы от нас пахло травами.       — Или сегодня будет жертвенный костёр, а ты в нём — поросёнок в специях, — сказал Эрен с набитым ртом.       — Ой, как заговорил, — заметил тот, — что, поел и больше не расстраиваешься?       — Я решил, что то было временное помешательство, — сказал Эрен и потянулся на новым кусочком сыра, — а на самом деле мне стоит...       Но договорить он не успел, потому что заметил нескольких людей, выходящих из воды, среди которых оказался и объект его воздыханий. Эрен замер, разглядывая голого человека, который медленно заворачивался в одежду. На него что, Нептун иллюзию наслал? Невозможно, чтобы у человека было такое тело. Невозможно.       Остальные легионеры, также набросили тоги и, когда тот махнул рукой, пошли за рабом в их сторону.       — Вот это у них мышцы, — восхищённо пробормотал Жан, облокачиваясь на бортик и не скрывая, пялясь.       Эрен так не мог. Он смотрел на объект вожделения, и как тот движется в его сторону и ему хотелось только со стыда сгореть. Что он там говорил, про аскезу? Забудьте. После увиденного, он не сможет сосредоточиться больше ни на чём.       Парень чуть оттолкнулся от бортика и стал медленно погружаться под воду, продолжая пялиться и надеясь, что его не заметят.       — Здравствуйте, центурион Аккерман, — почти крикнул конь, когда тот приблизился, и Эрен почти физически ощутил тягу к убийству.       Он хотел просто поглазеть на это божественное тело, чтобы потом ночью вспоминать и оплакивать свою никчёмную жизнь, но нет же, Жану нужно было всё испортить.       — Привет, Кирштайн, — ответил тот, махая в приветствии, а потом его взгляд встретился с Эреном у которого только глаза остались на поверхности и мужчина улыбнулся.       Парню показалась, будто вся вода в бассейне вот-вот вскипит.       Когда тот прошёл мимо, он продолжал молча пялиться ему вслед, испытывая дикое желание броситься следом.       — Ты чёго тут бегемота изображаешь? — спросил Жан и прыгнул на него, разбрызгивая в разные стороны воду.       «Посейдон, пожалуйста, утопи эту лошадь», — только и подумал Эрен, идя ко дну. ***       Ханджи, передвигаясь по площадке, рассказывала младшим ученикам идеи орфиков, в то время, как Эрену поручила ответственное задание по расшифровке предсказания.       Парень лежал на животе между колоннами у входа в храм и смотрел в свиток, исписанный по гречески. И вообще не понимал, что в нём происходит. Вроде буквы были знакомыми, и даже складывались в слова, но смысла в их было, разве что на козью какашку.       Солнце уже начало припекать и он буквально чувствовал, как оно ласкает спину, но всё равно не сдвигался в тень, надеясь одолеть сложный ребус. Он поболтал ногами в воздухе и громко сказал:       — Аполлон, хватит зря светить, давай помогай.       За его спиной фыркнули и Эрен быстро обернулся.       Аккерман стоял у ступеней входа, смотря на него с усмешкой, и парень почувствовал, как нервным возбуждением потянуло откуда-то изнутри.       — Привет, жрец, — сказал тот, — ты, видимо, Эрен? Ученик Ханджи?       «Для вас кто угодно», — едва не ответил он, а потом просто кивнул, понимая, что голос ему сейчас откажет.       — Ханджи сказала, что я могу посмотреть свиток, — сказал центурион, подходя ближе.       Эрен нахмурился. Свитки и вообще все документы по предсказаниям, могли видеть только жрецы и заказчики. Пока главная жрица не скажет ему отдать записи, будь перед ним хоть Император Рима, тот ничего не получит.       Парень медленно приподнялся, медленно придвинул свиток и лёг на него сверху, закрывая телом. Центурион улыбнулся и сжал пальцами переносицу.       Эрен был абсолютно серьёзен, как Атлант держащий небо, но вот спокойным был ничуть. Он будет драться за этот клочок тайнописи, как Геркулес. Вряд ли конечно победит, но войдёт в историю Рима, как самый храбрый из жрецов.       — Это тайные сведения, — сказал он, смотря как мужчина подходит ближе, и присаживается рядом.       — Не сомневаюсь, но эти тайные сведения предназначены для меня, — заметил тот, с улыбкой, и потянул уголок свитка к себе.       — Жрица Ханджи о таком не говорила, — заметил Эрен наваливаясь на его руку и думая, можно ли будет того укусить. Ну или хотя бы облизать.       — Сладкий, ты не сможешь меня остановить, — мягко сказал мужчина. — Давай, сдавайся.       Эрен насупился, привалившись к нему и раздумывая.       — Я могу его сожрать, — честно признался он, поднимая голову и смотря в чужие глаза.       — Тогда мне придётся прибегнуть к запрещённому приёму, — сказал тот и прежде, чем Эрен успел испугаться, стал его щекотать.       Парень рассмеялся, выворачиваясь, и пока он брыкался, мужчина каким-то хитрым образом успел забрать свиток, так что Эрену осталось только лежать и хлопать глазами.       — Ты достойно его охранял, теперь моя очередь, — сказал мужчина, и хлопнул его по руке, когда тот потянулся за свитком.       — Вы не должны его читать без разрешения, вдруг на нём проклятье?       — Попрошу жрецов Эскулапа его снять, — ответил тот, щурясь от солнца и рассматривая надписи.       — Они не помогут, это очень древнее проклятье.       — И как же оно действует?       — Писюн отвалится.       Мужчина перевёл на него выразительный взгляд, но Эрен лукаво улыбнулся и прикусил кончик языка.       — Вашей жене будет очень непросто, — довольно сказал тот.       — Учитывая, что её не существует, я проблем не вижу, — заметил тот, усмехаясь. — Что здесь написано? «Ненавижу ногу»?       — Я думаю, «половина ноги».       — Это писал одноглазый страус?       — Главному жрецу не понравится такая кличка. Но я ему не скажу, если вы отдадите свиток, — сказал парень и приподнялся, пытаясь достать записи.       Аккерман аккуратно толкнул его обратно, заставляя лечь.       — Что ж, пусть кличка будет моей маленькой местью за отвалившийся писюн.       — Ещё волосы выпадут, — добавил Эрен.       — Это которые в связке с писюном идут? Напиши мне это проклятье, я на своих легионерах протестирую.       — И вам их не жалко?       — Вообще ни разу. Пусть их игрушечную анатомию овевают ветра пустыни. Им же приятнее будет.       — На голове тоже выпадут.       — Шлем будет удобнее носить.       — А если в вас тогда никто не влюбится?       — Тогда я поймаю Амура, и буду долго его щекотать.       — Как меня сейчас?       — Точно, — заметил тот и пощекотал того ещё раз.       Эрен хохотнул, выворачиваясь. Мужчина несколько мгновений смотрел на него, а потом вздохнул и сказал:       — Давай, двигайся, — и похлопал Эрена по боку. Тот быстро подвинулся и центурион растянулся рядом с ним на тёплых камнях, положив свиток у парня перед носом. — Эти каракули просто невероятны. Что это за слово?       Парень сказал, что возможно это «шлем», но понять, что накарябал жрец, будучи в экстазе, действительно довольно затруднительно. Так они и лежали бок о бок, разбирая каждое слово в отдельности и пытаясь собрать из них единую связку. И Эрен даже не пытался скрыть улыбку, находясь в абсолютном довольстве.       — Жрец, должен был представлять себя в чьём-то теле, надо выяснить — в чьём, — сказал он, когда в очередной связке у них получилось «конь-в-шлеме-смотрит-на-половину-ноги-правителя-которому-доверяет».       — Какие у него возможности?       — Ну, учитывая, что Юпитер бог всего сущего... — медленно произнёс Эрен.       — Геката меня забери, — только и сказал Аккерман, — я не собираюсь представлять себя в виде любой вселенской твари. Давай начнём с чего-нибудь основного.       — Хорошо, давайте представим, что жрец был быком и смотрел его глазами. Вот я бык, и я в шлеме, и смотрю...       — На половину ноги коня правителя.       — Или на половину правителя.       — Или на половину коня.       — Ногой смотрю.       И они в унисон рассмеялись.       — Всё очень логично, что вы придираетесь? — со смехом спросил Эрен. — Пифии в храме Аполлона вообще говорят стихами, а мы видите какие молодцы.       Ответить Аккерман не успел, потому что Ханджи внезапно появилась и плюхнулась центуриону поперёк спины, смотря на Эрена.       — Как вы справляетесь?       — Нормально, — сдержанно ответил парень, вдруг вспоминая слова Жана, о том, что Ханджи и Аккерман могут встречаться и, настроение с освещённой солнцем горы, медленно стало скатываться в глубины мрака.       — Я смотрю вам тут весело, — сказала она.       — Слезь с меня, а то у меня позвоночник прогнётся, — сказал мужчина, дёргая плечом.       — Эй, у тебя снаряжение больше меня весит, — возмутилась та, хлопнула его по лопаткам и поднялась.       Её ученики ещё не расходились по своим делам, значит, она отвлеклась лишь на мгновение.       — Эрен, представь, что смотришь глазами священного животного Юпитера, — подсказала она.       — Я пытаюсь, с быком не очень выходит, — заметил тот.       — Ничего, Ривай пусть тебе помогает, Марса привлекает.       — Может, главный жрец не той травы съел и у него были не те видения? — спросил центурион. — Не лучше ли самой посмотреть?       — Тут тебе что, рынок предсказаний? Думаешь, богам больше заняться нечем, как выдавать тебе пророчества по свистку?       — Хотят победы — пусть работают, — отрезал тот.       Ханджи на это только проворчала что-то на фракийском и ушла, оставив их и дальше разбирать каракули.       — Какие ещё животные есть у Юпитера? — спросил мужчина у Эрена.       — Дельфин, — грустно ответил парень.       Аккерман фыркнул.       — Значит, правитель или конь сейчас будут утоплены.       — Ладно, представим, что я — дельфин, — воодушевлённо сказал парень.       — Или половина дельфина.       — Половина дельфина в шлеме, который смотрит на ногу правителя.       — На конскую ногу, прошу заметить.       Эрен фыркнул.       — Я не могу, — сказал он, хватаясь за голову, — это бессмыслица какая-то. А какой у вас был вопрос?       — Про предстоящую компанию, один из местных пустынных царьков очень хитёр и я ожидаю подвоха.       — Ладно. Тогда я дельфин, и половина шлема правителя...       — Доверяет конской ноге, на которую смотрит?       Эрен уткнулся лбом в камни, подвыв.       — Может, тот царь переродился в коня и теперь смотрит на свою половину шлема?       — Ну, если тот переродился, могу сделать вывод, что компания получилась удачной. Отличное предсказание, парень, — сказал мужчина и Эрен в его голосе отчётливо услышал ухмылку.       — Я старался изо всех сил, — фыркнул тот, подпирая голову руками и смотря на него, — но это ещё не окончательный вариант.       — Будешь ещё думать?       — Конечно.       — У тебя сегодня есть ночное дежурство?       — Нет.       — Мы собирались вечером с Микасой и Кирштайном на комедию сходить, не хочешь с нами?       — Конечно, хочу, — не задумываясь ответил он.       — Хорошо. Зайти за тобой вечером?       — Если не трудно. Но я могу и Микасе с Жаном помешаться, — пробормотал тот и тут до него вдруг дошло, что происходит. Эрен округлил глаза. — Это свидание?       Аккерман усмехнулся, поднимаясь.       — Подумаешь об этом позже. Если понравится — считай свиданием, если нет — просто просмотрим комедию.       — Но я так не могу, — сказал парень, — я же Диогеном стану, от переживаний.       — О чём тебе переживать? — удивился мужчина. — Ты будешь в компании Микасы и Жана, среди хорошо знакомых людей.       — Так я не об этом переживаю, — пробормотал тот, чувствуя, что начинает краснеть, а потом решил, что раз ему помирать от смущения, то так тому и быть. — А поцелуи будут?       Аккерман посмотрел на него с удивлением, а потом потянулся обратно и потрепал того по голове:       — Не думаю, что Кирштайн обрадуется твоим поцелуям.       — Что?! — возмутился Эрен, но мужчина только посмеялся и сказал, что зайдёт за ним вечером.       Эрен, так и не получив вразумительного ответа, некоторое время дулся, потом ходил из стороны в сторону, как привидение, маяча между колонн храма, а когда Ханджи освободилась, начал заваливать её вопросами про Аккермана.       Та, даже если поняла, что происходит, не подавала виду, рассказывая про центуриона так мало, будто Эрен был персидскими шпионом.       Под конец дня он уже извёл себя до такой степени, что хотел только лечь под ближайшее дерево и разрыдаться.       — Ну и что ты делаешь? — спросил Аккерман, смотря как тот, сидит перед входом в храм и обнимает колонну, навалившись на неё всем телом.       Сол уже гнал своих коней в закат и солнце было такого же цвета, как и тога центуриона, которую тот накинул.       — Состояние неопределённости вгоняет меня в меланхолию, — поведал Эрен, не собираясь говорить правду, о том, что ему хочется кого-нибудь потискать, но рядом только мраморные столбы.       — И по какому поводу ты не можешь определиться?       — По поводу поцелуев конечно-же. Если я решу, что это свидание, а поцелуй мне не понравится? Что мне тогда делать? Идти пытать Амура?       — Ах, вот оно что, — с улыбкой сказал тот, — ну хорошо, давай сейчас определимся, чтобы ты не мучился.       Эрен быстро выпрямился, складывая руки на коленях и выжидающе смотря на него.       — Куда ты хочешь, чтобы тебя поцеловали? — спросил Аккерман, подходя ближе.       Эрен почмокал губами, прекрасно понимая, что на большее рассчитывать пока не приходится.       Мужчина обнял его лицо и погладил большими пальцами щёки. Парень улыбнулся, довольно щурясь.       — Так как ты молчишь, будем считать, что в лоб, — сказал тот.       Но Эрена такой ответ совершенно не устраивал и он притянул Аккермана за одежду к себе, и обнял. «Теперь точно не сбежит», — довольно подумал он, но мужчина на это лишь посмеялся и на выдохе его поцеловал.       Когда Эрен был маленьким, он был свято уверен, что рот нужен для еды, а попа для того, чтобы какать, но кажется, его приоритеты со временем немного изменились. Особенно когда он чувствовал под ладонями сильное тренированное тело, а в чужой рот только и хотелось, что стонать.       Ему казалось, что они целовались всего ничего, но когда он открыл глаза, выяснилось, что Сол уже загнал своих лошадей в стойло.       — Может быть, никуда не пойдём? — с надеждой спросил Эрен, думая о том, что ему совершенно не хочется иди сейчас в толпу людей.       — Нас давно ждут, — сказал тот, целуя его и поглаживая затылок. — Но мы можем ещё немного задержаться.       Эрен довольно улыбнулся, думая, что много таких задержек приведут их к концу комедии, и не ошибся. Они застали Микасу с Жаном, когда те уже выходили вместе со всеми людьми, обсуждая представление, но он был совершенно от этого не опечален.       Следующую неделю он по большей части был с Аккерманом днём, а в ночных сменах у огня Юпитера ночью, но совершенно не чувствовал себя уставшим.       Сол вдруг резко стал прекрасен, Аквилон мягок и горяч, а Аполлон только ласкал не обжигая. Даже Квирин, который, казалось, не очень любит всех, кто не относится к военным, стал вдруг резко добрее, и на него больше не падали жёлуди дуба в священной роще.       Через неделю Аккерман со своими солдатами отправился обратно и Эрену только и оставалось, что вновь погрузиться в учёбу и ритуалы, прекрасно зная, что забыться надолго у него не получится.       Три недели спустя, в один из дней, он понял, что что-то не так.       С самого утра он места себе не находил: едва не опрокинул жаровню в храме, споткнулся и упал, разодрав коленку, а потом на него накричали гуси. Так как последние были вестниками Юноны, Эрен понял, что что-то с Аккерманом. Поэтому быстро попросил у Ханджи закрыть ворота храма на десяток скрупул, чтобы он мог посмотреть происходящее.       Эрен побросал в огонь жертвенные травы, сел на пол рядом с треножником и обратился к верховному богу с вопросом. И через несколько мгновений перед его глазами распростёрся жёлтый песок пустыни.       Он был птицей, и сидел на скале, смотря на колонны людей внизу. Чуть дальше, стояла другая армия и пыль металась между людьми, как ифрит. Эрен перевёл взгляд налево и увидел ногу коня потом взглянул наверх и понял кто перед ним. Он взлетел наверх и вцепился человеку в плечо, приземляясь.       Аккерман посмотрел на него немигающим взглядом, а между рядами ближайших центурионов произошло волнение. «Орёл Юпитера», — услышал Эрен со всех сторон.       — Его не было в городе, он затерялся в рядах воинов, мы не можем его найти, — сказал мужчина смотря в глаза птицы.       — Доверься мне, — хотел заверить его Эрен, но вместо слов изо рта вырвался крик. И, тяжело оттолкнувшись от чужого плеча, он взмыл вверх.       Долго искать не пришлось. Среди всех шлемов чужой армии, этот выделялся вязью. Видимо, местный правитель, попытавшись притвориться своим среди солдат, не удержался, чтобы не надеть более удобный шлем.       — Он здесь, — закричал Эрен голосом птицы и спикировал вниз.       И понял, что его услышали, когда раздался сигнал к перестроению. Прежде, чем птицу убили, он успел выйти из её тела и повалиться на пол перед алтарём, смотря, как блестят в свете огня лапы треножника.       «Надо будет принести дары Юноне», — только и подумал он, слыша, как Ханджи открывает двери в храм и упал без сознания.       Аккерман вернулся почти через месяц. Эрен, едва услышав, что армия уже за воротами, в храмах Марса, решил рвануть туда, но подумал, что тому сейчас не до него. Завтра наверняка их всех позовут на площадь для награждения, будет почётный вход в город, цветы и забитые людьми улицы. И центурион, возможно, появится через пару дней, а то и в конце недели.       И каково же было его удивление, когда записывая за учителем очередное рассуждение на тему: «Менелай был великолепным правителем, которому не повезло с женой», Микаса толкнула его в бок и показала в сторону оливкового дерева перед оградой.       Аккерман, привалившись плечом с стволу, смотрел на него с улыбкой.       Эрен медленно отложил табличку, медленно поднялся, игнорируя вопрос учителя, а потом сорвался с места и побежал. Тот в ответ только рассмеялся, когда Эрен запрыгнул на него с разгона, обнимая руками и ногами. И только когда мужчина его обнял, Эрен понял, насколько соскучился.       — Предсказание сбылось, — сказал парень целуя его лицо, везде, куда мог дотянуться.       — Я знаю, я видел, — сказал тот, придерживая его, не давая упасть. — Ты большой молодец.       — Я хочу награду, — сказал Эрен, — мы победили, мне тоже положена награда.       — Конечно, всё что угодно, — сказал тот и поцеловал его в ответ.       Утром следующего дня, когда колесница Сола ещё не слишком разогналась, Эрен потянулся на мягкой кровати и посмотрел за занавеси, которые колыхались от мягкого ветра.       — Спи, сладкий, ещё слишком рано, — сонно сказал Аккерман, и Эрен подтянул сползшее одеяло и закинул ногу на лежащего рядом центуриона.       Мужчина в ответ, обнял его, прижимая к себе, и прежде чем парень вновь погрузился в сон, он успел подумать, о том, что боги в очередной раз оказались к нему благосклонны, и ему совсем не обязательно ждать старости, чтобы заполучить своего центуриона.