Сириус ловит мощный метафорический стояк — Макгонагалл - бро — Не восхвалять Антоний Цезаря пришёл, но лишь ему последний долг отдать — Это новая глава, ребята.
После двух недель терпения упрямых, сбивающих с толку и, откровенно говоря, глупых границ, что возвёл между ними Ремус, Сириус почувствовал, что готов вот-вот окончательно и бесповоротно сойти с ума. — Я готов вот-вот окончательно и бесповоротно сойти с ума, — поделился он с Джеймсом, лёжа поперек кровати своего лучшего друга и прикрыв глаза рукой. Джеймс, сидевший на краю этой же кровати, прислонился спиной к раме, и даже не поднял глаз от книги, лежащей у него на коленях, произнося: — Ты должен как-то разобраться с этим бешенным стояком, который ты ловишь при виде Ремуса, приятель. Сириус вздрогнул, схватился за постель и одним быстрым движением принял сидячее положение. — Ещё раз? — сказал он. Джеймс приподнял бровь, всё ещё бесстрастно глядя в свою книгу. — Ты же не думал всерьёз, что это для всех секрет, правда ведь? — У меня нет стояка на Ремуса, — надмённо изрек Сириус. — Я имел в виду только то, что он обменивается со мной не больше чем тремя словами в день. Это сводит меня с ума. — Да, — согласился Джеймс. — Потому что у тебя на него бешеный стояк. — Джеймс, какого хера? — Сириус почувствовал, как его щеки приобретают, должно быть, ярко-алый оттенок и что он был бы не прочь прямо сейчас провалиться глубоко под землю. Джеймс, наконец, поднял на него глаза и, увидев настороженное, подавленное выражение лица Сириуса, вздохнул и отложил книгу в сторону. — Если тебе от этого станет легче, я почти уверен, что у него тоже стояк на тебя, — сказал он. И так как при этих словах желудок Сириуса внезапно провалился куда-то в область задницы, это не заставило его чувствовать себя лучше. Тем не менее, он не мог удержаться от жалкого "Нет, он не... что, правда?", которое невольно сорвалось с его губ. Лицо Джеймса так и выражало: "Ты тупее, чем мешок с пнями", но, к его чести, вслух он всё же произнёс: — Конечно правда. Неужели ты действительно не замечал, как всякий раз, когда вы находитесь в одной комнате, он с тоской смотрит на тебя, точно в романтической драме о несчастной женщине, тоскующей по мужчине, который никогда не будет ей принадлежать? — Не уверен, что я в восторге от того, что ты на самом деле делаешь домашнее задание по английскому, — произнёс Сириус в попытке перевести тему, поднимая брошенную Джеймсом книгу и читая обложку. Джейн Эйр. Он быстро пролистал её с хмурым видом, прежде чем бросить обратно на одеяло. — Приходится, — изрёк Джеймс с широкой улыбкой. — Я должен показать себя с лучшей стороны перед Лили. Сириус закатил глаза. С момента драки на озере, после того, как они защитили её от Снейпа и взяли вину на себя вместо Ремуса, отношение Лили к ним изменилось — она была приветливой, иногда даже дружелюбной к Джеймсу, Сириусу и Питеру и даже согласилась помочь Джеймсу с английским, что Сириус воспринял как признак надвигающегося конца света, но всё же приятно было видеть Джеймса счастливым. Также видеть Джеймса счастливым было невыносимо. Казалось немного несправедливым, что Джеймс наконец-то проводил время с девушкой, которую обожает, в то время как Сириус едва ли посмотрел Ремусу в глаза за две недели. Вся ситуация была запутана. — В любом случае, — многозначительно произнёс Сириус. — Мне нужно найти способ убедить Ремуса в том, что я не какой-то ядовитый монстр, чтобы он наконец снова заговорил со мной. — Он предупредительно указал пальцем в сторону Джеймса, заставляя замолчать ещё до того, как тот успел бы открыть рот и добавляя: — Потому что он мой друг, а не из-за какого-то метафорического стояка. — Угу, — изрёк Джеймс, свешивая ноги с кровати и поднимая руки над головой. — Ну, я уверен, ты что-нибудь придумаешь. Мне кажется, что чувак просто испугался, после того как столкнулся лицом к лицу с мисс Макгон, и ему нужно какое-то время, чтобы разобраться со своими мыслями и своим дерьмом. Нам осталось полтора месяца до каникул. Может быть, поездка домой на время — это то, что ему нужно, чтобы прийти в себя? На это Сириус, не рассказавший даже Джеймсу о том, в чём Ремус признался ему, когда разговор между ними зашёл о семье второго, сомневался, что возвращение домой обернётся лишь тем, что только напомнит Ремусу, почему рисковать своей учебой — ужасная идея, которая не сулила ничего хорошего никому из них. — Да. Может быть. Джеймс хлопнул Сириуса по плечу. — Перестань хандрить, тебе это не идёт, — сказал он, поднявшись на ноги и начав разыскивать свои кроссовки. — Ты отвлёк меня, и теперь мне снова придётся сконцентрироваться, так что я собираюсь включить аудиокнигу и пойти пробежать несколько кругов. А тебе следует на некоторое время выйти из общежития. Найди Пита, например, или ещё кого-нибудь; держу пари, он сейчас в Большом зале, снова строит глазки той бедной девушке, с которой целовался на вечеринке. — Возможно, я так и сделаю, — произнёс Сириус, и Джеймс смог расслышать уклончивость в его тоне. — Сириус, — строго изрёк он, и Сириус вздохнул. — Я в порядке, Джеймс, — сказал он. — Иди занимайся фитнесом или что у тебя там, мы же не можем допустить, чтобы в тебе скопилось слишком много калорий, правда? — он выдавил лёгкую усмешку и пренебрежительно махнул рукой; и хотя было ясно, что Джеймс настроен скептически, тот всё равно кивнул. — Я скоро вернусь, — произнёс он, завязав шнурки на ботинках. Затем схватил наушники и положил мобильный в карман. Сириус ждал, пока щёлкнет дверь, прежде чем броситься обратно на кровать со стоном, разнёсшимся в пустой комнате. Называйте это как хотите: влюблённостью, одержимостью или даже мощным стояком — всё это просто бессодержательное красноречие, подумал про себя Сириус, и всё оно сводится к одному и тому же: У него всё плохо, и он понятия не имел, что делать.***
Но, как оказалось, ему ничего не нужно делать, потому что последний человек на земле, от которого Сириус мог ожидать помощи, — а именно от Макгонагалл, — всё сделала за него. В пятницу утром состоялся урок углублённого английского, и, как и последние две недели, Ремус сидел на своем стуле так далеко от Сириуса, как только можно, старательно делая заметки и наблюдая за Макгонагалл, выглядя при этом настолько невероятно увлечённым, что это не могло быть естественным; как можно настолько отказываться признавать наличие мальчика, сидящего рядом с тобой? Был даже один урок, когда Златопуст Локонс заявил, что является прямым потомком Уильяма Шекспира, и Ремус не произнёс ни одной шутки по этому поводу; именно тогда Сириус по-настоящему осознал, насколько решительно Ремус настроен его игнорировать. — Как вы все помните, — сказала Макгонагалл, в то время как Сириус слушал её речь вполуха, рисуя грустных щенков в своём блокноте, — на нашем первом занятии я попросила вас выбрать себе партнёра. Сириус оживился, но ему пришлось побороть своё стремление посмотреть в сторону Ремуса. — Для вашего следующего задания я назначу каждой паре важный отрывок из Юлия Цезаря, чтобы вдвоём вы смогли проанализировать произведение, вникнув в литературный и исторический контекст, и преобразовать сам отрывок в устное представление от пятнадцати до двадцати минут. Последняя неделя занятий перед каникулами будет посвящена этим презентациям, поэтому я ожидаю, что вы приложите изрядные усилия, выполнив по-настоящему качественную работу. Я хотела бы в общих чертах представлять, как будет выглядеть ваша презентация уже к понедельнику, поэтому вам лучше собраться вместе с партнёром в эти выходные и начать обдумывать, как вы будете представлять свой отрывок. Сейчас я собираюсь раздать общие рекомендации, а также отрывки, — они будут распределены случайным образом... Сириус не услышал почти ничего из того, что она говорила. Наконец он отважился взглянуть на Ремуса, который, как оказалось, уже смотрел на него. Он натянуто улыбался Сириусу, но выглядел так, словно был немного нездоров. Как мило, подумал Сириус, одна мысль о том, чтобы работать с ним в паре, заставляла того почувствовать приступ тошноты. Но по крайней мере, это означало, что Ремус будет вынужден с ним общаться. Он ни за что не пойдет просить нового партнера, зная, что уже катается по тонкому льду перед Макгонагалл, и, кроме того, Сириус сомневался, что Ремус настолько мелочный. Кто бы мог подумать, что Макгонагалл окажется такой бро? Остальная часть урока пролетела очень незаметно, и когда их отпустили, Сириус наблюдал, как Ремус торопливо запихивал свои вещи в сумку, и набрался смелости, чтобы протянуть руку и осторожно положить её на стол Ремуса, заставляя того остановиться. — Хэй, — осторожно произнёс Сириус, когда Ремус настороженно посмотрел на него. — Нам нужно договориться о времени, чтобы поработать в эти выходные. Ну, чтобы набросать план. Ремус медленно кивнул. — Хорошо, у меня планы с Лили на субботу, так что если ты свободен в воскресенье... — Да, конечно, в воскресенье было бы идеально, — быстро ответил Сириус, даже не пытаясь вспомнить, было ли у него что-то запланировано на этот день. Если и было, то всё можно перенести. — Хорошо, — сказал Ремус. — Хорошо, — вторил ему Сириус. Молча, они неловко пялились друг на друга. — Что ж, — наконец изрёк Ремус, складывая оставшиеся вещи и застегивая сумку. — Пока. Он не стал дожидаться ответа Сириуса. Взвалив на плечи свою сумку, Ремус в мгновение ока выскочил за дверь. Сириус смотрел ему вслед, изнутри его захлёстывала волна противоречивых эмоций. Мальчик не заметил, как рядом с ним появилась МакГонагалл. — У вас есть вопрос, мистер Блэк? — спросила она. — Нет, мэм, — сказал Сириус, вздрогнув на своём стуле. — Тогда, если вы вдруг не записались на мой курс коррективного английского языка для первокурсников, я предлагаю вам отправиться на следующий урок. — Да, мэм, — пробормотал Сириус, собирая свои вещи и быстро вываливаясь из двери, из которой за несколько мгновений до этого вышел Ремус.***
— Что касается отрывка, нам повезло, — размышлял вслух Сириус, после того, как перечитал монолог Антония из Юлия Цезаря. Он сидел, откинувшись на спинку стула и притворяясь, что его тело не переполнял адреналин. — Самая что ни на есть классика. "О, римляне, сограждане, друзья! Меня своим вниманьем удостойте! Не восхвалять я Цезаря пришел, но лишь ему последний долг отдать!" — изящно прочёл он вслух. Ремус, который сидел напротив него, уткнувшись носом в толстую антологию Шекспира, просто хмыкнул в ответ. Сириус нахмурился. — Итак, как ты представляешь себе нашу презентацию? — спросил он. — Может быть, начнём с анализа текста? — Да, можно, — пробормотал Ремус, указательным пальцем водя по словам, которые он, как подозревал Сириус, даже не читал. — Похоже, она хочет знать, как мы будем распределять время выступления. Есть ли какая-то конкретная часть, которой ты хотел бы заняться? — Не имеет значения, — пробормотал Ремус, и нервозность Сириуса неожиданно обратилась в гнев. Прежде чем успеть обдумать свои действия, он устремил всё своё внимание на книгу перед Ремусом, потянул за невидимые нити, - и внезапно страницы в книге захлестали, пока та не захлопнулась. Со вскриком "Ай!" Ремус отдернул палец и потрясенно посмотрел на Сириуса. — Перестань игнорировать меня, — огрызнулся Сириус, не в силах сдержать раздражение в своем голосе. — Я тебя не игнорировал, — сказал Ремус, скрещивая руки на груди и откидываясь назад. — Я отвечал на твой вопрос, разве нет? — Едва ли, — ответил Сириус. — А что случилось с "мы сохраним приятельские отношения"? — Разве я не говорил с тобой по-приятельски? — хмуро спросил Ремус, словно пытаясь защититься. — Честно? Нет. Ты вёл и продолжаешь вести себя как придурок. Что бы Ремус ни ожидал услышать от Сириуса, это явно было не то, что тот произнес. Он несколько раз моргнул, прежде чем разжать руки. — Я не хотел быть грубым, — сказал он. — Очевидно, ты хотел этого недостаточно, — произнёс Сириус, чувствуя, как несколько недель недовольства и отчаяния кульминационно вскипают, выплескиваясь наружу. — Я знаю, ты ненавидишь меня, но думаю, что я охренеть как уважительно относился к твоему желанию, чтобы я держался от тебя подальше, и я не в особом восторге от того, что ты наказываешь меня за просто попытку выполнить долбанный проект по английскому. — Он глубоко вдохнул, удивившись своей же вспышке гнева. На другом конце стола Ремус выглядел таким же потрясённым. — Я не ненавижу тебя, — тихо произнёс он. — Я по твоему поведению так и понял, — сказал Сириус, и Ремус тяжело вздохнул, пробежав пальцами по своей встрёпанной копне кудрей. — Да, знаю, — пробормотал он, опуская руки вниз и прижимая ладони к глазам; затем помассировал виски, как будто только осознав, что у него чертовски болела голова. Он опустил руки, словно те были гирями, и у него хватило порядочности принять виноватый вид. — Прости, — сказал он. — Всё н'мально, — пробормотал Сириус; гнев исчез при виде уязвимости Ремуса и сменился неким подобием волнения. Эти четыре слова — самое существенное, что Ремус сказал ему за последние недели, и он поймал себя на мысли, что будто общался с испуганным котёнком - словно одно неверное движение могло тут же его отпугнуть. — Нет, это не так, — сказал Ремус, крутя висящий шнурок своего джемпера между указательным и большим пальцами. — Я правда вёл себя как придурок, ты прав, и я прошу у тебя за это прощения. Сириус не уверен, что ему стоит говорить в такой ситуации, и в конце концов он решил остановиться на правде. — Я скучаю по тебе, — произнёс он, и Ремус испустил такой многострадальный вздох, что Сириус тут же пожалел о сказанном, пока Ремус не сказал почти неслышно: — Я тоже скучаю по тебе. — Затем он вскинул руки и сказал уже гораздо более решительно: — Что абсолютно нелепо, потому что по большому счёту мы едва знаем друг друга. Возможно, я просто жалкий неудачник, который не привык иметь настоящих друзей вместо людей, которых я терплю и которые терпят меня, и плюс ты... — он замолк и решил оставить эту мысль недосказанной. — Я?.. — Сириус попытался подтолкнуть Ремуса к продолжению, но тот просто покачал головой. — Ничего. Просто я имел ввиду, что хочу следовать за тобой повсюду, как глупый щенок, потому что я жалок и изголодался по вниманию, и из-за этого последние несколько недель обернулись для меня адом. — Я почти уверен, что уже установил, что именно я больше всех похожу на глупого щенка, — сказал Сириус, и Ремус улыбнулся ему мягкой искренней улыбкой, и чувствовалось это так, словно произошло впервые за вечность. — Возможно, но во мне тоже много от собаки. — У тебя тоже блохи, да? — невозмутимо спросил Сириус, и это вызвало у него самого бурный искренний смех, который прибавил ему десять лет жизни. Он ухмыльнулся, а затем осторожно спросил: — Ты уже готов признать, что вся эта история с избеганием друг друга — хрень собачья? Улыбка Ремуса слегка погасла, и он со стоном откинул голову назад, шеей ложась на спинку стула. — В том-то и дело, — сказал он, глядя в потолок. — Это не хрень собачья. Лили предупредила меня, чтобы я просто не высовывался, закончил учебу и поступил в университет, где я наконец смогу делать то, что хочу. И она права, ведь если думать о том, что впереди меня ждёт свобода, то что мне эти два года терпения говна? — Ну, во-первых, Лили чертова лицемерка, потому что в последнее время она общается с Джеймсом, так что я больше не верю абсолютно никаким её утверждениям. — В её защиту скажу, что они не столько тусуются, сколько занимаются репетиторством, — указал Ремус. — Поверь мне, Ремус, это всё ещё по большей части чудо из чудес. Но это не относится к делу. На чем тебе следует сосредоточиться, так это на том факте, что ты уже почти смирился с двумя годами страданий и убедил себя, что всё это к лучшему. Я понимаю, что ты, наверное, привык к тому, что жизнь состоит из одной фигни, следующей за другой, но прошлое было вне твоего контроля. А это? Это лишь твоих рук дело. — Два года — по большому счёту ничто, Сириус, и я не могу рисковать, попадая... — Я знаю, — перебил его Сириус. — Я знаю, что ты не можешь рисковать, попадая в беду, но это не значит, что ты должен вычеркнуть меня... вычеркнуть друзей из своей жизни. Мы, может, и являемся нарушителями спокойствия, Ремус, но мы не глупы. Тебе не нужно поджигать студенческий кодекс поведения, чтобы общаться с нами; мы можем быть милыми и полезными, если это означает, что мы тебя не потеряем. — Я не хочу, чтобы ты делал то, что ненавидишь, только ради меня. — Почему вы с Лили так убеждены, что буквально всё, что мы делаем, связано, даже не знаю, с уголовщиной и тому подобным? — изрёк Сириус, искренне сбитый с толку. — Ты должен признать, что все ваши действия скорее соответствуют вашей репутации. — Мы с Джеймсом, тем не менее, учимся лучше всех в классе, и это целиком и полностью наша заслуга, наши богатые родители тут совершенно ни при чём, потому что, вопреки распространенному мнению, мы действительно относимся к некоторым вещам серьёзно. Просто не любим это признавать. — Да, я знаю, — произнёс Ремус с ещё одним вздохом. — Я просто не хочу ощущать себя так, словно ты должен защищать меня. — Это то, ради чего нужны друзья, Ремус, и я не знаю, как до тебя, упрямого, донести; это не жалость, мы действительно заботимся о тебе. Ты, возможно, помнишь, что через четыре недели состоится моё слушание, в которое я мог бы свободно себя и не втягивать, но я все равно сделал это и сделал бы снова, даже если бы это означало, что ты игнорировал бы меня всю оставшуюся жизнь. Потому что ты мой друг. — Ох, блять, — сказал Ремус, закрывая лицо, а затем выглядывая сквозь пальцы. — Дату уже назначили? Я был так озабочен тем, чтобы держаться на расстоянии, что почти забыл, зачем я изначально это делал. — Да, 15-е декабря, но я правда не волнуюсь, Ремус, так что расслабься. — Но тот начал качать головой ещё до того, как Сириус произнёс последнее слово. — Ты должен позволить мне сказать Макгонагалл правду, Сириус, — сказал он, убирая руки от лица; затем он взял ручку и начал играть с ней пальцами. — Что? Нет, в пизду, конечно, нет, — сказал Сириус со смехом. — Я серьёзно, я не могу отправить тебя на плаху, и просто потому, что вышел из себя. — Ремус, — сказал Сириус, наклоняясь вперёд и смотря на Ремуса с выражением лица "ты немного туповат", которое обычно активно использовал второй. — Ты прислушиваешься к словам, которые произносишь, когда, собственно, их произносишь? Помнишь, ты буквально только что говорил о том, что тебе нужно избегать неприятностей? — Но это совсем другое, это действительно моих рук дело. И я на самом не то чтобы виновен в хранении марихуаны. Если я расскажу им, что произошло, расскажу, почему, - тогда, надеюсь, моё наказание ограничится тем, что меня просто несколько раз оставят после уроков и, возможно, назначат академический испытательный срок, и на этом всё, а с тебя при этом будут сняты все обвинения. — Ремус, нет, тебе не нужна вся эта история в твоём портфолио. — Как и тебе в твоём. — Моё портфолио уже занимает целый ящик в кабинете Макгонагалл, Ремус, так что это не подмочит мою репутацию, поверь мне. — А что, если тебя поймают на лжи? Тогда нам обоим крышка. — Я превосходный лжец. — Я хочу взять на себя ответственность за это, Сириус. Позволь мне. Пожалуйста. — Ремус... — Позволь мне взять на себя ответственность за то, что я сделал, и я больше не буду избегать тебя. Я перестану быть придурком. Я просто... Я понимаю, что ты пытаешься помочь, но это глупо. — Ты такой упрямый, — сказал Сириус, будто не веря, что ему приходится доказывать свою позицию. — Я говорю тебе, что могу всё принять на себя. — А я говорю тебе, что сам могу всё принять на себя. Сириус покачал головой. — А что, если всё не ограничится простым нагоняем? Что потом? Ремус, кажется, некоторое время обдумывал его слова. Затем на его лице появилась ухмылка и он протянул руку с зажатой в ней ручкой прямо перед собой, ладонью вниз. Сириус наблюдал, как Ремус закрывает глаза, сосредоточенный, словно его тут не было. Ручка подплыла к Сириусу, а затем, к удивлению Сириуса, указала на лист блокнота, который Сириус положил на стол, и начала что-то писать. Затем ручка со стуком упала, и Ремус прислонился к поверхности стола, тяжело дыша. — Давненько я этого не делал, — сказал он, чуть тяжело дыша. Сириус посмотрел вниз на бумагу, где неровными, непослушными каракулями было выведено: "Всё происходит по какой-то причине". Он благоговейно покачал головой. — У тебя это получается намного лучше, чем у меня, — тихо произнёс Сириус, протягивая руку, чтобы прикоснуться к надписи, будто желая увериться в том, что она реальна. — Честно говоря, такие замысловатые трюки требуют неприлично большого количества энергии, и я почти уверен, что только что заработал себе мигрень. — Ремус улыбался, когда Сириус оторвал взгляд от газеты. Он добавил: — Может быть, это поможет тебе понять, что я говорю серьёзно. И что со мной все будет в порядке. Просто... позволь мне рассказать правду, и я позволю тебе, Джеймсу и даже Питеру защищать меня так, как ты захочешь. Сириус тупо уставился на него, снова вспоминая мальчика в лесу и летящий лист. Всё складывалось, если учитывать, сколько лет Ремус должен был тренироваться для такого уровня способностей, и он осознал, что хочет, чтобы это было правдой, — хочет, чтобы Ремус был тем воспоминанием, которое он всё это время считал лишь сном, если бы не магия, которая разливалась по его собственным кончикам пальцев. Но Ремус сказал, что он им не был, и с какой степенью непреклонности он говорил правду? Ему не за чем лгать. — Ладно, — наконец произнёс Сириус, — но знай, что мне это не нравится, и я думаю, что это глупо. — Принято к сведению и успешно проигнорировано, — решительно изрёк Ремус, и Сириус закатил глаза. — Я действительно скучал по тебе, — сказал он, прежде чем успел себя остановить, и его сердце чуть не замерло за эти миллисекунды, но Ремус кривовато улыбнулся, подняв правый уголок губ чуть выше и приоткрыв два передних зуба. — Больше тебе не придётся, — сказал он. — Как нелепо. Мы прожили в одном общежитии два с половиной месяца, и я смог избегать тебя только две недели, прежде чем сдаться и признать, что я будто пытаюсь оторвать себя от того, с чем связан. — Всё взаимосвязано, — Сириус поймал себя на том, что говорит эти слова вслух, и ухмылка Ремуса приобрела более мягкий оттенок. — Так оно и есть, — сказал он. — Даже мы.