***
В 1995-м Джолин Куджо встретила какого-то ребёнка. Он был тихим, но хитрым; отчаянным, но не настолько тупым, чтобы позволить ей поймать его на крючок бандитской жизни. Он сказал, что его зовут Харуно, и он искал своего отца, но Джолин в жизни не видела каких-либо парней по имени Дио, так что она огрызнулась и послала его к чёртовой матери. И всё же, у мальчишки не было ни копейки, он чуть ли не помирал с голоду, и Джолин, фыркнув, подкормила его и постелила ему, чтобы немного подремал. Она торговала оружием, а не недозрелыми детишками, и обманывать его не собиралась. Закурив, она задумалась о той жизни, которая привела её к этому моменту. Её тело было полностью покрыто шрамами, она сама выглядела гораздо старше своих девятнадцати, и жизнь её походила на текст плохой песни. Обычно, если тебя сбивает машина, это вина алкоголя и невезения, а не чьей-то вендетты — так получилось и с ней. Ей не повезло потерять мать при рождении, отец в итоге не смог её растить и отдал маминым родителям. Когда ей было двенадцать, она сбежала из дома, но не в соседний город, как можно было ждать, а за океан. Пробыв всего один день в Майами, она спряталась на грузовом корабле и следующие пять лет прикидывалась парнишкой-моряком. В этом пути она завела нескольких хороших друзей и подхватила привычку курить. Сигаретный дым на языке был слишком тяжёлым. Она пыталась вспомнить своего отца, но она не видела его с тех пор, как ей было одиннадцать. Впрочем, даже сейчас она помнила, каким крутым он ей казался, когда молча закуривал сигарету, стоя на крыльце с её дядей. Она помнила, как этот образ вставал перед глазами с тех пор, как ей было тринадцать, когда она впервые взяла в руки зажигалку — а теперь, много лет спустя, она так же закуривала, перевозя контрабандное оружие по Адриатике. Отец уже много лет её не волновал. Даже если она его не забыла, годы разлуки затушили огонь её ненависти к нему, и он стал далёким воспоминанием о прошлом, которое она оставила. Джолин посмотрела на Харуно, спящего под её одеялом, и честно хотела посоветовать ему не искать этого Дио. Он ведь мог оказаться как богом во плоти, так и сущим дьяволом, и здесь было не угадать. Лучше бы мальчик отпустил своего отца. Она уснула на стуле возле умывальника, под шум дождя и запах дыма, а проснувшись, не обнаружила ни ребёнка, ни чёрную сумку, в которой прятала итальянские лиры. Она даже не удивилась и, усмехнувшись, безмолвно помолилась Деве, чтобы пацан всё-таки нашёл своего отца и больше никогда не появлялся в аду мафиозного Рима. Если он утонет здесь в своей ненависти — никто, даже Джолин не будет его спасать, ибо никому в этом мире не будет до него дела. На следующее утро она убила местного авторитета прямо в открытом ресторане. Время было неподходящим, место — тоже, но Джолин не чувствовала и капли жалости. Её не волновали богатенькие снобы, воняющие своими утренними канноли перед голодным сбродом в ближайшем переулке. Максимум — она позволила двум детям сбежать через кухню. Остальных не пожалела. Чего Джолин не ожидала увидеть, так это тело маленького Харуно в объятиях крупного светловолосого мужика. Может, это был его сутенёр, или босс. Может, его звали вовсе не Харуно. Может, Дио никогда не существовало. Джолин просто пожала плечами и хотела выйти, как увидела парня-альбиноса, пытающегося дышать. Она уже обхватила ствол беретты, готовая всадить ему контрольный в голову, но замешкалась, когда он посмотрел ей в глаза. — П-помоги… — попросил он, и Джолин даже не дёрнулась. Её рука дрожала. Она никогда не дрожала. Она была закалённым, бездушным монстром, восставшим прямиком из ада, и никогда раньше не встречала этого парня, но почему-то всё же его знала. Она знала его лучше, чем кого-либо на свете, но было слишком поздно — он закрыл глаза навсегда. Джолин бросила пистолет и побежала к неизвестному голубоглазому парню в большой меховой шапке. Её не интересовала ни полиция поблизости, ни заказчики — она прижалась головой к его груди, чувствуя, как холодеет кожа человека, который только что умер от её пуль; человека, которого она никогда не видела, но от которого её сердце колотилось, словно бешеное. — Куджо! — заорал Доппио ей в спину. — Давай, шевелись! Её насильно утащили с места происшествия, а беретта, выскользнув из руки, так и осталась лежать на окровавленном полу. Ей казалось, что она помнила этого парня живым и здоровым, он был одет в тюремный синий комбинезон и до смешного огромную белую рогатую шапку. Джолин поморщилась, судорожно вспоминая все случаи, когда она могла его встретить, потому что она никогда не была в тюрьме, а на парне был обычный костюм-тройка. Её воспоминания вопили, что он должен быть жив, но вот он, лежал на полу, такой же мёртвый, как и остальные случайные посетители. У неё не было объяснения, и Джолин позволила вывести себя из ресторана, прежде чем туда ворвались копы. В тот день сорок три человека были объявлены мёртвыми. Ей хотелось бы сказать, что один этот парень изменил всю её жизнь, но этого не случилось. Уже через два дня она вышла на стрелку против босса конкурирующей неаполитанской банды, победила, напилась дешёвым вином с колой и мирно уснула. Она умерла в глубокой старости, и до последнего вздоха помнила о нём, кем бы он ни был.***
В 2012-м Джолин впервые встретилась со своей матерью. Когда ей было четыре, её родители развелись, и отец забрал её в Японию, жить с ним и бабушкой. Джесси Картрайт забрала её из международного аэропорта Майами в два часа дня, а потом они несколько часов ехали до пригорода, где её мать жила и управляла своим довольно крупным интернет-магазином. Джолин немного знала английский благодаря бабушке и её семье, но на американском континенте чувствовала себя слепым котёнком, даже если технически росла здесь четыре года, пока Джотаро Куджо не увёз её в Морио. Когда они подъехали к одному из летних коттеджей, Джолин могла только с трепетом смотреть на небольшое бунгало, где её мать и обитала. Матери хватило только на один визит в местное кафе-мороженое, прежде чем она отправилась на работу. Джолин не винила её и не обижалась, только купила себе молочный коктейль и чуть угрюмо уселась за угловым столиком. Они созванивались по скайпу каждую неделю, часто переписывались, и поздравляли друг друга с днём рождения. Просто по жизни не повезло — родители друг друга не любили, каждый из них был женат на своей работе, и их связывала только дочь от случайной связи в университетские годы. Мама и папа сами по себе были хорошими людьми, но настоящей семьи из них бы не получилось, как бы Джолин того ни хотела. Даже если бы она осталась жить с мамой, её отец рано или поздно перестал бы с ней общаться. Даже в Морио она не видела его большую часть года. По сути, самым главным человеком в её жизни была бабушка, и даже так её иногда одолевала мысль пойти и потеряться в городе, чтобы папа поволновался. Она почти так и поступила, но прадедушка переубедил её, посоветовав вместо этого полететь к матери в Америку. Может, хотя бы это заставит папу за ней потосковать? Может, хоть так он вспомнит, что у него есть ребёнок? — Извиняюсь, это же твой кошелёк? При слове «кошелёк» Джолин как будто проснулась и заметалась в поиске розово-чёрного бумажника с принтом Гвен-Паука, а после этого заметила, как один из парней воровато на неё обернулся, прежде чем побежать к выходу. Внезапно перед глазами пролетела банка лимонада, врезалась воришке прямо в затылок, и тот со стоном рухнул на пол. Джолин подбежала, выхватила у него свой бумажник, и обернулась, чтобы поблагодарить своего героя-метателя лимонада. Парень был примерно её возраста, чуть загорелый, с резкими голубыми глазами и густыми белыми волосами. Джолин смутно припоминала, как читала про альбинизм в учебнике биологии, но не хотела спешить с подобными выводами. Вместо этого, она смогла еле-еле сказать «спасибо» и на ломаном английском извиниться за причинённые неудобства. Незнакомец немного удивился её нетипичной для подобной ситуации вежливости, чуть поклонился в ответ, а потом, когда менеджер не видел, подсунул ей бесплатный коктейль. Её сердце трепетало. Джолин легко в него влюбилась — наверное, гораздо легче, чем её прадед. Тот вообще в своей трагической любовной истории имел парня, который по своей же вине глупо погиб в девятнадцать, не особо любимую жену, которая ненавидела его за разврат, и молодую любовницу, которая в двадцать родила ему, шестидесятилетнему лбу, ребёнка. Джолин было шестнадцать, и она уже достаточно раз обжигалась о спонтанные отношения. Ей стоило бы учиться на своих ошибках, но парень с лимонадом был высоченный, симпатичнее всех, кого она знала, и такой нежный, что одним добрым жестом задел самые глубокие струны её души. Джолин вернулась в кафе на следующий день, но его не было. Она возвращалась следующие три дня, и всё так же его не находила. Через неделю в местных новостях крутили сюжет про мальчика-альбиноса, найденного повешенным на дереве. Внизу по реке спасательная служба обнаружила четырнадцатилетнюю утопленницу, но полиция не смогла толком связать эти смерти. В конце концов, мальчик происходил из бедной семьи и жил на окраине, а девочка была единственной дочерью богатой и влиятельной семьи Пуччи. Смерть мальчика была признана самоубийством. Смерть девочки начали расследовать серьёзно. Джолин плохо понимала английский, и переключила тот канал раньше, чем узнала, что повешенный и её однодневное увлечение из кафе были одним и тем же человеком. Джолин так и не узнала имени парня, который вернул ей бумажник — как и не узнала, чем закончилось расследование смерти Перлы Пуччи. Уснув в самолёте до Морио, Джолин увидела сон. Они с этим парнем были старше своих шестнадцати и сидели под палящим солнцем где-то посреди Флориды. Джолин была в рваных брюках, топе и длинном пальто. Парень был в тёмно-синем обтягивающем комбинезоне и шапкой с выступающими спереди рогами. Он протянул ей банку холодной газировки и сел рядом, и Джолин положила голову ему на плечо. Он возвышался над ней, высокий и крупный, но нежный, словно спустившийся на землю ангел, и безмолвно позволил ей отдыхать на нём, пока она прижимала их сцепленные руки к своей груди. Она ещё не проснулась, когда сон выветрился из головы. Поездка во Флориду забылась, но парень, который украл её сердце одним добрым жестом, навсегда остался в её памяти.***
В 2014-м году на улицах Майами появилась супергероиня, рассекающая небеса и способная пробить даже грубый бетон. Она называла себя Женщина-Паук. Она могла стрелять паутиной из запястий и спасать людей из горящих небоскрёбов. Тёплыми ночами камеры засекали её, прочёсывающую судна с контрабандой, а по утрам под полицейскими участками обнаруживались избитые и связанные жулики всех мастей, при каждом было подробное досье и компромат. Для одних она была костью в горле, для других — героиней во плоти. Никто никогда не видел её лица, но гражданские считали, что под чёрно-розовым костюмом и белой маской скрывался спустившийся с небес ангел. Она была загадкой. Она не давала интервью. Она не оставляла каких-либо контактов, не задерживалась на месте преступления и не посещала мероприятий в свою честь, как бы её ни уговаривали. Иногда её видели в небе, иногда — под мостами, в тенях. И очень часто гражданские видели её на крышах старых складов, на поездах, мчащихся в никуда, а то и на чужих капотах. Она не оставалась в каком-то одном районе надолго. Город был фокусником, она — этим самым фокусом. Джолин Куджо была бывшей заключённой. Ранним утром она подрабатывала на складах рабочей силой, вечером подметала там же полы и сдавала смену. Она отрабатывала сорок часов в неделю, по четвергам после смены посещала своего офицера в полиции, и должна была посещать его в течение полугода после освобождения. Она жила тихой жизнью над бакалейной лавкой в Либерти-Сити, и свободно говорила на английском, японском, испанском и итальянском. Половина её лица была обезображена ожогами, оставленными одним из надзирателей в тюрьме, и за это она от него избавилась. Убийство Вивиано Вествуда грозило шестью дополнительными годами в тюрьме, но полиция Порт-Сент-Люси нашла изнасилованные и сожжённые трупы проституток в его саду, и срок Джолин пересмотрели вплоть до того, что её выпустили из тюрьмы «Green Dolphin Street» за несколько недель до начала скандала в медиа. Она усмехнулась, когда полиция под гнётом стыда и паники начала превращаться в мусор. Она редко улыбалась — так что, это что-то да значило. Она шла вперёд в стране без надежды на лучшее. Никто в своём уме не стал бы пытаться выяснить, кто под маской. В их городе секреты имели серьёзное значение. Джолин договорилась с тюрьмой, что никогда не раскроет подробности своего освобождения каким-либо медиа, и в обмен на условно-досрочное, её рот был закрыт так же крепко, какой была паутина, на которой она летала от здания к зданию. Джолин изучала длинные переулки, соединяющие кварталы гетто с шумными проспектами — иногда как Джолин, иногда как Женщина-Паук. В обличье Джолин она надевала наушники, слушала американскую попсу и всякое аниме. В обличье Женщины-Паука она позволяла соседским детям и отдельным горожанам составлять ей компанию в пробежке, а потом планировала на паутине до крыши грузовика, который отвёз бы её до центра мегаполиса. Гражданские подозревали, что неуловимая супергероиня — это кто-то из их соседей, но ни у кого не было стопроцентной уверенности, и её никто никогда об этом не спрашивал. Они просто бежали. Женщина-Паук бежала. Джолин бежала, и только навстречу. Один раз она попыталась сбежать после случайного убийства на дороге, и пятнадцать лет в тюрьме стали печальным уроком. Она видела его несколько раз неподалёку от своего дома. Он был высоким — выше многих мужчин по соседству. Те, кто его не знал, боялись его. Он был аномалией. Он был чёрным, но нет, у него были полные губы и совершенно волшебные голубые глаза, квадратное лицо и мощные мускулы, которые он укрывал одеждой даже в самые жаркие дни. Он был альбиносом, и в пасмурный день его кожа казалась белой, словно снег. Он часто подхватывал простуду, и говорил так тихо, что надо было чуть ли не вплотную приближаться к его лицу, чтобы что-то разобрать. Джолин знала, что у него был один друг — сосед по комнате, бывший пациент психбольницы по имени Анасуй. Этот товарищ работал в парикмахерской, сам себе выкрасил волосы в розовый, а по выходным бесплатно подстригал соседских детей, как и договорился с Доменико. Доменико Пуччи. Джолин было странно слышать, что у такого внушительного, но тихого человека была та же фамилия, что и у её надзирателя, но она успела привыкнуть. Её приоритетом была защита жителей города, а не выяснение их прошлого. Её история не была связана с их семьёй, и она не собиралась требовать какой-либо информации. Пока они не привлекут её внимание чем-то подозрительным — чёрт с ними. Майами был исполнителем, Либерти-Сити — музой. Она знала, что жизнь расставит всё по своим местам. Она не представляла, что доживёт до сорока, но внезапно прошло уже три месяца после освобождения, как один из наркобаронов, которому она достаточно насолила, столкнулся с ней в одном из её любимых заведений. На прошлой неделе ей как раз исполнилось тридцать пять, и это был первый раз за шестнадцать лет, когда она ела торт. Она была Женщиной-Пауком, супергероем в рассаднике контрабандистов. Когда раздались первые выстрелы, она была на крыше мелкого ресторанчика, и тут же заглянула в люк. Хозяйка, Глория Костелло, кричала, пока вторженцы расстреливали её посетителей. Джолин заткнула ей рот, чтобы не орала лишний раз, и заперла на защищённом чердаке. Джолин хотела вытереть ей слёзы и успокоить, но не успела — Эрмес Костелло уже достала собственное ружьё и начала отстреливаться. Джолин не знала, как так сложилось, но иногда у неё возникало ощущение, что она проживает не первую жизнь. Она ходила по тротуарам и думала, что одинаково принадлежит и к мирным гражданским, и к бандитам. Она искренне верила, что тюрьма — тоже её дом, даже если попала туда по подставе Ромео. Вествуда-то она убила уже не случайно. А «самооборону» приплели сильно позже, когда на его заднем дворе нашли трупы. Иногда она сидела на разбитом бетонном парапете перед бакалейной лавкой и задавалась вопросом, почему её не казнили, потому что она заслужила — но не помнила, чем именно. Она знала саму себя, но понятия не имела, кто она такая. Она не знала Доменико Пуччи, но он был ей знакóм. Она не могла знать, что в этот день он ужинал в ресторане Глории вместе с Анасуем. Она не знала, что Макс с приспешниками нападут на мирных жителей вместо того, чтобы преследовать её до пожарной лестницы, до пирса, и пытаться её пристрелить. Незнание обошлось слишком дорого. Она стреляла паутиной в дула ружей, чтобы задержать пули, но заряды были сильней. Она пыталась выдернуть оружие из их рук, но многие были на автомобилях, и продолжали стрелять — она не могла позволить себе помедлить. В последнюю очередь она отняла оружие у Эрмес и вырубила, чтобы та не подумала идти за ними. Доменико был сильным; Анасуй, как ни странно, тоже, и бил резкими выпадами, тогда как Доменико подгадывал момент и не спешил. Она позволила им помочь вырубить приспешников, а сама бросилась на Макса и принялась выбивать ему зубы. В сбитых кулаках был уже не праведный гнев Женщины-Паука, а слепая ярость Джолин Куджо. Магия геройства начала рассыпаться, когда Макс попытался стянуть с неё маску и ожидаемо провалился. За это Джолин сломала ему челюсть и раздавила трахею, и продолжала бы в том же духе, если бы не испуганные крики Анасуя позади. Макс уже был вне игры, все его подчинённые либо были без сознания, либо получили достаточно, чтобы отбилось желание драться, так что, как она думала, Анасую не было смысла кричать. Выстрелов больше не было, Глория и Эрмес были в безопасности, посетители, хоть и получили ранения, но были живы. Доменико с Анасуем же позаботились о том, чтобы все были защищены. Смотри она чуть внимательнее — заметила бы тёмное пятно посреди груди Доменико, практически незаметное на тёмно-синей рубашке. Она бы перестала мутузить Спортс Макса. Она бы бросила всё, бросила всех и полетела с ним на руках до ближайшей же больницы. Но жизнь была жестока, а смерть — ещё пуще. Нарцисо орал, чтобы Доменико поднялся, но тот уже просто смирился со своей судьбой. Когда Джолин сделала несмелый шаг в их сторону, Анасуй рявкнул ей, чтобы валила вызывать скорую. Какая-то девочка рыдала у юбки своей матери. — Помогите мне, зажмите его рану, — сказала какая-то женщина. Анасуй дёрнулся, у него началась паническая атака, и на его место пришла Женщина-Паук. Она могла признать, что Доменико был красивым мужчиной. Иногда она видела его из окна, читающего книгу прямо на тротуаре. Прохожие просто обходили его стороной. Иногда он приносил что-то выпить, иногда устраивал самому себе пикник. Ему всегда было чем заняться, он никогда не вмешивался в чужие дела без крайней необходимости, и был тихим человеком. Он был прекрасен. Обхватив его лицо руками, она огладила пальцем окровавленные губы. Его глаза были закрыты, как будто он собирался просто вздремнуть, а не забыться прямо здесь вечным сном. Приподняв маску, Джолин прижалась губами к его мокрому от пота лбу. — Изгиб твоих губ перепишет заново историю мира, — прошептала она ему на ухо. Он из последних сил открыл глаза и одарил её вопросительным взглядом, но заговорить не смог. Через несколько секунд его сердце не выдержало, Доменико умер на её руках. Через два дня Анасуй похоронил его в южном мемориальном парке Грейсленд. Все присутствующие друзья и родственники возложили цветы ему на могилу, пожелали, чтобы земля была пухом и медленно начали расходиться. Женщина-Паук не пришла, но была Джолин Куджо. Стоял жаркий день, и липкая духота вперемешку с выхлопными газами создавала самое тошнотворное ощущение. Так много смертей, так много жизней. Джолин казалось, что это — всего лишь одно из тысячи возможных развитий событий. Могло ли это быть правдой? Наверняка она не знала, и по возвращению в Либерти-Сити она припарковала пикап и прошлась по округе, проветривая мысли. Знала ли она Доменико? Очевидно, нет. Она видела его много раз, но ни разу не заходила в бар, где он работал, не пыталась завязать соседскую беседу. Знала ли она, что Глория Костелло будет в большей безопасности на чердаке, а не на улице? Нет, не знала. После стрельбы она помогла Глории спуститься через люк и оставила с младшей сестрой. Она их не знала, но они были ей знакомы. Анасуй был ей знаком, хоть она его и не знала. Она вообще была не из Либерти-Сити, но чувствовала, что знает здесь каждый закоулок. Её надзиратель никогда не рассказывал о своей семье, хотя она знала, что он был священником и потрошил мозги заключённых, выискивая такие личные тайны, которых никто бы никогда не нашёл ни в одном досье. До неё что-то доходило, но она не могла поймать последнюю ниточку, и это её сжирало. На шоссе ей захотелось выйти на дорогу — не ради самоубийства, но здорового интереса, а вернётся ли она к жизни? Начнётся ли круг смерти заново? Это было её наказанием за какой-то страшный грех в прошлой жизни? — Везер, — позвала она в пустоту. — Почему ты не отвечаешь? Она не знала, кто такой Везер. Зачем она звала его, будучи в шаге от смерти под колёсами? — Я не смогла тебя найти, — пробормотала она. — Оказалось слишком поздно. Может, это было плодом её больного воображения, играющим в крови токсином от укуса радиоактивного паука в рабочих мастерских посреди тюрьмы, но это было воспоминанием. Анасуй что-то ей говорил, хотя в тот, единственный раз, когда они пересеклись, он орал на Женщину-Паука, потому что его друг лежал при смерти. — Когда мы выбрались из тюрьмы, Везер как будто ожил, — сказал ей Анасуй. — Поверь мне на слово. Он прожил последние дни счастливым человеком. Этот диалог не имел смысла. Джолин отсидела срок в женской тюрьме в Порт-Сент-Люси, и там не было никого по имени Везер. В тюрьме из мужчин были только охранники и надзиратель. Она могла понять, почему Везер был счастлив убраться из тюрьмы, но при чём здесь была она? Диалог был не из этой жизни, не из этого мира. В этой жизни она оставила Доменико только единственный поцелуй в лоб. — Доменико, поговори со мной ещё раз, — прошептала она ветру. Машины перед глазами исчезли, остался только мужчина посреди одинокой улицы, осматривающий пробившиеся цветы под дождём. — Ещё раз… Я хочу поговорить с тобой ещё раз. Её вырвало из дрёмы звуком сигналящего авто, и Джолин поняла, что балансирует между машинами и ограждением. Желание выйти и проверить теорию о перерождении испарилось за секунду. Не то чтобы она испугалась смерти — просто не хотелось рассказывать Везеру, как она померла под колёсами ржавой колымаги 93-го года. Да кто такой этот Везер? Она ломала голову, но на ум приходил только Доменико. Почему у Везера было лицо Доменико? Он был слишком красивым; от его идеальных черт у неё перехватывало дыхание, он полностью занял собой её душу, переписал заново исто… Усмехнувшись, она отошла от ограждения и отправилась обратно к бакалейной лавке, к своей квартире. Надо было немного поспать и идти в патруль. Доменико погиб, но он остался жить. Джолин была жива, но погибла. Мир не стоял на месте, как не стояла и Джолин. Она умерла не в тридцать пять, а в семьдесят девять, умудрилась за свою жизнь выскочить замуж и даже родить ребёнка. Она никогда его не забывала. Майами был исполнителем, Либерти-Сити — музой. Она была фокусом, Доменико — её фокусником. Джолин не знала, откуда такая уверенность, но точно чувствовала, что в другом мире, в другом времени и месте они встретятся снова.