Птицы в клетках не живут.

Чем сильнее на улицах дождливого Петербурга сгущались сумерки, тем ярче разгорались огни «Золотого дракона», и с каждой минутой гости один за другим подтягивались к главному входу в только что открывшееся казино. Но за каждым входящим в зал пристально следили янтарные глаза весьма стройного молодого человека. Одет он был согласно мероприятию, однако рыжие волосы уже были слегка растрепаны. В этом и был весь Сергей Разумовский — даже здесь оставлял некую непринужденность в своём образе, о чем говорил незастегнутый ворот рубашки, держал в руках бокал далеко не дешевого вина. Однако стоял в полном одиночестве, слегка наклонясь на перила балкона второго этажа. Оттуда открывался вид на весь первый этаж, блестящий великолепием, и было видно каждого нового вошедшего гостя. Равнодушно смотря на дорогие смокинги джентельменов и их спутниц в не менее дорогих платьях, взгляд рыжего скучающе пробегался по украшениям и драгоценностям, проходил вскользь и по чертам их лиц. Не просто так он вот уже как час стоит на этом балкончике и выпивает уже хрен знает какой бокал. А причина видимо не торопилась появиться. Но Разумовский знал что она обязательно появится. Майор не был бы майором, если бы упустил такой шанс «сближения» с ним. Сергею такой ход был только на руку. Мысленно расплываясь в хищной улыбке тому, что Гром, сам того не подозревая, роет себе же могилу, рыжий потянулся за очередным бокалом. Однако алкоголь уже давно начал действовать на его разум, резкими скачками перебрасывая его в воспоминания о прошлом. Детский дом на одной из старых улиц Санкт-Петербурга. Обшарпанное, строгое и мрачное здание как снаружи, так и внутри. Лестничные марши узкие и крутые, настолько, что временами бывало трудно разминуться и двум людям. Но, несмотря на старость, состояние помещения было условно-удовлетворительным. Стены окрашены масляной краской, зеленые и синие панели, освещение достаточное. В каждой комнате находились огромные окна практически в пол, и именно они и были главным развлечением Разумовского. Он любил подолгу сидеть, наблюдая за происходящим снаружи. Безумно одинокий и печальный, нервно черкал простым карандашом на старом листке бумаги, стараясь запечатлеть увиденное. Сережа с интересом наблюдал за птицами, стараясь понять их повадки, изучая пропорции и оперение. Больше всего его привлекали вороны. Такие грозные, даже устрашающие, безумно красивые и свободные, но всегда одинокие. Для рыжего позже это стало уже ассоциацией с самим собой, а в его работах основополагающими стали именно эти птицы. Его рисунки были часто небрежны, «на скорую руку», могли резко обрываться, давая ощущение незавершённости, но в целом всей эстетики запечатлённого это не портило. И это, пожалуй всё, что осталось в памяти Сергея о его детстве, и в принципе всей жизни. Раскрасить рисунки и серые будни Разумовскому помогал его друг и сосед по комнате — Олег Волков. — Ну что, Птичка, как поживают твои наброски? — дал ему однажды прозвище Олег, когда в шутливом тоне обратился к Разумовскому, ибо тот был явно не в духе. «Птичка» прочно засело в сознании рыжего, вызывая на его лице улыбку при одном воспоминании об обращении старого друга. Без него, Сергей бы явно свихнулся или на худой конец попросту разучился говорить, поскольку никто кроме Олега не стремился даже заговорить с ним. Но увы, ничто не может быть вечным, и даже «Птичка», как и сам Олег Волков останутся лишь воспоминаниями в больном сознании Сергея. Гибель Олега… и помешательство Разумовского в конечном итоге. Смутно уставившись на ярко-алую жидкость в бокале, больше почему-то напоминающую теперь уже кровь, нежели вино, Разумовский прошептал: — Олег жив… неправда, он жив… и он… здесь… — повторяя эти бессвязные фразы побелевшими губами, он судорожно схватился за перила, дабы не рухнуть на пол, сам уже не понимая, где реальность. Бокал выскользнул из его ослабевших рук, разбиваясь вдребезги и образуя кроваво-красную лужу на полу. Сергею казалось, что он вновь видит Олега, но уже каким-то нечетким, со странной и не предвещающей ничего хорошего улыбкой на лице. Тяжело выдыхая, Разумовский буквально сползает на пол, уже не замечая, как в толпе только что прибывших гостей мелькнуло на секунду лицо Майора Грома.