But do I need you to survive?

Солнце лежит на столешнице пятнами жёлтой краски. - Вообще-то, - Ева подпирает плечом дверной косяк и неодобрительно складывает руки на груди, - это был мой кофе. Нил резко оборачивается, застигнутый на месте преступления. От бликов яркого света у него словно горят ресницы над приспущенными очками. На воротничке ещё не успевшей помяться рубашки уже сидит маленькое, но заметное даже издалека отчётливо-коричневое пятно. - Ой, - бубнит он, ставя кружку на стол ловко, безусловно, но слишком быстро. Разумеется, часть кофе тут же выплёскивается на скатерть - тоже, кажется, свежую. В этом доме ждали гостей, и Еве незамедлительно становится жаль хозяйку. Стало бы жаль, но больше уже некуда - она лежит наверху, на кровати, и в голове у неё творится сущий бардак, который ещё разгребать и разгребать. - Об этом я не подумал. Прости. - Решил, что он появился тут сам собой специально для тебя? - у напарницы прощать его и в мыслях нет. Она подходит ближе и скептически косится на кружку - конечно же, кофе осталось меньше половины. Проще уж сделать себе ещё порцию - время есть, старушка, обмотанная проводками, пока держится. Её муж, измотанный волнением и предчувствием потери, некрепко задремал в кресле рядом с ней, не выпуская слабой, холодеющей по крупицам руки. - Недосып, - бросает Нил в ответ банальнейшее оправдание. И, поняв, что Еву он этим не впечатлил, выпаливает, картинно прикрываясь руками: - Только не по лицу! Рукава его халата тоже вечно в пятнах неизвестного происхождения. Ева хмыкает и отходит к плите - она хочет поставить чайник. Растворимый кофе ей не слишком-то нравится, но в этом доме другого нет, а значит, приходится мириться. - Я не буду расстраивать твою девушку, - милостиво поясняет она через какое-то время, закрывая кран. Нил выглядит озадаченным. Возможно, он потерял нить разговора за время паузы - с ним такое часто случается. - Девушку? - Или парня, - терпеливо уточняет Ева. Выражение лица у Нила при этом становится такое, что, кажется, при желании его можно было бы осудить за нетолерантность - общественно-полезные работы, знаете ли, и принудительные курсы хороших манер. Штраф в кругленькую сумму... Врагу не пожелаешь, словом. - Я не буду стирать в порошок твоё красивое лицо, вот что я имела в виду. Можешь расслабиться. Что она на самом деле произнесла, до неё доходит почти сразу же. Благо, попытка зажечь конфорку - достаточный предлог, чтобы отвернуться. Господи, дома без электроподжига... Ева не знает, зла она или благодарна, но на третьей-четвёртой с хрустом сломавшейся пополам спичке уже и слепой заметит, что что-то пошло не так. Примерно в этот момент Нил с необычной для него неуверенностью в голосе уточняет: - Ты... серьёзно это сказала? - даже не "Ты серьёзно так думаешь?", будто в такой непреложной истине и усомниться невозможно. - Я не буду стирать в порошок твоё среднестатистическое лицо, - поправляет себя Ева. - Хотя прямо сейчас ты заставляешь меня колебаться. Нил подходит к ней со спины и осторожно забирает коробок со спичками. Его грудная клетка на какой-то момент почти параллельна её напряжённой спине, и Ева замирает, но всего на миг - если бы он не отошёл первым, она бы точно отшатнулась и дала ему пощёчину. Зажечь огонёк у Уоттса, кстати получается с первого раза. Он подвигает чайник на нужную конфорку и уточняет почти виновато: - Я рос в старом доме, похожем на этот. Память тела и все дела, - и, всё-таки выдержав паузу для приличия: - Так что там с моим лицом? - Ничего, - фыркает Ева. - Обычное уродливое лицо, которому, к тому же, грозит опасность. - Можешь вмазать по нему от души разочек, - идёт на уступки Нил. - Но учти: этим лицом больше некому восхищаться, кроме тебя. А что насчёт твоего лица? Еве требуется немного больше времени, чем обычно, чтобы сообразить, о чём речь. Что ж, она первая начала этот разговор, не ей жаловаться на то, что он выходит слишком откровенным. Чайник закипает с ней в унисон, ну, что уж тут попишешь. Можно только надеяться, что за льющимся кипятком слов будет не различить. - Я не считаю, что наша работа совместима с личной жизнью. - Вот так категорично? - переспрашивает Нил. Судя по звуку, он отпивает из прежней чашки свой (её, на самом деле) давно остывший кофе. Ева в этом доме не хозяйка, да и на кухне у неё в целом не ладится - она и не пытается предложить ему новый. У Нила есть руки, ноги и целая жизнь впереди, он как-нибудь справится сам, не маленький. - Наверное, - она пожимает плечами и нечаянно насыпает слишком много гранул. Будет горчить. С другой стороны, может, это и к лучшему - впереди ещё очень, очень долгий день, в отсутствии сна сливающийся с предыдущим. - Хотя, конечно, при желании можно найти компромиссы. Я слышала, что... Замолкает. Ловит себя на полуслове. Ей уже не нравится, как должно было прозвучать то, что она собиралась сказать. Она этим хватила бы через край. И вообще, пора уже возвращаться к работе. Кофе обжигает язык, Нил настороженно придвигается ближе. - Что? - Ну, это сплетни, - тем более, сплетни о её, наверное, лучшей подруге. Не считая Нила. Нил всегда и во всём выходит за рамки, игнорировать его присутствие невозможно. Еве не нравится стоять перед выбором. Работа - место, где ей комфортно, несмотря на все возникающие сложности и убойные дежурства; место, где она знает всё и способна на всё; совершенно точно не место для таких разговоров. - Начала - говори, - обиженно вскидывает брови Нил. Он любопытен, как девятьсот кошек, у которых на всех осталась одна жизнь. Ева неохотно бормочет в свой кофе: - Вроде как Рокси и Роб решили попробовать... Первое мгновение Нил кажется озадаченным, а потом его глаза, можно поспорить, округляются за непроницаемыми стёклами очков. И губы тоже складываются в букву "о". Вот так: - О, - и, секундой позже: - Я могу использовать это как компромат? Ева хмурится так, что он невольно пятится. - Только попробуй. Они оставляют в раковине чашки с разводами, а на белоснежной скатерти - полукруглое кофейное пятно. Кто теперь уберёт весь этот беспорядок? Неловко соприкасаются плечами на слишком узкой лестнице - Еве тревожно, и теперь она молча корит свой слишком длинный язык, пока Нил не останавливается перед ней и не говорит: - Всё в порядке. Я - могила, - будто всё это время мог слышать её мысли. Почему-то становится немного спокойнее. Ненадолго - такая уж у них работа. * - Привет, Ева! - бросает Нил, не отрывая взгляд от экрана. Ева подходит и становится рядом, опираясь на стол. Так близко, что она может видеть, как ноздри Нила сужаются и расширяются, втягивая воздух. - Привет. - Это что, кофе? Когда разговор начинается подобным образом, яснее некуда, что ждать ничего хорошего от него не стоит. Ева и не пытается - в конце концов, она знает, с кем имеет дело. Аккуратно мнёт почти горячий стаканчик в руках, прикидывая, что отпивать из него точно ещё рано, и с непробиваемым видом уточняет: - Да. Тот самый, знаешь, из автомата, который стоит в коридоре, прямо за углом от двери в твой кабинет. Нил игнорирует заброшенную удочку подчистую. - Поделишься? Вместо ответа Ева снимает крышечку - она не совсем уверена, но ей кажется, что так остывает быстрее. Всё помещение немедленно заполняется под потолок запахом молотых зёрен - ну, или дешёвого порошка. Зависит от того, с какой долей оптимизма ты смотришь на вещи. Ева надеется на зёрна, но по-настоящему верит в худшее - она по зову службы строит из воздуха и обрывков воспоминаний слишком много красивых сказок, чтобы не знать, откуда они берутся и каковы на самом деле на вкус. Ловкость рук, ничего больше. Порой ты буквально-таки заставляешь себя надеяться. У Нила лихорадочно блестят глаза - это почти что ломка. Не нужно вглядываться, чтобы увидеть, как ему хочется сделать хотя бы глоток. Ева пожимает плечами и говорит, глубоко вдыхая терпкий парок: - Ты можешь сходить за ним сам. Она не нанималась Нилу в сиделки. Она и так делает для него достаточно. - Не могу, - напарник вновь переводит взгляд на экран и прокручивает вниз открытую на середине страницу. Ищет что-то? Ева старается не вглядываться - ей кажется, она увидит там что угодно, только не отчёт о последнем их деле, которым уже очень даже пора заняться. - Боб караулит меня у водопоя. Сказал, что не отступится, пока я не верну двадцатку, которую я занял у него на прошлой неделе. - Роб, - автоматически поправляет Ева. Робу тоже нужно работать, вертится на языке, но вместо этого она решает нанести прицельный удар логикой, к которой не придраться. - Ну так верни ему двадцатку. Не ты ли недавно хвастался, что у тебя денег куры не клюют? Нил смотрит на неё снисходительно. Впрочем, может быть, всё дело в его вечных очках со светоотражающими стёклами. Может, на самом деле он вообще смотрит на всё ещё зажатый в её руке стаканчик и хищно примеривается. Ева не скажет наверняка, и это её нервирует. - Ты не понимаешь. Теперь это дело принципа. Она пожимает плечами. Она и вправду не понимает. - Вероятно, он давно уже сидит у себя и работает над квартальным отчётом. От Нила ожидается реплика в духе: "Ха! Квартальный отчёт? Звучит почти как Квартальная бойня!". Однако, видимо, сегодня у него настроение поиграть в самых наилучшайших на свете детективов - он проникновенно хватает Еву за рукав халата, вытягивается к её уху и предлагает почти что шёпотом, будто за ними ведётся слежка: - Выгляни в коридор и посмотри. От тёплого дыхания встают дыбом волоски на шее. Ева забывает возмутиться, что он чуть не облил её кофе. - Ещё чего! - отшатывается от стола. Нил выглядит разочарованным. - Пожалуйста? - Отстань от меня и займись отчётами. Ты ни один за последний месяц не сдал вовремя! - Ева скрещивает руки на груди. В этот раз себя чуть не обливает кофе она сама. В пылу спора пластмассовая крышечка от стакана летит на пол и - страшно представить - немедленно покрывается недельным слоем пыли. Возможно, Нил сделал всё, чтобы отобрать ключи от своего кабинета и у уборщиц в том числе, а сам он никогда не снизойдёт до того, чтобы убраться по-человечески. Теперь Ева и дотронуться до неё побрезгует. - Я не могу работать без кофе! - гнёт он свою линию с упрямством летящего прямо на тореадора быка. Пусть будет больно - проще разбиться в клочья, чем повернуть назад. - Вот если бы ты отдала мне свой... тогда возникла бы вероятность, что я закончу хоть что-то в срок и тебе не придётся прикрывать мою бесстыжую задницу снова... Предложение, конечно, заманчивое. Погружаясь в раздумья, Ева, сама того не заметив, отпивает из стакана. На бортике остаётся буроватый след - смесь кофейной пенки и её неброской помады. Нил окончательно перестаёт коситься на напарницу исподтишка - видимо, принимает это за решительное "нет", но в конечном итоге Розалин двигает к нему кофе по столу, наслаждаясь тем, как вытягивается у Уоттса лицо от тихого, но всё ещё неприятного скрежета. - Всего глоток, - предупреждает строго. - Ты так дёшево оцениваешь мой труд? - подскакивает на месте Нил. - Я трезво оцениваю шансы, - ей не составляет труда его осадить. - Я не припомню ни одного случая, чтобы ты уложился в дедлайны... Скорее уж, назови это невыгодным вложением. Понимая, что большего ему от неё не добиться, Нил принимает стаканчик всё-таки с неким подобием благодарности и делает глубокий глоток от души - а потом ещё парочку мелких и торопливых, будто она может не заметить. Ева закатывает глаза. Она не знает, нарочно ли он отпил с того же края, что и она. Будь её помада более яркой, это было бы потенциально смешным, а так - ничего не заметно. - Спасибо, - стакан перекочёвывает обратно к ней в ладони. Ей интересно, заметит ли Нил, что она продолжила их косвенный поцелуй. Непрямой поцелуй. Звучит прямо ​как непрямой массаж сердца. В общем-то по Нилу редко что можно сказать наверняка. Он снова горбится над своим компьютером, торопливо стучит по клавиатуре, и Ева не знает, продолжает ли он вообще на неё смотреть. Она чувствует себя ужасно глупо. Стоит запомнить: никогда больше ни с кем не делиться кофе. Уже уходя, она бросает через плечо: - Надо ли мне знать, над чем ты работаешь? - не слишком-то надеясь на ответ. Нил простодушно улыбается - это даже в его голосе слышно. - Не думаю, - он не станет распространяться о том, в какую сомнительную авантюру собирается ввязаться на этот раз, а Ева не спросит. Она никогда не спрашивает. У неё есть работа, не слишком блистательная, но карьера, какой-то огрызок семьи и мечта когда-нибудь скопить денег на маленькую ферму. Только, чур, без животных. Не совсем ферму, а, скорее, этакий маленький садик у моря. Ладно, может быть, не совсем маленький, но достаточно маленький, чтобы в нём точно не было места для Нила и его проблем с законом. Иначе искушения точно не избежать. Еве вообще не нужны проблемы, и она плотно закрывает за собой дверь. У неё нет даже искушения обернуться. * - Вот, - Ева ставит на столик перед Нилом блестящий красный поднос, заваленный дымящимися бургерами, наггетсами, картошкой фри, и смотрит сверху вниз. Нил тоже задирает на неё голову - правда, за стёклами очков не видно выражения глаз. - Ты это серьёзно? - подумав, уточняет. - Ты же помнишь, что я хожу на курсы кулинарии, да? Ева упрямо молчит. Она помнит. Она же не может признаться, что запаниковала? Это какие-то глубинные детские воспоминания - она ведь хорошо питается, у неё сбалансированный рацион с достаточным количеством овощей... Но сотни нечаянно увиденных рекламных роликов скандируют в голове: Макдональдс, здесь вы найдёте кучу калорий по доступной цене в любое время суток. И, конечно же, кофе, хотя за его качество вряд ли кто-нибудь бы поручился. Ева бросает сверлить Нила взглядом - присаживается рядом с ним и демонстративно разворачивает чикенбургер. Она не может вспомнить, когда ела что-то такое в последний раз. В любом случае, это точно было не в три ночи на окраине города. Не под пристальным взглядом с бледного, как мел, лица. Из-за него Еве на миг кажется: откушенный ей кусок на вкус как картон. Нил тянется за картошечкой, и наваждение быстро проходит. - Ешь! - он точно нуждается в подбадривании: неторопливо отковыривает крышечку от соуса и принимается вяло макать туда ломтики один за другим, не решаясь положить их в рот, пока зажатая между его пальцами фри не начинает напоминать когти Фредди Крюгера. - Ешь! - повторяет Ева громче, чем планировала. На них оборачивается парочка подростков от дальнего столика - они оба накрашены, их лица перемазаны помадой, а может, кетчупом. - Ты в курсе, что по закону не можешь меня заставить? - ворчит Нил. - Ты не моя мамочка, - но отсылка на "Доктора Кто" пропадает впустую: Ева смотрела только нью-нью-скул, хоть и наслышана про мемы с нью-нью-Нью-Йорком. У неё нет на это времени и сил - на всё это, и она тщательно пережёвывает последний кусок, готовя ответ. Что может быть убедительнее холодной логики? К ней не прислушиваются только дети - ещё одна в копилку причин, по которым доктор Розалин никогда не станет матерью. Рядом с доктором Уоттсом логика барахлит и помогает через раз, но, в любом случае, стоит попробовать. - Нил, так дальше не пойдёт, - социальное взаимодействие как по учебнику: Ева пытается поймать его взгляд, тянет руки через стол. Голос становится проникновеннее. - Ты подвергаешь опасности не только свою жизнь, но и всё, над чем мы работаем. Я уже молчу про интересы компании - представляешь, во сколько тебе может обойтись судебное разбирательство? - Нил пялится в полированную поверхность стола, бесконечно отражающуюся в его очках. Кажется, аргументы не работают, от этого в груди вскипает и поднимается по горлу закономерное раздражение, похожее на изжогу. - Тебе же не пять лет. Когда ты в последний раз нормально ел и спал? Он натянуто улыбается - снова не ей, а своему отражению. Беззастенчиво кокетничает с ним. Совершенно не слушает. Ева предпринимает ещё одну попытку: - У тебя есть выбор: либо ты ешь сам, либо я кормлю тебя с рук. Ты можешь не думать о себе, ладно, но... - она больно дёргает его за подбородок, заставляя смотреть прямо. Она не скажет: "подумай тогда обо мне и о том, что со мной будет, если тебя не станет" - это слишком банально, к тому же, какое им обоим и вправду друг до друга дело? - Понимаешь, нас ждут люди, которые полагаются на нас. Эти люди умирают, Нил, а ты хочешь предложить им услуги врача, которому самому нужна помощь? Стёкла очков по-прежнему непроницаемы, но, Еве кажется, взгляд он даже не поднял. Всё по факту, нечего возразить. Она ничего не имеет против, пока он может держать себя под контролем, - в такие моменты она иногда даже вовсе забывает, что что-то не так. Однако, если уж Нил срывается, глупо думать, что она останется в стороне. - Чёрт, Ева, - бормочет он еле слышно, - отвянь: я просто ждал, пока картошка пропитается соусом. Так вкуснее! Попробуй. Чувствуя себя рядом с ним ещё более неловко, чем обычно, она губами выхватывает вымаранную в кисло-сладком соусе палочку из его пальцев, нечаянно касаясь светлых волосков чуть выше костяшек. Лучше уж так, чем испачкать руки. - Дерьмо какое-то, - раскисла и превратилась в пряную жижу. Ева морщится, но проглатывает. Её настораживает то, что в ответ не слышится возражений. - Что, ничего не скажешь? - Скажу, - стёкла очков Нила странно сверкают, - что у тебя определённо какой-то фетиш на кормление. - Да ладно тебе! - Ева отмахивается и немного даже краснеет. Не хватало ещё, чтобы теперь этот эмоциональный спич он припоминал ей до конца жизни. Что ж, хотя бы радует, что он и вправду съедает всю размокшую картошку, а потом принимается окунать в соус следующую партию. - Кто тут больший извращенец - ещё вопрос! Как ты вообще это ешь? - К тому же, - Нил игнорирует её вопрос подчистую, - мы даже не настоящие врачи, чтобы ты могла так говорить. - Допустим, - не отстаёт Ева, - зато я знаю, что ты - настоящий придурок. У вас остались комментарии, доктор Уоттс? - Конечно, - он отхлёбывает глоточек самого-дешёвого-кофе-который-Ева-пила-за-последние-пять-лет и демонстративно морщится. - Ты забыла положить сахар. - Откуда мне было знать, что ты пьёшь с сахаром? - ворчит Ева. На ум ей приходит новая дьявольская идея. - Я принесу тебе его, когда ты съешь один из бургеров, - ещё бы, сам он вряд ли дойдёт - едва держался на ногах ещё на входе. - У нас тут есть, - она шуршит упаковками, - гамбургер, чизбургер и, эм... я могу сходить за ещё одним чикенбургером, если хочешь. - А крабсбургер?.. Ей вправду сложно воспринимать его не как ребёнка. Бороться с желанием отвесить ему подзатыльник. Позже, когда они, полностью сытые и относительно довольные, забираются в машину, Нил тыкает её в плечо и предлагает: - Я постараюсь лучше питаться и всё такое, а ты больше не будешь кормить меня так, что холестерин лезет из ушей. Договорились? Ева, конечно, кивает, заводя мотор, но, с другой стороны, она точно знает, что Нил редко держит обещания. Почти никогда. И, к тому же, если что-то такое случится снова, она ни за что не упустит возможность вмешаться. Нил, думается, понимает это тоже. Разморенный, он засыпает в соседнем кресле, пока она потихоньку едет к зданию корпорации, и когда его тяжёлая голова скатывается к ней на плечо, она и не думает оттолкнуть его. Скорее, борется с желанием неуклюже потрепать по волосам. * - Воу, ты чего? - Прости, - вздыхает Ева. Окажись она едва ли не на руках у Нила в любой другой ситуации, она наверняка отреагировала бы по-другому - и уж точно не так цензурно. Увы, сейчас мысли у неё путаются, перед глазами всё кружится. Она никак не может вспомнить, четвёртый это вызов подряд или пятый, но точно уверена, что не должна была столько работать. Впрочем, об этом стоило подумать раньше. Теперь же адреналин, подгонявший её во время работы, отступил и её голова полна блестящих, мягких, тёплых медуз. - Ты в порядке? - продолжает глупо переспрашивать Нил. Ева пытается выпрямиться на своих двоих, но гравитация берёт своё. - Просто устала, - это, конечно, неправда. Чудовищно устала. Неимоверно устала. Век живи - век учись: оказывается, не зря говорят, мол, от усталости на ногах не держусь. - Я видел её пару суток назад, - подаёт голос всё ещё не ушедший доктор. Он заправляет за уши сальные седые пряди, похожие на клочки паутины или заплесневевшие макаронины. - Вам, ребята, точно следует отдыхать почаще. - Пару суток? - нечастое явление: Нил хмурится. Возможно, он проклинает судьбу за то, что разучился говорить нормально и теперь может лишь задавать вопросы. Ева не хочет ему что-либо объяснять (она хочет лечь, лечь прямо тут и не вставать никогда), однако чувствует, что без этого не обойдётся. - Я подменяла Роба. Разобрала с Рокси несколько случаев, ничего такого... - Сколько? - перебивает её Нил. Небо кажется низким и мягким, как пуховые подушки. Ева зевает - а хорошо было бы упасть на какое-нибудь облако и заснуть. Или, может быть, прямо в снег. Отсюда, с высоты её роста, он тоже ничего. Нил в который раз за пару минут хватает её под мышки, и Ева сдаётся. - Я не помню. ...Она просыпается на пару мгновений, пока машина едет по пустому шоссе. Утро такое раннее, что даже в городе мало кому взбредёт в голову рассекать по улицам. Щека от стекла плоская и холодная, а лоб на ощупь слишком горячий - да, от переутомления Еву тоже иногда лихорадит. Она старается быть с этим осторожнее, просто забывает... чаще, чем следует. Мимо проносятся многоэтажки и туман, сравнимый по цвету с асфальтом. Тяжёлый и отсыревший, не перевернуться, не пошевелиться. Ева вздыхает. Мгновение спустя она чувствует лёгкое прикосновение к своему плечу. - Не хотел бы я, чтобы ты умирала, - почему-то выдаёт Нил. Взглянуть бы на него украдкой - но веки снова слипаются. Ева покорно закрывает глаза и слушает. - Никто другой не станет так надрываться, чтобы прикрыть мою задницу. Я наверняка потеряю работу и умру в нищете - и полгода не успеет пройти, - он молчит, словно взвешивая, верно ли прикинул, и Ева предпочла бы возмутиться, но во рту у неё сухо и пусто - ни словечка. - А ты? - Нилу Уоттсу явно нравится задавать риторические вопросы, когда он думает, что его никто не слышит или не слушает. - Что бы ты делала, если бы я умер? Наверное, вздохнула бы с облегчением? Тишина, потом - переливы негромко насвистываемой мелодии. Ева засыпает снова, и ей снится, что Нил и вправду умер: в его памяти, согласно корпоративной этике, копался кто-то другой, а потом были не слишком-то многолюдные похороны и вовсе скромные поминки. Ничего особо не изменилось. Просто пришлось привыкать к работе с новым напарником, что не заняло много времени: никто в принципе не может косячить больше, чем Нил. Ко всему прочему, Николас оказался тем ещё красавчиком, таким, что невольно задумаешься: почему бы не испытать судьбу?.. Ева просыпается и никак не может отдышаться. В глаза ей бьют лучики солнечного света - на дворе день во всём его великолепии, а Нил Уоттс, живой и невредимый, крепко спит, обхватив руками руль, на соседнем сидении. Машина не слишком-то аккуратно припаркована возле подъезда её дома - партнёр, как всегда, раскорячился на два парковочных места, не думая о других. Ева обводит мир вокруг глазами, впитывает в себя до чёрточки и сидит тихо как мышка, пока не чувствует, что снова способна дышать нормально. Иногда она думает: может, она не осторожная и не разумная, даже вовсе не склонная к логическому мышлению. Может, она просто трусиха и ищет лёгких путей. Если у тебя нет ничего своего, тебе ни за что и не надо сражаться. Можно отказаться от сестры, не ходить к родителям на могилу, оставить позади друзей ради изматывающей работы... В самом деле, можно бежать бесконечно, если тебе хочется именно этого. Иногда она думает: она так долго безвозмездно прикрывала задницу Нилу Уоттсу, что совсем забыла о том, как он умеет делать это в ответ. Мастерски. Ева легонько поправляет ему сползшую на лоб чёлку и говорит: - Ты неправ, - в молчании она подбирает слова со дна своей души. - Если бы ты умер, я бы тоже в "Зигмунде" не осталась, - все эти фразы вдруг кажутся ей недостаточно весомыми. Они не такие тяжёлые и сковывающие, как усталость и туман из цементной крошки. Ещё можно выбраться из-под них и вывалиться из гнезда. Ева никогда не знала другого такого человека, который был бы так расположен к тому, чтобы бездарно сдохнуть. - Я была бы убита горем, Нил. Ей тошно на него смотреть, и она уходит, не разбудив, даже не заметив, как машина трогается с места, стоит ей скрыться за дверью подъезда. ...Ева приносит ему кофе, когда они принимают следующую смену у Виллиса и Таймы. Это кофе из благодарности. Немного сахара и немного извинений за доставленные неудобства, но больше всего - неловкости, когда старички хихикают ей вслед. Честное слово, кажется, ещё немного - и они бы начали тыкать в неё пальцами. Ева бесцеремонно ставит перед Нилом стаканчик, а потом неуклюже присаживается на краешек стола и ставит перед фактом его самого: - Они все думают, что мы встречаемся. - Да, я знал, - Нил не отводит взгляд от монитора. Ева может понятия не иметь, чем он там занят и во что опять влип, но сам он всё-таки хорошо ей знаком; она уверена, что он до этого момента не замечал подозрительные шёпотки ни разу. И что теперь нескоро выкинет мысли о них из головы. Или, может, его "я знал" звучало чуть более восклицательно и торжествующе? Ева молчит и смотрит в окно. Во что он опять заставил её вляпаться? * Когда Ева просыпается, Нил сидит на кухне её квартиры и с загадочным видом пялится в окно. Его несложно заметить, но Ева предпочитает пройти мимо. Её цель - графин с водой на дальнем краю стола. Не достигнув его, не получится даже ответить на классическое "с добрым утром" - так сухо во рту. Она тысячу лет так не напивалась. Может быть, вообще никогда. Нил на кухне - живое тому доказательство. - И? - вопрошает Ева, едва обретя способность говорить. По его лицу растекается паршивенькая ухмылочка, знакомая ей наизусть. - Что бы ты ни сказал сейчас, я знаю, что это будет отвратительная штука. Нил даже рта не успевает раскрыть, зато и улыбаться перестаёт. Превентивные меры действуют, радость-то какая. Ева наливает себе ещё стакан воды. - Я думал, ты не помнишь, что произошло вчера, - разочарованно тянет Нил. - Не помню. Но, поверь мне, я всегда узнаю, если ты мне солжёшь, - Ева не собирается быть с ним милой. Доктор Уоттс и удушающее похмелье одновременно - это слишком. Больше всего на свете ей хочется принять душ, сварить в турке крепкий кофе без молока и без сахара и вернуться в постель, а после - не вставать целый день. Если получится. Если не будет вызовов. В конце концов, как ни крути, кажется, они с Нилом уехали раньше всех, а значит, согласно проигранному спору и банальной логике, именно они сегодня заступают на смену. Вряд ли кто-то другой в состоянии. С этой точки зрения выгонять напарника нелогично - самой же придётся потом заезжать за ним или ждать его у подъезда, теряя минуты, которые могли бы пригодиться позже. Но Еве всё равно не хочется его видеть. Ей даже не хочется знать, что случилось. Нил, конечно, об этом и не подозревает. - Я напился и попросил тебя отвезти меня домой, но, кажется, ты тоже напилась, потому что в итоге приехала к себе домой и завалилась спать. Ну, я и решил, что не стесню тебя, если переночую на диване. - Мог бы уйти раньше, - бросает Ева, толком не подумав. Может быть, это грубовато, но она никогда не славилась гостеприимством. В этой квартире давно уже никого не бывает, кроме тех, которые уходят задолго до пробуждения хозяйки и никогда больше не возвращаются. Бледные тени плохих решений, всего на одну ночь. - Зачем было ждать, когда я проснусь? Нил выглядит несчастным. - Я не смог разобраться с дверным замком. - Ты издеваешься, - лоб болит, когда по нему хлопаешь со всего размаха, и Ева морщится, хотя должна была уже привыкнуть, учитывая, как часто она прибегает к этому жесту. - Ты - технический специалист корпорации "Зигмунд", между прочим, лучшей на рынке, и ты мне говоришь, что не смог открыть дверь? - Послушай, - теперь он кажется почти оскорблённым, - я специалист по мозгам, а не по дверям, - невыспавшийся, бледный и растрёпанный, Нил всё же пробуждает в ней жалость. Ева не понаслышке знает, какой у неё жёсткий и узкий диван - она специально купила такой, чтобы не засыпать за просмотром телека. Ей всё ещё хочется прогнать незваного гостя, но как-нибудь мягко, поэтому она предлагает: - Кофе? От кофе Нил никогда не отказывается. После кофе всегда уходят, нет? Суетясь у плиты, Ева замечает вытащенную и брошенную на столешнице пачку обезболивающего из собственных личных запасов. Может быть, она сама зачем-то взяла таблетки ночью. Может, у Нила от похмелья разболелась голова. А может... Ева молча убирает упаковку на место, не забывает положить во вторую чашку сахар и сама с удовольствием вдыхает пряный кофейный парок, от которого изрядно проясняется в голове. Садясь за стол, она для порядка уточняет: - У нас ничего не было? Нил выглядит так, что невольно приходишь к выводу: если бы он уже успел набрать в рот кофе к этому моменту, он бы обязательно поперхнулся. - Ты вправду настолько ничего не помнишь? - Урывками, - уклончиво отвечает Ева. Да, за руль ей вчера садиться явно не стоило. Удивительно, как ничего не случилось. А если что-то и произошло, она всё равно ничего не запомнила... - У нас не было проблем с полицией? - Нет, но в следующий раз, когда ты будешь меня подвозить после вечеринки, дыхнуть тебя в трубочку заставлю я. - Молчи, придурок, - она несильно пихает его в плечо и ненадолго затихает, отчаянно пытаясь сообразить, чем бы таким его попрекнуть. Память медленно возвращается - не полностью, но хоть что-то. - Эй, мы играли в "я никогда не", и ты выпил, когда Рокси сказала "я никогда не подглядывал(а) за Евой в душевой"! - Ты же понимаешь, - Нил кривится, точно лимон проглотил, и отчаянно отводит взгляд, но его, конечно, выдаёт лёгкий румянец, - я не зря просил тебя подвести меня, - объясняет с расстановкой. - Я выпил ещё больше, - Ева с трудом представляет, куда уже больше, но сурово кивает. - К тому же, глотнул рюмашку тогда не я один! И правда, это ей тоже вспоминается. Однако то, кто был этот второй, - тайна, покрытая мраком. Как бы то ни было, вывод один - стоит перестать забывать запирать дверь! На Еву никогда нельзя положиться, когда дело касается таких мелочей. Она всегда думает о чём-то большем. - А я что? - переспрашивает она, отчётливо понимая, что не могла не смолоть какую-нибудь глупость в таком состоянии. Нил делает страшные глаза: - Если я скажу, то достанется мне, хотя я совершенно ни в чём не виноват! - некоторое время она отчаянно уламывает его признаться, однако добиться своего оказывается неожиданно трудно. Да уж, Нил бывает тем ещё твёрдым орешком, когда дело касается вещей, о которых он не хочет говорить. Зная это, Ева, может быть, смирилась бы и с мыслью о том, что они переспали, - по крайней мере, Уоттс держал бы рот на замке. Хотя от самой мысли ей становится жарче обычного, и она украдкой вытирает вспотевшие ладошки о скатерть. - Ладно, ладно! - он шутливо поднимает руки вверх, наконец сдаваясь. - Ты выпила на "я никогда не хотел(а) покрыть лицо Нила поцелуями". Не удивляйся специфике, кажется, это была очередь Виллиса. - Чёрт, - Ева утыкается носом в сгиб локтя и собирается никогда не поднимать больше глаза по крайней мере целую минуту. - Все эти намёки явно неспроста. Хотела бы я отмотать время назад и просто не приезжать на эту вечеринку. - Не надо отматывать время назад, - возмущается Нил, - а то мой кофе никогда не остынет, - Ева обращает внимание на то, что он так и не отпил из своей чашки. - Если бы знала, кинула бы тебе льда. Я иногда так делаю, когда куда-то спешу. - Что за манеры! - Нил картинно сокрушается, а потом добавляет: - Впрочем, я никуда не спешу. Ева в ответ на это скептически хмыкает - всё-таки это её квартира, к тому же, она сама не заметила, как допила свою чашку кофе, и всё идёт наперекосяк, не по плану. Как всегда, когда им приходится работать в команде. Как всегда. - Вот как? - получается почти без сарказма. - Ну, тогда я в душ, не обессудь. Можешь взять себе что-нибудь из холодильника, только желе не трогай. - А ты любишь склизкие вещи, - глубокомысленно кивает Нил. Подумав, уточняет с ухмылкой в пол-лица: - А про душ - это приглашение? Ева туговато соображает этим утром, но когда смекает, к чему это он, незамедлительно закипает. Так и врезала бы по кумполу - ему или себе, чего уж там... Она даже заносит руку для удара, и Нил привычно втягивает голову в плечи, однако черепашка из него выходит неудачная. - Нет, - щёки у неё позорно-горячие, наверное, красные, как раскалённое железо. Она опускает руку и ретируется так поспешно, как только может, чтобы избежать вопроса, почему она передумала. Нил может считать, что он хорошо маскируется и ведёт себя как обычно, но Еве хорошо знаком этот оттенок его лица. Уже-почти-лежачих не бьют. К тому же, если бы обезболивающее брала она, она бы обязательно (в любом состоянии!) положила пачку на место. ...Дверь в ванную она оставляет незапертой - отчасти намеренно (честное слово, Нил известен ей наизусть: во-первых, он только хочет казаться наглым, во-вторых, ему явно нехорошо), отчасти потому, что пользуется защёлкой слишком редко: совсем забыла правильное положение и сдаётся после нескольких поворотов наудачу. Раздевается она не без опаски - слишком быстро, на её вкус, решает даже пока не складывать аккуратно вещи. Залезает в ванну, нарочно не оглядываясь, - знает, что вид одежды, сваленной в непонятную, неопрятную кучу, способен довести её до зубовного скрежета. За шторкой как-то спокойнее. Ева включает тёплую, почти горячую воду и позволяет себе на десять минут забыть обо всём. Однако - вот ерунда - кое-что наоборот вспоминается. Она думает о себе вчера: длинное зелёное платье, матово поблёскивающее и тесное, как чешуя змеи. Молния во всю спину - не дотянуться самой. Рокси помогла застегнуть его, когда после рабочего дня и перед вечеринкой они прихорашивались в одном из кабинетов. Ева уверена, что и уезжала домой в этом платье, - она была не в том состоянии, чтобы вспомнить о такой мелочи. Но сейчас... На вещи всё-таки приходится взглянуть - чтобы лишний раз убедиться: пижама в клеточку, практично и просто. В конечном итоге Ева, пожалуй, слишком озадачена, чтобы чувствовать ещё и зуд в руках - желание немедленно вылезти и, оставляя на полу мокрые пятна, убрать за собой. Вздохнув, она плотно задвигает шторку снова и изо всех сил старается не думать о единственном возможном варианте ответа на эту не такую уж сложную задачку. Не думать о том, как она неразборчиво просит: "Нил, помоги". О том, как в её спальне, ярко освещённой полной луной и звёздами (Ева не любит закрывать шторы), Нил осторожно (а может, наоборот, резко и грубо, подрагивающими от выпивки руками) берётся за язычок молнии, поймать который, конечно, получается не с первого раза. А потом медленно, аккуратно ему открывается её тёмная и гладкая, как оборот шоколадной плитки, вечно немного ссутуленная спина... Может быть, если их пошатывает, ему приходится положить руки Еве на талию, чтобы обрести равновесие. И он почти наверняка видел хотя бы край её трусов с глупым рисунком - то ли белочки, то ли кактусы. В конце концов, доктор Розалин окончательно перестаёт понимать, что из этого она выдумала, а что вспомнила. Как бы то ни было, к счастью или наоборот, полностью утонуть в этих мыслях у неё не получается - скрипит дверь, и Нил тихим, несчастным голосом тянет: - Ева... тут такое дело... мне срочно надо воспользоваться твоей уборной... Все сцены, уже почти принявшие неприличный оборот, испаряются в мгновение ока. Конечно, это же Нил. Это же жизнь, а не любовный роман - Ева вообще никогда не читала любовных романов. Она радуется, что в своё время выбрала непрозрачную шторку для ванны (может, всегда знала, что когда-нибудь с ней что-то такое произойдёт), и бросает своим обычным голосом, хорошо различимым даже сквозь шум льющихся струй: - Конечно. Чего уж там, - ладно, немного едко, но Нил вряд ли обращает на это внимания. Щёлкает крышка унитаза. Слышатся звуки рвоты. Ева закатывает глаза и тут же пытается вспомнить, есть ли у неё в аптечке что-то, что может помочь. Убедившись, что за шторкой всё стихло, просит, стараясь придать голосу больше мягкости: - Если ты закончил, предлагаю тебе пойти в спальню и попробовать заснуть, - ладно, мягкой быть сложно, если представить, что от унитаза наверняка придётся отмывать брызги чужой блевоты. Нил чует недовольство, просачивающееся сквозь поры каждого из её слов, и неуверенно пытается возразить: - Ну что ты... я в порядке... - Я никуда не отпущу тебя в таком виде, - бурчит Ева. - Сомневаюсь, что ты вообще умеешь о себе заботиться. - Я в порядке, - продолжает настаивать Нил. - Всё тип-топ, и если вдруг вызов... - Я позвоню Рокси, - перебивает она. - Или кому угодно другому. Твой организм не выдержит погружения, - нехотя, она признаёт: - Видимо, вчера ты всё-таки и вправду выпил больше меня. Она слишком долго стоит под душем, ожидая, пока Нил уползёт достаточно далеко на своих подгибающихся ногах. От влажности её пальцы становятся похожими на изюм. Зато, когда Ева, одевшись и наскоро приведя себя в порядок, всё-таки добирается до кровати, доктор Уоттс уже спит без задних ног. Он выглядит мирно, но Ева на всякий случай проверяет жилку у него на шее и лишь затем расслабляется. Чёртов недотёпа... Аккуратно стащив у него с носа забытые там очки, она складывает их и оставляет на прикроватной тумбочке. Странно, но без них Нил выглядит старше. Начинает напоминать взрослого. Может быть, если бы им было по десять лет, он сказал бы ей: "Ты обязательно в меня влюбишься! Вот увидишь!" Если бы им было по десять, Ева бы отчаянно отпиралась, скрывая то, что это уже случилось. Им не по десять. Жаль, что им не по десять. Или, может быть, всё-таки..? * - Что за..! Первым делом Ева мысленно радуется, что не любит гонять без правил. Она редко едет на скорости выше средней - потому и машина останавливается медленно, даже едва ли не плавно. Радость портит одно: она это делает прямо посреди полосы, на плохо освещённой, между прочим, даже совсем не освещённой дороге, где-то примерно нигде. Нил просыпается от толчка - кажется, врезается лбом в спинку впередистоящего сидения и сдавленно матерится. После особенно сложного дела он всегда едет на заднем, и Ева, пожалуй, может это понять: там легче и закинуться обезболивающим, и вздремнуть, развалившись почти что во всю длину кресел, и скупо всплакнуть, закрыв лицо рукавом халата. Она и сама так делает, если есть возможность; делала бы, но ей нужно вести машину и аккуратно припарковать её хоть у чьего-нибудь дома. Что затруднительно, когда бензобак пустой. Надо же: так устала, что даже не заметила мигающей красным лампочки на приборной панели... - Мы приехали? - бормочет хоть немного пришедший в себя Нил, высовываясь вперёд. Он кажется ещё более растрёпанным, чем обычно, но Ева не склонна замечать это - она лишь складывает руки на груди: - Это уж точно, - и, не дожидаясь, пока Нил проявит наблюдательность, которой и без того не отличается, замечает: - Видимо, какой-то недоумок взял попользоваться служебную машину, а потом забыл заехать на заправку и залить полный бак, как мы договаривались. Она выделяет интонацией последнюю часть фразы, хотя уж в этом-то, кажется, нет нужды: Нил скукоживается на глазах и озадаченно чешет затылок. - Допустим. Но разве в багажнике нет запасной канистры - так, на всякий случай? Мысль дельная, хоть и несколько огнеопасная. Ева не снисходит до ответа - сначала предпочитает проверить, так ли всё обстоит на самом деле. Она выходит в ночь, тихо скрипнув дверцей и подсвечивая себе путь тускловатым для таких целей экраном телефона, а возвращается - не раньше, чем расставит со всех сторон машины светоотражающие треугольнички, предупреждающие об аварийной остановке. Как будто даже с ними кто-то разглядит в кромешной тьме удачно сливающийся с ней по цвету тёмно-серый внедорожник (иногда на нём приходится забираться и не в такие дебри). - Она пуста, - Ева не находит нужным садиться или, там, закрывать за собой дверь. Она пару мгновений раздумывает, не включить ли аварийные огни, но быстро прикидывает, что ближайшая заправка может располагаться вовсе не так близко, как хотелось бы. Разрядись у них здесь аккумулятор, точно придётся провести малоприятную ночку, ожидая, пока в них кто-нибудь врежется. Может, в "Зигмунде" ещё какую неустойку платить заставят. Нил огорошивает очередной приятной новостью: - И связи нет, - ну конечно, на что вообще можно было надеяться? Ева раздражённо прикрывает глаза и потирает переносицу: она всегда так делает, когда ей надо сосредоточиться, даже если это никогда не помогает. Они точно проезжали заправку по дороге в глухой дом на отшибе, где решил скончаться очередной клиент, но как далеко она отсюда? В какой стороне? - Ладно. Посторожи машину, я схожу на разведку, - Ева безнадёжно озирается вокруг и вносит поправку: - Лучше выйди. Хоть сам останешься целым и невредимым. - Одна ты никуда не пойдёшь, - Нил хлопает дверцей слишком сильно (впору поморщиться) и почти тут же встаёт рядом. Справившись с зевком, он поясняет: - Тёмное шоссе... Одинокая девушка ищет помощи... Я смотрю, ты не шаришь ни за то, как начинаются хорроры, ни за содержание сводок криминальной хроники? Ева - почти мастер спорта по отбиванию его тянущейся к ней руки. Она досадливо уточняет: - Здорово, что ты заботишься обо мне и всё такое, но сомневаюсь, что ты в детстве ходил на каратэ. В отличие от меня, - она вообще сомневается в том, что Нил нужен ей хоть в каком-либо статусе. Может, проще уже самой отучиться на технического специалиста и работать одной? Прецеденты были... Но одно она знает точно - она вовсе не против слышать за спиной его шаги. Ей почти нравится знать, что он рядом. Неловко пытается вновь завязать развязавшийся разговор, из которого, как из мешка, уже начали высыпаться крупицы тишины: - Каратэ, серьёзно? И ты никогда - никогда, никогда - не делала вид, что рассекаешь оболочку мементо ребром ладони? Да даже я пробовал пару раз! Они оживлённо болтают всю дорогу, и к концу пути Ева может сказать, что Нил почти уговорил её попытаться. Попросту говоря - заболтал её до смерти. Они чуть не прошли мимо заправки, и это было бы уж точно слишком для одной ночи - вечно брести в неведомую пустоту под яркими в отсутствие искусственного освещения звёздами, забыв, как ещё недавно мечталось о тёплой кроватке. Они оба слишком устали, просто измотаны. Мелют ерунду и смеются чересчур громко. По дороге им не попалось ни одной машины, однако заправку ещё можно назвать более ли менее оживлённой. Ева живо представляет себе, как любой транспорт разворачивается здесь и мотает куда подальше от странных мест, где никак не ловит даже вездесущий 8G. Согласно официальным статистическим данным, это невозможно - таких уголков вообще на планете больше не осталось! Сайты публичного пользования привирают, дело ясное, но Ева предпочла бы и дальше закрывать на это глаза. Она не из бунтарей. Предусмотрительная - другой разговор. Нил стонет в голос, заметив под стеклом магазинчика обезоруживающее "Cash only": - Теперь я точно уверен, что мы попали в прошлое. Или в центр аномалии. В наше время хоть кто-то хоть когда-то снимает деньги с карты? Ева пожимает плечами и с чувством собственного превосходства распахивает только и ждавший своего часа в её кармане кошелёк, туго набитый наличкой: - Узри! Нил пробегается по потёртым купюрам самыми кончиками пальцев, а на лице его в этот момент отражается что-то похожее на благоговение и недоумение одновременно. - Да ты издеваешься! Что за чёрт? Откуда? Зачем? Так много вопросов... Ева снисходительно похлопывает его по плечу. - Давай, набирай канистру. А я скоро буду, - и она широким шагом направляется в сторону ярко, словно рождественская ёлка, подсвеченного неоном магазинчика, радуясь про себя, что её не одолел топографический кретинизм. И что она не забыла наставления матери. И, конечно, тому, что Нил смотрит ей вслед - он совершенно точно и бескомпромиссно смотрит ей вслед. В лавчонке для столь позднего часа настоящий ажиотаж: за дальним стеллажом неторопливые торчки выбирают пачку чипсов, которую разделят на двоих (не дошло бы до поножовщины), у кассы маленькая девочка, которой давно пора бы спать без задних ног, клянчит у устало выглядящей мамы леденец. Продавец явно с трудом держит глаза открытыми. Это, кстати, наводит на определённые мысли. Расплачиваясь на кассе, Ева бросает, будто бы невзначай, будто бы только об этом вспомнила: - Да! И два кофе, пожалуйста. В любой придорожной забегаловке есть кофемашина с отвратным кофе: это нечто вроде закона природы. Но что бы ни оказалось у Евы в пластиковых стаканчиках, зажатых в обеих руках, пахнет оно неплохо, а главное, оно приятно горячее на ощупь. На улице уже довольно прохладно, особенно в форменных халатах, под которые они редко надевают что-то тёплое - в домах особо не приходится мёрзнуть, разве что изнутри. Это - что-то медленно разрастающееся, захватывающее всё более широкие области, пока у тебя не начнут индеветь рукава и мыски носков. Кофе, что удивительно, помогает и от него в том числе. Пристраститься вовсе не трудно - Ева понимает. Дома, в редкие выходные, она правда старается пить травяные чаи и поддерживать режим дня. Может, это и есть одна из причин, по которым её так тянет на работу. Сухо усмехнувшись от этой мысли, Ева подходит всё ближе и ближе к колонке, над которой склонился Нил; в широком кармане позвякивают монетки от сдачи, а изо рта вырывается пар. На небе - ни облачка. - Возьми, - он как раз заканчивает, когда она оказывается рядом и протягивает ему стаканчик, стараясь, чтобы не плеснуло через край. Крышечек, как назло, не оказалось. Впрочем, проблема исчезнет, если быстро отпить. В такую зябкую погодку кофе остынет - не успеешь глазом моргнуть. Но Нил моргает - и раз, и два, и три; он сбит с толку. - Это какая-то ловушка? - нервно потирает он шею, попутно поправляя загнувшийся воротник халата. - Я облажался, а ты приносишь мне кофе. Что-то тут не так. Еве хочется запустить ему стаканчиком в лицо и сказать: всё не так. Почему бы тебе просто не заткнуться? Я сделала это от чистого сердца, чтоб тебя. Но и этот спазм отпускает со временем - она просто вдавливает ему в нетвёрдые пальцы пошедший каплями от пара картон и отходит, раздражённо фыркнув. Склоняется над канистрой, чтобы крышечку завинтить, и тут Нил наконец-то находит правильное слово: - Спасибо. Еву немного, но отпускает: - Пожалуйста. Кстати, это несёшь ты, если ещё не уяснил. Нил кивает, скрывая усмешку: сто процентов на то, что он и не сомневался. Ничего, на самом деле, идти не так далеко - ну, или так показалось, потому что они были увлечены разговором. Если и так, ничто не мешает им воспользоваться этой уловкой ещё раз. Наверное, поэтому через какое-то время, когда огни заправки перестают марать первозданную темноту ночи и глаза вновь привыкают к ней, Нил, всё это время пялившийся в небо, тихонько отпивает глоток кофе и прочистив горло, бормочет: - Вот это красота, да? Столько звёзд... У Евы вырывается, прежде чем она успевает подумать: - Прямо как те поездки с твоим дедушкой? Нил косится с подозрением: - Ты помнишь, - и настаёт её время смущённо мяться: - Да вот как-то... Он немного молчит, снова уставившись вверх (впору бояться, как бы не навернулся), прежде чем ответить: - Да. Прямо как тогда. В присутствии стольких звёзд всё становится каким-то даже слишком торжественным, что ли. Ева тоже посматривает на них, допивая кофе, и от необъятности темноты над ней ей становится немного не по себе. Впрочем, если вспомнить о словах Ривер... Столько маяков на разных концах неба, кому бы им светить? Они отражаются даже во влажно поблёскивающих глазах Нила (очки он снял за ненадобностью и аккуратно опустил в нагрудный карман), и тогда Ева вежливо отворачивается. В конце концов, в ней тоже сегодня что-то дрогнуло, когда она стояла у кассы, вертя в руках старый, потёртый мамин кошелёк. Они так измотаны. Просто без сил. В таком состоянии все склонны к сентиментальности. До машины они доходят в молчании. Закидывают в дверцы стаканчики, которые до этого некуда было выкинуть, и пока Нил заполняет бак, Ева всё продолжает смотреть - находить еле заметные чёрточки и линии, пытаться вспомнить имена созвездий, чувствовать, как в ней зреет решение. - Я вообще никуда не спешу. - А? - Нил, погрузившийся в свои мысли, аж вздрагивает от неожиданности. - Здорово, - без энтузиазма откликается он. - Я тоже. - Так, может, останемся и посмотрим на звёзды ещё немного? В бардачке есть яблоки, например. Нил аж передёргивает. - И это тоже нездорОво, доктор Розалин. Я про яблоки. Но и про звёзды, наверное, тоже, - после недолгих раздумий уточняет он. - А как же мечты о тёплой кроватке? - он как бы подначивает её передумать, и Еву это злит. Сказал бы уж прямо: "Я не хочу делить это с тобой, не нужна мне поддержка". - Как вам будет угодно, доктор Уоттс, - в тон ему отвечает она, уже готовясь завести машину. Тянет руку к ключу - та оказывается мгновенно остановлена другой ладонью. Нил ловит её, как светлячка в кулачок, и без тени шутки в голосе говорит: - Давай. А потом, может, ещё по кофе? Я угощаю. Еве смешно от его горделиво выпяченной груди. Еве щекотно внутри - она любит его за это и ещё за то, как он искренне радуется её согласию, как внимательно смотрит вверх - словно надеясь увидеть там что-то большее, чем общую картину. Может быть, те самые маяки, Аню и компанию. И в этот раз, когда Нил кладёт руку ей на плечо, Ева не находит в себе сил его оттолкнуть. Ева любит его, и это приносит ей радость, и это тоже светит ей в темноте. Разве этого недостаточно?