Смирение

— Эй, — вкрадчиво говорит Хисока, прижимаясь лицом к стене пустого здания, — мне в голову только что пришла одна забавная мысль. — Держи ее при себе, клоун, — резко отвечает Курапика. Одной рукой он крепко сжимает топик Хисоки со спины, а другой придерживает его за бедро, пока вбивается в податливое тело. Его пальцы впиваются в кожу Хисоки так, будто ему неприятно даже прикасаться к нему. Хисока отклоняется назад, столкнувшись с ним головой. Курапика замедляется ровно настолько, чтобы оттолкнуть его, ухватив за шиворот. — Не обязательно вести себя так грубо. Я всего лишь хотел спросить, — выдыхает Хисока. — Я не в настроении для твоих игр. — Курапика бьет Хисоку по руке, когда тот тянется назад, чтобы ухватиться за него. — Я уже не раз говорил, чтобы ты не прикасался ко мне. — Хм-м, ну, жизнь была бы ужасно скучной, если бы я слушался других людей. — Он стягивает штаны еще ниже, водя рукой по стволу своего члена в такт толчкам Курапики. — Как ты смотришь на то, чтобы кто-то другой уничтожил Геней Рёдан? Краем глаза Хисока замечает красный отблеск. — Что ты хочешь этим сказать? — Именно то, что ты услышал. Ты знаешь, чего я хочу от Куроро. Разве ты не был бы рад, если бы кто-нибудь покончил с ним? — За это он получает особенно резкий толчок. Размер члена Курапики не самый лучший, но Хисока ценит его энтузиазм. — Хватит меня раздражать, Хисока. Хисока усмехается: — Я присоединился к Геней Рёдану, чтобы получить шанс убить Куроро. Думаю, у меня есть достаточно оснований для этого. — Мне все равно, чего ты хочешь, — одергивает его Курапика. — Я не позволю тебе убить его. Хисока щелкает языком. — Какая разница, от чьих рук он умрет? — Он не убивал твою семью. Дрочи на убийство кого-нибудь другого. Я сам собираюсь разделаться с Геней Рёданом. — Уверен? — Хисока дергает за банджи-жвачку, которая незаметно обвилась вокруг лодыжки Курапики, из-за чего тот выскальзывает из его тела и падает на пол. Прежде чем Хисока успевает пошевелился, вокруг его горла сжимается цепь. — Ты слишком напряжен, — мурлычет Хисока. Проигнорировав цепь, он садится к Курапике на коленки. Он уверен, что единственная причина, по которой Курапика не спихивает его с себя, — это то, как близок тот к оргазму. — Тебе стоит научиться расслабляться. Он вновь опускается на твердый член. Курапика на мгновение закрывает глаза, но не издает ни звука. Он не возражает против того, чтобы Хисока объезжал его, но цепь затягивается на горле Хисоки, когда тот пытается прикоснуться к нему. Каждая клеточка тела Курапики напряжена, и это едва ли связано с тем, что они с Хисокой трахаются. — Так ты хотел бы услышать секрет, Курапика? — Нет. Хисока посмеивается. Он наклоняется над Курапикой, опустив голову, и активно двигает бедрами. — Ты просто не поверишь... — Я сказал тебе замолчать. — Но тебе точно захочется узнать об этом. — Я не буду повторять... Хисока целует Курапику в щеку. — Я уже убил двух пауков, — шепчет он. Курапика неподвижно замирает под ним. — Шалнарк и Кортопи, — мурлычет Хисока. — Я убил их обоих. Упс. Курапика смотрит на него, гневно сверкая алыми глазами. — Я был не в духе, — продолжает Хисока. — Куроро только что убил меня. Ты же знаешь это ужасное ощущение, когда ты безнадежно проигрываешь. Взгляд Курапики по-прежнему направлен на него, суровый и немигающий. По телу Хисоки пробегает сладкая дрожь. — Что-то не так? Я оказал миру услугу, разве нет? Цепь на шее Хисоки напряженно звенит, когда ее с силой дергают. Курапика переворачивает их с Хисокой, оказываясь сверху. А затем, к удивлению Хисоки, его глаза возвращаются к своему нормальному цвету. Желание убивать, повисшее в воздухе, исчезает. Курапика издает странный звук, а затем смеется, смотря сквозь Хисоку. — Ну конечно, ты убил их. С чего бы мне удивляться? Хисока не может дышать, поэтому просто ухмыляется. Курапика, не теряя времени, снова толкается в него. Не отвлекаясь ни на что, он вбивается быстрыми, сильными толчками, пока не кончает, не проронив ни звука. Цепь затягивается. Только когда в глазах начинает темнеть, Хисока понимает, что Курапика на самом деле пытается убить его. Он прикасается рукой к своей шее, направляя туда ауру, а затем растягивает банджи-жвачку, разрывая цепь. Курапика откидывается назад, и цепи исчезают. — Ты доволен, Хисока? — устало спрашивает он. — Я признаю это; меня не волнует правосудие, если я не смогу осуществить его своими руками. И от этого признания мои руки не покроются еще больше кровью, ведь они уже по локоть в крови. — Он встает и спокойно идет к двери. — Спокойной ночи, Хисока. Если ты снова встанешь между мной и Геней Рёданом, то твоя смерть будет хуже, чем у Куроро. Горло Хисоки болит слишком сильно, чтобы он мог ответить на это. Он посылает Курапике воздушный поцелуй, а затем заходится кашлем.