Скиталец

«…его плавники бороздят дно, а хвост касается высоких гор…» … Бесконечные потоки боли, круговорот неживого болезненного мира, порожденного злобой богов. Опутывающая морозная пустота, чернота, как в запредельном беззвездном космосе. Спасения не существует, ад отмщения, боль. Боль. Боль. — Ну что, Адепт, впечатлён? — у девушки, зарубившей монстра, веселые пьяные глаза и беззаботность в каждом жесте. В длинных волосах до сих пор ил и песок, на одежде пятна чёрной ядовитой крови. Сяо и не должно бы, но интересно смотреть на неё. Таких, опьяненных солью и морем, живых до невозможного, несгибаемых и совершенных, в каждом веке — одна. Одна, но какая… Её корабль мерцает сотней фейерверков в стороне, шум и эмоции, приносимые ветром оттуда согревают и царапают, команда её боготворит, а она сидит в темноте и абсолютной свободе, наслаждаясь ветром и ромом. И не должно бы, но возле неё хочется скрыться от чужого ранящего счастья, слиться со звуками её пронзительного насмешливого голоса. — Меня привела не победа, — говорит он, опускаясь на колено и зачерпывая ладонью холодный мокрый песок. — Песня. — Песня?! — она вскидывает голову с ликованием и гордостью, улыбается, как улыбался бы шторм, — его плавники бороздят дно, а хвост касается высоких гор? Она напевает, не попадая в ноты, совсем не так, как поёт исцеляющие песни Архонт Ветра. В её звучании хаос и веселье битвы, наслаждение цунами, разрушившего остров. Сила, живущая сама по себе, что не исцеляет и не ранит. — Это колыбельная, — поясняет она, замолкая. — Звук моей мечты. В детстве я слушала миллионы легенд об Адептах, теперь легенды будут слагать про меня. Неплохой рост, скажи, а?! — Ты пытаешься достичь мощи Адептов или ищешь спасение от смерти в памяти? Оба пути те… Темны… Она перебивает, легко отмахиваясь от слепого почитания: — Ха! Адепт, ты пошел мудренно-замудренной дорогой, но не весь мир — сборище одержимых эгоистов. Тебе ли не знать про азарт битвы, сладость победы и веселье совместной попойки? Враг повержен, миссия выполнена, впереди сотня-другая прекрасных дней! Девчонка, — Сяо качает головой и окончательно опускается на землю рядом с ней. Азарт, сладость… Оковы и тиски, бесправие и невозможность очнуться, мир, переполненный болью. Впереди, позади — всё одно. Но раз в век… Нет, вечная война уже давно утомительная необходимость. Пока стоит каменный грациозный Ли Юэ, его путь предрешен. — Спой мне ещё. — Эх, вот что точно стоило бы добавить в легенды… Море омывает шрамы, соль бередит забытые раны, и только голос ветра и голос моря может даровать забытье. Беспамятство. Легкость. От её волос пахнет тиной, и он не должен, но тянется к темным жестким прядям, касается в благодарном жесте, распутывает, очищает, гладит. Смертные не выдержат его рядом, но раз в век живёт та, что способна разрубить морское чудовище одним ударом, та, что накрывает ледяной волной и успокаивает, как прибой, одним лишь словом, звуком, нотой. — Зови меня Сяо. Адепт — роль, Сяо — сущность. Так честно. Тогда, если ты окажешься в беде, я приду. — Бэй Доу, без сложностей и заморочек, — она уверенно протягивает шершавую тренированную руку и безбоязненно касается проклятого обреченного тела. Вот и вся схожесть — ладони у обоих в крови. — Ты тоже. Если окажешься в беде, найди меня. Я помогу, сам видишь — мне многое по силам. Искать помощи у смертных? Рукопожатие со смертными? Так нелепо. Сяо хмурится, но молчит. Боль никогда не отступит, битва никогда не прекратится. Прошлое, затертое, замазанное, обвивающее черными путами, вечным рабовладельческим хлыстом жгущее кожу, тело, душу, всегда будет с ним. Что может смертная? — Я найду тебя, чтобы услышать новые песни. Сделай это для меня. … Красная горячая кровь. Надломанный меч, поломанный небосвод. Бэй Доу, давясь, вливает в глотку последнюю бутылку рома, пока команду выгоняют с корабля. Нин Гуан будет ей должна, ох, как сильно Нин Гуан будет ей должна, жаль не расплатится. Попутный ветер — хороший ветер. Самое то для последнего боя. — Капитан… — Я не на смерть иду, Кадзуха, брось тосковать. — Я уже видел такой бой и слышал такие слова… — Но сейчас же ты рядом, — Бэй Доу улыбается, смеётся, яростно, как штормовой вал. За Ли Юэ можно и башки лишиться, чего уж корабля. — Я вернусь, — припечатывает она, — но взамен ты выполнишь команду. Развелось же этих морских чудовищ. Правы смутьяны в том, что грядёт великий бой, не правы в том, что они не выстоят. Да она одна семерых архонтов стоит! — Кадзуха! Попутный ветер — хороший ветер. Не зря тварь взяла имя Вихрей. Такую мечом не сокрушить. Ветер Кадзухи с берега гонит корабль, воля Нин Гуан с небес обсыпает арбалетными стрелами, пятнадцать кораблей с порохом и шестнадцатый с дурным капитаном идут к своей цели. Попутный ветер — хороший бой. … — Ты же обещала позвать, — голос Адепта врезается в сознание горячим потоком, сокрушительным ветром. — Ты же не звал, когда было в разы хуже, — она отплевывает песок, откашливается и слабо улыбается, разглядывая остров, на котором они впервые встретились. Чертов консерватор. — Я приходил послушать песни. — Мне ли не знать, — Бэй Доу тянется к поясу, нащупывая флягу с проточной водой. Если они оба здесь, значит они оба победили. — Это портовые верят, что я не пела со времен Хай Шаня. — Ты могла бы умереть, — говорит Адепт. Сяо. И только тогда она перестает улыбаться, разглядывая хмурого мальчишку перед собой. — Смерть для Якса и для людей — это разные явления. Люди должны жить. — А что же Якса? — какие же у этого тысячелетнего печальные глаза. — Я встречу смерть, как возлюбленную, — равнодушно говорит он. Холодный, отчужденный, запертый самим собой. За годы она приноровилась его понимать, случайно и не стараясь, но вполне успешно. — За века мог бы найти возлюбленную и получше, — смешной мальчишка. Сколько у неё таких на корабле? Бэй Доу откидывает волосы, тянется к напряженному телу и без сомнений опускает голову на худое плечо. — Там у третьего причала… Голос дрожащий и усталый, и кому в здравом уме он мог понравится, но она поёт, и он медленно расслабляется, позволяя тьме отступить. Мальчишка. Израненный, вечный мальчишка. — Если я привяжусь, захочу умереть вместе с тобой. — И снова сверхзапутанный лабиринт вместо прямой дороги, Сяо. В море есть не только шторм, в жизни есть не только смерть. Мне же и вовсе многое по силам: захочу — стану капитаном-бардом и буду петь каждую секунду своего существования. — Это бы помогло, — он неловко, еле заметно улыбается. Теплый, окутанный звездным небом, легким ветром, древней мудростью. Её холодными, исцарапанными руками. Бэй Доу помнит ещё в детстве услышанные легенды о Якса. Защитниках и скитальцах, верных солдатах древнего города. Об Адептах, обреченных на бессмертие. Об одиноком духе, спасенном однажды Гео Архонтом. Спасенном не до конца. О духе, что приходит послушать её неумелые, морские песни. ... Бесконечные потоки боли. Ад отомщения, ад на земле. Душит, царапает, ранит. И нет ни выхода, ни спасения. Только долг, вечное скитание, пустота. Найди меня. Спаси. Море омывает шрамы, Посыпает крупной солью Струпья цвета бычьей крови, Словно память древней боли.