V. Исповедь

1812 Вильна. Свенцяны. —Ты знаешь, как я рискую, приходя вот так? Они хотели приставить ко мне целую роту для караула, но я велел всех распустить и оставить только несколько человек. А когда выходил, часовой мирно дремал на посту... —Взыскивать будете за такую оплошность? - за талию крепко обняли две руки. —Ты бы отправил его на гауптвахту... - Александр усмехнулся.- Сегодня он уснул очень кстати..никто и не видел, как я выходил. —Вы государь..Вам дозволено ходить где угодно.. Александр с блаженной улыбкой откинул голову на плечо, стоявшему позади мужчине. Он смотрит на огромную луну за окном. Она завораживает, и ее холодный серебряный свет кажется ослепительно ярким. Свет этот будто направлен весь на единственное окно. Сегодня во всем городке луна светит только для них. Тёплое дыхание у затылка и поцелуй в висок. Алексей расстегивает пуговицы на сюртуке медленно, одну за одной, аккуратно. Снимает его с плеч и вешает на спинку стула. Все происходит в тишине. Ее нарушает только звук дыхания, шорох ткани, прикосновение пальцев, запах духов - немного колючий, бодрящий. Однажды он сказал Алексею, что ему нравится как пахнет его одеколон, и с тех пор тот стал им буквально весь обливаться. Как хорошо, что тот не курит, не пьёт и так почти до суровости чистоплотен. Бывает, вот так к кому-нибудь подойдёшь - и обдаст табаком и перегаром. Ещё ему нравится, как чуть поскрипывает накрахмаленный воротничок и всегда блестят носки идеально начищенных чёрных сапог. Ему нравится много таких мелочей. Александр отводит взгляд от этой невероятной луны, закрывает штору, из-за которой выглядывал, садится на постель и расстёгивает манжеты на рубашке. Алексей отошел тоже. Он стоит теперь чуть в стороне и наблюдает за ним. Он весь в нетерпении…ждёт знака. Его господин пришел к нему не на пару часов, а на всю ночь. Сидит в его спальне, у него на кровати. Нет, теперь не его. Когда Александр приходит к нему - неважно куда, все там на время его пребывания становится его собственностью. Всё: каждый стул и салфетка, ручка дверная, чайная ложка - всё Александра. Как и он сам. Расправившись с манжетами, Александр протягивает руку, и Алексей, взяв ее, садится рядом. Закрывает глаза, потому что в такие моменты никогда не может смотреть прямо в лицо, обнимает ладонью за шею и страстно целует. Он целует его всегда с какой-то особенной жадностью даже и немного неуклюже, стремясь облобызать сразу как будто все лицо. Впивается в губы, потом с них скользит к подбородку, щекам, крыльям носа, и снова припадает к губам. Александр отвечает чуть более прохладно, лениво, но с удовольствием позволяя себя целовать. Неспешно откидывается на покрывало, на спину, чувствуя, как рука Алексея, оглаживая, скользит по груди, животу и стремится ниже, начав расстёгивать пуговицы на кюлотах. Александр немного ещё ждёт, давая ему и себе время…себе - чтобы насладиться его нетерпением, ему - чтобы сильней завестись. И когда тот пытается стянуть с него штаны, мягко, но решительно говорит: —Не сегодня. В глазах Алексея изумление, разочарование, злость и досада…но ещё немного и их сменит отчаяние и печаль. —Почему? —Я не готов. Не сегодня. Он врет и не врет. Алексей садится...он гадает сейчас, что он сделал не так. Не понимает, что это все значит… —Стало быть…вы не хотите? —Хочу. Но не сегодня. Алексей повернулся к нему, и в его глазах читается возмущённый вопрос: «Так зачем вы пришли?» Он порывается встать и уйти, приняв обычную оскорбленную и смешную от этого позу, но Александр, готовый к этому и этого ждущий, возвращает его. —Нет-нет! останься. Я не хочу, чтобы ты уходил.. Я пришел к тебе… Он усаживает его обратно на кровать, сбитого с толку, и начинает уже сам целовать. Как упоительно чувствовать, что он его хочет, но не может позволить себе настоять. Без разрешения. Александр думает о том, как жесток с ним.. дрессирует, как собаку на привязи. Может даже дать себя укусить, но ровно настолько на сколько он, хозяин, в этот раз сам захочет. Иногда он думает, что заслуживает, чтобы собака напала. Может, однажды, она вцепится ему в горло и загрызёт. И будет права. Способен ли Алексей это сделать? Заколоть его ночью, во сне. Застрелить. Задушить. Ему нравится думать, что способен. Его это так возбуждает… Они поменялись ролями. Александр толкает его на кровать и, повторяя недавние его же движения, проводит рукой по груди, но сам очень медленно спускается ниже. Видит в глазах Алексея знакомый испуг. Это слабое место. Позволить гладить, ласкать себя. Принять ласки своего господина...позволить господину себя ублажить. Это всегда особое «блюдо» и Александр не часто его «подаёт». Но сегодня как раз такой день. Алексей закрывает глаза , почти их зажмуривает и отворачивается, когда он приспускает ровно на столько насколько необходимо с его бёдер лосины и кладёт руку... Даёт ему перевести дыхание и, не сводя взгляда с лица, начинает двигать ладонью - не слишком интенсивно, постепенно наращивая темп. Чтобы было удобнее, Александр прилёг на бок и подпёр рукой голову, чувствуя, как чуть-чуть сводит запястье. То, что он делает, его самого не очень-то возбуждает, но он испытывает другое удовольствие, глядя на Алексея. Он весь его весь, совершенно... —Так хорошо? - в его словах и вопрос и утверждение. Ответ не нужен. Горячая и твёрдая плоть в его ладони красноречивее любых слов. Но этого недостаточно. Ему недостаточно. Александр сползает вниз и аккуратно касается головки члена губами, целуя и слыша выше, над головой мучительный стон и шёпот: «Не надо..» Он игнорирует эту мольбу и к движениям руки присоединяется рот. Алексей ерзает под ним, как будто привязанный. Он одновременно испытывает и мучения, и наслаждение.. Мечтает сбежать и продлить эти мгновения. Александр знает почти наверняка его страх: не сдержаться и излиться ему прямо в рот. Это недопустимо. Недопустимо не потому, что он ему запретил, а потому, что Алексей сам себе это придумал. Его Государь и так позволяет ему непростительно много делать с собой. Александр намеренно вбирает член как только может глубоко ртом, видя, как на покрывале белые ладони сжимаются и разжимаются в кулаки. Алексей чуть приподнимается и смотрит на него. У него на редкость беспомощный вид. —Останови..тесь...достаточно... Он делает вид, что не слышит. Тот садится внезапно и отстраняет его, но Александр успевает перехватить рукой истекающий семенем член и сжать его, словно желая выдавить все до капли. Он держит его, продолжая поглаживать, пока Алексей со стоном вновь не падает на кровать. Некоторое время просто наблюдает за тем, как глубоко вздымается в повлажневшей рубашке выступающая острыми рёбрами грудь. Встаёт и идёт к умывальнику- сполоснуть руку. На миг приходит идея прополоскать так же рот, но нет, это уж слишком жестоко. Лучше запить... Александр наливает прохладной воды из стоящего на комоде графина. На самом деле он рад, что Алексей отстранился - вкус семени кажется ему отвратительным. Женщины в большинстве случаев лгут, делая вид, что им не противно глотать это. Будь он женщиной он, впрочем, тоже бы лгал. Возвратившись к кровати, он ложится рядом, и они оба молчат какое-то время. Александр знает, что будет теперь..Алексей спускает руку ему на промежность и чуть сжимает, прощупывая, поглаживая полувозбужденную плоть под плотной тканью кюлот. —Нет.. - он убирает его руку.- Сегодня я буду мучиться. Алексей обреченно вздохнул. Ему ли удивляться очередному капризу? За десять-то лет этой связи он давно избрал для себя позицию соглашаться с его любыми желаниями. —В одежде спать будешь? —Кто сказал, что я буду спать... Всегда забавно, как происходит у Алексея переход «на ты» после того как кто-то из них кончил. Александр терпит приставания ещё какое-то время и когда в третий раз говорит «нет», Алексей успокаивается. Он выполнил долг. Он мог бы ему объяснить. Что они стали много себе позволять. Последнее их свидание с близостью окончилось тем, что он дня два не мог нормально сидеть, и на это (хоть Александр не жаловался) обратил внимание Виллие. Решил, разумеется, что у него воспаление и геморрой и вознамерился сделать осмотр. И получил в ответ такой резкий и почти истеричный отказ, что забеспокоился ещё больше. Никакие уговоры не помогли. Позже Александр жалел, что так среагировал, перепугавшись. Зародил подозрения. Он и раньше с неохотой позволял врачам к себе прикасаться как будто бы тело его могло хранить следы преступлений. И на этот раз так и было. Ему казалось что если медик осмотрит его ТАМ, то совершенно сразу поймёт все. Его с тех пор неотступно стало преследовать чувство, что Виллие все знает. А может и не только он. Может быть, знают очень многие. Он было даже решил, прекратить...а потом почувствовал ярость. Они хотят лишить его последнего «личного», необходимого! Кому он в конце концов делает хуже? Только себе. Но вот эту возможность настолько довериться, отдаться он сохранит при себе. Но все же пока стоит сделать хоть в чем-то им перерыв. Внезапно у него вырвался смешок вслух. Не может же он в самом деле сказать Алексею, что у него от «чьей-то» усердности болит зад? —Над чем ты смеёшься? - Алексей, как и думал, не спал. Он никогда не засыпал рядом с ним. —Над собой. Солнце ещё не взошло, когда Александр, надвинув поглубже фуражку на лоб, сбежал по ступенькам парадной в подъезде и вышел на улицу. Он не прошёл и десятка шагов, когда его окликнул зычный молодой мужской голос: —Доброе утро, Ваше императорское Величество! Его словно водой ледяной окатило. На мгновение лишь замерев, Александр хотел быстро пройти, сделав вид что не слышит..что он не заметил. Что это не он... —Доброе утро, Ваше императорское величество! - ещё громче крикнул мужчина. Не среагировать уже было нельзя. Александр резко обернулся. Какой-то солдат. Вытянулся по форме, смотрит с волнением и восторгом. Нужно собраться...может, он не заметил, откуда он вышел? Но а если заметил и что? —А, доброе утро, солдат..и откуда же ты тут в такой час? —Патрульный сегодня, Ваше Величество. Александр подошёл к нему, улыбнулся и похлопал по плечу, чем привёл молодого человека в полный восторг. —А я говорил, молодцы артиллеристы, знают свое дело! Не спят на посту... На последней фразе молодой человек заметно смутился, кивнул. Нет, он, кажется, ничего не заметил. Несколько секунд Александр внимательно смотрел в глаза молодого человека, которые испуганно бегали, так будто бы он совершил какую оплошность. И императору чудилось, что он смотрит на себя самого, только внутри. Это в нем все застыло от ужаса перед этим солдатом, который увидел..но что, собственно, он увидел? Он император, ему дозволено ходить, где он хочет. Нет. Это ложь. Ложь! Он может позволить себе даже менее, чем этот мальчишка...тот может слиться с толпой, раствориться в ней и исчезнуть. Он мог бы бросить даже свой пост... И он вдруг почувствовал зависть к этому мальчику. «Обожал бы ты меня, если бы знал, где я был? И что делал, пока вы меня охраняли? Нет, вы все бы меня презирали.» И он одарил патрульного ласковой улыбкой, которая удивительно ему удалась в минуты, когда душу рвало на куски. Он видел эту улыбку неоднократно в зеркалах, и она ему казалось ужасной. Это маска. Гримаса. Но все же ее предпочтут любому искреннему выражению гнева. О, если б могли они видеть его истинное лицо... Он пожелал патрульному доброго дня и направился к своим апартаментам. *** Человек, зашедший в комнату, сразу привлёк внимание Максима. Высокий, сухопарый, с коротко стриженными, чёрными с проседью волосами и гладко выбритым лицом. Черты его были грубоваты, резки и не то чтобы злы, но глазу скорей неприятны. Напряженная походка, цепкий, внимательный взгляд и чуть склонённая на бок голова создавали впечатление, что он будто бы к чему-то прислушивается. Все это придавало ему сходство с диким животным, забредшим на чужую территорию. По одежде, выправке и тому, как он себя держал, можно было сделать вывод, что человек этот не рядовой, но не был он похож ни на военного, ни на придворного вельможу. —Доктор Эттингер, позвольте вам представить..граф Аракчеев. Граф, это доктор, который лечит императора. Максимилиан...- по лицу княгини можно было догадаться, что гость это нежеланный. —Вы - австриец? - на немецком обратился к нему граф. —Да, я врач Венской больницы. —А где же Виллие? Его отставили от дел? - он медленно стянул перчатки и небрежным жестом кинул их на стол. Следом снял отороченное мехом пальто и на секунду показалось, что он вот-вот скинет его прямо на руки хозяйке, но вовремя подоспевшая прислуга избавила от такой неловкости. —Боюсь, что император вас принять сейчас не сможет. Его состояние..- попыталась вновь возразить Мария. Граф сделал несколько шагов к Максиму, продолжая совершенно игнорировать слова княгини. Он будто бы ее не замечал. Примерно в полуметре от него, он остановился и неожиданно улыбнулся. — А что вы скажете, доктор? Как состояние Его Величества? Сможет ли он меня принять? —Смотря кто вы.. Графа его слова внезапно привели в восторг. Он расхохотался и протянул руку для рукопожатия. Ладонь его была холодной и сухой, что говорило о проблемах с кровообращением. Да и землистый цвет лица, круги под глазами, которые теперь были заметны, глубокие морщины вокруг губ и голос сам, немного сиплый, указывали, что перед ним очевидный хроник со множеством болячек. Такие, впрочем, зачастую долго живут. —Я управляющий личной канцелярией Его Величества, генерал всей артиллерии, сенатор Государственного совета, но я бы на вашем месте, как врач, все это б пропустил мимо ушей, потому что право принимать или не принимать меня имеет только император. —Алексей Андреевич прежде всего ближайший друг его Величества, - Нарышкина произнесла это с видимым сарказмом. —Я приехал в Вену по требованию государя. Зайдите к нему и спросите, захочет ли он меня принять. Почему-то Максиму с первого же взгляда человек этот понравился. Он был не похож на графа..на сенатора..министра.. он был кем-то другим. Как будто бы ничем и всем одновременно. —Я вас провожу к нему. Кажется, он ещё не спал, когда я уходил. Когда Алексей вошел в комнату, Александр в изумлении встал с кресла, в котором сидел. Но слабость в ногах и резкое головокружение заставило упасть в него снова. Он чувствовал себя все ещё плохо: от рвотного мутило, болела голова, и клонило в сон. Но как ни странно, после разговора с доктором Эттингером он ощущал какое-то непривычное облегчение и уверенность. —Ваше Величество, я получил ваше письмо с просьбой о приезде. Приехал так скоро, как только смог. - Тон Алексея был сухим и официальным. Александр питал надежду, что некоторое время вдалеке друг от друга притупят обиду Алексея. Но, видимо, надеялся он зря. —Как ты узнал, что я здесь? —Ваш генерал-адъютант мне доложил. Часа как два назад. —И ты не мог меня дождаться...и сюда поехал сразу? - Александр улыбнулся. - Подойди. Он подошёл. Прямой и строгий. Глаза устремлены к окну. Как будто весь состоящий из долга, за которым прячет, несомненно, бурю чувств. Александр встал, медленно, с трудом, невольно как будто желая продемонстрировать свое слабое самочувствие..подошёл к нему почти вплотную и тихо произнёс, глядя на плотно сомкнутые губы: —Я рад. Чрезвычайно рад. Мне тебя рядом не хватало...- вскинул на него глаза и от его взгляда не укрылось, как тот вздрогнул. - Где ты остановился? —Пока нигде. Я утром прибыл. Найму квартиру. —Ты можешь жить на моей половине, в Хофбурге. Если хочешь. —Это невозможно. Это дворец. Мне там не место. Рисуется. Показывает гордость. Александр, разумеется знал, что он откажет. Потому и предлагал. —Мне сказали, вы были больны..- ну вот наконец-то мелькнуло в голосе и взгляде волнение. Александр поймал этот момент и положил ладонь Аракчееву на левое плечо, потом спустил чуть ниже, на грудь. —Пустяки. Но ты должно быть устал с дороги. Найми квартиру, отдохни. И приезжай ко мне.. завтра вечером, на ужин.. Алексей внезапно весь переменился в лице, с которого как будто что-то схлынуло. —Ваше письмо...зачем вы меня позвали? Вы написали, что вам грозит беда...Я здесь и я приехал... —Ты бы приехал в любом случае, коль тебя я призвал. - Резко ответил Александр, сменив тон, и с удовольствием наблюдая, как эта неожиданная жесткость тут же сбила с того спесь. Он знал, что мог бы заставить его плакать одним словом. Но сейчас совсем не хотел. —Как прикажете. Буду завтра.- Он хотел уйти, но Александр вернул его, быстро подойдя и взяв за руку. Теперь голос его был снова ласков. —Я не хотел обидеть. Но то, как ты ведёшь себя...ты первый начал..этот официальный тон..разве я заслужил его? Он потянулся и поцеловал его в уголок губ. Услышал тихий вздох. —Простите. Не могу. - Алексей отошел на шаг. —Ты все ещё в обиде...хорошо. Как хочешь. Тогда иди. - Он демонстративно встал к нему спиной, к окну и слышал, как дверь хлопнула через секунду. Некоторое время слушал тишину. «Он не переменится. На этот раз окончено.»- равнодушно произнёс голос в голове. Александр сел обратно в кресло и неожиданно, что-то вспомнив, вскочил. Некоторое время он искал свой сюртук, который не помнил, как снял. Найдя, перетряс его, буквально вывернув весь наизнанку. Может быть, оставил в пальто? Нет, он точно помнил, что убрал записку в нагрудный карман. Записку, которую передала ему Katrina на вечере. Если бы она выпала где-то здесь, в комнате, когда его раздевали, никто не тронул ее и положил бы на стол. А ведь он так и не успел ее прочитать... Император обреченно вздохнул. Он должен был признать, что мог потерять ее только в одном месте - у Сюзанны в борделе. *** К тому моменту как Клеменс Меттерних вошел в ресторан, где у него была назначена встреча с лордом Каслри, его настроение было ужасным. Вечер у княгини Багратион имел для него своё продолжение. Он умолял Вильгельмину прекратить публично кокетничать с Александром. За всю жизнь он, будучи неоднократно женатым, никогда не был верен своим жёнам. Но уважал неприкосновенность семейного очага и старался не делать свои похождения достоянием общественности. Он не терял головы. До Вильгельмины. Он считал ее не просто любовницей, а своим другом, а она выставила его на посмешище. Меттерних поверил, что то, что между ними происходило, было любовью и понял, как ошибался. Всегда проявляющая живой интерес к его рабочим делам и к политике, Саган сама ему предложила очаровать Александра и шпионить за ним для него, а он, дурак, согласился. Он никак не ожидал, что Вильгельмина действительно вступит с русским царем в интимную связь, о которой станет известно всей чёртовой Вене! Что она будет принимать Александра у себя, совершенно открыто, принимать, как принимала ЕГО... И после вечера, отвезя измученную Элеонору домой, Клеменс поехал к Саган, чтобы расставить все точки над i. «Ты не должна больше видеться с ним! Иначе между нами все кончено! - поставил он ультиматум. - Ты или круглая дура или не видишь, что он тобой пользуется! И лишь для того, чтобы досадить мне!» И услышал в ответ насмешливое: «Что ж, по крайней мере пользуется он хорошо. Особенно языком..» И он ударил ее, обозвав шлюхой. Он никогда раньше не поднимал руку на женщину. Не мог даже представить, что на это способен. И все же он ударил ее. Он знал теперь, что это конец и испытывал такую дикую боль, что она плавила его изнутри, выжигая рассудок. Плевать на политику...Александр просто хотел над ним посмеяться. Он нашёл свой способ ему отомстить за якобы нанесённое оскорбление. Дуэль! Неужто он, дурак, думал, что поединок будет на пистолетах или шпагах? Выбить из-под ног землю у человека можно иначе. Он любил Вильгельмину. Ради неё он впервые был готов к разводу с женой...теперь для него все потеряно. И Элеонора его не простит, ведь он и ее втянул в этот скандал. Войдя в ресторан, Меттерних огляделся. Выбор заведения, специализирующееся на приготовлении блюд из морепродуктов и рыбы показалось ему странным для человека, который страдает, по его словам, непереносимостью стольких продуктов. Это шумное место, с широкими дубовыми столами, закоптелыми лампами и носившимся в воздухе запахом эля и пива, напоминала английскую приморскую таверну и никак не соответствовало образу жизни благородного лорда, которым представлял себя Роберт Каслри. —Меня ожидают,- обратился он к подошедшему к нему официанту. Тот мигом кивнул, растворился в толпе и через мгновение его сменил улыбчивый мужчина в ливрее и со словами «я провожу вас, господин министр», повёл Клеменса за собой. Они прошли через главный зал в другое, гораздо меньшее помещение , где стояли всего лишь несколько столов по углам, отгороженных занавесами, как балдахином. Лакей приоткрыл один из них, и Меттерних увидел сидевшего за столом Роберта и рядом с ним темноволосого мужчину, красивого, хотя и с несколько меланхоличными чертами лица. Лицо это Меттерхниху показалось знакомым. —А, вот и вы. Вы опоздали. - Без намёка на улыбку произнёс Каслри. - Но садитесь, садитесь..Не уверен... знакомы ли вы ..с князем Чарторыйским? - он указал на мужчину. Теперь Клеменс вспомнил. Адам Чарторыйский! Знаменитый поляк, в прошлом близкий друг императора Александра, который в начале его правления занимал даже должность министра иностранных дел. Он сделал удивительно быструю карьеру, которая так же резко оборвалась. И вот он здесь, в Вене... —Мы не знакомы с господином министром. Впрочем, не вижу смысла это знакомство теперь начинать. Наша с вами беседа, лорд Каслри, уже себя исчерпала. Я дал вам свой ответ. - Голос у Чарторыйского был тихий, приятный, а вот взгляд темных миндалевидных глаз таил в себе какую-то таинственную, мрачную силу. —Я не просил у вас ответа сейчас. Я понимаю ваше положение и ваши чувства... —Мои чувства здесь не при чем. Меня с русским императором давно уже не связывает никаких дел. Ни рабочих ни личных. И я не занимаюсь интригами. И не буду вредить Александру. —Господи, никто вас не просит вредить ему! Вы не так меня поняли, как я и думал...- вполне дружелюбно произнёс Каслри. - Я всего лишь сказал, что в ваших интересах помочь нам... вы знаете, и господин Меттерних нам подтвердит..что польский вопрос остаётся все так же открытым. Александр хочет сделать Польское королевство придатком Российской империи. Насколько известно мне, вы большой патриот и сторонник независимости вашей родины. —Почему вы считаете, что я могу на что-то влиять? Я не мог этого, даже когда был к нему гораздо ближе. Это иллюзия. Никто не может. А если кто-то пытается... —У вас достаточно причин быть им недовольным. Он так много вам обещал... —Я дал вам ответ - другого не будет. Приятного аппетита. Чарторыйский встал, кивнул Меттерниху с которым не обменялся ни словом и вышел, оставив их вдвоём. Несколько секунд был слышен стук каблуков его обуви по паркету. Затем - как хлопнула дверь. Лорд Каслри, кажется, совершенно не был расстроен таким поворотом и продолжил пить кофе, стоявший перед ним на столе. —Я так понимаю, это и есть тот человек, о котором вы мне говорили. Чарторыйский. Но если я правильно помню, с Александром он не в самых хороших отношениях. Зачем вы позвали его? Как он может помочь нам? —Вы позабыли наш разговор. Речь шла не о нем, а об императрице Елизавете. Вы знаете, что по слухам, у неё с этим поляком был роман еще при его жизни в Петербурге? - спокойно произнёс Каслри. —По слухам, я много что знаю. И что..? —Согласитесь, что у императрицы есть много поводов быть недовольной своим мужем. И тем не менее по всем признакам, он дорожит чистотой ее репутации. И, как ни странно, ее мнением. Он доверяет ей. —Изменяя и едва с ней говоря? - нервно усмехнулся Клеменс. - Скорее он смотрит на неё как на мебель! —Не судите его по себе. Он уважает свою жену и лично мне это очевидно. Меттерних вздрогнул, уязвлённый, но не нашёлся, что на это сказать... —Если бы Чарторыйскому удалось вновь сблизиться с ней, хотя бы как другу, он мог бы убедить... —По слухам, Елизавета ярая патриотка. Она не станет нам помогать. —Ей необязательно знать все детали. Она вполне может думать, что помогает своему мужу...- Роберт с задумчивым выражением лица помешивал маленькой ложечкой кофе, смотря куда-то перед собой.- Знаете, столько лет быть на позиции тени...ни за что не поверю, что в глубине души ей не хотелось бы стать более значимой для мужа. Но где найти повод себя проявить? У неё есть его уважение, но этого мало для счастья, вы не находите? Я беседовал с ней. Полагаю, она единственная, кто мог бы его убедить. Женщинам удаётся это намного лучше, чем нам..жаль, что в случае с вашей подругой этого не случилось. Впрочем, я был бы тогда удивлён.. На этот раз он не смог стерпеть такого намёка. Каслри, конечно, говорит о Вильгельмине.. он намекает..что все могут справиться лучше него! —Роберт, ваши слова несправедливы и обидны. Я сделал, все что мог.. —Вот именно, все что могли, вы уже сделали! Вы испортили все вашей ссорой с ним, истерили, отказались принести извинения и настроили его против нас всех! Вы утверждали, что поможет ваша подруга, что единственной слабостью императора являются женщины, но, кажется, эта слабость больше свойственна вам! Вы приплели личное к рабочим вопросам..вы выставили себя дураком! Вы дарите шлюхам подарки, они каким-то образом попадают к нему, и вы позволяете ещё себя шантажировать, - голос Каслри набирал силу, в нем появились угрожающие интонации. —Он пока меня не шантажировал.. он..я не понимаю его мотивов! - Меттерних слушал эту обвинительную речь, но не находил сил защищаться.- Порой мне кажется, он ненормальный..он мыслит.. он думает.. наискосок.. —Наискосок! - передразнил его Каслри.- Вам поручили простую вещь. Заключить договор. С приемлемыми для России условиями. Вы подвели меня. А я подвёл тех людей, подводить которых, поверьте, не стоит... «Тех людей». Роберт часто говорил, что как будто бы действует от чьего-то имени. Что кто-то стоит за ним, но никогда не называл конкретных имён. Меттерниху казалось, что тот делает это для красивого слова. Как будто бы желая себя показать человеком зависимым, служащим чьё-то значительной воле...Но вот сейчас, по его злому лицу и пальцам, напряжённо барабанящим по чашке с кофе, было заметно волнение. Он нервничает и очень сильно. Клеменс никогда до конца не понимал этой странной игры, которую тот ведёт. Как будто бы у неё есть ещё некий другой, тайный смысл...Да чего уж, он в целом находил лорда Каслри таким же странным, как Александра. —Мне не нравится, что вы как будто мне угрожаете. Я полагал, что мы с вами на одной стороне. —Вы правы. Сторона есть только одна. Давно победившая. И я за неё, - Роберт очень внимательно посмотрел на него.- А вы за кого? Определитесь в конце концов... После встречи с Каслри, которая окончательно уничтожила в Меттернихе остатки бодрого духа, он отправился туда, где надеялся получить «отчёт» другого рода. В бордель, чтобы разобраться с Эмилией, которая(как он теперь был уверен), была «завербована» Александром. У него не было никакого конкретного плана, кроме как наорать на неё и потребовать вернуть все подарки, которые он ей по глупости делал, обвинить в подлости и вероломстве, а заодно и объявить хозяйке, что ноги его больше не будет в ее заведении. Когда он пришел, то Эмилия была занята с другим клиентом и ему было предложено подождать. Расположившись в уютной гостиной, где принимали «особых» гостей он сожалел, что не курит, потому что хотел бы хоть чему-то занять руки. Вместо этого ему оставалось только перебирать лежавшие на столике рядом с креслом газеты и нервно грызть ногти. Дверь открылась, и в комнату вошёл слуга, которого Клеменс уже знал: симпатичный юный индус с удивительно женственными чертами лица. В его обязанности было доставлять напитки и закуски гостям, предугадывать их пожелания, и Клеменс часто, когда был в настроении, оставлял ему лично пару монет. На этот раз юноша смахнул бархатной тряпочкой невидимую пыль со стола, поставил фужер с хересом и рядом положил плотный конверт. —Что это? - удивился Меттерних. - Это мне? Юноша кивнул и ретировался бесшумно и быстро. Клеменс развернул бумагу и прочитал письмо, написанное по-немецки очень претенциозно, но при этом с ошибками. «Если Господину министру будет угодно, я могу оказать ему помощь в деле, которое его беспокоит. Дело касается одной известной персоны, имя которой писать я не могу. Если Господин заинтересован, то я знаю человека, который, за определенную плату может предоставить ему информацию касательно этой персоны, и информация эта очень пикантного свойства и может нанести большой урон репутации выше названной персоны. Если вам интересно, сейчас выйдите через чёрный ход, я буду вас ждать.» Клеменс несколько раз перечитал письмо в изумлении. Даже перевернул бумагу несколько раз, как будто ища какую-то дополнительную информацию. Подумал немного, огляделся, быстро встал, взял свою пальто и вышел из комнаты.