Песнь ангела в ночи

Уставшее тело, налитое свинцом, двигаться отказывается. Сейчас бы в таком состоянии полного опустошения и под влиянием ноющего чувства в груди разрыдаться до болящих глаз и головы, полного вакуума в сознании, да только все слёзы уже пролиты. Уставшая мужская фигура скрючилась на простыни, сбросив одеяло куда-то на пол в агонии попыток уснуть после долгого дня. Пустые, остекленевшие глаза медленно закрываются, а плотно сжатые, едва ли не дробящие в мелкую крошку зубы, челюсти медленно расслабляются. Ещё до того, как мозг воспринял информацию, он почувствовал отдалённый, прекрасный звук. Нежная мелодия мелкой нитью медленно забирала с усохшего тела весь негатив, медленно собирая его в клубок, который никогда не будет возвращён его владельцу. А потом Миша чувствует себя в невесомости. Мягкие перья практически не ощущаются как таковые, а тонкая, но прочная кожа рук создания, на которых он оказался, ощущается лучшим, самым удобным матрасом. Он медленно открывает глаза. Кажется, сразу тысяча или во много раз больше глаз сейчас смотрят на него с нескольких голов. Лёгкое беспокойство и нежность, желание утешить да уберечь – в каждом, молитвой читается. Сухие губы трогает улыбка. Черты Кастиэля воспринять в полной мере не удавалось. Он что-то незримое, непостоянное и изменчивое. Поймаешь какой-то элемент – вместо него уже что-то другое, которое тут же сменяется чем-то совершенно иным. И ангел священно прекрасен в своей неуловимой изменчивости. Огромная колыбель непостоянных в своей форме рук ласково укачивают лежащего на них мужчину, а перья укрывают, мягким массажем ласкают и расслабляют обременённое своим бытием тело. Песнь ангела теперь будто бы звучит везде и сразу, со всех сторон. Это даже нельзя было сравнить с каким-то человеческим понятием. Этот звук сметал пепел и пыль с искалеченной души, дарил умиротворение и покой, необходимые для нового боя с жизнью. И сознание медленно указывается в блаженную черноту, через время сквозь веки перестал видеться свет ауры и глаз ангела. И песнь звучит всё дальше, пока не становится лишь эхом в голове... Смятые простыни и затхлый воздух утра в закрытой комнате кажется не таким напрягающим, как обычно. Миша не торопится встать с постели и тянется к своему карману за бесценной и священной реликвией. Перо ощущалось в ладонях как поцелуй ангела, что находится в состоянии чистой и непорочной эйфории. Миша касается его своими потрескавшимися губами, отдавая в этом жесте всё то немногое, что мог отдать. И дышится от незримого ответа легче, и вот уже улыбка трогает человеческие губы. А песнь слаще и прекраснее любой музыки будет незримым фоном сопровождать его бытие.