Наследство

      - Держи, - говорит, - наследство.       Дюжина солдатиков из старых киндер-сюрпризов.       Ручной вязки растянутый свитер с оленями.       Одеколон «Kenzo» в кривой синей бутылке.       Бритва, забитая сухой пеной и волосами.       Новенький портсигар с аккуратным «Братишке» на блестящем боку.       Россыпь фотографий, небрежно скомканных вместе со всем остальным в ветхом целлофановом пакете.       Вещи прошли столько рук, что «личными» называть их язык не поворачивался. Астрид понятия не имела, что ей полагается какое-то там наследство, кроме «дитя психа Ананси», «эй, щенок, а Паук-то мне должен» и «уважь память старика, сгоняй, шугани сброд на Вейзелграхте». И вот, почти год спустя, Ансельм кидает на кровать целый мешок чужой памяти.       Посреди ее комнаты, девчачьей и нежной, похожей и непохожей на старое ее жилище на чердаке у канала, вещи Леона казались захватчиками, оккупантами, пускающими черные, ветвистые корни у нее в голове. Нет, нет. Его вещам отведено специальное место – старая антресоль, сухая и темная. Подальше от ее головы.       Хорошо было одно – теперь ей не нужна никакая лестница, чтобы влезть на самые дальние полки. Плохо – Астрид едва нашла приличную пижаму, чтобы натянуть на этого лося. На антресоль она тоже старалась не опираться, хотя раньше могла бы залезть туда даже с ногами.       Черная безликая сумка. Такие же безликие, с бирками, вещи. Ежедневник – почерк ужасный, как курица лапой, Астрид через полгода плюнула, не пытаясь уже ничего разобрать. Из его вещей она забрала только пистолет с кобурой, и то лишь потому, что не знала, где добыть новый. «Наследство» отправится следом – в безымянную могилу за черной расходящейся молнией.       - Эй, - Ансельм еще не ушел, и Астрид от испуга чуть не наворачивается с высоты своего роста. Хватается за полку, и почти под центнером веса та летит вниз, на миску Дропа. Шпиц раздается визгливым тявканьем, грозя Астрид местью на ее любимом пушистом коврике.       На хаос Ансельм смотрит спокойно, и Астрид хочется думать, что мнению о ней падать ниже попросту некуда, так что комментариев не ожидается.       - Если тебе не надо, давай меняться? Знаешь, они коллекционные.       Солдатики, стратегически рассыпавшиеся по всей прихожей, Астрид нужны не были. Но они будто просились в руки, которые их когда-то держали. Хранили память о чем-то, чего Астрид не знала. На миг она заколебалась, борясь с непонятной жадностью, но Ансельм из-под грозных бровей смотрел так по-мальчишески, что она ссыпала их ему в руки.       - Забирай, - говорит, - наследство. Надейся, что тремеры их не слишком рьяно облизывали.       Ансельм очень странно на нее посмотрел.       Фотографии по полу Астрид собирала гораздо дольше. Над первым снимком сидела минуту – блеклой фотографией старого дома. Над вторым – фоткой из отпуска, похоже, Испания, – добрую четверть часа. Третий – солнечный зайчик на лице спящей женщины – вызвала слезы. Четвертый – Леон с пейнтбольным ружьем и фингалом на скуле, а Каспер весь с ног до головы облепленный краской – гомерический хохот. Все фотографии, и пятую тоже, где люди все вместе – Леон со своей Инге, Каспер с неизвестной брюнеткой (какая мерзкая, что он в ней нашел?) на поле тюльпанов, улыбаются, готовятся отправиться в путь на велосипедах – Астрид аккуратно сложила и понесла в комнату.       Между диванной подушкой и плюшевым слоником лежал фотоальбом. Дроп немного погрыз его, в отместку за какое-то из прошлых прегрешений Астрид, потыкать бы его носом, но дорогая обложка с испытание с достоинством выдержала. Снимки, в основном, были Астрид – вот выпускной и пышное бальное платье, вот первый раз, что она полетела на юг, на свои деньги! Фотосессия в Нью-Йорке – первая работа на Vogue. Вот ее Дропчик, ее обманули, что он всю жизнь будет помещаться в чайную чашечку.       Ближе к концу мелькает и Аннеке. Аннеке появилась в ее жизни внезапно – предложила ей поделиться вайфаем, когда Астрид застряла в аэропорту на долгих восемь часов. Они быстро сдружились, оказались соседками – что такое полторы минуты, чтобы выпить с подружкой вина в теплую майскую ночь?       Аннеке не любила фотографироваться, от камеры ускользала, как заправский шпион. «Как». Теперь-то Астрид многое стало понятно – и странные часы работы, и слишком низкой, даже для такой куряки голос, и вечные мешковатые топы. Несколько снимков Астрид тайком все же сделала, но и сейчас, глядя на «Аннеке», ей сложно было поверить, что приехавший вместо нее Каспер, друг и коллега Леона по полицейскому делу, одно с ее подругой лицо. «Братишка».       Аннеке курила сигареты с ментолом, держа их пинцетом и приговаривая, что так не воняют руки. Каспер дымил красным «Мальборо» будто завтра не наступит, гоняя сигарету во рту. Аннеке трескала ведрами мороженое-пралине из Баскин-Роббинс, Каспер – жрал, не жуя, фруктовый лед. Аннеке не признавала ничего, кроме хороших французских вин, у Каспера холодильник весь забит пивом. Астрид чувствовала себя обманутой и, одновременно, благодарной, ведь никому во всем мире больше не было дела, что они с Леоном пропали. Астрид казалось, что она совсем их не знает и, в то же время, что обоих знает отлично.       Впрочем, аккуратно вставляя его память в пустые уголочки своего альбома, Астрид не могла не отметить иронию всей ситуации. И ей ли роптать, ведь она двоих обрела, а кто-то – двоих потерял.              Астрид пыталась отказаться от Каспера, от Аннеке, что скрывалась где-то в нем. Каждый раз, как он спрашивал, что же «Леон» знает об исчезновении Астрид, она клялась и божилась, что это последняя встреча.       Но глупый, жадный страх липко держал на расстоянии электронной почты. Ведь вдруг, не стань Каспера, не останется никого, кто помнил бы Астрид?       «Не хочешь побегать?»       Зачем она пишет, снова и снова, зачем подставляет его под удар? Неизвестно, что произошло с ней, в какой переплет угодил Леон, но что бы там ни было, оно не страшней Маскарада.       «Ты сдохнешь через тридцать метров, зожник».       Астрид не знала, как бегал при жизни Леон (а мертвые не знают усталости), но саму Астрид Аннеке, дымящая как паровоз, стабильно на пробежках брала измором. Похоже, в этом они с Леоном похожи.       Экран загорелся.       «Вибаутстрат, 19.00. Опоздаешь – гульки за твой счет». За счет Астрид оказались и гульки, и пульки, и все снаряжение – на Вибаутстрате оказался самый большой пейнтбольный клуб в городе. Паника охватила ее, когда Каспер, улыбаясь от уха до уха, провел Астрид к стойке, где его тоже все знали, встречали, как старого друга (у него даже оказалась членская карта). Астрид никогда не стреляла, в руках держала только пистолет-зажигалку. Ей дали винтовку, три полных обоймы, сорок секунд на раздумье, и объявили, что они все играют сегодня против нее.       Время пошло.       Это было нечестно. Их было восемь, она лишь одна.       Совершенно нечестно, ведь с ней был Леон.       Абсолютно разгромно – их бы не нашли, даже если б смотрели в упор.       Всецело, насквозь, напрочь бессовестно – она, а может он наперед знали, кто где высунется.       Восемь выстрелов в сердце – не в туловище – и матч окончен.       И Астрид не знает, кто пьян от победы.       

***

      - Н-да, - качает головой Каспер, спустив ноги в канал Кейзерсграчт, - новый рекорд. Я проспорил мужикам сорок евро. Раньше ты хоть не сразу бил в корпус, пристреливался там, издевался.       Астрид сомнительно, что Леон издевался. О чем она Касперу и сообщает.       Получает в ответ долгий, странный взгляд.       - Держи, - говорит, - наследство.       В большие руки Леона падает цепочка с тонкой блестящей полоской.       Простое колечко с надписью «Инге».       Астрид не знает, что сказать, но Каспер уже и не слушает. Тушит бычок об мостовую и говорит, что у него еще дел за гланды, а ночь не резиновая.       Чужими, своими руками Астрид вешает цепочку на шею. Вместо креста – что-то подсказывало Астрид, что Леон его никогда не носил – и будто что-то щелкает внутри, встает на место.       Ни Каспера, ни Аннеке уже нет рядом, а ночь и впрямь не резиновая. У Астрид тоже много работы – Ансельм не дает ей прохлаждаться без дела. И в них бы куда как пригодились навыки «Леона». Снайпер Плети полезней, чем фотомодель.       Но стоит подумать, радовать ли Ансельма новостями о доставшемся Астрид «наследстве».       По крайней мере, так сразу.