Не верь, Не бойся, Не проси

      — Андрюш, ты какой-то уставший сегодня. Путаешь всё, — сочувственно проговорила Полина, поставив локти на барную стойку.       — Я уже забыл, что такое сон. На меня все смены повесили.       Я, стоя рядом, рисовала в блокноте различные узоры и геометрические фигуры и краем уха слушала непринуждённый разговор Полины и Андрея. После увольнения Миши на работе стало тоскливо и скучно. Во время перерывов не с кем было переговорить о том, что волновало или обсудить последние новости. Тем более Миша всегда заряжал нас, официанток, энергией на весь день своими забавными, местами глуповатыми рассказами.       А от Андрея веяло каким-то холодом, его равнодушное отношение ко всему промораживало до костей. Я не могла найти с ним общий язык, в отличие от той же Полины. По всей видимости, он нравился ей.       — А сменщика ищут хотя бы?       — Наталья Владимировна сказала, что ищут. Поскорей бы, — устало вздохнул Андрей и провёл пятерней по светлым волосам. — Легка на помине.       Мы обернулись и увидели, как к нам с уверенной поступью шагала наша управляющая. Злость. Вот какая эмоция отражалась на её лице. Подойдя к бару, она хмуро впилась в меня строгим взглядом.       — Куприна, иди в мой кабинет. Тебя вызывает Виктор Павлович.       — Зачем? — растерявшись, задала вопрос я.       — Я не знаю. Вот сама и спросишь его.       Неужели и меня уволить собрался?       Около кабинета я нервно прикусила нижнюю губу, не решаясь войти внутрь. Волнение сжимало желудок до боли. До сих пор помнила его ненавистные взгляды, что всё время преследовали меня в зале. Однако я вдохнула и выдохнула полной грудью, и всё-таки взялась за дверную ручку, повернув её.       Весь такой важный. Пчёлкин вальяжно восседал на кожаном кресле за столом и, держа в руке и изучая документы, выпускал изо рта сигаретный дым. Заметив меня, он небрежно отбросил бумаги на стол, на котором ещё стояла открытая бутылка с алкоголем. Ничего не поменялось. Пчёлкин как обычно пил и курил.       Он безжалостно вдавил сигарету в стеклянную пепельницу и, криво усмехнувшись, посмотрел на меня. В голубых глазах сверкнул огонёк, как будто замышлял что-то нехорошее.       И куда подевалась его ненависть ко мне? Или это затишье?       — Мне сказали, что вы вызывали м-меня, — голос внезапно дрогнул под изучающим взглядом Пчёлкина.       — Есть такое. Проходи, садись.       Я села на стул, стоящий возле стола. Нервная дрожь пробежалась вдоль рук.       — Рыжая, — он встал и обошёл стол, оперевшись на его край. — За сколько в рот берёшь? — бросил он и с интересом и явной забавой наблюдал, как я нахмурилась, не веря в услышанное. Даже не скрывал удовольствия от данной ситуации. — Или можно в счёт твоего долга?       — Что? — не веря своим ушам, произнесла я.       — А что? Ты же раздвигаешь ноги за деньги, вот я и узнаю твои расценки.       Моё оцепенение быстро перетекло в внезапную ярость. Кто он такой, чтобы так разговаривать со мной? Задетое чувство гордости распирало изнутри и я резко встала, намереваясь уйти и не слушать оскорбления. Чтоб не видеть довольную и наглую ухмылку, да и наконец его самого.       Но, похоже, у Пчёлкина были другие планы по этому поводу. Он перегородил путь к отступлению и, схватив тонкие запястья в широкими ладонями, вдавил мои бёдра к краю стола. Меня накрыло одновременно удивлением и страхом.       — Отпусти! — дёрнула руками, пытаясь освободиться, но их крепко держали. Этим я лишь вызвала боль в запястьях. — Я увольняюсь. Слышишь? Отпусти!       — Ручку с листиком дать для заявления? — грубо проговорил он, сильнее прижимаясь ко мне, будто давал выбор – либо его тело, либо поверхность стола. Пчёлкин наклонился к самому лицу и прошептал: — Не нравится, когда к тебе относятся как к шлюхе, да? — я сжала зубы и отвернула голову.       Он ехидно хмыкнул и неожиданно освободил из захвата мои руки, чтобы в итоге подхватить и посадить меня на стол. Вот здесь я запаниковала и вцепилась ногтями в его плечи.       Губы скривились уже в знакомой мне ироничной ухмылке:       — Не бойся. Трахнемся по-быстренькому и разбежимся. Ведь тебе так привычнее.       — Нет-нет! Я не хочу!       — А мне как-то всё равно, — тихо проговорил Пчёлкин и накрутил хвост рыжих волос на кулак. И дёрнул вниз.       На глазах выступили слёзы, но пришлось запрокинуть голову, чтобы облегчить боль. Шея открыта. Его горячая ладонь легонько прикоснулась к ней, большим пальцем поглаживая чувствительную кожу, отчего та незамедлительно покрылась мурашками. Что вообще происходит? Он готов изнасиловать меня прямо на столе и вопреки всему унижению, что он заставил меня пережить, его прикосновения вызывают приятные ощущения. Это неправильно. Так не должно быть.       Рука переместилась на затылок и Пчёлкин накрыл мои плотно сжатые губы, увлекая в требовательный поцелуй. И снова этот трюк – большим пальцем надавил на подбородок, заставляя приоткрыть рот.       Знакомое трепетание…       Я самовольно приоткрыла рот и ответила на поцелуй. Ласково и нежно. Мне до безумия нравилось касаться его. Никуда не спешить. Но ему не нужно этого. Не нужны мои касания. От переизбытка контрастных эмоций тёплые слёзы потекли по щекам и скатились на шею. Пчёлкин сначала замер, потом медленно разорвал поцелуй и растерянно заглянул в глаза. Вновь что-то искал в них, однако не судьба. Я закрыла лицо ладонями и содрогнулась от плача.       Господи, какая же я слабая.       Я почувствовала, как его руки обняли, но дернулась, не позволяя жалеть меня. Пчёлкин, не смотря на сопротивления, прижал мою голову к своей груди.       — Т-ш-ш-ш… Успокойся. Всё хорошо, — прошептал он, поглаживая по спине.       — Отпусти меня, — дрожащим голосом проговорила я, пытаясь выровнять дыхание.       Сжала пальцами его рубашку, от которой пахло всё тем же терпким парфюмом, что не давал себя забыть.       — Не отпущу. Анют, я же не серьёзно всё это, — притворно улыбнувшись, сказал он. — Я просто… не знаю, что на меня нашло.       — Пожалуйста, отпусти, — у меня всё-таки получилось немного отстраниться и я лишь окинула его лицо пустым взглядом. — Не серьёзно, значит? А я, однако, серьёзно. Я увольняюсь.       — Чего так категорично? Не надо бросаться в крайности. Сама делаешь из меня идиота, а в конечном счёте, оказывается, ты у нас вся такая бедная и несчастная.       И вновь передо мной прежний Пчёлкин.       — Ты про что?       — Про то, что морочишь голову, мол, ты со мной из-за денег. И сейчас отвечаешь мне. Так всё-таки не из-за денег? Или просто помаленьку проценты гасишь?       Сдерживая подступивший к горлу ком, я сильнее сжала зубы. Хотела справиться с болью, распекавшей грудь.       — Зачем? Для чего ты издеваешься надо мной? Хочешь сделать больно? Поздравь себя – уже давно сделал.       — Что я сделал? Скажи, что я сделал? — требовательно спросил он, но я лишь опустила голову и прикрыла глаза.       Я промолчала. У меня в душе творилось что-то непонятное, ощущалась обида и горькое разочарование. Полный хаос. И я медленно грязла в нём, судорожно ища спасительную соломинку.       Лёгкое прикосновение к щеке. Пальцы гладили раздражённую от слёз кожу.       — Ничего не сделал. Не слушай меня, — тихо сказала я и каждое слово отдавалось пульсирующей болью в горле. — Прекрати, — убрала его ладонь от лица.       — Ты реально собралась увольняться?       — Да.       — С ума не сходи. Ты увольняешься с работы из-за этой глупой ситуации?       — Нет, из-за начальника самодура.       Крылья ноздрей раздувались от напряжённого дыхания, а желваки заметно напряглись на скулах. Пчёлкин оторвал взгляд от меня и, захватив со стола бутылку спиртного, направился неподалёку стоящему дивану.       — На выход, Куприна, — присев на него, сказал он и махнул рукой в сторону двери. — Больше не держу.       Я быстро слезла со стола и скрылась за указанной дверью.

***

      Квартира встретила меня весёлыми разговорами, доносящими из кухни. Я, скинув верхнюю одежду, пошагала туда, где за кухонным столом сидели Катя и Миша.       — Привет, — улыбнулся мне Миша, держа кружку с чаем.       — Привет. Что ты здесь делаешь?       — Да, просто зашёл в гости. Спросить, может быть, помочь перевезти какие-нибудь тяжёлые вещи.       — К сожалению, тяжёлых вещей нет, — проговорила я, неловко переминаясь с ноги на ногу.       — Ну, ничего страшного. Мы рады любым гостям, — с задорной улыбкой произнесла Катя, смотря на Мишу.       Смирнов пробыл у нас дома до позднего вечера, потом я проводила его и вернулась на кухню. Катя стояла у раковины и мыла посуду с довольным видом. Мыльная вода стекала на пол, капая с её острых локтей. Я поёжилась.       — Ладно, беру свои слова назад. Вполне хороший парень этот Миша. И не скажешь, что слабачок в любовном фронте.       — Да, хороший, — выдохнула я и присела на табуретку.       — Может, мне тоже укатить к нему на хату?       Когда я рассказала подруге, что Миша решил наш квартирный вопрос, она уже договорилась со знакомыми, чтобы в тайне от комендантши жить в комнате, в общаге.       — Уже глаз на него положила? Не стыдно?       — А чего стыдно? Мы с Никитой на грани расставания, а запасной вариант всегда должен быть. Или тебе жалко?       — В смысле жалко? Много раз говорила, что Миша мой друг и только.       — Запасной вариант это и есть друг, к которому ты можешь уйти в случае расставания с основным.       — Слушаю тебя, Катя, и не перестаю удивляться. Ты такая ушлая.       — Эй, давай без этого. Я рассудительная. Мне хочется жить удобно и знать, что завтра будет также.       — А я уволилась из клуба, — резко выдала я и нервно поджала губы.       Катя замерла и ошарашенно посмотрела на меня. Закрыв льющую из крана воду, она быстро схватила полотенце, чтобы вытереть мокрые и намыленные руки.       — Ты чё с дуба рухнула? Нас и так выселяют, а теперь мы ещё на мель сядем.       — Не сядем, я обязательно найду работу.       — Ага, точно так же, как мы нашли квартиру, — недовольно фыркнула она. — Ты как-никак кормилец нашей маленькой семьи. А теперь ни хаты, ни денег, — и плюхнулась на соседнюю табуретку. — Почему уволилась-то? Если ты скажешь, что из-за Пчёлкина, я тебя убью.       Я промолчала, досадно прикусив щёку изнутри, и опустила глаза вниз. На полу блестели капельки воды.       — Ань, я вообще тебя не понимаю. Сначала морозишь его, в итоге спишь с ним, потом оказывается, что из-за денег. Ну, типа, — взмахнула руками. — А теперь увольняешься.       — Ты сама говорила, что это моё дело. Он сейчас поселился в клубе, а я не хочу видеть его.       — Вот и первые минусы спать с начальством. Отношениям каюк и работе каюк, — печально проговорила она, подперев голову рукой.       — У нас не было отношений.       — А могли быть. Рассказала бы про то, что он облажался, выслушала бы его слёзные оправдания и жили бы счастливо, — сказала Катя и получила нахмуренный взгляд. — Ой, поступай, как знаешь.       — Ты сумки собрала? Завтра уже съезжать.       — Да, в гостиной лежат.       За окном царила темнота. Катя давно сладко сопела во сне, а я лежала на диване и перелистывала страницы книги под тусклым светом торшера. Через несколько минут глаза от усталости принялись слипаться, и вот я с книжкой на груди впала в мягкое состояние полудрёмы. Но из него меня вывел резкий и протяжный звон дверного звонка. Я открыла глаза и посмотрела на циферблат будильника. Маленькая стрелочка почти указывала на черную четвёрку.       Четыре часа ночи? Вот это я подремала.       Когда нежданный гость перестал мучить звонок и перешёл на дверь, обрушая её ударами кулака, я накинула халат и поспешила в прихожую. Лампочка в подъезде перегорела, поэтому смотреть в глазок не было смысла.       — Кто там? — настороженно спросила я.       — Солнышко, это я. Открывай, — знакомый пьяный голос заставил на секунду застыть.       Я приоткрыла дверь и передо мной предстал Пчёлкин, что, качаясь, опирался одной рукой о стену.       — О, всё-таки открыла! — восторженно произнёс он, даже эхо прошлось по подъезду.       — Зачем пришёл? — нахмурив брови, спросила я.       Из гостиной выползла сонная Катя.       — Что за фашисты пожаловали к нам в четыре часа? — проворчала она, пытаясь разглядеть, кто стоял передо мной. — Это откудова это к нам такого красивого дяденьку замело? — узнав в «фашисте» Пчёлкина, усмехнулась Катя и посмотрела на меня. — Ты чего гостя на пороге держишь?       — Вот послушай Свету, — сказал Пчёлкин.       — Вообще-то Катя, — спокойно отозвалась она, не обижаясь.       — Гостю в таком состоянии надо ехать домой, а не к нам, — отчеканила я, сжимая дверную ручку.       Вдруг я услышала, как дверь напротив открылась, и из квартиры вышла недовольная соседка лет пятидесяти.       — Совсем оборзели? Вы нормальным людям спать мешаете!       — Мадам, а вы побольше кричите, и ненормальные тоже проснутся, — вызвался Пчёлкин, смотря, как соседка от его наглости начала краснеть.       Чтобы избежать грандиозного скандала на лестничной площадке, я завела пьяного Пчёлкина в квартиру и, кидая поспешные извинения, закрыла дверь под возмущения соседки.       Хорошо, что мы съезжаем.       — Какие у вас злые соседки, ещё немного и кусаться бы начала, — усмехнулся тот, кто подпирал стенку прихожей.       — Да, не говори, — поддакивала Катя. — Кто тебя так?       Только сейчас при нормальном свете я заметила небольшую ссадину на скуле и рассечённую губу. Я машинально опустила взгляд на его руки, и мои подозрения подтвердились – он подрался с кем-то. Красные точки на костяшках, взъерошенные светлые волосы и… маленькие капли крови на его рубашке, что выглядывая из-под пальто.       Пчёлкин лишь отмахнулся на вопрос.       — Зачем приехал? — спросила я.       — Приехал тебя увидеть, солнышко.       — Солнце ночью спит, между прочим, — и поняла глупость сказанной мной фразы. — Тебе надо домой.       — Никуда не надо, — буркнул он и медленно скатился вниз по стене.       — Эй, — я подхватила его под плечо, не без помощи Кати. — Что делать? — спросила запыхавшуюся подругу.       — В гостиную нести его.       Я хотела возразить, но передумала. Пчёлкин не в том состоянии, чтобы поехать домой, ещё уснёт в такси, а оставлять спать на коврике будет с нашей стороны крайне жестоко. Мы еле дотащили его до гостиной и посадили на кровать, так как она стояла ближе. Его качало, как маятник.       — Короче ты ложишься с ним, а я на твой диван, — быстро решила Катя, разминая свои плечи.       — Хорошо, — ответила я.       — Похоже я до сих пор сплю, не слышу возражений.       — Вижу, ты хочешь спать с ним?       — Неа, это твоя прерогатива, — хихикнула она. — Теперь раздевай его. Ну, с богом. Тебе не впервой.       И здесь пришлось попыхтеть. Он каждую минуту отходил от полудрёмы, то усердно приставая, то капризно отталкивая меня. Отойти я не могла, поэтому рубашку я отдала Кате, чтобы она замочила ту в холодной воде. Завтра постираю её, избавлюсь от кровавых пятен. Самым сложным оказалось снятие брюк. И морально, и физически. Мои щёки буквально горели при осознании того, что я расстёгивала чёртов ремень, стоя на коленях. Как назло, Пчёлкин ещё очнулся.       — Так сразу? — забавно усмехнулся он. — Или как ты там говорила? Ну, когда мы… — и его одолела икота, — траха… — икота, — тра… — икота, — короче спали. Как же плохо.       — Тазик принести?       — Нет, — мотнул головой. — Мне плохо… — икота, — без тебя.       — Молчи лучше, — ответила я и резким движением толкнула Пчёлкина в грудь, чтобы он лёг на кровать, а я в это время как раз запросто смогу снять брюки.       — Какая же ты грубая. Толкаешься ещё, — пьяно проворчал он, лежа на спине.       Я всё-таки расправилась с его брюками и поднялась с колен. Он вновь присел и, схватив мою руку, потянул на себя.       — Отпусти, — строго сказала я, чувствуя, как другая рука нагло нырнула под халат, поглаживая бёдра.       — Больше не отпущу. Никогда.       — Кхм, вы, ребятки, здесь не одни, — зашла в гостиную Катя.       Пчёлкин уткнулся носом в мой живот и что-то недовольное проворчал. Не знаю почему, но я погладила его по голове, перебирая пальцами мягкие пряди светлых волос.       — Вить, ложись спать.       — Ты со мной? — поднял голову он.       — Да, с тобой.       Мы легли в кровать. Я укрыла нас тяжёлым одеялом и отодвинулась почти на самый край, однако сильная рука притянула меня к своему владельцу. Сопротивляться я не стала и закрыла глаза, пытаясь поскорее уснуть. Но о каком сне идёт речь, когда я спиной чувствовала горячее крепкое тело? В животе затрепетало знакомое чувство. Теперь мне точно не уснуть.