— Ты единственная, с кем мне хорошо.

— Я всё сказала! Не хочу больше иметь с вами дело! - в порыве эмоций крикнула Чашечка. Почему? Почему этот дурацкий Курасан так относился к ней в последнее время? Она в чём-то провинилась? Нет. Чем-то навредила, чему-то помешала? Нет. Так в чём причина такого отвратительного и унизительного поведения? Чашечка в гневе побежала в кусты. Краем глаза она успела заметить, как "самая лучшая" Пшика, которая, конечно же, "заслуживает" всеобщего внимания передаёт Нансенсу её приз, называя его микроскопом, хотя это бинокль. Глупая - мягко сказано. Чашечка сидела, думая о своём поступке. Почему она на них накричала? Потому что они этого заслужили, верно? Так откуда это гложущее чувство вины, которое, словно сотня дворовых котов, скребёт её душу?.. Откуда? Её размышления прервала невесть откуда взявшаяся Нансенсу. Летучая тихо и безэмоционально произнесла: — Аэм… Мне тоже лучше не приближаться? — Оу, нет. Ты единственная, с кем мне хорошо. — Спасибо. Нансенсу опустилась ниже, на уровень Чашечки. Чашечка глубоко вздохнула и хотела было что-то сказать, но Нансенсу перебила её: — Знаешь, а сгущёный ведь тоже меня немало бесил. — Правда? Тогда, может, расскажешь почему? - Чашечка была удивлена. У Нэн железные нервы, если так подумать. Да и летучая первый раз на памяти Чахи называла Курасана "сгущёным". — Во первых: он пользовался мною. Во вторых: так нагло поступил с тобой. В третьих: имел ужасный характер. — Оу, Нанс, мне жаль… — Не жалей меня. Тебе сейчас саму себя жалеть надо. — Ты права, наверно… — Чах, тебя что-то гложет? - вдруг спросила Нэн. Таких вопросов раньше не было. - Расскажи, почему, сразу полегчает. — Ну… - Чашечка взглянула на Нансенсу. Та смотрела выжидающе. Из-за этого взгляда почти высохшие слёзы вновь готовились пролиться. В горле застрял ком. Сердце забилось чаще. Страшно плакать при ней. Она кажется королевской особой, а Чашечка - её близким помощником, скромным и неуверенным в себе. Королевам нужны уверенные слуги, а не какие-то плаксы с проблемами с эмоциями. Глаза Чашечки заблестели на солнце. Слёзы потекли горячими струйками. Она стыдливо прикрыла лицо руками. Плакать на людях - проявление слабости, Фарфоровая всегда это знала. Тем не менее, сдерживать слёзы она никогда не умела. Нансенсу приобняла Чашечку и шептала: — Тише. Тише. Успокойся. Хватит. Эти успокоения раздражали. Даже то, что это говорила Нансенсу, не спасало ситуацию. Чашечка убрала руки летуньи от себя, поднялась и пробормотала: — Прости. — Стой! Ты куда?.. - крикнула вслед Нансенсу. Но Фарфоровая уже скрылась из виду. Чашечка сидела у обрыва, горячие слёзы текли, текли, текли и не могли высохнуть. Как признаваться в чувствах? Есть какое-нибудь пособие? Почему никто не позаботился о такой важной части общения и отношений, как признание в любви? Её мысли прервал крик Нансенсу: — Чах! Чашечка повернула голову, посмотрела на Нансенсу, легко улыбнулась и пробормотала: — Прости. А затем растаяла в темноте обрыва.