«Наверное я поступаю подло − прячусь под слоями бумаги, но не могу иначе. В глаза я, наверное, никогда бы не сказала того, что собираюсь написать в этом письме. Прости. Настало время правды. За время, проведённое вдали от тебя, я поняла, что не могу больше скрывать, поэтому собралась с мыслями, наконец взяла себя в руки. Ты слишком многое значил для меня, чтобы я так просто, без слов ушла из твоей жизни. Помнишь ли ты нашу первую ночь? Скорее всего, нет. Но, к счастью или к сожалению, я помню всё: как ты пылко целовал и крепко обнимал меня, как успокаивал, развевая все мои страхи и сомнения, как было в твоих объятьях хорошо. И мгновение счастья прекратилось, растворилось, потому что ты назвал меня именем другой женщины. Я не буду писать её имя в этом письме, ты сам прекрасно знаешь, кто она. После той ночи я пыталась провести черту между нами, соврав о том, что я с тобой из-за денег. Я очень надеялась, что ты поверишь в мою ложь, но нет − вместо того, чтобы возненавидеть меня и забыть, ты начал докапываться до истины. И так, не добравшись до неё, ты заранее меня оправдал. Я начала убеждать себя, что тогда в гостинице ты просто оговорился, что на самом деле этой женщины нет. Жаль, мои убеждения потерпели крах на новогоднюю ночь. Я видела, как ты смотришь на неё. Обычно так смотрят на того, кого сильно любят. Этот взгляд рассказал о многом, что твоё сердце принадлежит ей, а я, дура, с чего-то решила, что там со временем найдётся маленькое место и для меня. Не нашлось. От любви-то не стоит ждать любви. Для тебя я ровным счётом ничего не значу. Всего лишь наивная девочка, с которой ты проводил ночи. Однако тебе всё же удалось завоевать моё сердце и доверие. Да, я не имела права влюбляться в тебя, но я не смогла противостоять своим чувствам. Слишком слаба и наивна. Мне не по силам сделать тебя счастливым. Ведь тебе такая не нужна. Тебе нужна другая. С ней я бороться не смогу и не хочу, мне легче уступить. Только за меня не беспокойся. Я обязательно разлюблю тебя и начну новую жизнь. Ты же забудь обо всём и живи так, как и жил до встречи со мной. Прощай. И будь счастлив.»
Я опустила взгляд на запястье, которое нежно обвила золотая змейка браслета, и грустно улыбнулась, вспоминая момент его дарения. Под рёбрами словно залили раствор цемента, и он, застыв, тяжестью тянул вниз. Неспокойно на душе было. Поверила в ту любовь, что писатели-романтики в книжках пишут. Увы, жизнь невозможно изучить по книгам. Эта боль твердила мне, чтобы не жалела себя и вырывала всё с корнем. Отрубать хвост по кускам гораздо больнее, чем делать это сразу. Лучше многоточие превратить одну жирную точку, поменять переплёт книги и поставить на полку. Не досматривать фильм с печальным концом и остановить плёнку в кассете, подавив интерес узнать, что будет дальше. Я сложила лист и, как только хотела вложить его в конверт, в дом вошла тетя Тася. — Лялька уже спит? — спросила она, вглядываясь в темноту соседней комнаты. Я кивнула и неловкими пальцами запечатала конверт. Очень надеюсь, что он точно попадёт в руки Пчёлкина. — Кому пишешь? — Одному человеку. — Неужто любимому? — она присела рядом и сощурила глаза, а я промолчала, сжав губы. — Эх, эти дела сердечные! Кстати, я хотела тебя спросить, что собираешься делать? — В каком смысле? — спросила я и налила чай во вторую чашку, протянув тёте Тасе. — Я же вижу, что ты обратно в Москву не спешишь. Как помню, у тебя ведь учёба. В горле вдруг пересохло. И я глубоко вздохнула. — Нет никакой учёбы, тёть Тась. Не поступила я. Врала бабушке, чтобы она не беспокоилась, — честно призналась я, опустив виноватый взгляд. — Так что, в Москве меня ничего не держит. — Как ничего не держит? А кому тогда ты письма строчишь? — Оно прощальное. Мама Кати неодобрительно покачала головой. — Ты здесь что ли остаться решила? — Да, — ответила я. — Нюр, ты молодая девушка, тебе нужно хвататься за любую возможность, а в столице этих возможностей хоть пруд пруди. А тут что? Ты хочешь всю жизнь дояркой проработать? — Но вы же работали. — Да, это я была дурой молодой. Влюбилась. Если бы не Катькин отец, Василий, царство ему небесное, то ни за что осталась бы здесь. Думала принца нашла, а он трубочистом оказался. Я сейчас непроизвольно провела параллель между Катей и тётей Тасей. Теперь понимаю, откуда у Кати такое мировоззрение. — Не дам я тебе на мои же грабли наступить. — Там слишком трудно. А тут у меня есть крыша над головой, да и мне нужно поднимать Олю. Переживания насчёт младшей сестры настигают меня постоянно. Возможно, я смогу дать ей материальные блага, но не родительскую любовь и ласку. Бабушка заменила ей маму, которую в силу возраста, к сожалению, не помнит. Мне было одиннадцать, когда мамы не стало. Она заболела пневмонией и вскоре из-за слабых лёгких и отсутствия нормального медицинского оборудования умерла. В последние месяцы её жизни я видела измученное мамино лицо и была не в силах что-то сделать, что облегчило бы страдания. После того, как врачи объявили время смерти, отец принялся топить горе от утраты любимой жены на дне граненного стакана. Бабушка забрала нас с Олей к себе и занялась нашим воспитанием, пока этот пьяница накапливал долги в проигранных карточных партиях. — Лялька у нас, как кактус. Её только иногда поливать надо. — Считаете, что я сестру свою не знаю? Этот кактус колется уж больно, — чуть усмехнулась я и отпила чаю. — С ней очень много проблем. — Ну, хочешь, я её заберу. Как закончит десятый класс, так к тебе пошлю. — Нет-нет, если я сейчас оставлю её, это будет выглядеть, как предательство. Нас и так отец предал. — Анют, не порти себе жизнь. Молодость одна, а ты хочешь отдать её сестре. Тебе ещё надо работу нормальную получить, замуж выйти, детишек своих родить. Подумай хорошенько и не забывай, что я готова помочь тебе. На следующий день я отнесла письмо на почту.***
Ночью я очнулась от тревожного сна и села в кровати. Беспокойно посмотрела на спящую на второй половине дивана Олю и, чуть успокоившись, легла обратно на нагретую подушку. Попыталась уснуть, но тишину разрезал подозрительный шорох, доносившийся, по всей видимости, со двора. Напряжённая, как зверь, учуявший чужака на своей территории, я накинула халат и тихо вышла из комнаты. Шорох стал отчётливым, и я, испуганно затаив дыхание, поняла, что кто-то неизвестный зашёл сюда, в дом. Страх противной липкой массой накрыл с головы до пят, первые секунды я не могла сдвинуться, в панике продумывая, что делать. Однако страх за младшую сестрёнку толкнул меня в спину, призывая к активным действиям. Округлившиеся глаза пробежались по кухне в поисках чего-то для вынужденной в случае необходимости самообороны и, − Бог миловал! – взгляд зацепился за стоящую на печке чугунную сковородку. Скрип на крыльце брызнул в кровь очередную порцию адреналина. Быстро схватившись за тяжёлую сковородку, я встала возле двери и, слыша приближающиеся шаги, на всякий случай замахнулась. И мысленно начала отсчёт секунд. Раз… Два… Три… Входная дверь распахнулась. Я уже была готова изо всех сил ударить, но замерла от недоумевающего взгляда серо-голубых глаз, которые когда-то были самые родные. — Папа?