Голубой вогон

Нужный двор находится быстро, такой же как и сотня, а то и тысяча похожих, состоящий из панельных пятиэтажек, отдающих серой рябью в глазах, скрипящих железных качель, лазелок с осыпавшейся краской и, исписанных ругательствами, стен гаражей. Среднестатистический двор в России, ничего удивительного. В самом дворе на детской площадке ни одного человека, нет кричащих в истерике детей, причитающих уставших мам; нет даже сидящих на лавочке возле подъезда бабушек, хотя, виной этому скорее холод и зима. Но Антон всю жизнь думал, что им все нипочем. Под ногами снег перемешался с грязью, липкой субстанцией цепляясь за ботинки. Вперемешку острые мелкие камни, едкие химикаты, которыми общественные организации посыпают асфальт и просто мусор. Серое, низкое небо давит тяжестью на плечи и головы прохожих, Антон кутается в шарф посильнее и шмыгает носом, думая, какой подъезд из четырёх нужный. Подходя к первому, видит табличку висящую выше с номером квартир, прикидывает в голове, что нужным может оказаться третий или на крайний случай четвёртый. Шагает, пытается успокоить вдруг взбесившееся сердце в груди за клеткой рёбер, он просто волнуется и переживает за свою жопу, а точнее жизнь, чем за предстоящую встречу с голубоглазым невеждой. Зато задница классная, что сказать еще. Возле железной двери со стареньким домофоном, с истертыми, замусоленными цифрами, стоит низкая лавочка. Антон бы на такой сидеть не смог тупо из-за роста, она что для детей? И вообще нахрена она здесь. Он стоит задумавшись, выпав из мира на несколько секунд, уткнувшись стеклянным взглядом в деревянную поверхность недо-констукции, когда железная дверь с громким пиликаньем домофона открывается, и выходящий из подъезда человек, врезается в него. — Блять! — слышится емкое и чуточку знакомое, а следом и голубые глаза смотрят сначала неодобрительно на Антона, вдруг ставшего стеной в свободном месте, и тут же взгляд меняется на полностью охуевший, так сказать. — Пиздец. — И тебе привет, дед Мороз. — Только и говорит Шастун, растягивая губы в улыбке. Сердце вдруг заходится словно при марафоне, Антон бегал, знает каково это, бьется в груди с бешеной скоростью, словно готовое проломить ребра и выбраться наружу. А что делать дальше? Он к этому не готов, а в голове, как назло, ни одной мысли в такой ситуации. — Че? — Шапка у тебя смешная, прям как у дед Мороза, еще посоха не хватает и мешка с подарком. Арсений смотрит на него как на поехавшего, при чем явно сбежавшего с психушки. Где только успел нормальную одежду добыть. А следом непонимание в глазах сменяется на… Антон не может понять, что это за эмоция и как ее интерпретировать, так что просто смотрит в ответ. — Пиздец, ты че реально приперся ко мне домой? Ты че извращенец? — еще больше охреневая спрашивает мужчина. Еще бы глаза выпучил, будто актер немого театра. Вот тут Антон тормозит и уже реально тупо хлопает на него глазками. Взгляд наверное у него сейчас максимально ахуевший. — Так ты сам пригласил же… — Я же пошутил! Господи! Антон вдруг замечает у него в руках белое пушистое пятно, с розовым носиком-кнопкой и черными маленькими глазками, словно бусинки. Это нечто оказывается собакой, то есть шпицем. Самым натуральным шпицем размером с футбольный мяч, особенно с объёмом шерсти. Но смысл слов мужчины доходит до Шастуна и вот тут случается, так называемая, ошибка четыреста четыре, когда в голове, словно в пустой коробке повисает в воздухе таблица с незамысловатой надписью «ERROR». И мозг не знает, что делать, он не был готов к этой ситуации, поэтому беспощадно сейчас виснет. — Правда?.. — все-таки выдавливает из себя Антон и тупит взгляд в снежное месиво под ногами, не зная даже что и сказать еще. Вот вам и самая неловкая ситуация в жизни… хотя, нет, не самая неловкая, бывало и похуже, но она явно заставляет испытывать дискомфорт и неловкость, особенно осознавая дебилизм. — Чудо с того берега моря, что с тобой делать, — вздыхает мужчина и ставит на снег свою собаку, точнее пушистое белое облачко, которое слишком ярко выделяется на контрасте с серой жижей под его лапами. — Понять и простить, — тихо произносит Антон голосом провинившегося ребенка. Все еще смотрит под ноги. — Простить и помиловать. — Я собаке говорил. — тут же слышится ответ. Мужчина хмыкает и топчется на месте, держа в руке пластмассовый поводок с удлинителем, пока, так называемое чудо, нюхает возле низкой лавочки. Антон закатывает глаза и уже готов в голос выть от сложившейся ситуации. Ну что за дурдом, не сказать что Шастун ожидал что-то другое, но да, он ожидал что-то другое. Не было точного представления и где-то внутри он верил, что никто дверь ему не откроет и он, чуть постояв, уйдёт домой, решив, что не в этот раз, а значит не судьба. Но видимо у судьбы злодейки, — злодейка ли она на самом деле, Антон не знает, но просто предполагает, — другие планы. Она заставляет его краснеть, бледнеть и тупеть, хотя последнее произошло скорее всего ранее. — Раз уж пришел, бесстрашный, то пойдем хоть прогуляемся, — все-таки говорит мужчина. И Антон благодарен, что хоть он взял на себя это решение. Было бы стремно стоять как два истукана и не знать, что делать. Антон кивает и семенит за ним, залипая на собаку. Она мило тыкается носом в мягкий нетронутый снег, оставляя милый след от носика, и смешно чихает, заставляя парня снова мысленно завопить. Мы не будем говорить о том, что у Шастуна детская нереализованная мечта иметь собаку, а злые родители, хотя, может они и не злые, вполне такие добрые, но говорили о том, что он безответственный и не будет за ней ухаживать, — что было правдой. А сейчас перед ним чудо, заставляющее умиленно вздыхать. Хочется его всего расцеловать. Стоп. А это она или он? — Это Моня. — Будто прочитав мысли говорит мужчина. — Моня, который скрипач? — Антон пытается пошутить, вспоминая откуда слышал это имя. — Да, я был пьян, когда выбирал ему имя. — И явно переслушал Шафутинского. Так это он или она? — Это он. Пока они пытаются построить не неловкий диалог, в котором Шастун не будет чувствовать себя дураком, собака делает свои собачьи дела и довольно бегает, успевая затеряться среди белого снега, не тронутого грязью, и только чёрный тонкий поводок спасает хозяина от потери. Они уходят подальше от детской площадки, медленно шагая уже по вытоптанным дорожкам и заводят простой диалог. Молодого кондуктора, оказывается, зовут слишком уж… как сказать, замудрено, что ли, особенно для простецкого пацана по имени Антон. — Арсений. Антон зависает на секунду и думает, что над ним шутят. Не, ну реально, кто в современном мире будет так называть ребенка? Тот, кто хочет ему испортить жизнь, по мнению парня. — Здрасте, я Антон, — говорит Шастун и тянет ладонь для рукопожатия. Совсем как в той дурацкой рекламе про жвачку, где парочку застукали родители девушки. Тут, конечно, никто их не застукал и уж точно не собирается этого делать, но почему-то именно эта мысль появляется в голове. Мужчина пожимает руку, предварительно сняв перчатку, и весело улыбается, оценив шутку. Показывает, что Антон здесь не один с тупым чувством юмора. Смотря на парня в красном, ярком пуховике, со смешной шапкой с помпоном и небольшой щетиной, он думал, что мужчина красивый. В обтягивающих джинсах и яркой одежде он смотрелся интересно и своеобразно. Ему это шло. Не ляписто, он выделялся из толпы, словно нарочно притягивая взгляды прохожих, когда Антон был похож скорее на клоуна переростка в цветной куртке и шапке. Заинтересованно скользя взглядом по чужой фигуре, он на удивление, подмечает только сейчас, что сам Арсений оказывается не на много ниже него. Антон привык, всегда быть выше на голову или даже больше, остальных людей, но мужчина совсем чуть-чуть разнится с ним. Сердце в груди успокаивается, бьется в допустимом ритме, лишь иногда сбиваясь, когда взгляды пересекаются, а ладони в перчатках и в карманах потеют. Арсений не похож на маньяка, готового убить в любую секунду, достав из кармана нож. Даже вполне приятный собеседник, смеется с глупых Антоновых шуток и поддерживает диалог, задавая вовремя вопросы. И вроде как, с интересом слушает, не перебивая, а Шастуну, любителю поболтать, так сказать, присесть на свободные уши, только это и надо. И да, Антон растекся с того, как мужчина с нелюбовью говорил о зиме. Он тоже ненавидит холод. Так оказалось, что в своем окружении, парень был чуть ли не единственным человеком, который так уж презирает и не выносит низкую температуру. — Почему кондуктор, Арсений? — все-таки спрашивает парень. — А почему нет? — Арсений замирает на секунду, смотрит внимательно, чуть поджимая губы, словно не желая говорить на эту тему, но в следующую секунду отворачивается, будто ничего не было. У Антона все внутри переворачивается от такого взгляда, серьёзного, цепкого, сканирующего. Ощущение, будто с ног до головы окатили ледяной водой, заставив вздрогнуть. Но он не хочет зацикливаться на этом, потому продолжает: — Это же работа для старых вредных бабок. — Ты с консьержкой перепутал. — Ох, нет, поверь, они хуже. — Не знаю, просто решил, увидев объявление о вакансии. — И пожимает плечами, тут же вздрогнув телом и поежившись, носом утыкаясь в шарф. Пока Моня снова где-то откапывает фантик от обёртки, они успевают продрогнуть на морозе. Ведь, все-таки не лето на дворе, а душа требует тепла, так что Арсений предлагает пройтись до ближайшего кафе и посидеть там, если, конечно, Антон не против. А он оказывается, на удивление, не против. — Я думал только богачи покупают карманных собак и водят их на выставки, — говорит Антон. — Ты что-то имеешь против таких собак? — горящие глаза мужчины ехидно смотрят в ответ, губы растягиваются в ухмылки, а брови взлетают вверх, стоит только Антону сказать свое мнение. Но давайте на чистоту, Шастун вырос в традиционной семье, с совковым воспитанием и ограниченными взглядами на жизнь, что было весьма не по своей вине. Он старается идти в ногу с современными вещами, со стереотипами и меняющимся миром, но искоренить из него заложенное еще с детства — нельзя. Он, как и отец, считает, что собака, это в первую очередь хищник. Собак покупают для охраны дома, защиты людей и прочей хрени. Но Антона защищать не надо было, квартиру охраняло частное охранное предприятие, поставив сигнализацию, мигающую через раз красным светом и сама необходимость животного отпала. И как уже стало понятно, собаку Антону не купили, сказав, что он не сможет ухаживать подобающе, что было правдой. Но вот смотря на карманных собачек, по типу шпицев, чихуахуа и прочих, Антон искренне недоумевал в чем их смысл. Увы, но они уж точно не хищники, да и проблем от них больше, чем от тех же кошек. Дал недоваренное мясо — жди несварения, съел что-то на улице, пока хозяин отвлёкся — в ближайшее время будете у врачей. Собака должна быть собакой! И от волков спасти и зверье загнать! Нет, он рос не в деревне, это отец говорил, что вы начинаете. И вот смотря на белого Моню, который заморозил лапки и скачет уже на трёх, выпрашивая у Арсения забраться на ручки, парень думал, что уж точно не понимает какой от него толк. Красиво, да, но проблематично. Вы не подумайте на него плохо, каждый имеет право на свое мнение и даже то, которое вам может не понравиться. Он не обсирает собачек, нет, просто считает их недо-собаками. — А почему костюмчики ему не покупаешь? — со смешком спрашивает Антон. — Я собирался выйти на пять минут, — пожимает Арсений плечами. — А костюмчики есть, не волнуйся. — И выдыхает пар со смешком. Кафе оказалось вполне сносным, азиатская кухня, лапша и острые крылышки в меню. Угловой столик с яркими цветными декоративными подушками, живым фокусом в маленьком горшке и двумя чашками горячего чая. Запах облепихи и корицы, черной смородины и шиповника, у Антона на душе становится теплее, чем в свитере в помещении… или это так греет душу искренний, чуть хрипловатый смех Арсения? Антон любуется. И не только задницей в обтягивающих джинсах с рваными коленками, но и живой мимикой, яркими голубыми глазами в обрамлении пушистых, по-девичьи длинных ресниц, но почему-то покрытыми красной сеткой полопавшихся сосудов, они выглядят заплаканными, слезящимися, но такими горящими и живыми, что ли. И даже спадающая на лоб челка не портит картины, заставляя поправлять ее каждую секунду, Арсений уже закатывает глаза на свисающий кончик. Кстати, голые коленки! Антон разом подбирается, выпрямляет спину и сжимает губы, пытаясь придумать как бы беспалевно, не привлекая чужого внимания, посмотреть под стол. До чего он докатился, господи. И бог здесь точно не при чем, все дело в глупой, детской любознательности. А Антон уж слишком часто ведётся на это. — То есть, я и вправду крикнул вместо своей остановки, на весь автобус «оплачиваем за проезд». Щеки немного сводит от напряжения, все-таки недавно пришли с улицы с ее излюбленным морозным ветром. От горячего чая щиплет ранки на потрескавшихся губах, а по телу бегут мурашки. Они болтают, кажется, бесконечно, обсуждая недавний выход нового человека-паука, даже затрагивают смерть любимого героя Шастуна — Тони Старка, пока Арсений не говорит: — Знаешь, мне DC больше нравится, — говорит он и допивает оставшийся напиток, отставляя пустую чашку на край столика для проходящего мимо официанта. Антон, выпавший из разговора, из-за размышлений о чужих ногах, не сразу соображает в чем дело, а когда суть слов до него все-таки доходит, то смотрит на мужчину осуждающе, чуточку с недоверием. И уж точно больше не любуется, ну, потому что, какое DC, вы о чем вообще. — Ты так смотришь, будто я зря сказал. Конечно, зря! А ты что думал, Арсений, как там тебя по батюшке, скажешь человеку, который с такой любовью и воодушевлением болтает о любимых супергероях, что выбираешь другую сторону легендарного противостояния фандомов, а Антон оценит? Арсений, после этого тебе не то, что голые коленки в тридцатиградусный мороз не простят, после этого тебе уже ничего и никогда не простят, как бы ты не пытался. — Я промолчу, конечно, но за тобой уже косяк. — Негодуя говорит Антон и складывает руки на груди, откинувшись на спинку диванчика. Показательно тяжело вздыхает, качает головой и всем своим видом показывает как недоволен. Арсений улыбается до милых ямочек на щеках и просит счет. Платит за двоих, лишь недовольно взглянув на Шастуна, который порывался оплатить свой чай самостоятельно. — Я тебя пригласил, я и плачу. — Объясняет он. Встает, тянется за курткой, висящей на рядом стоящей вешалке. — Не плачь, все наладится. — Это работает только по переписке. — Со смешком говорит мужчина. Антон закатывает глаза и опускает взгляд вниз, вспомнив о голых коленках кондуктора. Сейчас они на удивление, или все-таки к огорчению, оказываются спрятаны под тканью джинс без единой, даже самой маленькой, дырочки. Ладно, хоть второго косяка за ним нет, и на том спасибо. Антон не совсем глупый, чтобы отчитывать малознакомого человека за его стиль и выбор одежды, он предъявить то может, но также может и быть послан, потому что это не его дело, а лезть просто так уж никто не собирается. Шастун скорее сделал бы пометку в голове на будущее, так сказать, я залупнусь позже, когда придет время. И за всеми размышлениями и рассмотрениями чужих ног, все-таки в обтягивающих джинсах бордового цвета, Антон не сразу замечает летящий на него пиздец. Если быть точнее, он слышит емкое «блять» Арсения и поворачивает голову в ненужный момент, потому что железная вешалка для верхней одежды, стоящая по его сторону, падает на него, чертовски больно задев нос и губу. Антон шикает и отступает назад, вдруг случайно столкнувшись с мимо проходящей официанткой. Из ее рук падает поднос с пустой грязной посудой с какого-то столика, а парень снова ударяется носом об железку. Все происходит быстро и Арсений не успевает ничего сделать, только стоит и смотрит ахуевшим и чуть испуганным взглядом на происходящее, поджав руки. Но отмирает сразу же, как только из разбитой губы парня начинает бежать кровь. Как еще с носа не побежала, вот загадка. Арсений срывается с места, подхватывает гребаную вешалку и ставит на место, надеясь, что больше она никого не захочет прибить. Видит, что к официантке уже подбежала девушка, а значит помощь его не нужна, так что все внимание уходит на Антона, который пытается прикрыть губу ладонью, чтобы капли не замазали ничего вокруг. — Блять, — емко отзывается парень на вопрос как он. Заебись, что сказать, он прекрасно, кроме того, как нос адски болит и не хочет полноценно вдыхать, не пропуская половину воздуха, а губа противно щиплет и пульсирует. Неловкая ситуация, что сказать. Арсений просит принести льда и аптечку, пока садит Шаста обратно на диванчик. Самостоятельно обрабатывает кривую ранку на губе ближе к правому краю перекисью. — А ты знал, что… ай! — шипит и жмурится Антон, когда мужчина сильнее прижимает ватку. — Тише, молчи, — говорит Арсений. Из-за движения губ обрабатывать становится сложнее, потому Антон покорно замирает, позволяя чужим рукам орудовать на лице. Перекись шипит и пенится, слышно как пузырьки лопаются один за другим. Администратор, миловидная девушка с ярко-рыжими волосами, заплетенными в высокую шишку, одетая в классический пиджак чёрного цвета, спрашивает нужна ли скорая и еще что-нибудь. Приносит извинения за случившееся, хотя вины кафе и его работников здесь нет, просто неудачно сложившаяся ситуация. Да и ничего страшного, скорую уж точно вызывать не надо. Девушка сочувствующе смотрит и поджимает губы, отходя в сторону. Когда пальцы начинают проверять нос на наличие каких-либо переломов и ушибов, Антон все-таки говорит: — Ты знал, что с помощью перекиси можно любую кровавую бойню превратить в пенную вечеринку? — и растягивает губы в подобие улыбки, тут же почувствовав саднящую боль. Арсений сначала непонимающе переводит на него взгляд, глупо хлопает ресницами, переваривая услышанное, а следом закатывает глаза. — Вот дурилка, господи. В принципе, не все так плохо, как могло показаться. Кафе все-таки приносит извинения в виде возврата денег за их чай, и парни, одевшись, отправляются домой, решив, что прогулка на сегодня заканчивается. — Было приятно познакомиться, — честно говорит Антон и немного шипилявит из-за невозможности полноценно двигать губами. — Ты не так уж плох, как показался вначале, — жмёт протянутую руку Арсений и тут же смеется, заметив чужую реакцию. — Я прекрасен вообще-то. — Не сомневаюсь.