Dirtyman

      — Айзава-сенсей, я вас люблю!       Парень с эстетично уложенными фиолетовыми прядями, по случаю долгожданного выпускного, за долю секунды розовеет и не знает, куда деть свой взгляд; сознанием завладели растерянность и стыд, однако он всё равно пододвинулся вперёд к стене, на которую опирался его драгоценный учитель. Шинсо уже ростом почти с Айзаву, не дотягивает несколько сантиметров, но всё равно остаётся ниже. Шота нервно выдыхает, сверля взглядом сверху вниз ни разу не осуждающе, скорее раздосадовано, умело маскируя невозмутимостью это ощущение нервного напряжения, когда Шинсо нагло прижимается к нему. Клеится в обнимку, а потом и вовсе тянется к губам, увлекая в поцелуй, продолжительный и глубокий, словно иссохшие губы Шоты — это чистейший кислород, от которого не так то просто отказаться; да ученику, в общем-то, и не хочется.       Айзава считает, что это грязный поцелуй, а он — грязный человек. Не Шинсо, нет, потому что при чём здесь ребёнок?       При чём здесь вообще ребёнок, влюбившийся в своего сенсея лишь из-за завуалированного флирта со стороны Шоты, преподносимый к неокрепшему молодому уму как что-то обыденное и сокровенно прекрасное?       Мужчина даже не старается отпихнуть от себя глупого подростка, которому с ним ничего явно не светит, он внимательно вглядывается в черты лица Шинсо, в то время как парень целуется зажмурившись. Айзава уверен, что это далеко не первый поцелуй у Шинсо, но волнуется тот знатно. Это проявляется в рваных, дрожащих сжиманиях за плечи, которые только мнут пиджак, оставляя наяву следы этого сумасшествия. А ещё целуется до глупости жадно, будто переживая, что Айзава вот-вот прервёт эту возможность изгладить языком весь рот. Шоте противно от самого себя, когда он осознаёт, что его язык весьма не против ласк чужого, и что он вообще позволил себе оказаться в этой ситуации — пока все веселятся за соседними кабинетами в огромном зале на выпускном вечере, он прячется со своим учеником в одной из подсобок, и хвала небесам, заваленной кучей инвентаря, что в случае неожиданного визита поможет остаться незамеченными.       Айзава видит перед собой распушенные светло-голубые волосы и белый медицинский пластырь на носу — всё вокруг расплывается и мутнеет, как в густом лесном тумане, отдающим свежим веянием утреннего прохладного ветра; это лишь иллюзия, это всё не по-настоящему, нет здесь никакого тумана, и парня с пластырем на носу, умело целующегося и притягивающего к себе, забирая всё пространство в себя, — тоже здесь нет. Сердце предательски повышает ритмику, в ответ на крепкое объятие своего ученика, Шота, внезапно для себя, тоже складывает руки на крепкую спину Хитоши, вжимая в себя ещё крепче, и парень не выдерживает, когда касается тела объекта обожания так близко — охает прямо в рот. Два фиолетовых фонарика, покрасневшие щёки с ушами, отбирание с губ остатков слюней — Айзава снова видит перед собой своего ученика Хитоши и даже расслабленно выдыхает, сохраняя объятие.       — Айзава-сенсей, я так люблю вас, — он тянется к чужой шее, оставляя на ней следы своих полу-прозрачных поцелуев, сдерживая свой страстный напор изо всех сил.       Громкая музыка за стеной долбит по ушам, раздражает только Айзаву, потому что Шинсо сейчас вообще не до чего на этой планете, сейчас есть только он — его любимый учитель, проявляющий кучу заботы и бешеное желание сделать ему приятно в знак своей любви, конечно же, получив потом что-то приятное взамен.       Айзава шёл сегодня на выпускной с печалью в душе, зная, что вот-вот покинет ЮЭЙ один из его самых запомнившихся и выдающихся классов за всё время преподавания. С болью на сердце, поражённым тяготящим душу осознанием расставания с ними уже через несколько дней, увидел в начале вечера красиво принарядившихся учеников, как и ранее, блистательных, ярких, полных надежд и планов на жизнь. А общее внимание приковано всё равно было лишь к нему — эти приподнятые волосы в новой форме укладки, что придали причёске ещё больше объёма, так сильно напомнили Айзаве о своей первой любви, такой же абсурдной — без единого шанса.       — Чё позвал? — рявкнул Айзава, облокачиваясь о стену и скрещивая руки крестом, недовольно хмурясь на улыбающегося напротив Оборо.       — Ты знаешь, — облачный парень открывает рот ещё шире, улыбаясь во все тридцать два.       — Я видел, как ты целовался с Ямадой, так и вали к нему, — фырчит и вот-вот начнёт огрызаться куда более грубо: сил сдерживаться уже нет.       Айзава по глупости, до боли в груди влюбился в Ширакумо — самого прекрасного, обаятельного и красивого парня во всей академии; последний пункт, естественно, остаётся за Айзавой. До боли, потому что Шота был скромной тенью остальных. Повезло однажды подружиться с Ямадой и Оборо в начальном классе, вот и всё на этом, если бы они состояли в разных классах, то Ширакумо вообще не обратил бы на него внимания.       Айзава испытывал ревность к тому, кто даже не был его, а так хотелось. Он жаждал любви от Оборо, потому что этот весельчак всегда поднимал его дух и настроение; в принципе, как и всем другим. Светловолосый, немного неуклюжий, а оттого часто получающий травмы за счёт слабой причуды, он всё равно светил ярче самого настоящего испепеляющего солнца, но Шота никогда не жмурился, смотря на него, даже жаждал сгореть под его лучами дотла, лишь бы Оборо заметил его.       Но импульсивный популярный парень из всех людей, кого только знал, выбрал в конечном итоге Айзаву. Оборо сначала думал, что ему кажется, что все проявления внимания в его сторону более смахивают на помутнение и выставление себя нарциссом в глазах Шоты. Все эти косые взгляды и неловкие паузы с Айзавой парень счёл за скверность характера местами мрачноватого одноклассника, но проверить всё же стоило.       Это был жестокий план, потому что когда Айзава увидел, как Ширакумо с Ямадой целуются, вечно нахмуренный вдруг распахнул уставшие глаза и хотел что-то сказать, но только надел обратно свою маску невозмутимости, извинился за то, что сорвал чужой поцелуй и упрямо двинулся куда-то подальше; хотелось вообще свалить с этой чокнутой планеты, по правде говоря.       А Ширакумо догнал. Только не в тот же день, а на школьный выпускной, который был через несколько дней после того странного происшествия, после которого Шота не отвечал ни в одном из чатов с Оборо, всячески избегая любых контактов с ним. Точно так же, как и с Шинсо сейчас, тогда он оказался в подсобке. И точно так же радостно признался прямо в лицо:       — Айзава, я тебя люблю.       И Оборо точно так же потянулся за поцелуем, но реакция была более дикой, Шота не ожидал такого от слова совсем. Не ожидал, что его одноклассник так классно целуется, и что… любит его? А это вообще взаправду?       За что его могут любить? Айзава каждый день видит в себе потрёпанного человека, уставшего от работы, но он всё равно будет делать это, потому что сам когда-то определился стать героем, учителем, наставником. Айзава не считает себя тем, на кого мог положить взгляд его ученик без собственной помощи, и поэтому поступил, как самый настоящий грязный человек — сам сделал шаг навстречу Шинсо; не до конца осознанно. Потому что… эти волосы, стремление стать героем, оптимистичный настрой (хотя и не скажешь по его всегда спокойному лицу) слишком напоминают Оборо. Это румяное милое личико, перед тем, как начать поцелуй; Айзава уловил мысль, что ученик сегодня выглядит крайне сексуально, потому что в тёмном освещении подсобки тот выглядит как неудавшийся дубликат его первого парня, которого любил больше всего на свете в те чудесные беззаботные времена. Только вот нельзя. Нельзя им быть вместе, вообще никак.       Мужчина разрывает объятие, и когда Хитоши соображает, что его удовольствие хотят прервать, то рукой примыкает к чужому паху, без разрешения сжимая напрягшийся стояк. Шота от внезапности слабо постанывает, моментально нахмурив брови и бросая на Хитоши взгляд, полный угнетения:       — Хватит, нам нельзя…       Какая разница? Когда ты влюблён — границ не существует. Сейчас Хитоши не видит ни единой преграды, начиная хотя бы с того, что ему уже восемнадцать, и заканчивая тем, что послезавтра он окончательно выпускается из ЮЭЙ. Айзаву клинит, потому что чужие руки настойчиво расстёгивают ремень, а затем спускают штаны с бельём, а перед собой мужчина видит совсем не своего ученика, а более старшую версию Оборо, если бы тот до сих пор был жив.       На протест учителя Шинсо не обратил никакого внимания, ведь телом овладело одно желание — сделать это. Айзава стал дышать более прерывисто, когда фигура Оборо размеренно опустилась на колени, и тёмные, покрасневшие от извечного напряжения глаза Шоты встретились с бледно-голубыми, полными азарта и игривости глазами Ширакумо.       — Сука, — чуть слышно выругивается и кладёт руку на мягкие волосы Шинсо, когда он неумело пытается отсосать учителю.       Айзава считает себя грязным человеком. Мало того, что подсознательно соблазнил своего ученика, так ещё и сделал это потому, что тот уж больно сильно напоминает своего парня в молодости. Своего первого и последнего, потому что после смерти Ширакумо метафорическая сердечная рваная рана в груди разрослась до колоссальных размеров, и Шота больше не смог никого полюбить, только возжелать ради отвлечения; полюбить — нет.       Айзава считает себя грязным человеком не только потому, что между ним с Шинсо сейчас происходит нечто неясное и неправильное, если взглянуть со стороны общественности, но ещё и потому, что сейчас на коленях перед ним сидит далеко не Шинсо, а образ умершего и лучшего парня на всём белом свете. Хитоши трогает языком головку, заглатывает, ползёт губами по всему основанию, заставляя учителя свободной рукой прикрыться, чтобы не застонать во весь голос. Двигает ртом туда-сюда, облизывает, отвлекаясь на подышать, а потом снова глотает медленно, проскальзывая достаточно легко за счёт с горкой выделенной смазки от полученного постыдного удовольствия; как хорошо, что Шинсо не в курсе, какие фантазии заставили его учителя пасть так низко, что он едва сдерживал порывы стонать в голос, чего при дрочке не бывает от слова никогда.       Удовольствия больше, чем достаточно, ведь мужчину кроет флешбеками с Ширакумо. Эти страстные поцелуи в той подсобке, и… Ширакумо делал всё то же самое, что и Шинсо сейчас. Это пугает, но одновременно так сильно возбуждает. У мужчины рябит в глазах от мрака помещения, где свет падает лишь с узких щелей из-под двери и небольшого окошка, выходящего в полутёмный коридор, и неестественной, неживой фигуры под ногами. А в ушах больше не долбится неспокойная музыка из актового зала, там уже кровь оглушает от быстрой перегонки в сосудах из-за резкого выброса адреналина с эндорфинами.       Шота хочет схватить Хитоши за волосы и резко потянуть вверх, чтобы поднять и отстранить от себя, прекратить это вопиющее безобразие, но в один момент Шинсо улучшает свой скилл, выработав нужный темп, с каждой секундой приближающий к фееричному окончанию, поэтому вместо ранее задуманного, сжимает распушенные фиолетовые волосы у корней со всей силы, а изо рта ссыпаются тихие вздохи и постанывания от несдержанного удовольствия.       Хитоши не знал, как правильно, никогда не пробовал, только посмотрел в интернете, как могло бы быть: не хотелось разочаровывать учителя. Ему всегда хотелось только радовать и удивлять Айзаву, он ведь самый лучший на всём белом свете. Он сильный, красивый, он хвалит, когда Шинсо проявляет отличные результаты, и ругает, когда надо поднажать. Шота обычно сверлит взглядом молча и загадочно, и в этих, поблекших от душевного одиночества, тёмных глазах Хитоши чувствует желание быть любимым, видит, как устаёт от жизни Айзава, по которому ездят со своими просьбами все, кому не лень. Да и сам не лучше: иногда Шинсо специально занижал результативность ради проведения большего количества времени вместе; Айзава, кажется, даже не заметил этого, зато они оба прекрасно проводили время — один становился сильнее, второй, считайте, отдыхал, изредка напрягаясь ради рукопашных поединков.       Парень двигается спокойно, уже научившись контролировать дыхание в этом процессе, а ощущение, что учитель немного болезненно тянет волосы, едва не вырывая, заводит донельзя. Ему тоже хочется, он разрешит Айзаве сделать с собой что угодно, лишь бы ощутить эти сильные руки на своём теле. Обнимает Айзаву за ноги, додумывается схватить сзади за ягодицы, насаживаясь ртом полностью, и Айзава от неожиданности аж всхлипывает от резких стимуляции извне. Поддаёт бёдрами вперёд, приглушённо стонет и слышит как откашливается Хитоши, поперхнувшийся его спермой, и прекращает витать в облаках, подмечая, что на него глазеют уже совсем не голубые радужки, а фиолетовые, а сам парень тяжело дышит, потому что учитель руками не позволил отстраниться, пока полностью не очнулся после изнурительно долгого оргазма, сдерживаемого из-за недостатка свободного времени уже несколько недель так точно.       — Вытри, — учитель большим пальцем обтирает свою нижнюю, припухшую от долгих целований губу, показывая где нужно сделать это действие Хитоши.       Только и может выбросить из себя эту жалкую фразу, наполненную фальшивым безразличием поверх стыда и страха за будущее. Парень неуклюже проходится языком по своей нижней губе, обтираясь, будто хищник после удачной охоты, демонстративно закусывает её и продолжает пялиться в тёмные глаза Шоты, слившиеся с тенью помещения, не моргая. Мужчина наклоняется, подбирая спавшие штаны с трусами, натягивая со скоростью трёх осеней, лишь бы растянуть момент, когда не придётся видеть эти два влюблённых, взволнованных и преисполненных чувств, глаза.       Когда Хитоши перестаёт набирать недостающий воздух в значительно шокированные такой выходкой лёгкие, то снова наступает учителю почти на ноги, прижимаясь, и так не собравшись с мыслями, что стоит сделать первее: как следует наобниматься с учителем или начать расстёгивать свои пиджак с рубашкой? Пытается сделать всё одновременно. Когда Шинсо жмётся, Айзаву поражает скорость сердцебиения подростка, и в голову опять, словно трёхкилограммовым кирпичом с верхних этажей, одаряет воспоминание, как Ширакумо получал свою благодарность. Только Шоту колотит дрожью, как от лихорадки, от мысли, что он будет это делать со своим учеником сейчас, в этой подсобке. Сейчас — во время громкого выпускного его лучшего класса. С его лучшим… с самым прекрасным учеником, по мнению Айзавы. С тем самым, который только что отсосал ему, перед этим выведя в коридор и увлекая в бессмысленную беседу о прошедшей накануне миссии.       Айзава Шота думает, что он — грязный человек, потому что спокойно поддался в эту злодейскую игру запретных чувств. Шинсо не знает, стоит ли целовать после такого, просто стоит и вымаливая смотрит, пальцами стягивая резинку с чёрных густых волос с затылка Шоты, расслабляя кровоток головы; стоило сделать это ещё в самом начале встречи, ещё когда шли по коридору, и, может быть, удалось бы этого избежать? Пропускает пальцы сквозь пряди, гладит с мастерской аккуратностью, кладёт голову на плечо и языком водит по сырой, солёной шее учителя.       — Айзава-сенсей, — шепчет, пододвинувшись к уху. — Я тоже хочу.       Что ещё Шоте следовало ожидать от своего ученика? Напористость ему не занимать. Закрывает глаза и снова встречает обрывки воспоминаний, как уже Оборо был прижат к стене, как опалял горячим дыханием прикрывающую его вечно болтливый рот ладонь Айзавы, а тот утыкался носом в лёгкие, мягко волнистые светло-голубые локоны.       Айзава Шота считает себя грязным человеком, потому что безумно сильно хочет вернуться в то время, в то состояние и к тому человеку. И сейчас он даже имеет возможность провернуть это, ведь на месте Шинсо Хитоши то ли дело всплывает его давно умерший на одном из геройских заданий всегда горячо любимый парень Оборо Ширакумо; так и делает, поэтому теперь и грязный человек.       — Я так люблю вас, — этот парень упёрт, кусает мочку уха, слегка, но достаточно чувствительно, чтобы Шота вышел из очередного полутранса, оглядывая Шинсо с головы до ног.       Он сегодня невероятно красив и представителен, жаль только, что взор Шоты видит в своём лучшем ученике совсем другой образ. И не может ответить на чужую любовь такими же чувствами, потому и молчит, применяя силу и разворачивая размякшего и уставшего от изнурительного возбуждения Шинсо к стене лицом, прижимаясь сзади. Айзаве надо только отдать долг своему ученику за приятный, но совершенно не прошенный минет, на большее он не смеет рассчитывать; плюс нельзя, плюс ему и самому не хочется. Какого это — понять, что всё это время ты не испытывал чувства к человеку, а был рядом лишь потому, что он так сильно напоминает о твоей первой любви? Это сокрушительно. Поэтому у учителя трясутся ноги, но принципы гораздо крепче какого-то мешка с костями и мясом, носящим название «тело», ведь подросток изнывает от неудовлетворения, и плевать, что в голове на его месте сейчас совсем не он.       Верх не снимает, только забирается под рубашку рукой, разогревающе проносится подушечками пальцев по горячей груди, под которой, от неожиданно сбывшейся нереалистичной мечты, со всех сил колотится сердце. Шото закрывает глаза, утыкаясь в макушку тёмно-фиолетовой копны, а раскрывая веки видит уже светлые волосы. Кусает себя за нижние губы, нервно расстёгивая чужой ремень, освобождая от штанин. Хитоши громко охает и вздыхает, в конце концов не сдерживаясь стонет в полный голос, когда рука учителя оказывается под резинкой трусов, а горячие пальцы крепко вцепляются в пульсирующий член. Айзава накрывает его губы свободной ладонью, чувствуя, как со временем повышения темпа дрочки она влажнеет и даже иногда пропускает слишком истошные звуки неподконтрольного удовольствия.       Подросток шкрябает стену ногтями, иногда чуть запрокидывает голову от неукротимого желания показать невербально, как ему хорошо. Дугой гнёт спину, когда Шота сам тихонько постанывает у уха, будто для разогрева, а потом и вовсе спускается губами к шее, оставляя там следы серии влажных и коротких поцелуев, усиливая темп дёргания чужого стояка у самого начала. Эти действия подводят к долгожданному окончанию, но пока Хитоши всё ещё пыхтит и ёрзает, трясь задом о пах учителя, как дворовая заведённая сучка, то он сам не в силах стерпеть. Уже получил своё, хотя и не напрашивался вовсе, но вид этих голубых растрёпанных волос, эти издыхания сквозь плотно прижатую и взмоченную слюнями ладонь, эти трения чужой спины о свою грудь и пах вызывают вспышки софитов перед глазами, и снова он утопает в развязности, восстанавливая давно пережитую сцену из собственной жизни, когда освобождает от плена руки чужой рот и прерывисто просит рядом с ухом что-то вроде «Не смей застонать во весь голос», и приступает к собственной мастурбации, потому что не в силах сдержаться. Ведь Айзава Шота — грязный человек, который вместо того, чтобы отказать своему ученику, показав свою адекватную и здоровую сторону, объяснив, что между ними ничего не может быть, перед этим сначала совершит с ним полный глупости и страсти грязный сексуальный акт, да ещё и где — в школьной подсобке, да ещё и когда — в день чёртового выпускного, во время того, когда все остальные ученики танцуют и расслабляются, выпивая слабоалкогольный пунш, Шота лишает этого маленького жизненного удовольствия своего славного ученика, сердце которого позже будет неизбежно треснуто и разбито. Ведь Айзава Шота — грязный человек, а его ученик — кристально чистый, но уже тронутый алмаз, которого он, к сожалению, не достоин касаться своими грязными руками.       Перед Айзавой стоит Оборо. Это Оборо сладко и протяжно скулит, извивается и дёргает бёдрами, желая закончить как можно скорее. Это Оборо получает от Айзавы сейчас длительные поцелуи в тыл шеи, где непременно останутся небольшие слабо-розовые засосы. Это Оборо начинает изливаться горячим и липким семенем, марая всю ладонь и чужие трусы, а Айзава подхватывает и спускает на заранее подставленный и снятый собственный пиджак с изнаночной стороны. Они оба долго переводят дух, пытаясь разогнать горячий воздух в их небольшом уголке, молчат, а потом Шинсо, одевшись, вовсе опускается на корточки, не в силах устоять после такого: развезло. Поднимает взор на учителя, который опять где-то в прострации, обтирает руку о пиджак уже в раз в пятый, шестой? Смотрит на свою ладонь, а потом внезапно ловит в сети адекватности осознание, что же только что натворил. Хитоши улыбается так широко и счастливо, наверное, Шота ещё не видел его таким, как и все остальные. С висков обтирает набежавший пот, любуется учителем, приводит сердцебиение в порядок. Для него сегодняшний день получился особенным не только по случаю выпускного. Не каждый день ведь раскрываешь своё сердце любимому человеку, да ещё и получаешь такой странный и яркий опыт; Хитоши здесь видит сплошные плюсы.       — Вы тоже меня любите?       Этот вопрос ощущается тяжёлым осадком на самой душе, кислотным дождём — такой же он неожиданный, редкий и обжигающий. А самое страшное для Шоты сейчас, что на него смотрит далеко не Оборо Ширакумо, а его ученик — Шинсо Хитоши. И сосал ему тоже Шинсо. И трогал сейчас он тоже Шинсо, а никакого не давно умершего парня, с которым уже когда-то такое было.       Айзава ощущает резь в груди, будто полоснули ножом, ведь он не любит. Никого он не любит, даже себя. А сейчас так вообще ненавидит, ведь… как можно было воспользоваться этой ситуацией? Как можно было потерять голову, ведь он — герой, учитель, наставник. Он — взрослый, рассудительный, трезвый.       — Айзава-сенсей?.. — фиолетовые брови-ниточки слегка хмурятся, парень явно огорчён длительным получением ответа и полным безразличием в лице учителя.       — Айзава, я тебя люблю.       Именно это всегда мечтал услышать Айзава Шота из уст своего одноклассника Оборо Ширакумо, в которого был влюблён до боли в груди, но этой мечте было не суждено сбыться. Всё, что Оборо любил, будучи живым — быть в центре внимания и получать эмоции и чувства всеми известными способами. Разумеется, нечего ему было водиться со своим скучным и теневым одноклассником Айзавой. Но парень никуда не мог деть своих чувств, и оставалось лишь топить их в своих несбывшихся фантазиях, что они когда-то всё-таки были вместе.       Айзава Шота считает себя грязным человеком, потому что потерял все шансы на счастливую жизнь, сначала не сделав первый шаг на встречу к тому, кого любил, а теперь — отступив от того, кто сам в него влюблён (хоть это и не надолго и, скорее всего, идеализированно), и не только по этическим причинам — просто он совершенно не достоин внимания такого прекрасного ученика, как Шинсо Хитоши.       Поэтому он ничего не отвечает, собирает волосы обратно в небрежную шишку и уже у раскрытой двери отрицательно качает головой, удаляясь по пустынному коридору в сторону туалетов, чтобы смыть с рук и лица следы высохшей спермы и пота.       А парень так и остаётся сидеть на пыльном полу, свалившись с ног на колени, ощущая, как катится по щеке первая слезинка — переливаются из его чаши неразделённой любви к учителю обида и разочарование из-за произошедшего.