Не верь, Не бойся, Не проси

      В давно наступившей темноте тикали прикроватные часы, негромко и осторожно, будто боялись нарушить ночной покой квартиры. Но вдребезги разбивали столь хрупкую скорлупу, в которой ютился мой душевный мир, где ранее царило спокойствие, от счастья ярко светило солнце и в этих солнечных лучах, над лепестками белоснежных лилий порхали маленькие бабочки с переливчатыми крылышками. Теперь всё иначе.       Резкий звук захлопнувшейся двери, и я с закрытыми глазами сильнее прижала одеяло к груди, прислушиваясь к звукам. Судя по небрежным и вялым копошениям, что доносились из прихожей, можно было сделать вывод, что Пчёлкин снова вернулся в нетрезвом состоянии.       — Я знаю, что ты не спишь, — перешагнув порог спальни, пробормотал он и с грохотом скинул что-то на пол – наверное, свои наручные часы. Подавив испуганное содрогание, я промолчала и продолжила притворяться спящей. — Солнце моё, взгляни на меня, — тихо пропел.       Жалобно скрипнули пружины матраса, и Пчёлкин рухнул вниз, головой на подушку рядом со мной.       — Эй, крохотуля, — стянул тёплое одеяло, с легкостью выдернув его из моих рук.       Горячая ладонь по-хозяйски прошлась по бедру, подбирая подол шёлковой белой сорочки. Губы легли на шею, опаляя жаром тонкую чувствительную кожу. До носа добрался привычный запах чего-то спиртного, навевая малоприятные воспоминания о минувших ночах.       В последнее время Пчёлкин всё чаще заявлялся домой пьяным и внаглую начинал приставать ко мне. Я не отказывала, но и соглашалась без особого желания, потому что он, будучи вдрызг пьяным, наплевательски относился к моему удовольствию, пренебрегал прелюдиями, а после случившегося отворачивался на другой бок и засыпал. Я же оставалась со своими мыслями и горьким чувством, как будто меня только что использовали.       Вдруг к неприятному запаху алкоголя добавился ещё один. И это не его одеколон и сигареты. Сладковатый цветочный аромат. Лавандовый.       Женские духи. От догадки сердце сжалось.       — Стой, — еле слышно пролепетала я и остановила его руку, что намеревалась снять с меня нижнее бельё. — Где ты был?       — Да какая разница? — произнёс Пчёлкин в мою шею.       Горечь обиды терновыми колючими лозами обвила горло, до боли сдавливая, когда пальцы нырнули под лямку сорочки, стягивая её с тонкого плеча, на которое после обрушились лавиной обжигающие поцелуи.       — Есть разница. Ответь мне.       Он прижал губы к плечу и тяжело выдохнул.       — На работе.       Врёт.       Я зажмурилась, сглотнув рыдание.       — Не был ты на работе, — сказала я и хотела отодвинуться от него, но Пчёлкин тут же прижал меня к груди. Слёзы наворачивались на глазах. — От тебя духами женскими несёт.       — Тебе кажется.       — Не кажется, — и, поправив лямку, вырвалась из его крепких рук и встала с кровати.       — Куда ты?       Я шмыгнула носом и, забрав подушку, пошла вон из спальни. Хорошо, что Пчёлкин не стал останавливать меня, а то бы я просто напросто разрыдалась. В прохладной гостиной с тяжёлой душой, будто огромный камень привязан верёвкой на шее, присела на мягкий диван, мгновение – я уже лежала, уткнувшись лицом в подушку и со всей силой сжимая её с целью унять родившуюся в середине груди тупую боль.       Когда-то было всё хорошо. Теперь всё иначе…       Мрачные тучи заволокли ясное голубое небо и висели над моим маленьким миром. Каждый день холодные проливные дожди размывали землю и дёрн. Садовые дорожки заполнились жидкой чёрной грязью, и прямо на глазах вяли мои любимые цветы. Под натиском многочисленных капель уже серые лепестки склонились к земле. Бабочки исчезли, вероятней всего, давно погибли.       Вместо неземной красоты получаю унылый тёмно-серый цвет.       Вскоре я уснула с мокрыми от слёз щеками.       Я проснулась ближе к обеду, из-за гуляющих по моему лицу солнечных зайчиков, которые появились вследствие встречи лучей майского солнца и хрустальной люстры с множеством искрящихся длинных подвесок. Поморщилась и перевела удивлённый взгляд на шерстяной плед, что укрывал моё тело.       Хоть какая-то забота со стороны Пчёлкина.       Я вспомнила, что случилось ночью, и неизъяснимая печаль пленила моё сердце. От беспросветного отчаяния хотелось на стену лезть. Только стоило представить его с какой-нибудь левой девицей, так сразу всё внутри ныло, вернее жалобно скулило, как подбитая дворняга. Просило внимание того, кому, похоже, глубоко плевать на мои чувства. Быстро пролетали месяца, а я до сих пор не могла разгадать реальные намерения Пчёлкина. Мы жили вместе, спали и просыпались вместе. Но всё равно почему-то вместе не были.       После моего неожиданного признания в любви он как будто пытался донести до меня, что я для него не больше, чем девочка, с помощью которой можно снять напряжение. И ведь ни разу не говорил «я люблю тебя».       Я жаждала его любви, хотела, чтобы голубые глаза смотрели на меня с тем же трепетом, что доставался Ольге Беловой. Выяснять отношения я боюсь, так как даже обычные вопросы по этой теме относились к разряду «компостирование мозгов».       Чувствую себя не живым человеком, а какой-то пластиковой куклой. Ей лишь любуются и играют и, наигравшись и налюбовавшись, убирают на дальнюю полку. Но не выбрасывают, вдруг снова понадобится.       Ближе к вечеру я ушла из квартиры Пчёлкина, не дождавшись его самого с работы. Может быть даже не с работы.       Минуя ступеньки одну за другой, я поднялась на нужный этаж, подошла к двери и нажала на звонок. Через несколько секунд дверь открылась и перед глазами предстала Катя.       — О, Анька! Что-то ты долго не заходила, — радостно проговорила она и завела меня в квартиру, где в прихожей стояла сумка.       — Ты что уезжаешь? — спросила я.       — Не я, а Миша. Вот собрался проведать родителей, они в Красноярске живут, — пояснила Катя и крикнула уже не мне: — Миш, давай быстрее, опоздаешь ведь!       — Не опоздаю, два часа в запасе есть, — услышала Мишин голос, доносившийся из гостиной.       — Так доехать ещё надо.       Миша вышел к нам, и я дружелюбно улыбнулась ему. Наши отношения со Смирновым немного изменились с той показательной и идиотской сцены, что устроил Пчёлкин в кабинете. На мои извинения Миша лишь отмахнулся и сказал, что ничего страшного не произошло, поэтому беспокоиться не стоит, однако некое расстояние между нами отчётливо ощущалось. Виделись мы только в клубе, да и то нечасто – спасибо одному человеку, что укоротил мои часы работы. И отдельное спасибо за вечный контроль, Миша травил со мной шутки только тогда, когда Пчёлкин не восседал в кресле начальника.       — Привет, — любезно улыбнулся Миша.       — Привет.       — Ладно, собирайся, — скомандовала Катя и застегнула сумку. — Я тебе всё постирала и отгладила. Положила еды, курочку, варёных яиц, обязательно поешь.       — Спасибо большое, — натянув куртку, сказал он. — Так присяду на дорожку.       — Ты только не забывай звонить.       — Конечно, не забуду, — как-то нежно улыбнулся он, глядя на Катю, и, встав на ноги, поцеловал её.       Я удивлённо приподняла брови и, опомнившись, перевела взгляд на рисунок стареньких обоев. Что? И когда успели? Хотя у них была куча времени, тем более вместе жили.       — Ну, всё, давайте, девчонки, — Миша обнял меня на прощание, подхватил сумку и вышел из квартиры.       Катя закрыла дверь, и в её глазах промелькнула тень маленькой грусти. Она уже скучает по Мише?       — Кать, ты ничего не хочешь рассказать, м? — поинтересовалась я.       — Ой, Анька, — протянула она с улыбкой, — там очень долгая история. Без чашки чая не разобраться.       Чайник засвистел. Катя разлила кипяток по кружкам и присела за стол.       — … И одним вечером он помог мне переписать лекции. Сидим, разговариваем. Руки уже болят. Я на него взглянула и тут – бац! – понимаю, что Миша самый клёвый парень из всех. Выручал всегда, помогал, никогда не отказывал.       — Ты же его скучным считала.       — Именно, считала. А сейчас не считаю, — усмехнулась она. — Ну, так вот. Я бросила эти лекции, подошла и поцеловала его. Он сразу и ответил мне.       — То есть Миша уже был влюблён в тебя?       — Влюблён, не влюблён – не знаю. Просто ответил на поцелуй. И с тех пор мы с ним встречаемся.       — Ты-то при первой встрече понравилась ему, ну как друг. Это, конечно, всё неожиданно.       — И в этом виновата ты.       — Я? — изумилась я. — С чего вдруг?       — Если бы ты не переехала насовсем к Пчёлкину, мы бы с Мишей не сблизились.       В районе сердца неприятно засвербело, словно кто-то длинным ногтем колупает алую внешнюю обшивку, с энтузиазмом желая отодрать кусочек глянцевой пластинки. Я молча сжала губы и уронила отрешённый потухший взор на чайную гладь, от которой исходил вьющейся нитью пар. Катя заметила эту смену настроения.       — Ань, что стряслось? — задала вопрос она.       — Ничего.       — Кого обманывать вздумала? Я же всё вижу, — настойчиво произнесла Катя, смотря на меня взглядом сыщика. — Давай выкладывай. Чую, что в этом замешан твой Пчёлкин.       Я глубоко вздохнула, собирая расплывавшиеся мысли, подобно сырой и мягкой глине, и пытаясь сваять определённую керамическую форму. Но они всё равно ускользали из рук и просачивались рыхлым песком сквозь пальцы.       — Витя. Он…— неожиданно потерялась я, однако быстро нашлась: — Короче он начал странно вести себя. Уже какой день приходит поздно и пьяный.       — А чёй-то он ударился в запой? Что-то на работе произошло?       — Не знаю. Не рассказывает ничего, да и я не спрашиваю.       — Вот те на! У неё мужик квасит, она − ни слухом, ни духом, ни вправить мозги ему, — фыркнула она и отпила горячего чая. — Нельзя потакать мужским прихотям, они от этого только борзеть начинают. Прощаешь одну рюмку, а следующий раз приговорят целую бутылку.       — Не думаю, что что-то изменится от моих нравоучений. Витя как пил, так и будет пить.       — То есть он тебя вообще ни во что не ставит?       Я промолчала, виновато опустив голову.       — Да уж, — выдохнула Катя. — Знаешь, у тебя есть преимущества в этой ситуации. Чем больше мужики косячат, тем больше с них спрос. Можешь выпрашивать всякие дорогие побрякушки.       — Мне ничего от него не нужно.       Кроме любви и внимания.       — Конечно, не нужно. Всё и так есть, — окинув меня взглядом, сказала подруга. — Красота какая, — убрала мои рыжие волосы за ухо, чтобы рассмотреть серёжку с сияющей белой с перламутровым отливом жемчужиной.       Эти серьги были подарены Пчёлкиным вскоре после нашей «игры в бильярд».       — А это он решил откупиться от меня.       — Хорошо так откупается, ничего не скажешь. Это тоже надо уметь.       Катя внезапно встала со стула и вытащила зелёную бутылку с верхних полок, с громким стуком поставив её на стол.       — Не стоит расстраиваться. У нас как? Если Юпитер пьёт, то бык тоже имеет право.       — Я не хочу, — скривилась я, глядя на этикетку вина.       — А есть слово «надо». Чисто в педагогических целях, ну и чтоб поднять твоё настроение. Пускай до Пчёлкина дойдёт то, что вы на равных, — Катя взяла в руки вино. — Не переживай, мы всего по несколько капель выпьем.