***
Ноги подкосились, стали ватными и слабыми. Казалось, что прямо сейчас я позорно упаду на пол перед своим бывшим одноклассником, в очередной раз доказывая свою слабость, как и несколько лет назад… Воспоминания, что всё ещё стояли перед глазами, доставляли страдания, которые я устал испытывать. Слёзы снизошли на меня бурным потоком, вырываясь из очей. Каждый момент того мучения отзывался в моём сердце намного сильнее, чем тогда. Все эмоции: разочарование, страх, злость, ненависть, печаль — все они цунами накрыли меня с головой, унося на дно. Почему боль из прошлого так сильно режет настоящее? Через мутную пелену смотрю в чонгуковы глаза, что всё также ясны, молоды, живы, как и тогда, в школьные годы. В них осталась та же искра, которую легко зажечь как счастьем, так и гневом. Взгляд эмоциональный, чувственный, как и прежде. Единственное, что поменялось, он — огонь надежды, которого я никогда раньше не видел. Это был пожар. Он сжигал его радужку, зрачок, завладевал очами, становясь неколебимым лидером. Все остальные эмоции исчезли, будто их и не было. В его взоре была лишь крошечная надежда на то, что я смогу его простить. А смогу ли я? Смогу ли забыть ту боль, которую подарил мне Чонгук? Смогу ли выкинуть свои душевные страдания, что, не жалея, терзают мою грудь? Смогу ли общаться с ним, не вспоминая то, как он изнасиловал меня? Смогу ли?.. Вряд ли… Глупо надеяться, что прошлое забудется, словно давний детский сон. Оно всегда будет преследовать меня, куда бы я не пошёл. Напоминать о себе, вызывая мерзкую тошноту, подкатившую к горлу. Чёрной пеленой накрывать сознание, мешая думать. Прошлое всегда будет со мной, как и он — мой Ночной кошмар. На секунду закрываю глаза, представляя его перед собой. Сглатываю вязкую слюну, вставшую в глотке. Чувствую, как внутри меня мечется ураган, сметающий всё на своём пути. Слышу неравномерный стук своего сердца. В горле застрял крик, который так и не смог появиться на свет из-за жалкого сдавленного хрипа. Истерика окончательно завладела мной. Я не понимал, где я, почему я здесь, как Чонгук нашёл меня, зачем я представляю себе Ночного гостя. Все мысли перемешались в единый клубок, который стягивал голову в висках. Казалось, что мои мозги сейчас просто взорвутся, разлетаясь по разным углам этой уютной комнатки и пачкая всё вокруг кровью. От этой в миг возникшей в моём сознании картины, странный смешок вырывается из уст. На губах светится улыбка. Ненормальная, жуткая, пугающая ухмылка. Мне неожиданно становится весело. Какое-то тёплое чувство разлилось в груди, распространяясь по всему телу и щекоча меня. Мне захотелось смеяться. Истерично, громко, срывая голосовые связки. Именно это я и сделал. Я будто потерял связь с миром, полностью вкладываясь в этот жуткий смех. Он был больше похож на плач, сдерживаемый веками. Он был больше похож на крик моего израненного сердца. Открываю глаза. Вижу, жалостливое, напуганное лицо Чона. Вся его мимика говорит о том, что ему искренне за меня больно, но его глаза… Они горят. Они не переживают за меня, не бояться. В них пропала та прежняя надежда, словно её никогда не было. Его очи стали безразличными. Они насмехаются надо мной. В них тлеет широкая издевательская улыбка, как и в те далёкие времена. Его глаза стали прежними. Они выдавали его истинные помыслы и думы. Рассказывали о Чонгуке больше, чем говорил сам хозяин. Зеницы стали такими же надменными, словно мы перенеслись в школьные годы. В них не было боли, они не были сломлены, убиты горем и страданиями. Они не знали, какого это — умирать внутри. Сам Чонгук не знал, какого это — гнить, словно яблоко. Быть убитым обстоятельствами. Преданным родителями. Запертым в психбольнице, в которой я сходил с ума на протяжении двух лет. Он не знает, какого это — быть выброшенным, использованным, ненужным, нелюбимым. Он не знает, насколько это больно… Продолжаю надрывно ржать, словно одурманенный, при этом смотря в холодные тёмные глаза напротив. Смотря прямо в лицо, что в миг стало каменным, не имеющим ни капли сострадания, будто бы это не он, не Чонгук, когда-то сделал это со мной. Будто бы не из-за него когда-то я переступил ту точку невозврата. — Мне жаль, Чимин… Голос Чона — не его. Этот тембр абсолютно не похож на присущий тёмноволосому. Он был более низкий, шипящий, будто змеиный. Тон рациональный, сдержанный, до мурашек холодный, словно мы были на важном светском мероприятии. Я вздрагиваю. Смотрю на того, кто стоит рядом со мной. Меня парализует. Мой смех прекратился также резко, как и начался. Перед глазами темнеет. Всё погружается в непроглядную тьму. Звуки замирают. Воздух становится спёртым, горячим, от чего трудно дышать. Из очей катятся слёзы, обжигающие мои алые щёки, словно раскаленные угли. Взгляд не отрывается от зениц напротив. Они были не его, не чоновы. Не те, что я видел пару минут назад. Они были иными и чужими, но такими родными. Это были его глаза — Ночного гостя. Багряные, светящиеся людским страхом, коим он питался. Они были устрашающими. От них нельзя было уйти, ускользнуть, лишь молча, словно немой, принять своё наказание — смерть. — Чимина~а, что с тобой? Всё хорошо? — голос приобрёл напусканную дружелюбность, от которой затошнило. Парень, что был сам не свой, мило улыбнулся, наклонив голову на бок, при этом делая осторожные шаги в мою сторону, как будто пытаясь не спугнуть крошечного зверька. Это стало последней каплей для моего медленно копившегося страха… Я заорал настолько, насколько это было возможно. Кричал, как не в себя, надеясь, что это очередной страшный сон. Но знал бы я тогда, как ошибался… Мой затылок резко прошибает пульсирующая боль. Во рту появляется противный привкус металла. Ощущаю холодную стенку за спиной, от которой веяло смертью. Слышу тяжёлое дыхание у себя над ухом. Чувствую, как горячий воздух из уст «юноши» касается кончика моего уха, который вмиг вспыхивает огнём. Замираю. Кажется, даже не дышу. Его холодные пальцы касаются моего подбородка, щеки, спускаются к шее и ключицам. Мелко дрожу в руках монстра, что прижал меня к стене. Пот струиться по моей спине, выдавая жуткое волнение. В один момент мне становится ужасно плохо, голова закружилась, делая мир однотонным. Я был близок к спасательному обмороку, но… …Ледяная рука хватает моё горло, вжимая в стену, из-за чего поток кислорода перекрывается, не поступая в мозг. Я с ужасом понимаю, что не могу дышать. Начинаю судорожно пытаться вдохнуть, но, словно рыба в воде, лишь открываю и закрываю рот в немом кличе. Барахтаю ногами, пытаясь ударить потенциальную цель. Руками, кои оказались свободными, сильно вцепляюсь в руку «Чонгука», надеясь что тот отпустит. Круглыми от шока и страха глазами смотрю в его алые, прекрасно понимая: это бесполезно. Бесполезно умолять чудовище, не имеющее сострадания. Бесполезно пытаться достучаться до разума того, кто живёт за счёт страха, смертей и страданий. Бесполезно молить о пощаде его — моего Ночного гостя… — Что такое, малыш? — притворно-обеспокоенно пропел «парень», мерзко ухмыляясь. — Ты не можешь дышать?.. Воздуха катастрофически мало. Паника брала вверх над разумом, мешая здраво мыслить. Но заглянув в горящие зеницы «Чона», я неожиданно для себя, перебарывая настигший меня ужас, тихо прохрипел: — Ты… Не убьёшь меня… Монстр оскалился. Лицо «Чонгука» перекосило от водоворота чувств, одним из которых был азарт. — Почему ты так уверен в этом? — максимально приблизившись ко мне, прошипел он, при этом надавливая на шею сильнее, от чего моя истерика взросла. Всё моё лицо загорелось, словно костёр. Шея, скомканная в руках Ночного гостя, жутко болела и ныла, мечтая, чтобы её отпустили. Здравые мысли, как и кислород в моём организме, испарились. Я знал, что могу умереть. Знал, и всё равно молился, чтобы этого не произошло. Неожиданно, когда отчаяние добралось до своего пика, я упал на пол и вдохнул спасительный кислород. Я дышал-дышал-дышал, но не мог насытится ставшим таким сладким воздухом. Хватаюсь за шею, на которой остались бордовые следы ладоней, душивших меня, и мысленно благодарю весь мир за то, что не дал мне умереть такой паганной смертью. Смертью от рук моего «кошмара». Перед глазами до сих пор всё плывёт, голова кружится, как волны в море. Боль, что распространилась по всей шее, доставляла невыносимый дискомфорт, словно кость в глотке застряла. Непроизвольный хрип и кашель вырывался из моих уст в перемешку с кровью. Не восстановившееся дыхание было тяжёлым и рваным, как будто бы я задыхался от астмы. Но несмотря на все мучения, которые мне пришлось пережить, я всё равно благодарен за то, что судьба не позволила мне погибнуть от его холодных «лап»… Поднимаю свой мутный взгляд. Надеюсь увидеть светлую просторную комнату за место тьмы, тёмные глаза Чонгука, а не пугающие красные, но… Вижу всё того же монстра, что пару минут назад грубо душил меня и издевался. Что пару минут назад хотел меня убить. Сейчас «кошмар» в прекрасном обличии просто возвышался надо мной и злобно скалился, изучая увечия, которые нанёс мне. Его властный взгляд метался по всему моему телу, от головы до ног, задерживаясь на заднице и покрасневшей шее. От моего взора не ускользнуло то, как пошло он облизнул губы, смотря прямо мне в глаза. Морозная дрожь проходит по моему ослабленному телу. Ощущаю, как ошмётки страха вновь собираются в единое целое, вставая в моей груди комом. Но на душе зародилось и ещё одно странное, сумасшедшее чувство — возбуждение… Я почувствовал чёртово возбуждение от того, как смотрело на меня это чудовище. От того, как тот медленно приближался ко мне, словно охотник. От того, как тот присел на корточки возле меня, проводя своими мерзкими длинными пальцами по моему потному лбу, убирая прилипшие волосы. От того запаха боли и крови, что исходил от него… Встряхиваю головой, пытаясь прогнать глупое наваждение, но оно не проходит, лишь усиливается и распространяется по всему организму, от чего в низу скапливается узел вожделения, который приятно тянет. Это не ускользает от «Чона». — Ох, неужели я настолько тебе нравлюсь, Чимин? — тихо смеётся Гость. — Я всегда знал, что правильно поступил, выбрав тебя. Ты тот ещё извращенец! В голове зазвенело. Настолько, что я сквозь зубы простонал, до крови закусив губу. В мыслях витала отдалённая фраза: «Я всегда знал, что правильно поступил, выбрав тебя», которая разросталась всё больше и больше, выходя на передний план. Я не мог больше терпеть, я не мог… — Кто ты?.. — это звучит так жалко, так измучено, что будь я в другой ситуации, рассмеялся бы от души. — Ответь, кто ты?! Мой шёпот переходил в истеричный крик, который грозился перерасти в плач, но, взяв всю свою волю, что осталась при мне, в кулак, я терпеливо ждал ответа, слушая противную звенящую тишину. Но та длилась не долго, перебиваемая шипящим голосом: — А ты разве не видишь? Это ведь я, твой Чонгук, глупый-глупый Пак-щи… — Ты не он! Ты хуже! — завопил я, попытавшись резко подняться на ноги, но ловкие руки поймали меня, прижимая к себе. — Отпусти! В место того, чтобы послушаться, монстр сжал меня в тиски и горячо зашептал на ухо: — Я никогда тебя не отпущу. Ты ведь мой. Всегда был таковым! Я люблю тебя! Мы с этим парнем любим тебя! Мне пришлось убить пару санитаров из психбольницы, лишь бы вытащить тебя оттуда. Лишь бы ты оказался здесь, со мной. Как же ты не понимаешь? Глаза расширились от осознания. Моё и так еле-еле державшееся в груди сердце, рьяно ухнуло вниз, в пятки, и поскакало куда-то далеко, за пределы этого мира. Жгучие слёзы покатились из глаз, падая на пол. Они пытались выпустить всю боль, что я испытывал. Что испытали те люди, погибшие из-за меня… На секунду я закрыл глаза, молясь, чтобы этот кошмар закончился, а когда открыл: темноты, запаха железа, холодных объятий и рук, что насильно сжимали меня уже не было. Была лишь эта светлая комната, обеспокоенный Чонгук и противно осевший страх, который засел у меня в самом сердце. Ты мой… — пронеслось в голове. И я ответил: — Да***
Перед глазами стояли отвратительные картинки того, как Ночной гость убивал невинных психиатров, которые просто хотели жить… Которые были не виноваты в том, что я появился в их судьбе. Которые должны были радоваться каждому следующему дню, а не истекать кровью, потому что красная нить рока связала их со мной… От этого я плакал. Истерично, навзрыд, пугая Чонгука, что пытался меня успокоить и клялся в любви, горячими руками прижимая к себе. Его слова утопали в моих всхлипах и хрипах. Я не слышал ничего из того, что он мне говорил, но тем не менее отвечал угуканьем. — Чимин, пожалуйста, позволь мне быть с тобой. Я всё ещё люблю тебя… Я искренне сожалею о прошлом. Чимин, я исправился, мамой клянусь! Прошу, дай мне шанс… Я вновь тихо угукнул, не отдавая отчёт о том, на что согласился. Не отдавая отчёт о том, на что подписался. Ведь у Чонгука уже давно не было мамы, она умерла… Ведь Чонгук не исправился… Как можно исправить психическое расстройство?..***
В тот день я сделал Чона самым счастливым человеком на свете. А себя — самым несчастным… Хотя, как я мог даже подумать о радости, о том, что когда-то мне будет хорошо? Вся моя жизнь — сплошное страдание. Так было, так есть и так будет всегда. С каждым днём, проведённым вместе с моим парнем, я чувствовал, что схожу всё больше с ума. То я не так оделся, то я не так посмотрел на проходящего мимо человека, то я слишком мало времени уделяю Чонгуку. Он бесился от каждого моего действия, доставляя мне этим новый комок боли, мешающий легко дышать. Но я не мог от него уйти… Чон не позволит. Он будет преследовать меня и днём, и ночью, пока не поймает в свои цепкие сети, утянув к себе в логово. Он не позволит мне уйти, потому что слишком одержим… Чонгук называет это любовью. Он называет свою одержимость любовью. Оправдывает свою ненормальную ревность ею, оправдывает себя! Но он не любит меня, он всего лишь одержим. Я тоже не люблю его, я просто одержим… Одержим тем, чтобы казаться любимым, нужным и защищённым. Рядом с Чонгуком я чувствую себя кому-то необходимым. Я поддался иллюзии нашего морока… Только вот мне было безразницы на это. Я знал, что не буду счастлив рядом с тёмноволосым. Знал, поэтому поддался этому забвению, лишь бы хотя бы немного почувствовать ласку и тепло чужого не вожделенного мною тела. Даже сейчас, находясь в постели между его горячими руками, что собственнически прижимают меня к себе, я ничего не ощущаю: ни любви, ни эмоций. Но мне это не нужно. Я просто знаю, что Чон превозносит меня выше других. Я просто знаю, что Чон до безумия обожает меня… Мы лежим на кровати в объятиях друг друга, лицом к лицу. Я вижу как в ночной мгле безумно сверкают глаза юноши напротив. Тихо усмехаюсь про себя, подумав, что когда-нибудь гребаная одержимость убьёт его. Тогда никто уже не полюбит меня так сильно, как он. Тогда некому будет хотеть, обожать, возвышать меня. Никто, кроме Ночного гостя. При упоминании его «клички» в душе зашевелился странный червячок чувств, что защекотал мою грудь. Я ощутил лёгкость, вожделение, яркие эмоции, что никогда не вспыхивали рядом с Чонгуком. Но вместе с тем, я ощутил небывалый страх, ужас, поглощающий меня с каждым днём всё сильнее и сильнее. Эта странная какофония эмоций протыкала меня, от чего я мазохически ухмыльнулся. Чонгук, заметив это, тоже улыбнулся и притянул меня к себе, целуя в губы. Я ничего не почувствовал: ни отвращения, ни нежности, лишь полное безразличие к происходящему. Он целовал меня властно, пытаясь показать своё превосходство, а я просто отдавался ему, желая почувствовать хотя бы отголосок симпатии к этому человеку в своём сердце, но вновь ничего не ощутил. Когда воздуха стало не хватать, Чон отстранился от меня и, умиротворённо улыбнувшись, обнял, тихо прошептав слова-признания. Я ответил ему тем же, понимая, что гнусно вру. Я хотел не его, любил не его, мечтал не о нём. Я был покорён лишь им — монстром, что доставлял мне проблемы и страшные муки. Я был только его… Закрываю и тут же открываю глаза в надежде увидеть Ночного гостя. И как раз в эту секунду слышу тихий стук в окно, где, казалось бы, была лишь прозрачная темнота. Смотрю в ту сторону и вижу его… Сердце замирает и тут же начинает плясать свой быстрый танец. Дыхание сбивается, когда в поле моего зрения мелькают два алых, словно рубины, глаза. Мне захотелось подбежать к этому окну и в то же время спрятаться. Мелькнуть перед взором едких глаз и всё же скрыться под одеялом, лишь бы никогда его не видеть. Но я ничего не сделал. Даже не сдвинулся с места. Только смотрел в эти полюбившиеся глаза чудовища, находясь в объятиях Чонгука. — Я люблю тебя… — неожиданно шепчат сзади, крепче прижимая меня к себе. — И я тебя люблю, — отвечаю, смотря на тень, принявшую образ Чона. Ночной гость усмехнулся. Я улыбнулся ему в ответ.