***
Несмотря на ссору, к заданию Чуя отнесся максимально ответственно. Когда уже третий вариант подарка в виде нежного и аккуратного браслета был отметен, мужчина не выдержал. — Ты можешь нормально сказать, что тебе не нравится? Что значит «не подходит»? Почему? Мичизу мялся. — Просто это не «обычная» девушка, понимаешь? — пальцы неловко изобразили кавычки, и парень продолжил с трудом подбирать слова. — Она не из тех, кто визжит от айдолов и всё такое. — Из организации что ли? Тачихара задумался, взвешивая все за и против того, чтобы рассказать больше о своей избраннице. Но затем всё же нерешительно кивнул. — И? Кто это? — Бля, какая разница, просто учитывай, что это особый случай. — Ладно, тогда посмотрим что-нибудь для волос. С распущенными неудобно убивать, да? — Угу, нормальная идея. — Тем более она уже привыкла ходить с пучком. — Угу, — неловкое вздрагивание. Кажется, это слишком личная информация. Громкий смех. — Боже, надеюсь, тебя никогда не возьмут в плен, даже пытать не пришлось, — Накахара закатил глаза. — Сколько у тебя денег на подарок? — Какая разница? Достаточно. — Я подарил ей свои туфли, можем купить к ним сумку. Уверен, что достаточно? Мичизу насупился. Во-первых, зная вкусы своего спутника, денег у него абсолютно точно недостаточно. Во-вторых, с чего это он дарил что-то Гин? Зря всё-таки он обратился за советом. — У вас что-то с ней было? — брошено как бы невзначай, взгляд смотрит вдоль витрин, но сердце перестаёт стучать пока не раздаётся ответ. — Расслабься, я предпочитаю Акутагав поадекватнее. — А, точно, — облегченный выдох. — В смысле «точно»? — Давно ещё в лифте видел, как он тебя наглаживал, — улыбнулся Тачихара. Стало проще. Они оба немножко виноваты в служебных интрижках. — Вы ещё вместе? Знакомый холодок пробежал по Чуиной коже. Опять разговор. Всем нужны эти разговоры, конкретика, обещания. Он всё ещё не знает, что сказать и оправдываться перед Мичизу точно не планирует. — Мне нужно в книжный. Получить любимую книжку Дазая было достаточно просто. Один звонок в детективное агентство. К удаче, трубку взял оборотень, который души не чает в Осаму и искренне верит в его скорейшее исцеление. Парень принёс потрёпанную книгу и пожелал «успехов в мафиозных делах». Чуя, шокированный такой наивностью, закатывал глаза так долго, как только мог. Удивляло, как Дазай умудрялся выживать среди таких божьих одуванчиков, а точнее как они выживали рядом с ним. В рыжей голове была ясная картина, как больной урод радостно топчет несчастные цветы. Со своей любимой книгой у Накахары были проблемы. Коё заставляла читать и достаточно много, но это было буквально из-под палки. И литература осталась скорее травмирующим, нежели приятным опытом в голове. Он продолжал читать и сейчас, но больше для поддержания разговоров и сохранения должного имиджа в обществе. Глаза бегали по корешкам на полках магазина. «Слишком просто», «слишком нудно», «слишком популярно»… Он поймал себя на мысли, что пытается найти не свою любимую книгу, а ту, из-за которой Дазай будет меньше всего издеваться. Это вызвало непроизвольное фырканье. Ещё чего?! Чуя закрыл глаза и спокойно начал перебирать в памяти все те разы, когда литература действительно вызывала в нём отклик. Через пару минут он покинул магазин, раскачивая на запястье пакет с итальянским сборником рассказов о жизни непутевого военного в небольшом городе. Чрезмерно довольное лицо Тачихары вызвало любопытство. — То есть ты купил ей подарок без меня? Что там? — Секрет. — Если она поднимет тебя на смех, я буду смеяться громче всех. — Говнюк. Чуе было комфортно. Он ощутил, что Мичизу кажется ему хорошим другом. Таким, который есть у всех нормальных людей. Это приятно. Говорить он об этом, конечно же, не стал.***
К следующей среде настало время нового визита в больницу Блафф. Накахара был абсолютно уверен, что в этот раз их не будут прослушивать. Ну то есть будут. Но не тот, кто мог бы вызвать этим беспокойство. Рюноске перестал контактировать с ним вообще. В первые дни Чуя был уверен, что это временное, и, как обычно, скоро парень сам начнёт опять случайно появляться в поле зрения и подкладывать солёную карамель в новые задания. Но шло время, и уверенности убавлялось. Новые дела передавали с другими сотрудниками, и конфеты в них не прятались. Они сдержанно кивали друг другу в коридорах при встрече, и бесящийся по началу Чуя быстро признал свою вину. Определённо настала его очередь делать первый шаг и пытаться что-то исправить. Он понимал, что юноша устал от его вечных молчания и стресса. Он и сам от них устал. Но усталость — это не то, что придаёт решительности в таких вопросах. И вот у ворот больницы Накахару накрыло тоскливое осознание: их история закончилась. У Акутагавы не осталось сил её тянуть, а у него самого они так и не появились. «Глупо вышло как-то…» — Палата для переговоров номер 216, проходите. Рассеянный кивок какой-то медсестре. Ноги идут послушно по указанному маршруту, а в рыжей голове только и мыслей, что, возможно, и ему самому здесь тоже самое место. Дазай выглядит значительно хуже, чем в прошлый раз, и Чуе становится тревожно. Под глазами лежат плотные тени, лицо заметно осунулось, и, несмотря на по-прежнему широкую улыбку, такое знакомое «Привет, солнышко» услышалось обвинением. — Выглядишь как дерьмо. — А ты всё ещё невероятно красивый цветочек, — длинные пальцы снова извлекали пилочку и пузырьки из карманов. — Скорее показывай, что в пакете, сегодня я почти заинтригован. Перчатки небрежно кинули на стол пакет, мужчина опустился на уже привычный стул напротив бывшего напарника. На него неприятно смотреть. Его болезненный внешний вид пробуждал внутри зуд от чувства вины. Осаму с трепетом отложил свою книгу на койку и с любопытством изучал вторую. — Надо же. Ты действительно его любишь. Какая глупость. — Да что бы я не принёс, ты бы всё равно меня высмеял. Какая разница? — Чуя был уверен, что Дазай говорил об авторе выбранного сборника. Дазай говорил не о нём. — Знаешь, думаю тебе стоит почитать мою тоже, — карие глаза метнули взгляд к потрёпанной обложке на белоснежной простыне. — Это определённо куда более стоящая вещь, чем твой ширпотреб, — и он потянул на себя бархатные перчатки, стягивая их с изящных рук. — Тебе плохо? — в горле Накахары плотно обосновался комок. Потому что подколки были не такими уж и ядовитыми, а внешность чертовски измученного человека. И, возможно, всё было бы не так плохо, если бы плыло по течению, без его вмешательств и просьб к руководству. Дазай не хотел лечиться тут. И он совершенно точно не выглядит выздоравливающим. — Мне всегда плохо, — пыль от ногтей оседала невидимым слоем на белый стол. — Но разве это важно? Чуя всегда не любил его улыбку. Она никогда не была искренней и не сулила ничего хорошего. Но теперь он её ненавидел. От неё веяло болью. — Что говорит твой врач? — Что новые лекарства работают, и я постепенно начинаю меняться. Но выглядит это так себе, согласен? Накахара жалел, что у него так много пальцев. Осаму только пилит второй, а сбежать хочется немедленно. — Главное, чтобы тебе помогло, да? — Уверен, что хочешь знать моё мнение? И Чуя ненавидел это. Тупая слеза скромным ручейком слетела из глаза. — Прости. Дазай не ответил, но улыбнулся, и его собеседник не был уверен, кто из них двоих больше хочет умереть сейчас. Мысли снова наказывали хозяина, Чуя клялся себе больше не принимать решений за других. Он всё ещё был уверен в правильности своего поступка. Да никто и не пытался переубедить или оспорить его. Осаму — больной. «Но кто дал мне право запрещать ему быть таким?» Думать было трудно, стало ещё сложнее, когда Дазай прижался к его руке губами, развернул чужую ладонь, поднёс к своему лицу и вжался щекой. — Золото — мягкий и благородный металл. Думаю, это лучшее прозвище, которое я тебе когда-либо давал. Одёрнуть руку не получилось, немного погладить его пальцами — да. Вообще-то хотелось его обнять. Потому что он выглядел не больным и не замученным, а напуганным. Страх часто мелькал в глазах людей, окружающих Чую. Но конкретно в этих никогда. — Я поговорю с врачом, попрошу смягчить темпы, хорошо? — ладонь всё ещё лежала на чужой щеке. — Расслабься, позволь им делать свою работу. В конце концов, ты же этого хотел, — ещё раз чмокнув кончики пальцев, Осаму вернулся к маникюру, игнорируя льющиеся в ответ слёзы. Всем прекрасно понятно, что хотел он не этого. Не забитого и скулящего животного, которого ведут на убой. Именно это мелькало в зрачках напротив. Остаток встречи Чуя смотрел в свои колени и убеждал себя, что поступил верно. В тишине. Когда последний ноготь был готов, Дазай снова подтянул руку к своим губам, но в этот раз она выскользнула. Накахара поднялся и обошёл стол, сел на его край и прижал чужую голову к своей груди. Аккуратные ногти затерялись в поглаживаниях каштановых волос. Длинные пальцы стали крепким замком на спине. Это объятие. — Что тебе принести в следующий раз? На рубашке ощутилась ещё одна ужасная улыбка. — Знаешь, сколько бы уколов в меня не вогнали, я никогда не откажусь от кружевного белья на тебе. — Мудак, — рыжая голова опустилась и едва заметно поцеловала макушку. — Принесу тебе твоих вонючих крабов. — О, это можно. Покинув палату Чуя оглянулся и увидел в стеклянном окне на двери, как Осаму шевелил губами. Один. В пустой палате. Сложно вспомнить, когда были более мерзкие ощущения. Видеть его таким — одна из самых сложных вещей в жизни. Быть в этом виноватым — самая сложная из них.***
К счастью, на следующий день была запланирована долгая тренировка, куда Накахара с нетерпением рвался, подстёгнутый отчаянным желанием отхватить по голове как можно сильнее. Чтобы думалось не так много. Жизнь, которая вроде вот-вот начала налаживаться, снова приносила сплошные болезненные ощущения. Причем, если раньше это были чувства зависти, несправедливости и жалости к себе, то теперь давило чувство вины. Вина за замученного Дазая, вина за просранные отношения с Акутагавой. Казалось, в мире нет ничего хорошего, просто одни печали сменяются другими. Но такой ситуация была только в Чуиных глазах. Окинув помещение взглядом стало ясно, что его новый друг мрачных настроений не разделяет. В дальнем углу зала у окна Мичизу пытался выглядеть уверенным, общаясь с Гин, которая удостоила его чести, видеть её без маски. И если сначала Накахара был уверен, что у парня совсем нет шансов, то уже к концу разминки, его мнение сильно изменилось. Девушка хихикала и отводила глаза, да что уж там, откровенно флиртовала, а Чуя только вздрагивал, вспоминая, как за несколько секунд она чуть не лишила его глаза. «Ведьма!» Пришлось уделять больше времени растяжке, потому что отвлекать своего оппонента от влюблённости было бы настоящим кощунством. И как хороший друг Чуя ждал, погладывая и оценивая их шансы быть вместе, которые почему-то стремительно росли вверх. Почему женщин не тошнит от плохо выбритого лица Тачихары, оставалось загадкой. Но он решил её не озвучивать, когда невероятно счастливый и, очевидно, по уши влюблённый друг наконец-то заметил его. — Прикинь, мы завтра ужинаем вместе! — Ага… Куда поведёшь её? — глаза хотели бы смотреть на этот сияющий сгусток счастья, но Гин угрожающе сверлила, проходя мимо. И Чуе стало стыдно, потому что из-за этой гарпии ему действительно как-то не по себе. — Не знаю… Не думал ещё, какая разница?! — О, она будет в восторге от такого выбора, — усмехнулся мужчина. — Давай уже начнём. Но вселенная сегодня не была дружелюбна к Накахаре, и едва он получил заветный кивок в ответ, знакомый голос заставил разочарованно выдохнуть: — Чуя, ты мне нужен. Он бы отказал сейчас даже господу Богу, но ей не мог. — Добрый день, Ане-сан. — Почему вы не проветриваете тут? Эти запахи невыносимы, — женщина прикрыла веером нос. — Иди за мной. «Бля, ну почему нельзя просто сказать». Голова была такой тяжёлой, что хотелось уже просто удариться ей о стену. — Куда мы направляемся, если не секрет? — Думаю, у тебя появился хороший шанс проявить себя. И я ещё раз, — давящий акцент на слове «ещё» снова заставляет чувствовать себя виноватым. — Поручилась за тебя. Впрочем, уверена, что ты справишься. Не подведи меня, а желательно ещё и выручи, — нежная улыбка. Чуя любит её. Эта мысль проскальзывает быстро, но оставляет повод задуматься. Все эти остальные любови вокруг такие непонятные и спорные. Никогда не однозначные. А вот с Озаки не так, он бы запросто признался ей. А собственно почему бы и нет? — Сделаю всё, что смогу. Я же люблю вас, — так приятно говорить такие слова. Они не несут тяжести, а наоборот какие-то облегчение и теплоту. Коё строгая и немного надменная, часто пилит и вот сейчас помешала ему заняться чем хотелось. Ну и что? Это вообще никак не влияет на аксиому его жизни. Он её любит. — Что за фамильярности? Я рассчитываю на тебя как раз потому, что знаю, что ты умеешь себя вести. Пожалуйста, не заставляй меня сомневаться в собственном решении, — и опять за нравоучениями и сдержанностью мелькает эта улыбка. И Накахара знает её перевод — это «взаимно». Настроение немного выровнялось. Так быстро, что он сам успел удивиться. Ане-сан волшебная. «Надо бы возобновить ужины по воскресениям». В голове мелькнул сюжет, как они сидят в ресторане и туда же заходят Гин и Мичизу в драных джинсах. Потребовалось много сил, чтобы не рассмеяться и не заставить наставницу нервничать. В таком лёгком состоянии Чуя обнаружил себя у дверей Мори. Сразу же фраза «проявить себя» заиграла новыми красками. Мужчина расправил плечи и пожалел, что не переоделся. В спортивной одежде, возможно, он не будет уместным. Переживания отразились на лице, и, конечно же, моментально прочитались спутницей: — Неужели ты думаешь, что я бы не сказала тебе надеть пиджак, если бы это было необходимо? — женщина, едва заметно коснулась его локтя. — Иди, милый. Я в тебя верю. «Надо будет сказать ей, что люблю её ещё тысячу раз». С благодарной улыбкой Накахара, постучал в дверь и уверенно подмигнул Озаки, когда раздалось громкое «Заходи». Чуя честно старается. Не быть истеричным, держать себя в руках, контролировать перепады настроения, но в кабинете босса находятся: Мори, Рюноске и его противная блондинка. А, и он сам. В футболке и шортах. Спасибо, что не вонючий. — Добрый день, — улыбается мужчина, бегло оглядывая все лица. — Озаки-сан сказала, что я нужен, — оба кресла перед столом босса заняты. Остаётся только неловко стоять и ждать быстрого конца этой каторги. В руках Акутагавы, который, кстати, не удостоил его и взглядом, и Хигучи одинаковые крафтовые стаканы. И, если честно, это нешуточно бесит. — К сожалению, это так, — холодно ответил Огай, переводя на Чую лишь взгляд, но совсем не меняя позу. — Завтра мэр празднует день рождения. Кроме тебя с этим действительно никто не справится. Ну что сказать? Так и есть. Именно такая работа была создана для него. На мероприятиях Накахара был рыбой в воде. Его любили и ждали, приглашали иногда даже на семейные торжества, просто ради приятной компании. Он не внушал страха, как подавляющее большинство представителей организации, был хорошо воспитан и умел поддерживать любую беседу. Сегодняшнее настроение было диаграммой сердечного ритма. И сейчас оно снова на высоте. Потому что это задание — признание его сильной стороны. Теплота гладила изнутри. Но едва он успел открыть рот, чтобы поблагодарить за оказанное доверие, как Мори продолжил: — На вечере нужно будет представить Акутагаву, как моего нового заместителя… Ну, разумеется. Это было бы слишком просто без таких обстоятельств. Но Чуя не напрягся и не вздрогнул. Он ждал этой роли для себя, почти получил её и потерял. Больно. Он справится. — Без проблем. — Я знаю. Вижу основную коммуникацию на тебе, Ичиё и Рюноске будут в основном контактировать между собой. Не думаю, что стоит им позволять много на первом выходе в свет. Но представь его основным партнёрам. И проконтролируй, чтобы всё прошло достойно. — Хорошо. Ничего хорошего, если честно. «Без них было бы гораздо лучше… И что, блядь, за одинаковые стаканчики? Они, что, уже стали парочкой?» — Завтра к шести зайдите ко мне, я дам более конкретные задания, если появятся. Пока основное, — глубоко бордовые глаза пристально смотрят на мужчину. — Ты должен собрать информацию и презентовать главу исполкома… «Господи, да сколько уже можно повторять…» — Ичиё, — голос босса потеплел, обращаясь к девушке. — Держись рядом со своим начальником, просто приятно проводите время, не оставляйте друг друга без присмотра, хорошо? Хигучи кивнула и расплылась в улыбке. Перспектива такого вечера казалась романтичной, и даже Накахара… Ну он же будет занят, да? Коммуникации, всё такое… А им с Рюноске просто надо быть вместе. Это мило. Даже если они не смогут стать парой, они прекрасно проведут время как друзья. — Акутагава, — Огай говорил с уважением и Чуя откровенно завидовал, — следи, чтобы он не напился. Ауч. Надо бы промолчать. Не к нему обращались. Но вообще-то неприлично говорить о присутствующих в третьем лице, так что он не первый тут, кто не соблюдет этикет. — Я не алкоголик. Мори поднял на него незаинтересованный взгляд и продолжил. — Знаю, что ты ограничиваешь себя в способности сейчас. На празднике не сдерживайся, за фокусы с гравитацией тебя любят. — Надеюсь, не только за них. — Осмелюсь предположить, что твои таланты в сфере предательства мало кого впечатлят, — строгость в каждой черте лица. — Свободны. Чуя привычно пулей вылетел из кабинета. Его поражало, как можно сообщить такие приятные новости, при этом столько раз окунув его в лужу. Как же тяжело управлять гневом. Он стремглав несся обратно в зал, моля богов, чтобы Мичизу его дождался. И он, как хороший друг, сделал это. — В лицо только не бей, мне завтра им торговать.***
К шести вечера следующего дня у дверей кабинета Мори стояли Рюноске, Ичиё и сам босс. В непринужденной беседе Огай советовал ребятам попробовать закуску с гребешками и избегать жену мэра. Акутагава вежливо кивал, абсолютно не участвуя в разговоре. Он настраивался. Последнюю неделю он не контактировал с Чуей вообще. И было… Ну было ужасно, если честно. Но это было спокойное и контролируемое «ужасно», за эти семь дней ему ни разу не было за себя стыдно. Рабочие вопросы решались быстрее, общение с Хигучи наладилось. Сестра дома тоже довольная (он еще не знал, что это не его заслуга). Одним словом, жизнь без Накахары не так уж невыносима. Юноша решил, что будет поддерживать дистанцию в отношении него. Передумал он секунды за полторы, когда в коридоре маякнула знакомая рыжая голова. Чуя стал ангелом. Светлая одежда, молочная водолазка из какого-то нежнейшего материала, волосы ровно подстрижены, но не послушно уложены, а легко покачиваются в небольшом объемном беспорядке. Он выглядел нежно. Он выглядел уютно. Пока парень не взглянул в его лицо. — Вы, блядь, вообще конченые идиоты? Неожиданно по коридору пролился смех Мори. Лидер организации трясся, давясь хохотом, пока взбешенный Накахара мчался к ним. Рюноске и Ичиё были одеты как обычно. Ещё и, блядь, опять с этими тупыми одинаковыми стаканчиками. — Сука, пучок? Серьёзно? Пиздец. Мне вот это надо презентовать? — голубые глаза истерично уставились на Огая, пока указательный палец невежливо тыкал на причёску Хигучи. Акутагава с тоской отметил, что перчатки у Чуи тоже новые. Такого же пастельного оттенка, как и весь его наряд. — Ну, у вас ещё два часа до начала вечера, можешь попробовать что-то исправить, — утирая слёзы у глаз отвечал Мори. — Простите, не мог отказать себе в удовольствии увидеть его реакцию на ваши костюмы. Вам следовало бы, конеч… Накахара безостановочно сквернословил пока доставал телефон и набирал номер. Отойдя в сторону от своих горе-спутников, он начал с кем-то разговаривать, впрочем, уже через несколько мгновений его французский ор было слышно на всё здание. Неожиданно мужчина подошёл к Рюноске и обхватил запястье. — Le poignet est un peu plus large que le mien, — быстро отпустив чужую руку, прижался предплечьем к его лопаткам. — Épaules comme mon avant-bras et deux paumes. Парень хотел бы сказать, что по его телу не бегают мурашки от этих прикосновений. Ещё он хотел бы не трогать этот мягкий материал, который был на Чуе, непонятно, что это, но ощущалось как облако. Летальным выстрелом в хладнокровие юноши стали серьги. В рыжих локонах не так легко было их заметить, но при близком контакте ни на что другое смотреть не удавалось. Достаточно крупные камни голубого цвета потрясающе перекликались с глазами обладателя. Мужчина гневно бросил трубку, и через две секунды телефон Акутагавы пискнул от сообщения. Накахара поднял на него раздраженный взгляд. — Едешь по адресу, делаешь всё, что тебе говорят, позже тебя заберёт машина, — схватил под локоть Хигучи и куда-то стремительно зашагал. — И не беси Моэма, — растворилось в воздухе, когда Чуя и Ичиё испарились. — Тебе действительно стоит поспешить, то, что он смог достать для тебя Моэма, дорогого стоит, — кивнул босс и спрятался за дверью своего кабинета. Рюноске всё равно потребовалась минута на осознание происходящего. Моэм оказался портным. Почему-то весьма высокомерным и почти не говорящим на японском. Если бы не вечно хихикающая ассистентка, парень едва бы понимал, что вообще от него требуется. Пожилой мужчина постоянно бубнил что-то под нос, то и дело кидаясь в юношу разными тряпками. — Не бойся, он просто очень не любит работать сверхурочно, а Чуя его всё время заставляет. Акутагаве не нравилось, что какая-то молодая девчонка говорит не «Накахара-сан», но дабы не терять единственного собеседника, озвучивать своё негодование не стал, и покорно кивнул. Всё-таки эти европейцы раздражали. — Они так кричат тут, когда вместе, ты бы знал, вся улица трясется. Но господин Моэм никогда не отказывает Чуе, тот его выручил деньгами в своё время, так что босс чувствует себя обязанным. Парень с лёгкостью представил их конфликт. Но почему-то такая ссора вызвала только улыбку на лице. Темпераменты… Несильный шлепок по плечу отвлекает от мыслей. В руки пихают серый костюм, и Рюноске замирает, не зная, что делать. Затем благодарит, кивает и собирается уйти, когда Моэм начинает орать во весь голос. Девушка заливисто хохочет. — Лучше тебе немедленно надеть костюм, а то он может инфаркт схватить от твоих решений. Ему ещё тебя подшивать. Точно. Быстрое переодевание, пожилой мужчина орудует иглой так ловко, что Акутагава невольно задумывается, что он мог бы ей убивать и пригодиться бы в мафии. Интересно, знает ли он, чем они с Чуей занимаются? Сильным толчком юношу разворачивают спиной, и он оказывается перед зеркалом. Неловкость мешалась с гордостью, потому что нельзя было не признать: ему идёт. Не просто хорошо сидит или подходит по размеру, а выглядит идеально. И Акутагава красивый. Это непривычно и стеснительно, но неоспоримо. Он разглядывает себя со смущением и удовольствием, и, в принципе, эти европейцы не такие уж и плохие. Из потока самолюбования достаёт любимый (чёрт!) голос. Портной зачем-то позвонил Чуе, и они орут друг на друга, и ничего не понятно. И опять неловко. Это чувство вообще сопровождает его до самой последней секунды в ателье. Когда наконец-то безупречно одетый парень оказывается у двери, и больше его попытки уйти не вызывают никаких криков, он решается на тихий вопрос: — А почему они ругались с Чуей? — Моэм хотел отрезать тебе высветленные пряди, а Чуя сказал, что тогда отрежет ему яйца, ну и пошло-поехало… Внутри разливалась теплота. Нравиться ему потрясающе. Он же не разрешил отстричь их именно поэтому? Рюноске твёрдо решил, что будет думать именно так. Хотелось как можно скорее показаться ему. И это раздражало, потому что недавно было в очередной раз решено больше не контактировать с Накахарой без особой надобности. Машина ждала прямо у входа, водитель сказал, что у них несколько пунктов назначения. И юноша восхищается тем, как быстро всё успел организовать Чуя. Это не просто одна из дежурящих у здания организации машина, это многоместный автомобиль премиум класса. В первый раз он тормозит у какого-то салона и к нему подсаживается Хигучи. — Ты выглядишь очень красиво, — абсолютно искренне замечает Акутагава. Девушка в шёлковом коричневом платье на тонких бретелях. Волосы распущены и уложены, на глазах темные тени. — Вы тоже, — не менее искренне отвечает Ичиё, и в её груди журчит надежда на самый приятный вечер. Потому что они вместе, и они такие нарядные, и едут на праздник. Есть глупое желание коснуться его, но нельзя. И она задумчиво смотрит в окно, размышляя, а вдруг сегодня будет момент, когда станет можно. Но машина останавливается ещё раз. И мечты Хигучи рушатся на глазах, когда она буквально физически ощущает искрящееся напряжение между своим начальником и Накахарой, успешно разместившимся с ними сзади, спиной к водителю. Чуя не позволяет себе долго задерживать взгляд, но Рюноске готов поклясться, что ему нравится. Они шуршат прежней одеждой. Мужчина инструктирует водителя дежурить неподалеку от места проведения праздника и дождаться их. Параллельно извлекает из одного из пакетов несколько флаконов и берёт руку Ичиё. На тонкое запястье девушки опускается несколько капель неизвестного ей парфюма. Если честно, она вообще не знала, что до сих пор есть флаконы с капельным нанесением, а не только со спреями. Белая перчатка осторожно приподнимает волосы не нарушая укладку, и ещё несколько ароматных прикосновений остаются за ухом. — Флакон спрячешь в сумочку, — снова зарылся в пакетах Чуя, и через мгновение кинул ещё один в Акутагаву. — Сам справишься? Очень сильно хотелось ответить «нет». Вместо это получилось: — А это обязательно? — Лучше бы вам не бесить меня, — огрызнулся Накахара. — А почему ты не в костюме? — дерзко спросила Хигучи. — Потому что, куколка, люди на таких мероприятиях делятся на два типа: те, кто следуют моде, — голубые глаза бегло окидывают спутников, — как вы. И те, кто её задают. А если ты позволишь себе на вечере «ты»-кнуть кому-нибудь, включая меня, я вылью на тебя ближайшее ведро со льдом, поняла? Рюноске слушал внимательно, но был полностью погружен в аромат, который ему подарил Чуя. Пахло совсем не так, как от него. Ну они и разные люди, это понятно. Наверно, полюбившаяся сладость от запаха Накахары была не характерна для вечно угрюмого бешеного пса, поэтому флакон источал совсем другие ноты. Древесная композиция с оттенками кипариса в неискушенном метафорами и знаниями разуме Акутагавы превратилась в обычный запах леса. Ему не то чтобы не нравилось. Было нормально. Наверно, даже слишком гармонично, очень подходяще к нему самому. Просто запах Чуи ему нравился больше. И стальные глаза невольно взглянули на заправленные за ухо рыжие волосы, там, в ямочке за нежной мочкой, наверняка, пахнет сильнее всего. Предательский мозг тут же выдал очередь из кадров, когда удавалось прижиматься носом к этому месту, мурашки снова побежали под серым костюмом. — Все и так знают, откуда мы, но в открытую говорить об этом запрещено, — обучал Чуя. — Ни с кем не спорьте, не говорите того, чего не знаете. Будьте рядом друг с другом, не таращьтесь на остальных гостей. Если нужно куда-то увести взгляд, рассматривайте интерьер. В идеале, к полуночи уже будете сидеть по домам. Машина притормозила у огромного дома. Они были на месте. Мужчина поспешно добавил: — Главное — слушайтесь меня, и не бойтесь, я вас не брошу. Последние слова потерялись в широкой улыбке. Чуя вылез из автомобиля и галантно подал руку Ичиё. Как только они зашли в дом, все трое поняли, кого тут ждали. Крик «Чуя!» раздался с трёх сторон. С лестницы аккуратно махала ладонью какая-то женщина. В центре зала улыбался усатый мужчина. И абсолютно со всех сторон с визгами мчались дети. — Ждите у бара, хорошо? — ещё раз улыбнулся Накахара. И сердце юноши ёкнуло. Игнорировать гораздо проще не видя его. Сейчас же Рюноске искренне завидовал этим мелким спиногрызам, которые обхватывали ноги его возлюбленного. Чуя любил детей, и этих в особенности. Они помогали ему неспешно оглядеться, изучить контингент. Пока мягкие перчатки елозили по головам настойчиво липнущих малышей, глаза пристально сканировали толпу. Всё хорошо. Он знает всех, кроме нового спутника министра финансов и девушки, разговаривающей с главой строительной компании. Она выглядела знакомой, и определенно была в парике. Очевидно, серьёзная болезнь. Мужчина настойчиво листал память, но гостья так и не вспомнилась. — Чуя, ты тоже выбрал кашемировую водолазку для этого вечера? Как мило, но не слишком ли просто? — с пакостной улыбкой на него надвигался Фитцджеральд. Фрэнсис был его главным врагом на всех мероприятиях подобного рода, потому что упорно считал себя главным модником, и видел достойного оппонента в этом вопросе только в Накахаре. — Предлагаешь тоже надеть пиджак сверху? — Мне кажется, это было бы весьма к месту, не находишь? — День рождения — это чуть менее требовательный к формату праздник, Фрэнсис. И я, в отличие от тебя, не люблю, когда спина потеет, так что, думаю, сегодня я победил, — зловещий прищур. — Или ты готов снять пиджак и доказать обратное? К сожалению, насладиться скуксившимся лицом собеседника не удалось. Ответ потерялся в толпе, Чуя немного рассеянно улыбнулся и устремился к Акутагаве, которого быстро вычислил виновник вечера. «Чёрт, слишком рано, мэр ещё совсем трезвый». — О, Накахара, рад видеть, — крепкое рукопожатие. — А я вот тут имею удовольствие познакомиться с…? Вопрос повис в воздухе и Чуя поблагодарил Бога за то, что успел. — Это Акутагава-сан. Ближайший к Мори человек в нашей организации. — Вот как… Я думал, это будешь ты. «Да кто, бля, так не думал». — Ну что вы, я слишком добрый для таких дел, вы же знаете. У нас бывают достаточно жёсткие ситуации, и Акутагава-сан потрясающе зарекомендовал себя в них, — голубые глаза пристально смотрели на Рюноске. — Не было ни одного задания, которое бы он отказался выполнить. Юноша почувствовал брошенный в свой огород камень, но почему-то только обрадовался. Раз он его упрекает в этом, значит, всё ещё о нём думает. — Вы мне льстите, — мягко отозвался парень и протянул руку мэру. — Приятно познакомиться, сэр. — Вы очень молоды, впрочем, это ничего не говорит о человеке, в отличие от его выбора вина. Вы пьёте вино, господин Акутагава? Чуя почувствовал приближающийся крах и уже готовился выдавать лучшие отмазки, когда неожиданно парень начал говорить словами, что Накахара когда-то писал для его коммуникации с испанцами: — К сожалению, не так часто, как хотелось бы. Но определенно отдаю предпочтение сортам из Аргентины. — О, я даже не уверен, что пил аргентинский мальбек. Как он раскрывается? Чуя перестал дышать. «Хоть бы не сказал хуйни, господи». — Если честно, сэр, — Рюноске тяжело сглотнул. — Я не уверен, что смогу передать вам то чувство. Но это определенно тёплое, сладкое покалывание. И предвкушение. Мне нравится это вино, потому что оно на вкус как поцелуй любимого человека. — Ничего себе, — усмехнулся мэр. — Такого описания я ещё не слышал. Врать не буду, заинтриговали, придется искать и пробовать. — Буду рад отправить вам бутылку. — Спасибо-спасибо, очень рад знакомству, — мэр ещё раз довольно хмыкнул и переключился на почему-то сильно покрасневшего Накахару. — Пойдём, Мэри тебя весь день ждёт, только ты умеешь её успокаивать. Жена мэра была сложным испытанием для всех. Собственно, он сам часто задавался вопросом, почему женился именно на этой женщине. Строгая польская католичка плохо воспринимала японские традиции и обычаи, к людям из организации вообще относилась из рук вон плохо. Чуя же, помешанный на Европе и её культуре, был единственным человеком, кто искренне симпатизировал ей, и всегда внимательно слушал. Правда, в последние годы все их беседы упорно сводились к одному и тому же. Вот и сейчас спустя всего несколько минут рассказы об архитектуре быстро уступили место: — У нас не принято вести себя так… То что учудил твой босс. Никогда не забуду! Не удивлена, что он теперь сам боится тут нос показывать, не говоря уже о той распутнице. — Мэри, прошу вас. Мы много раз обсуждали, и я буду непреклонен. Это всё большое недоразумение, не стоит судить о людях по одному поступку. И Мори-сан, и Озаки-сан оба достойные люди с высокими моральными принципами. Женщина недовольно нахмурила брови и яростно прошипела. — Чуя, их застукали не где-то, а в спальне моего сына! О каких принципах ты вообще можешь говорить? — По комнате нельзя так сразу определить, чья она, особенно когда разум немного затуманен вином и страстью, согласитесь? Он не знал, почему так важно отстоять Коё. Просто это было чем-то ультимативным. Действительно несколько лет назад роман между наставницей и боссом протекал излишне бурно. О них периодически поговаривали. Смело заявлять, конечно, никто не решался, но Чуе представилась возможность лично убедиться. В один из дней, когда его тренер по фехтованию повредил руку и отпустил ученика раньше, он смело шагал к Озаки, чтобы поделиться новостями. Видеть Коё такой было сложно. Всегда идеальная и безупречная, сейчас растрёпанная, с настежь распахнутым кимоно и стёртой или съеденной помадой, определённо она впечатляла больше, чем голая задница Мори. В тот день Накахара научился стучать в дверь. Но он до сих пор не знает, что его поведение в этой ситуации стало ключевым моментом в формировании Озаки её отношения к подопечному. Чуя не рассказал никому, даже Дазаю, с которым проводил тогда всё рабочее время. Он не поднимал эту тему и с самой наставницей. Один раз Мори попробовал его прощупать, на что тот уверенно ответил, что не понимает, о чём идёт речь. Коё не боялась, что всё всплывёт, она всегда была готова ко всем ударам судьбы. Но то, как мальчик берёг её секрет, подкупило сердце навечно. — Ты покрываешь, потому что работаешь с ними, — недовольно фыркнула жена мэра и уступила своего собеседника другой настойчиво приближающейся к ним девушке. Та самая, неузнанная гостья в парике, нацелено шла на Накахару. Пока тот усиленно пытался вспомнить её ещё раз. — Вы тут нарасхват, Накахара-сан, — улыбнулась девушка и протянула руку, которую Чуя мгновенно поймал, чтобы прижаться к пальцам губами. — Я уверен, что мы раньше встречались, но, к сожалению, не могу вспомнить ваше имя, прошу простить, — мужчина попробовал отпустить чужую руку, но та впилась цепкой хваткой в перчатку. — Вряд ли, я впервые в этом городе, — глаза девушки опустились на их всё ещё сцепленные руки. — Знаете, я очень неплохо гадаю по линиям на ладони. Попробуем? — Не думаю, что это хорошая идея. У меня аллергия на магию, что-то в этом роде, — Чуя с небольшой силой и извиняющейся улыбкой вырвал руку. Но настойчивая гадалка снова её поймала. — Ну прошу вас! Не трудно ведь, я определенно чувствую у вас особенную ауру. Это пробуждало тревожность. Не были понятны ее мотивы, но, очевидно, она хочет снять с него перчатки. Знает о порче? Хочет активировать его? Глупо… — Можете посмотреть мою руку, пожалуйста? — знакомый голос со спины стал спасением для Накахары. Бледная ладонь опустилась перед девушкой. И та с нежеланием принялась за работу, выплюнув недовольное «конечно». Чуя бросил Акутагаве благодарный взгляд и растворился в толпе, поймав себя на том, что ему было бы интересно послушать предсказание для Рюноске. Юноша не верил в гадания, предсказания и прочую эзотерику. И в какой-то момент показалось, что его гадалка тоже. Как только Чуя исчез, она опустила его ладонь и спросила: — Вы же тоже из Портовой Мафии, так? Запрещённая тема для обсуждения. Максимально неделикатный вопрос. Он растерялся в поисках обтекаемого ответа, и отчего-то растерянно кивнул, моментально начиная ругать себя в голове. — Тогда, думаю, моё предсказание вас не удивит. Говорят, все портовые псы готовы умереть за хозяина, — девушка снова подняла бледную ладонь. — Я вижу смерть. Ни предсказание, ни неприятный смех, который его сопроводил не смутили парня. — Уверен, когда-нибудь ваши слова станут правдой. С полным отсутствием интереса к услышанному Акутагава спешил вернуться за бар к Хигучи, продолжая ругать себя за дурацкий кивок, подтверждающий компрометирующую информацию. Ичиё открыла в себе интерес к алкогольным коктейлям и успешно заказывала разные настойчиво предлагая юноше разделить напитки на двоих с серьёзным аргументом «так сможем попробовать больше». На третьей порции их остановил взбешённый Чуя. — Хватит пить всё подряд, выберите что-то одно. Выглядите, как будто впервые видите барную карту. Даже когда злился, он был гипнотически красивым и стало как-то слишком обидно, когда он решил покинуть их, едва закончив рычать. Рюноске поймал мягкую водолазку кончиками пальцев. — Вы можете что-то посоветовать? Хигучи затрясло. Она ненавидела это. Напряжение между её коллегами опять разрезало воздух. И она завидовала. — Думаю, мы сами справимся, не стоит отвлекать Накахару-сана от работы, верно? И Чую окликал кто-то из зала. И ему действительно нужно было работать. Но очень сильно хотелось остаться. Компромиссом стал быстрый совет, произнесенный чуть более интимно, чем нужно. — Ичиё права, мне нужно идти, — молочная перчатка коснулась плеча Акутагавы и мужчина потянулся к его уху. — Сегодня тут отличное белое, думаю, ты можешь дать ему ещё один шанс. Парень вообще не понял, что именно ему сказали, от плеча вдоль по всему телу бежала огненная волна и он из последних сил уцепился сознанием за слово «белое». К нему и приступили. Настала та часть вечера, когда слишком пьяные родители перестали сдерживать своих детей. На всех таких праздниках Чуя специально выделял полчаса для них, потому что, если этого не сделать, общаться с людьми без натиска молодого поколения становилось невозможно, они атаковали беспощадно. Все хотели «полетать». И сейчас как раз пришло время. Он поочередно поднимал в воздух, иногда парочками, некоторые пытались драться на весу, другие изображали птиц. Любимцами Чуи были хулиганы, которые незаметно пытались протащить с собой что-то из еды и кинуть это сверху вниз на наряженную толпу. Все бомбы были пойманы и непременно равномерно растёрты по лицам малолетних преступников. Один мальчик зацепился пиджаком за люстру и почти расплакался, когда Накахара поднялся к нему и помог освободить одежду. — Эй, ну ты чего? — глаза мужчины блеснули, когда он заметил сжатый в маленьком кулачке бутерброд. «Господи, я взрослый и серьёзный человек, разумеется, я не буду это делать». Спустя пару перешептываний и один смешок полностью успокоенного ребёнка, проклятый хлеб с каким-то паштетом таки упал на пиджак Фитцджеральда. Чуя максимально наигранно отругал ребёнка, и сделал извинительный реверанс в воздухе. Настроение было прекрасным, пока у бара не обнаружилась ужасающая картина. Рюноске смотрел на него. Но он как бы не смотрел, а таращился. Подперев лицо ладонью, полностью отвернулся от Хигучи, залипшую в телефон. Юноша краснел и улыбался. И это было бы мило. Во всех ситуациях, кроме этой. Похвалив детей за хорошее поведение и немного пожурив проказников, мужчина направился к бару. Чувство вины снова захватило его, он знал, что Акутагава слаб к алкоголю, не проследил, так ещё и сам предложил вином докинуться до кучи. «Чёрт!» Юноша был рад его приближению и улыбнулся шире. — Бля, даже не вздумай делать такое лицо, — отрезвляюще злобно прорычал Чуя. — А ты какого чёрта тут сидишь? Твоя задача следить, чтобы вы оба выглядели как нормальные люди, — досталось и Ичиё. — Будто я что-то могу сделать, — зашипела в ответ уязвлённая девушка. — Ты, — тяжёлое сглатывание. — Вы как будто приворожили его, — разочарованно бросила напоследок Хигучи и резко развернулась на барном стуле на сто восемьдесят градусов. «Блядство». — Иди за мной, ей богу, если будешь шататься, я тебя здесь же убью, — сердито диктовал мужчина. — Не такой уж я и пьяный, — усмехнулся Рюноске и спокойно встал, не заметив приклеившуюся к рукаву пиджака салфетку. — Да я, бля, вижу, — Накахара резко скинул бумажку с чужой одежды обратно на стойку. — Идём. Они добрались до уборной без происшествий и Чуя в очередной раз был благодарен всевышнему за это. Сейчас, когда он позволил себе проучить Фрэнсиса, самому садиться в лужу совсем не хотелось. Он усадил парня на закрытую крышку унитаза и отошёл к раковинам. Тканые полотенца для рук как нельзя кстати. Перчатки с осторожностью смочили одно из них холодной водой. Когда мужчина вернулся обратно к пьяному, сворачивая полотенце в охлаждающую повязку для головы, под водолазку поползли чужие пальцы. Акутагава гладил его и с тяжелым выдохом сообщил: — Ладно, я согласен. — Согласен на что? — ответил ещё не вышедший из ступора от внезапного и достаточно пошлого касания Накахара. — Согласен быть твоим одноразовым партнёром, — руки продолжали жадно гладить, лапать и поцарапывать под чужой одеждой. — Я очень хочу тебя. — Очень романтично. И что думаешь? Трахнуть меня в этой туалетной кабинке? — Да, пожалуйста, — серые глаза полные почему-то не похоти, а какого-то нежного обожания стали именно тем, что спасло юношу от жуткой смерти. Чуя откинул его назад к бочку и опустил холодную тряпку на лоб. Руки закопошились в карманах брюк, и Рюноске воспринял это как согласие, потянувшись к возлюбленному ещё раз. — Бля, даже не думай, если бы тебе не надо было ещё торговать рожей сегодня, я бы уже сломал твой нос, — перчатки извлекли из кармана блистер таблеток и быстро извлекли две, а спустя пару секунд и ещё одну капсулу. — Глотай. — Что это? Мужчина закатил глаза. — Какая разница? Абсорбент. Пей быстрее. Жду тебя в зале через десять минут. В адекватном состоянии. — Не хочу туда идти, побудь тут со мной, — парень капризничал, и Чуя не мог поверить своим глазам, потому что такого за ним никогда не наблюдалось. В принципе было решение, которое устраивало их обоих. Накахара признавал это с нежеланием, но тело сильно откликалось на ласки. И Акутагава выглядел… ну охуительно вообще-то он сегодня выглядел, так что… — Если через десять минут выйдешь и до конца вечера будешь паинькой, уедем отсюда вместе, — горячий шепот. Бледная ладонь цепляется за чужое запястье, и Чуя замирает в ожидании каких-то слов. Но ничего не происходит, через несколько секунд рука отпускает мужчину, и тот снова теряется за хлопками дверей, растворяясь в этой ряженой толпе. Рюноске не нравится. Не нравится подобный формат вечеров, потому что он мало знает и плохо контактирует с людьми. Не нравятся люди вокруг, потому что они высокомерны и думают, что имеют право оценивать других. Не нравится то, что Чуя идеально сюда вписывается, потому что сам такой же. И, конечно же, не нравится он сам себе, потому что ради того, чтобы прикоснуться к нему сегодня, он без шуток запросто готов сейчас проблеваться. Но к счастью, таблетки действуют и его медленно отпускает. Умывшись прохладной водой, ровно через девять минут и пятьдесят девять секунд, юноша вернулся в зал. Первое охватившее его чувство стало стыдом. Хигучи за барной стойкой выглядела крайне разбитой. И её было по-настоящему жаль. Парень не понимал, как он мог вызывать в ком-то такие чувства. Но сам испытывал такие же, поэтому знал насколько это тяжело. Хотелось как-то ей помочь, но не было совсем никаких идей как. Так остаток вечера юноша решил посвятить своей спутнице и начиная с короткого: — Что бы я мог для тебя сделать? Разговор затянулся на часы. Хороший разговор, искренний. Ичиё призналась в чувствах ещё несколько раз, сказала, что знает о безответности, но почему-то ей всё равно приятно произносить эти слова. Рассказывала, что она любит в руководителе, и почему ей не нравятся другие люди. Акутагава послушно терпел неловкие для него похвалу и комплименты. Со своей стороны, он тоже подмечал плюсы девушки и честно сказал, что жалеет, что его сердце сделало выбор не в её пользу. Но исправить это совсем невозможно, он уже много раз пытался. Отметил, что ему нравится с ней работать и пить кофе, и, если это не будет причинять Хигучи неудобств, он с удовольствием продолжит. Люди наконец-то стали расходится, и Рюноске с удивлением осознал, что общение с Хигучи стало одной из самых приятных частей вечера. Ночной воздух отрезвлял их, стоящих у крыльца, ждущих водителя, которого девушка заказала себе отдельно, по понятным причинам не желая делить дорогу вместе с коллегами. — Акутагава-сан, я могу попросить об одной просьбе? — М? — Я обещаю… Только один раз. Просто очень хочу знать, каково это, — Ичиё начала мяться, и парень занервничал, ожидая худшее. Оно и случилось. — Поцелуйте меня как его, как будто любите. Один раз, пока мы пьяные и всё это можно будет списать на алкоголь. Плохая идея. И делать этого определенно не стоит. Это знают вообще все. То есть им не стоило бы целоваться конкретно здесь и сейчас, даже если бы Накахары вообще не существовало. А так-то уж особенно. — Представьте себя на моём месте. Если бы вам также не отвечали взаимностью, не умерли бы вы от интереса, как это? Делать это не с кем-то, а с тем, кого любишь? Только раз. И её аргумент был весомым. И она обещала всё списать на алкоголь. И была хорошая погода. В конце концов, на данный момент он не в отношениях и ничем никому не обязан. Он поцеловал её. Это было бы плохим фильмом, если бы за открывшейся дверью оказался Чуя, к счастью там был всего лишь мэр, который немедленно транслировал: — Смотри-ка, что тут твоя молодёжь вытворяет. Целуются во всю! Сразу понятно, с кем господин Акутагава распивал то самое аргентинское вино… Лицо Накахары показалось из-за дверей и выразило ярость лишь на миг, после чего профессионализм победил, и мужчина обаятельно пытался сгладить ситуацию. — Надеюсь, вы сохраните нашу маленькую любовную историю в секрете от жены, а то впредь мне придется тут одному отдуваться за всю организацию, я не справлюсь, честное слово… — Хех, — усмехнулся хозяин дома. — Только если господин Акутагава не забудет прислать мне обещанное вино. — Разумеется, нет, прошу прощения, — вклинился в разговор юноша, отвечая мэру, но глядя в упор на возлюбленного. — Ну вот и славно, — ещё раз рассмеялся именинник и перевёл взгляд на Накахару. — Ты помягче с ними давай, с кем не бывает… А то вон у них глаза какие, боятся… — Конечно, — устало улыбнулся Чуя. «Тупорылые суки». С поклонами и рукопожатиями они попрощались с оставшимися гостями и виновником торжества. Пока парковалась машина Хигучи, провинившиеся ждали потока ругательств и нравоучений от Накахары. Но мужчина лишь вежливо помог девушке сесть в машину и учтиво подождал, не направится ли вслед за ней Рюноске. Выждав несколько секунд, он бросил: — Обсудим позже ваше поведение, если будет интересно, — дверь за Ичиё захлопнулась, и машина тронулась. Парень плёлся за Чуей, чувствуя колоссальную вину. Хотя разум убеждал, что ничего непоправимого он не сделал. Водитель послушно ждал за поворотом, и Накахара был искренне рад, что в мафии есть хотя бы один человек, способный понимать и делать то, что ему говорят. Когда они сели в машину, водитель уточнил адрес. Мужчина сообщил, что их будет два и сначала назвал дом Акутагавы. На что сразу же услышал протест: — Но ты обещал! — бледные пальцы вцепились в чужую руку. — Что такое? Блондиночка не согласилась на первом свидании? — Чуя скинул прикосновение. — Ничего, в следующий раз у тебя всё получится. Юноша указал ехать прямо по адресу к дому Накахары и уточнил, что старше по должности, чем его спутник. Водитель кивнул. — Реально думаешь, что я пущу тебя домой? Я тебе кто? Дырка на замену? — чертыхаясь, мужчина закрыл створку между передним и задними сидениями только в конце фразы, заметив ошарашенный взгляд в зеркале дальнего вида. На фоне усиленных вины и стыда, парень чётко ощущал удовольствие. Потому что Чуя ревновал, и ему было не всё равно. И он сам не хотел быть одноразовым. — Я люблю тебя, прости. — Бля, иди нахуй, окей? — мужчина откинулся на кресле, запрокинул голову и закрыл глаза. К счастью, хотя бы один из них умел разговаривать. И Рюноске понимал, что времени у него всё исправить — ровно пока они в пути. — Ичиё почему-то влюблена в меня… — Поздравляю! — брызнул яд. —… Она попросила поцеловать её, и я отказался. Но она сказала представить, как бы это было у меня, если бы не было возможности узнать ощущение, когда тебя целует любимый человек. И я подумал о тебе, и мне стало ужасно жаль её… — Бля, я что, похож на тринадцатилетнюю девчонку, чтобы вестись на такую хуйню? — Прости, я больше никогда так не сделаю… — неловкая заминка в голосе. — Если это важно для тебя. Сучёныш. Вот он опять всё свёл к разговору, к «важно», к обещаниям. Чуя изобразил отвращение на лице и презрительно фыркнул. Но пустил к себе.***
Просто иногда наступает время, когда больше оттягивать нельзя. И видимо действительно придется объяснять и без того очевидные вещи простым языком. Чуя набрал себе ванную с какими-то маслами, но без пены. Увидев это, Акутагава искренне восхитился и подумал, что даже когда они будут вместе уже лет десять, ему всё равно не хватит смелости на такую откровенность. Мужчина пропитал маленькое полотенце какой-то жидкостью. Погрузился в воду и накрыл лоб и глаза подготовленной тканью. Дверь в ванную оставалась открытой. Юноша принял негласные условия, но портить идеальный костюм было жалко. Он переоделся в футболку, отметив с невероятной нежностью, что «его» была отложена отдельно от других вещей. Через несколько минут он сел на бортик ванной. Распаренное тело чуть покраснело и его особенно хотелось потрогать. Они были в тишине бесконечность, Рюноске наивно полагал, что его возлюбленному есть, что сказать. Но спустя эту самую бесконечность, понял, что если он не начнет, то тот скорее растворится в воде, чем проявит инициативу. Немного бесит. Но сегодня парень сам провинился, и поэтому он будет особенно аккуратным в этом разговоре. Внутри разгоралась тихая паника, кто бы мог подумать, что из них двоих, тем, кто любит «разговаривать», станет именно он. — О чём…— смущенная пауза. — О чём вы думаете? «Опять «вы», смешно». — Я вчера признался в любви. Первая мысль, стрельнувшая в голове, была о том, что вчера был четверг, а Дазая он навещает по средам. Значит всё не так ужасно, да? Просто издевается. — Рад за вас. Лица под полотенцем почти не было видно, но губы искривились в ухмылке. Акутагава сходил с ума, потому что мужчина опять молчал. Ясно. Разговора не будет, будет интервью. Пришлось добавить: — Кому? — Озаки. — Озаки? — Озаки, — когда парень подумал, что это опять конец ответа, Чуя внезапно продолжил. — Я правда люблю её. И мне очень нравится это. Я не чувствую сумасшедшей привязанности, ревности или тоски. Если Коё решит переехать в другую страну, я буду с радостью навещать её, а не убиваться в аэропорту, умоляя остаться. Как будто в моей любви к ней есть только хорошее. И такая любовь мне нравится. Она даёт только хорошее. И ничего не требует взамен. Рюноске не хотел отвечать тупое «ясно», но кроме этого в мыслях ничего не было. Повисла тишина, которую опять нарушил Накахара: — Другие любови мне нравятся меньше… «Множественное число» — обеспокоенно пронеслось в сознании внимательного слушателя, пока он продолжал: —…они тяжелые. И давящие. И я не уверен вообще, что это любови. Нет уверенности, что я правильно понимаю термин. Я бы никогда в жизни не сказал, что люблю Осаму… Сердце перестало стучать. Юноша тупо изучал узор плитки на полу, пытаясь не умереть или не убить прямо сейчас. —…но два дня назад я увидел его, — голос задрожал. — Блядь, он выглядит, будто он умирает. И ему страшно, синяки под глазами и красные белки, он безумно худой… — из-под полотенца стекали капли, и Акутагава знал, что это не вода и не пот. —…и я не знаю, не хочу, чтобы ему было плохо. Схожу с ума из-за того, что отправил его туда. Мне бы хотелось, чтобы он был счастлив. Это любовь? Я не знаю. Но если нет, почему мне так хуёво, пока он там страдает? Я ничего не забыл. Помню все его поступки и слова по отношению ко мне. Каждое провоцирующее действие, но теперь, когда он не может так себя вести, мне ужасно. Понимаешь? «Чёрт, это вопрос». Парень искал идеальный ответ. Получилось только: — Да. Но я думаю, что это не любовь, а сострадание. Вы очень добрый, всегда таким были. — А к Озаки у меня любовь? А к тебе? Рюноске беззвучно усмехнулся потому что думал, что раньше поддерживать диалог было трудно. Но сейчас был определенно апофеоз потерянности. — К Озаки, я думаю, смесь уважения и благодарности. Мне кажется, вы будете также относиться к боссу, если он вас простит. — Может быть… — голос был задумчивым, но не злым. — Что вы, — бледные пальцы коснулись свисающего с края ванной предплечья. — Что вы чувствуете ко мне? Какой-то скулёж стал первым, что выдал в ответ Чуя. Рыжая голова недовольно дёрнулась под полотенцем. — Очень хочется сказать, что ничего. И я не понимаю, почему. Это не правда. Но я хочу задеть тебя. Хочу, чтобы тебе было больно и обидно. Потому что мне было именно так. А ты до сих пор считаешь, что я утрирую. И за это я ненавижу тебя больше всего... Вот так вот. Дазаю, который постоянно делал мне всякое дерьмо, я желаю добра. А тебе, который почти всегда вёл себя идеально, хочу причинять какие-то страдания. Это же не нормально, да? Сам знаю, что да. Но я обижен. И я не доверяю тебе. Мне было нормально ту неделю, что мы не общались…. Но эти ваши ебучие одинаковые стаканчики с блондинкой, просто пиздец. Я точно ревную, но не знаю почему. Думаю, я не люблю тебя. Или люблю, не знаю. Я точно любил Акутагаву, который не хотел меня убивать... — Я до сих пор не хочу, — юноша сполз на пол. Неоднозначно. Слова Чуи всё ещё не давали конкретики, это опять и да, и нет. — Почему вы всё так усложняете? Зачем так разбираете до мельчайших крупиц? Все великие вещи можно свести к песку, но ради чего? — Пытаюсь себя понять и говорить тебе правду. Впрочем, если тебя интересовал сухой ответ, его я тоже дал. Акутагава повернул голову и рассмотрел свисающую руку, новую перчатку и пульсирующие вены на запястье. — Вы сегодня были потрясающе красивым. Но мне не нравятся эти перчатки. Хочу, чтобы вы носили только те, что подарил я. Если они изношены, я хочу купить вам новые, — тонкие губы смело прижались к распаренной коже. — Хочу, чтобы вы меня любили как раньше. — Я тоже много чего хочу. — Чего? Я сделаю всё. Мне отказаться от задания? Не отказываться и просто не выполнять его? Скажите, я сделаю, — гордость куда-то отступила. Внутри парня всё время была уверенность, что если они поговорят, то всё будет хорошо. Он был уверен: проблема только в том, что Чуя боится обсуждать произошедшее. Но теперь, когда всё складывается так, появилось пугающее чувство. Он его теряет. И это осознание бьёт под дых. Тяжело дышать, надо в таком случае перестать ползать всеми дыхательными органами по его руке. Но Рюноске скорее умрёт. — Что угодно. Накахара молчит, а юноше страшно оборачиваться на его лицо. Потому что если там будет холод, то ему нечем крыть. И получится конец. А это недопустимо. Нервный тремор в конечностях бесит. Раздражают и почти слезящиеся глаза. Акутагава уверен, что на самом деле Чуя его не любит именно за эти проявления слабости. Но именно за них Чуя его любит. Парень не видел, как полотенце слетело с чужих глаз. Мужчина жадно пожирал глазами трясущиеся плечи, напряженные дыхания. Ему нравились переживания, потому что они доказывают искренность. Ради удобного и выгодного убийства человек может соврать, может притвориться, но не может лучший убийца портовой мафии выронить что-то из дрожащих рук. В его уязвимостях сохранялась человечность, которая заставляла верить. — Мне надо подумать насчёт твоего задания. Но у меня есть и другие условия. Рюноске не особо верит своим ушам, поэтому замирает и повторяет уже сказанное. — Что угодно. — Хочу забрать бар из твоего кабинета. Звучит нелепо, и парень боится, что над ним издеваются. Он резко оборачивается, но Чуя мокрый и сам напуганный, и он злится. — Что? Это моё вино! — он нервничает, и Акутагава обожает это. Потому что он не шутит и не насмехается. Вместо ответа уверенный кивок. — И никаких жалоб на то, что я навещаю Дазая. Значительно менее уверенный кивок. — И блондинку переведи. — Мы можем это обсудить? — Нет, не можем! Ждёшь, пока эта крыса подловит момент, когда мы поругаемся и начнёт тебе затирать: «Ой, а каково же это потрахаться с тем, кого любишь», хуй! — Я сегодня пообещал ей остаться в хороших отношениях. Чуя насупился. Он вообще-то тут соглашается закрыть глаза на собственное убийство. А из-за какой-то тупой девки с ним препираются. Он сжимается и обнимает свои подогнутые колени, опуская голову на них, рычит: — Ну вот и решили, с кем тебе важны хорошие отношения. Рюноске не глупый. Он знает, что перед ним чистой воды манипуляция. Но он совсем бессилен перед этим человеком. В голове он обещает себе попробовать вернуться к этой теме и отстоять помощницу, но губы выдают: — Хорошо, я понял, извините. Вы важнее. Вы – единственный важный. От этих слов Чуя расцветает. Глаза сияют живее, а и без того румяные от теплой воды щёки украшаются скромными ямочками. И Акутагава думает, что с этим определенно нужно что-то делать, потому что, если его возлюбленный так попросит не перевести, а убить Ичиё, возможно, он тоже согласится. — И конфеты тоже хочу, чтобы приносил. И сэндвич с курицей. И ещё один уверенный кивок. — Ну вроде всё… — А я могу сказать, чего бы мне хотелось? — Клянусь, если ты опять начнёшь говорить о Хигу… — Тебя. Накахара сглатывает. Потому что это мило. И вообще-то он рад, что они поговорили. Хотя он всё равно уверен, что всё это было на поверхности. Но ему стало сильно легче. И он соскучился. И как днём ранее с Озаки, он думает, что это он вполне может позволить себе сказать. — Я соскучился. Это не то, что юноша мечтает услышать, но на текущий момент более чем достаточно. И без того тонкие губы поджимаются от удовольствия. — Примем душ вместе? Теперь Чуина очередь кивать. Его кивок озорной и немного шкодливый. Он опять флиртует каждым движением, и партнёр бесконечно рад этому. Футболка и белье слетают так быстро, что мужчина хмыкает. Вода не успела до конца стечь, когда Рюноске уже стоял рядом. Хотелось быть очень нежным и аккуратным. Но изнутри подстёгивал какой-то ужасный страх. Казалось, Чуя вот-вот опять передумает. Снова решит всё переиграть. И больше не получится его трогать, это сводило с ума, но не так сильно, как первые прикосновения. Он мягкий, шёлковый, бесконечно красивый и довольный. Не отдёрнулся от касаний, а наоборот вдавился в ласкающие руки. Когда вода полилась из душа, мужчина потянулся за шампунем, но руки перехватили. Его поймали и утянули в поцелуй. Они не целовались давно и Чуя правда соскучился, потому что у него ослабли колени. Он подглядывал и видел мурашки на чужой коже. Хотел про себя усмехнуться, но заметил на своей руке точно такие же. И это было необычно. Потому что это просто поцелуй, а в его жизни было много вещей, которые были куда серьезнее, там мурашек не было. В касаниях и в собственных реакциях на касания открывалась страшная правда. Он определенно любил. Больше сомнений не было. Он знал наверняка. Если в голове Накахары пылали открытия, мысли и осознания, то парень просто отключился. Вот кто точно получил бы похвалу от буддиста на медитации. Существовало только тело и только нервные окончания. Он обнимал, гладил, целовал, и очень сильно хотел. Мыть рыжие волосы всегда было его обязанностью, когда удавалось быть вместе в душе, но сейчас это бесило, потому что рук всего две, а хочется трогать не только их, но и всё остальное. Хочется быть пауком, и держать его всеми лапками, оплести паутиной и держать близко-близко, возможно, съесть. На бледном лице растягивается довольная улыбка, потому что, когда они выйдут из душа, он оденется и сможет всё это провернуть. Чуя смывает пену с волос, запрокинув голову и подставляя шею под многочисленные поцелуи. Некоторые из них оставляют следы. Он не любит это, но разрешает, потому что ему нравится то, как Акутагава отдался процессу. Сейчас он оставляет следы не потому, что хочет заклеймить, а просто потому, что не может остановиться. Мужчину это возбуждает, быть настолько желанным. Гель для душа в промокшей перчатке срывает с тормозов окончательно, и юноша отмечает, что у него плывет зрение. От влаги, температуры или любовника непонятно. Но ему не нужны глаза, чтобы сделать то, что он хочет. Ароматная капля геля растекается по чужому животу и в сознании мелькает образ, что с него можно было бы что-то съесть. Пальцы быстро проводят по прессу, воруя скользкую жидкость, и сил терпеть не хватает. Рюноске оглаживает бёдра руками и заходит сразу двумя, за что получает отрезвляющие крик и удар в грудь. — Совсем охуел? Мы не спали сколько уже? Я, считай, девственник. Сотню раз произнесенное слово «прости» растворяется во влажном воздухе. Он разворачивает мужчину к себе спиной и начинает заново, бережно, медленно и одним пальцем. Плотно прижимая второй рукой чужую грудь к себе. Это будет звучать по-дурацки, и парень изо всех сил старается не сказать. Потому что у них был долгий перерыв. И никто никому ничем не был обязан. Но любопытство раздирает изнутри, и в мокрых рыжих волосах теряется мерзкий по своей собственнической сути вопрос: — Ты не спал ни с кем после меня? — Не воспринимай на свой счёт, просто у меня кинк на моих убийц, — огрызнулся Накахара. А Акутагава усиленно сосредоточился на составе с какой-то этикетки, потому что испугался закончить раньше, чем начать. Но эго изнутри довольно облизывалось. Учащенные стоны Чуи, его только подогревали. Спустив вторую руку к его члену, парень услышал звук, немного похожий на писк, и это было странно, но мило. Раздутое всеми этими событиями самолюбие подкинуло формулировку «пищит от восторга», и Рюноске сам тяжело застонал, хотя не прикасался к себе. На третьем пальце Чуя сильнее сжал руки в кулаки, и юноша испугался, что сделал больно. — Всё нормально? — Вставляй, бля, уже, иначе закончу не начиная. Акутагава поспешно целует его в висок и шепчет, что думал тоже самое. Он входит. «Господи», — раздаётся также в обоих головах. И одному невыносимо тесно и жарко, другой содрогается от заполненности и дразнящего жжения. Но парень терпит. Он знает правила. Его партнёр должен привыкнуть. — Я соврал, я не девственник, — обернувшись вещает Чуя со стекающими каплями воды на лице. — Трахни меня, пожалуйста. Желательно в этом год… Он не успел закончить колкость, утонув в их общих стонах. Если первые толчки юноша пытался держаться, быть аккуратным и бережным, то оценив максимально нескромный темп отдачи со стороны любовника, тоже решил не ограничивать себя. Акутагава кончил так, что заложило уши и свело колени. Он фактически чуть не упал, если бы его не подхватило красное сияние. — Прости, — требовалось время, чтобы вернуться в реальность. — Прости, ты успел? — Если бы нет, я бы не стал тебя ловить, — усмехнулся мужчина. Первым словом, которое произнёс Рюноске в кровати стало «ещё». Чуя только кинул в него тюбик со смазкой. И этот раз был другим. Немного успокоенные первыми оргазмами, наконец-то они уделили время нежности. Есть своя особая магия в сексе не из одержимости, а из желания стать одним целым. Когда остаются не царапины на спине, а мягкие протоптанные тропинки от подушечек пальцев. Волосы не болят от натяжения, а покрываются мурашками у основания от ласковых прикосновений. Чуя оседлал любовника и двигался неспешно, плавясь под губами и руками, неотрывно боготворящих его тело. Юноша заметил следы, которые оставил на шее. И поочередно прижимался к каждому из них губами, добавляя робкое «прости». И мужчина абсолютно точно прощал. Когда они дрожали так сильно, что кровать казалась вибрирующей, Накахара положил руки партнёра себе на бёдра и обжигающим шёпотом попросил помочь. Тот согласился только при условии, что Чуя не будет разрывать поцелуй всё это время. — Я так и хотел. И он не разрывал, ни когда прошибало так, что выламывало спину, ни когда тряслись все конечности, ни когда сорвалось с губ случайное «я люблю тебя». Но тогда отстранился Акутагава: — Уверен? — К сожалению, — разочарованно хмыкнул мужчина и потянулся обратно к чужим губам. — Меньше слов больше дела, котёночек. И от любимого прозвища столпы мурашек заискрились по всему телу. Полчаса спустя парень снова сказал «ещё», но замученный этим днём Чуя дал чёткий ответ. — Либо я сверху, либо спим. Ему понравилось, что возлюбленный задумался и только через несколько секунд выдал: — Не, долго готовиться, — бледные руки крепко обхватили партнёра. — Тогда завтра, да? Накахара развернулся и рассмеялся ему в шею, мягко прикусив в конце. — Ага. Они быстро уснули и спали крепко. Пока в четыре утра Чуя не открыл глаза, в ужасе уставившись в потолок. Он вспомнил лицо гадалки, той девушки в парике с мероприятия. Это Сато Усияма.