***
Не составило труда найти в Инстаграм аккаунты коллег Тарьея по театру. Все их имена были представлены на сайте, и некоторые из них под своими данными зарегистрировались в соцсети. Хенрик просматривал фотографии и сторис из Oslo Camping. Пытался найти одного конкретного человека, но тот мало попадался. Но Хенрик не сдавался и продолжал расследование. Почему? От нечего делать, наверное… Ага! Попался. На одной из фотографий в уголке дивана за столиком. Скромно так, с бутылочкой пива. Вид такой, будто бы забрел на чужую вечеринку. Сидит один среди обнимающихся парочек. Жалость — ужасное чувство. Оно толкает на нелогичные поступки похлеще любви. Хенрик вызвал такси и отправился на выход. В Oslo Camping было празднично и шумно. Играла музыка, стучало стекло бокалов, переговаривались люди, восторженно восклицали игроки в мини-гольф, которым удавалось загнать в лунку маленький мяч. Хенрик огляделся. Знакомой физиономии не увидел. Прошёлся мимо столиков, площадок для игры. И заметил. Оттопырив задницу в узких джинсах, Тарьей двумя руками держал клюшку и покачивал ей, приноравливаясь, чтобы точно ударить по мячу. Поза на миллион долларов. Хенрик ехидно улыбнулся, подошёл ближе и ладонью хлопнул по выступающей части тела. Тарьей испуганно дрогнул, выронил клюшку и выпрямился. — Гольф с сексуальным уклоном? — Хенрик приподнял брови. Пошутить хотел, но Тарьея, по-видимому, это очень смутило. Он не наклонился, а присел, чтобы поднять упавшую клюшку. Наверное, во избежание очередного шлепка. — Привет, — тихо сказал он. — Что ты здесь делаешь? Хенрик вытащил из кармана смартфон, нашёл фотографию и показал Тарьею, произнося: — Ты тут выглядишь таким счастливым и радостным, что я решил — пропускать подобное нельзя. Тарьей улыбнулся уголком рта. — Ты ведь не привел еще кого-то «плюс один», который сбежал, потому что ты не умеешь играть в гольф? — спросил Хенрик. — Умею я играть в гольф, — с улыбкой возмутился Тарьей. — Ты даже стоять с клюшкой правильно не умеешь. Так, становись, — Хенрик пристроился сзади Тарьея, прижался к его спине и взял в свои ладони ладошки Му. — Спина прямая, ноги на ширине плеч, смотри на мяч… руки почему дрожат?***
Как бы объяснить, почему у него дрожат руки, пересохло в горле, а смотрит он не на мяч, а на их сцепленные ладони? Может, потому что твоё тело, Хенрик, прижимается к его, Тарьея, спине? Потому что ты положил подбородок на плечо, в шею дышишь? — Если мы попадём в лунку, то на ёлке над ней зажгутся фонарики, — промямлил Тарьей, чтобы хоть что-то сказать. — Значит, надо попасть. Иначе не будет Рождества, — Хенрик стал медленно раскачивать клюшку. — Ну что, готов? К тому, что ты сейчас выбросишь чертову клюшку и поцелуешь меня? Но вместо поцелуя Хенрик выкрикнул: — Удар! Клюшка стукнула по мячу. Хенрик не отпускал Тарьея, пока они следили за траекторией мяча. Но подлый мячик… не докатился. Остановился почти возле лунки. — Так не годится! — констатировал Хенрик. Он освободил Тарьея от своих объятий, широким шагом подошёл к наглому мячу и носком туфли подпихнул его. Елочка тут же вспыхнула огоньками и заиграла «Jingle Bells». — Это нечестно, — улыбнулся Тарьей, когда Хенрик вернулся к нему. — Иногда надо добиваться различными способами, — ответил он. — Немного наглости и смелости не повредит. Выпьем? Где ваш столик? Тарьей не ослышался? Хенрик и вправду хочет пойти к коллегам Тарьея, будто бы пришел с ним? Что еще сулит это вечер, начинавшийся тоскливо? Немного наглости и смелости… — Пойдем, — и Тарьей взял Хенрика за руку и потащил за собой. Ребята, которые оставались за столиком, а не разбежались играть в гольф, на некоторое время замолчали и замерли, когда Тарьей привел Хенрика. — Это… мой друг, — представил Хенрика Тарьей. — Его зовут Хенрик… он… — Я немного опоздал на вечеринку, — улыбнулся Хенрик и закинул руку на плечи Тарьея. — О, я тебя знаю, — проговорила Мэрит, партнерша Тарьея по спектаклю. — Актерская среда — она такая, — проговорил Хенрик, присаживаясь на диван. Тарьей устроился рядом с ним. — Все кого-то да знают. — Но ты известная у нас личность, — подмигнула Мэрит. — И с нашим Тарьеем ты снимался, я помню. Мой любимый сериал был. Хенрик не ответил, но он положил руку на спинку дивана так, чтобы она лежала за Тарьеем. Это волновало не то что до мурашек, до термитов. — Я принесу нам пива, — произнёс Тарьей и поднялся с дивана. Прижимая ладошки к горящим щекам, он приблизился к барной стойке и сделал заказ. — Какого красавчика ты привел, — Астрид появилась рядом неожиданно. — Я помню, это он тогда забрал тебя у меня, когда ты заболел. — Да, — согласился Тарьей. — Это мой давний друг. — И он тебе нравится. — Что? — Тарьей схватил ладонями прохладные тёмные бутылки, которые бармен поставил на стойку. — Нет, он… — Ты прав. «Нравится» — не то слово. Ты влюблен в него по уши. И даже выше — по самую макушку. Тарьей опустил голову вниз. — Эй, — Астрид потрепала его по голове. — Любовь, как и кашель, скрыть невозможно. Чувство так и просится наружу, его видно во взглядах, позах, выражениях лица, поведении. Ты так смущаешься! — То есть, — Тарьей все еще не поднимал взгляда, — ему тоже это заметно? — Ну… — протянула Астрид и посмотрела в сторону столика. — Мне кажется, он больше обращает внимание на себя самого. Однако, он же пришел. Ты его позвал? — Звал, но он тогда отказался. А сейчас вот… явился. — Тогда, может, не так уж он и безразличен к окружающим… к тебе. — Мы в сериале играли пару, и вне съемок, на всяких вечеринках, вели себя соответствующе ролям. Он просто такой. Веселый, душа компании, раскованный. — Не надо себя накручивать. Посиди с ним, пообщайся. Ну, или напои и тащи к себе в квартиру! Тарьей вскинул голову в удивлении. Астрид смеялась. — Я шучу, мальчик. Иди.***
Пока Тарьей добывал пиво, Хенрик уже со всеми перезнакомился. Мэрит, несмотря наличие бойфренда рядом, приставала больше всех. Все время возвращалась к «Стыду», спрашивала, хорошо ли целуется Тарьей с его точки зрения. Потому что на сцене им достался всего лишь короткий целомудренный поцелуй. Пристала и пристала с этими поцелуями! Хоть бы парень выпивку у неё забрал. Наконец-то явилась его скромная пара с пивом. Что он там так долго делал? У Хенрика появилась возможность отвернуться от всех, от разговоров о поцелуях и ДиКаприо, которого он еще не видел вживую. Он посмотрел на Тарьея, и они будто бы очутились в своем мирке. — Как дела? — спросил Хенрик. — У барной стойки все спокойно, — ответил Тарьей. — Тебя долго не было, и я подумал, что там драка за пиво. — Пиво я принес. Значит, выиграл. — Не сомневался. Некоторое время они молча попивали прохладные напитки. Вернее, это Хенрик попивал. Тарьей же просто вертел в руках бутылочку. — Тебе нравится играть в театре? — поинтересовался Хенрик. — Да, — просто ответил Тарьей. Потом продолжил: — Это сложнее, чем в кино. Там нет миллиона дублей, надо все отыграть с первого раза, режиссер не поправит твою мимику и пластику для удачного кадра. Слова надо выразить так, чтобы зритель, который, возможно, здесь всего лишь раз, понял, что ты в них вкладываешь. Хенрик улыбнулся. Тарьей посмотрел на него, и они встретились глазами. Обычные глаза, казалось бы. Он смотрел в них много- много раз. Но сейчас это было как-то особенно. Вот это самое чувство возвышенного ожидания. Казалось, что он сейчас именно там, где нужно. Зачем ты пришел сюда, Хенрик? На самом деле? Хенрик заморгал и отвел взгляд. — Ты будешь отмечать Рождество с родителями? — Не-а, — помотал головой Тарьей. — Наверное, я куплю себе торт, завернусь в плед и буду смотреть то, что предложит телевидение. У меня ещё не было одинокого Рождества, хочу заценить. — Звучит не так уж плохо. Иногда нам всем хочется побыть наедине с собой. — А ты? Домой, или на какую-нибудь крутую вечеринку, которую устроит ДиКаприо? — И ты туда же, — притворно закатил глаза Хенрик. Тарьей улыбался. — Не думаю. Если честно, то ты сейчас заразил меня идеей. — О, я бы не желал, чтобы ты был в Рождество один. Хенрик посмотрел на Тарьея. Такой искренний, трепетный… Он встретил его случайно, и будто бы вспомнил что-то хорошее, что приносило уют и радость в душу. Он задавался вопросом, почему они перестали общаться, ведь с Тарьеем так приятно. Спроси себя еще раз Хенрик, зачем ты пришел сюда? — А я и не буду один, — и рука Хенрика со спинки дивана опустилась на плечи Тарьея. — Приезжай ко мне. Совместим два одиночества.***
Он не поедет к нему. Не поедет. А рубашки свои вывалил на кровать… так это вовсе не для выбора. Это… инвентаризация. Вот. И трусов это тоже касается. С трусами так вообще тупо, будто есть шанс, что Хенрик на них посмотрит. Тарьей сморщился от своей глупости, собрал белье с кровати и кучей запихнул в тумбочку в шкафу. Потом подумал, погрыз указательный палец, и снова открыл тумбочку. Вытащил черные облегающие боксеры. Самый безопасный вариант. Классический. Черная футболка, сверху рубашечка… зелененькая. В цветах Рождества. Ой, нет! Якобы специально наряжался! Фланелевая в клетку. Уютная, мягкая, приятно руками гладить… Ну, если Хенрик захочет его погладить. А джинсы? Узкие или пошире? Пошире, наверное… Узкие, типа, на что-то намекают… Ну и да. Пусть намекают. Тарьей приподнял брови, стоя перед зеркалом. Потом скорчил недовольное лицо и отправился переодеваться. Да не поедет он! Именно поэтому он ждал ответа на вызов домофона, стоя у двери с тортиком в руках. — Проходи, — раздался голос, и дверь зазвенела, приглашая Тарьея зайти внутрь. Он поднялся на лифте на нужный этаж и несмело зашел в специально приоткрытую для него дверь. Тарьей очутился в небольшой прихожей. Сюда проникал запах запеченного в травах и специях мяса. — Привет, — появился улыбающийся Хенрик. Он был в Рождественском свитере с оленями. Тарьей посетовал на себя, что сам не догадался. Зато у него носки с Рождественскими мотивами. — Куртку вешай в шкаф и проходи. Хенрик забрал коробку с тортом и пропал. Тарьей снял ботинки, пусть носочки будет видно. — Что ты готовишь? — громко спросил Тарьей. Он разделся, оправил фланелевую рубашку и заглянул в гостиную. Прошел на кухню. Конечно, в этой большой квартире кухня была полноценной и современной. — Ребрышки запек с картошкой. Еще я купил темное пиво и пряный ликер. Подумал, может, мы с тобой еще печенье напечем? Украсим прикольно, — при этих словах Хенрик повернулся и начал приближаться к Тарьею. — Хочу попробовать сделать каппучино, типа «красный бархат» с розовой пенкой, хорошо бы подошло к твоему нарядному торту. Он продолжал верещать, пока не подошел совсем близко. Тарьей шумно вдохнул носом и замер. — Выдохни, — улыбнулся Хенрик. Тарьей выдохнул с усмешкой. Придумал себе тоже! — Счастливого Рождества, — произнес Хенрик. Тарьей не успел сказать: «И тебе». Потому что Хенрик отчаянно бросился в поцелуй. Без намека, без нежности — сразу со страстью, нарастающей все больше и больше. Он раздвинул своим ртом его губы, заставляя электрический ток бежать по телу, отчего замершее сердце пустилось в движение с большей скоростью. Нет, Тарьей не забыл каково это — целоваться с Хенриком, но сейчас это было не на камеру, это не было фальшиво и не потому, что надо. Это бы настоящий поцелуй. Первый. И больше ничего не существовало вокруг в этот момент. Только легкий запах туалетной воды с нотками цитруса, ощущение тепла, его мягких губ, кончика языка, который скользит по небу. Тарьей положил руки на спину Хенрика, повел ими выше, к шее, запустил пальцы в волосы. Ладошки Хенрика нырнули под рубашку Тарьея, и дальше — под футболку. Эти прикосновения к обнаженной коже обжигали, заставляли скапливаться энергию желания. Чувствовал ли Хенрик то же самое?***
Хенрику казалось, что он вернул себе нечто давно потерянное. Он и сам не понимал, почему ему захотелось поцеловать Тарьея. Вот он стоит на кухне, слушает, что верещит Хенрик, такой красивый, немного смущенный. Как там говорила Леа? «Питаю к Мальчикам Слабость»? Не к мальчикам. К нему. Стоило только его увидеть, встретить… Внутри что-то щелкнуло. И Хенрик поцеловал его. Он волновался, чувствовал, что Тарьей напрягся. Но потом его отпустило, и он поплыл, ответил на его страсть еще большей страстью. Потянул волосы, что заставило Хенрика издать короткий стон. Хотелось сделать ему приятно, чтобы он получил удовольствие. Хенрик провел языком по небу, дотронулся кончиком языка до языка Тарьея, продвинулся глубже. Руки исследовали его бархатную горячую кожу. Он аккуратно отстранился, оставил легкий поцелуй на губах, потом расцеловал его щеки, оставил мимолетный поцелуй на кончике носа. Тарьей замер, прикрыв глаза. — Выдохни, — повторил Хенрик, улыбнулся и приподнял лицо партнера за подбородок. — Открой глаза, посмотри на меня. — Не буду я на тебя смотреть, — проговорил Тарьей. — Я покраснею. — Твое лицо уже все красное, как мой свитер. — И не только лицо. — Ммм, посмотреть можно? — Хенрик… — Я тебя смутил? — Наверное, лишнее — говорить о смущении после произошедшего. — Ты в порядке? — Более чем за последние годы, — и Тарьей открыл глаза. Хенрик внимательно посмотрел в них. Потом переместил взгляд на симпатичный нос, губы, которые чуть улыбались, подбородок. Хенрик провел пальцем по руке Тарьея, схватил его пальцы. — Хочешь полежать? — наивно спросил он. — Мультики по телеку посмотреть? — Мультики? — Тарьей захихикал и уткнулся лбом в плечо Хенрика. Ох, аж мурашки появились. — Подумал, такой причиной смогу затащить тебя на обнимашки. — Я бы и так пошел. Без всяких мультиков и разговоров, они тихо нежились в постели. Хенрик лежал на плече Тарьея. Ему не казалось это чуждым, неправильным. Он был сейчас в самом правильном месте по ощущениям — в руках Тарьея. На душе немножко скреблись мыши-мысли, что он ведь его забыл на пять лет, и мог и дальше жить спокойно с Леа, если бы та решила остаться. Но ведь так бывает? У него был стресс, он встретил того, кто подавил тревожность по поводу измены и новых горизонтов в карьере. Тянуло к нему. Пусть и неосознанно. Хенрик повернулся, подтянулся ближе к лицу Тарьея. Провел большими пальцами по щекам, оставил поцелуй на губах. — Рождественское чудо, — прошептал Тарьей. — Я тебе нравлюсь? По-настоящему? — Очень сильно. — Ты счастлив? — Ответ аналогичный. И Хенрик снова поцеловал его. Провел губами дорожку по щеке, наклонился к шее. Коснулся губами кожи под ушком, еще раз. Тарьей вдруг захихикал и произнес: — Щекотно. Хенрик, чтобы пощекотать еще немного, специально оставил ещё несколько крошечных поцелуев. Опустился ниже. Уткнулся в ворот рубашки. Она определенно мешала. Да и в своем свитере жарко… Хенрик приподнялся и стащил с себя свитер. Он надел его на голое тело. Наверное, именно это обстоятельство заставило Тарьея задышать чаще. — Выкинь все из головы, Тарьей, — прошептал Хенрик. — Отдайся моменту. Тарьей похлопал глазами, а потом притянул Хенрика к себе. Во время крепкого поцелуя повернулся под ним и оказался сверху. Устроился на бедрах Хенрика и, пока тот поглаживал его колени, расстегнул рубашку, скинул с себя и отбросил в сторону. Туда же полетела и футболка. Хенрик потянулся рукой к пуговице на джинсах Тарьея и освободил ее от петли, потянул вниз молнию. Тарьей наклонился и начал покрывать шею, грудь и живот Хенрика поцелуями. Он спустился до пояса брюк и повторил маневр с пуговицей и молнией. Они были в центре шторма. Когда вокруг что-то происходит, крутится ветер и обломки, а им тут вдвоем чертовски хорошо в своем гнездышке. Иначе чем ещё оправдать плохую слышимость? Ни Хенрик, ни Тарьей не заметили, как щёлкнул замок и открылась входная дверь, как каблучки лакированных сапог прошествовали до спальни. Лишь недовольное и одновременно ликующее «Так-так» заставило Тарьея оторваться от попытки снять с Хенрика брюки. Они вдвоем испуганно посмотрели друг на друга. Потом Хенрик поднял взгляд. Состроив губки бантиком, Леа снимала на камеру телефона представшую перед ее глазами сцену.