«Сонхва?!»
Холодный ноябрьский ветер стремительно врывался в комнату, вихрем сметая со стола бумаги и карточки пациентов. Мистер Мин, кряхтя, поднялся со своего стула и закрыл раскрытое настежь окно, спасая ценные бумаги от перспективы оказаться разбросанными по полу. Вновь опустившись в своё удобное кожаное кресло, он вопросительно глядит на Юнхо, который скромно сидел по другую сторону стола с карточкой Сонхва в руках. — Так кем вы приходитесь Господину Паку, молодой человек? — просканировав его с ног до головы, мужчина интересующе склоняет голову чуть в бок и щурит глаза. — Я его парень. — Заявляет тот, опуская взгляд в потёртую карточку: ему казалось, что он даже за километр почувствует этот презрительный взгляд врача, но тот лишь усмехнулся, не собираясь ни как акцентировать внимание на ориентации своего пациента. — Так вы утверждаете, что Господин Пак душил самого себя? — вопросительно приподнимает бровь, видя, как занервничал его собеседник. — Да. — тяжело сглатывает Чон, — Он… Взялся руками за шею и, стоя у зеркала, душил себя до тех пор, пока не потерял сознание. Я не понимаю почему он так поступил… Может в этом есть и моя вина… — Не стоит корить себя в том, к чему вы не имеете никакого отношения, молодой человек. Господин Пак, судя по нашему с ним разговору, страдает от тяжёлого психического расстройства, которое искажает его восприятие действительности. Он неустанно твердил мне о том, что его горло стянуло невидимой верёвкой, а он пытался высвободиться из неё. Как и стоило ожидать, никаких следов на его шее не обнаружилось, кроме собственноручно оставленных гематом от удушения. — Доктор Мин тянется рукой к Юнхо, и тот отдаёт ему медицинскую карточку Сонхва, — Я надеюсь, вы понимаете, что ему требуется немедленная помощь психотерапевта? — То есть, вы мне предлагаете собственноручно отправить своего парня в психушку? — грозно выдаёт Юнхо, скрестив руки на груди. — Ну, во-первых, не в психушку, а в специально оборудованное место для комфортного и безопасного пребывания в нём людей с психическими расстройствами. А во-вторых, не стоит так бурно реагировать на это. Вы не первый, кто поначалу воспринял мои слова в штыки. Если Вы действительно любите его и хотите для него нормальной жизни, то рассмотрите моё предложение. — он поднимает взгляд исподлобья, оторвавшись от чтения медицинских показателей своего пациента, — Господину Паку нужна помощь, и вы как никто другой можете ему помочь. — Могу ли я навестить Сонхва перед тем, как принять окончательное решение? — Сдаётся Юнхо, прискорбно подмечая, что слова доктора его убедили. — Конечно, медсестра проводит Вас до палаты. Сказать честно, Юнхо был не готов расставаться со своим парнем на период лечения: ему казалось, что он и в одиночку сможет позаботиться о Сонхва. И, даже увидев перепуганные покрасневшие глаза, которые метались по комнате в бешеной панике, Чон был в относительном спокойствии и уверенным в том, что справится самостоятельно с недугом старшего. — Сонхва? — зовёт он аккуратно, подсаживаясь на край кровати. — Как ты себя чувствуешь? — Почему я здесь? — тихий осипший голос старшего едва слышен и различим в больничной суматохе, когда по вызову в коридоре то и дело торопливо пробегают медсёстры. Юнхо поднимает полный грусти взгляд на побледневшего, потерявшего за два дня в весе, старшего, который чуть ли не валился от истощения и усталости. Его руки дрожали в паническом приступе и от внутреннего холода, словно он только что выпил залпом большой стакан колы со льдом. — Почему ты молчишь?! — срывается на крик Сонхва, пытаясь снять с себя множественные проводки, — Ты тоже считаешь меня сумасшедшим шизофреником, так? Тоже думаешь, что мне нужно лечь в психушку?! — Пожалуйста, успокойся. — Тяжело вздохнув, Юнхо хватает старшего за плечи и силой прижимает к поверхности кровати: тот пихает его в грудь, но вскоре просто повинуется, с тревогой глядя прямо ему в глаза. — Ты болен, Хва. Тебе действительно нужна помощь. Я боюсь, что ты можешь навредить себе. — Я в порядке! — обхватив руками плечи младшего, он приближает его за них ближе к себе. Прислонившись лбами, они смотрят прямо в глаза, таким образом пытаясь прочесть мысли друг друга: думают ли они на сей раз об одном и том же? — Я в порядке, правда… Не отдавай меня им, Юно~а… По щеке к подбородку стекает одна единственная слеза боли расставания — опасения, что Юнхо примет решение, сродни предательству. С детства Сонхва боялся подобных заведений для душевно больных — в его понимании там были лишь те, кому уже никак не поможешь: они лишились рассудка и теперь доживают свою жизнь среди мягких белых стен и круглых столов. Он совсем не ощущал себя таким, как они. С надеждой глядя в карие глаза, Сонхва чувствует чужое прикосновение пальца к своей щеке: одним лёгким движением Чон смахивает слезу с прекрасного лица, которое никогда не должно было страдать. — Мы едем домой, Хва. — улыбается он, целуя своего не понимающего парня в лоб. Не дожидаясь его реакции, Юнхо поднимается с кровати и выходит из палаты в поисках Мистера Мина. В глубине души парень понимал, что скорее всего пожалеет о своём решении, что его поступок, наверное, является гигантской ошибкой, но он просто не мог бросить такого нуждающегося в нём Сонхва на произвол судьбы. Даже после разговора с его лечащим врачом на повышенных тонах, в котором Мистер Мин пытался убедить Юнхо в том, что он не должен идти на поводу у сумасшедшего человека, Чон всё ещё думал о своём напуганном и растерянном возлюбленном, который искренне верил ему. Верил в то, что он не отдаст его в это пугающее место, где его исколят тысячами уколов и скормят ему не меньшее количество разных таблеток. Сонхва не подавал никаких признаков психически больного, после их возвращения в свою квартиру спустя неделю. Она была уже не такой уютной и светлой, как раньше — в ней словно бы что-то изменилось. Тёплая кровать уже не была удобной и мягкой, окна больше не впускали в темную мрачную комнату лунный и солнечный свет, стены давили и заставляли ощущать себя словно под мощным прессом. Пак не мог больше проходить мимо зеркала в ванной комнате, вспоминая тот страх и ужас, который испытал, глядя на своё отражение. Почему никто не верил ему? Почему все думали, что ему требуется помощь психотерапевта, не воспринимая всерьёз его слова? Ещё чуть-чуть и он действительно поверит в то, что просто свихнулся. Но смог ли он наложить на себя руки? Были ли у него причины на это? Юнхо. Этот человек стал его надёжной опорой и непробиваемой стеной, за которой он скрывался все эти годы, боясь встретиться с пугающей реальностью, которая нагоняла и сильно била по лицу ударами, не сравнимыми с физическими. Этот парень стал тем самым лучом света, который спас от самого страшного поступка в его жизни после трагичной гибели родителей в аварии, изменившей его мировоззрение в худшую сторону. Кто бы мог подумать, что его сердце так сильно пострадает от несоизмеримой ни с чем утратой, и разум перестанет воспринимать реальность, как нечто безопасное и светлое. Подобно игре в шахматы, он был той самой пешкой в руках опытного игрока — творца, решившего кидать своего солдата и в огонь, и в воду, издалека наблюдая за его мучениями. Казалось бы, что ему мешает походить другими фигурками, оставив замученную ударами судьбы пешку в покое хотя бы на один недолгий раунд? Когда Сонхва, наконец, почувствует себя нужным в его руках, а не тем самым козлом отпущения, над которым можно так жестоко издеваться? Видимо, тогда, когда от него останутся одни осколки, когда его статуэтка не сможет устоять на шахматной доске и рухнет, подписывая тем самым себе смертный приговор — его заменят другой пешкой, ведь незаменимых нет. Поселившаяся в нем тревога не могла не пугать его — почему сердце так сильно билось, когда он в очередной раз просыпался в холодном поту и судорожно искал поблизости мирно спящего Юнхо? Неужели страх потерять ещё одного любимого человека в своей жизни ранило сильнее, чем что-либо? Странно, но Сонхва не мог уже представить себя без него, будто бы мира больше для него одного не существовало — он был только для них двоих. Прискорбно осознавать, но вера в счастье и надежды на счастливую жизнь каждый раз разбивались вдребезги после очередного подобного сна. На мгновение в нём что-то умирало, когда он сам того не осознавая выпадал из реальности, полностью погрузившись во мрак и тьму страшного сновидения. Пак действительно верил, что подобное могло произойти, что Юнхо просто может исчезнуть из его жизни, словно мираж в жаркой пустыне — он был для него глотком воды в период засухи, который мог сделать его жизнь ярче и насыщеннее. В который раз проходя мимо зеркала, Сонхва боялся взглянуть на своё отражение — видимо, глубоко в душе в нём поселился страх снова увидеть ту не самую лучшую версию себя, источающую испуг, безысходность, боль, ни на секунду, не утихающую внутри. Быть может, внутри он ощущал себя именно таким, но боялся показаться любимому человеку слабым и беспомощным, жалким и навязчивым… Как было бы хорошо унять этот внутренний хаос, бушующий в его сердце. Вновь проснувшись в холодном поту, он вытирает со лба испарину и оглядывается на Юнхо, который что-то неразборчиво пробубнил себе под нос и перевернулся на другой бок, отвернувшись от тяжело дышащего парня. Пальцы тряслись от напряжения, будто тысячи иголок разом вонзились в уязвимую кожу, пронзая её насквозь. Разум всё ещё не хотел отпускать страшную картину сна, вновь и вновь прокручивая её, словно заевшая пластинка. Перед глазами всё ещё стоял пугающий вид возлюбленного, лицо которого было изуродовано от ссадин и синяков, тянувшихся от губ до висков. Подобное зрелище выбивало из лёгких весь воздух, вызывая отвращение к самому себе, потому как именно он позволил это сделать с ним: видимо, Сонхва и был тем самым виновником в его муках. В самом сне Юнхо ясно дал понять, что пострадал именно от его рук, и ни от ничьих больше. Странно осознавать, но его действительно пугала перспектива превратиться в чудовище из своего же сна, в который до этих пор он и не собирался верить. Но что ему ещё остаётся, когда всё его нутро и сознание кричит об обратном? Это предостережение? Быть может, Мистер Мин был прав и Сонхва действительно требуется помощь психотерапевта? Опершись рукой о тумбочку, Сонхва глядит в темноту, погружаясь в подробности той ночи, когда, по словам Юнхо, он пытался наложить на себя руки. Туман неведения рассеивается и его разум заново прокручивает то роковое осознание своей беспомощности перед невидимым духом, незримой веревкой стягивающего его шею под тяжелые всхлипы и просьбы остановиться. Руки вновь неосознанно прижимаются к шее, пальцами стыкуясь на распухших углублениях, точь-в-точь повторяя каждое движение недельной давности. Его тело помнило всё то, что тогда происходило и продолжало детально напоминать парню о том, из-за чего его прозвали психически неуравновешенным. Картинки попеременно проносились в голове, а руки продолжали сжимать незажившую шею руками, причиняя себе неописуемую боль. Он пытался в мельчайших подробностях воссоздать ту самую ночь, до конца прочувствовать и понять, что он не сошёл с ума, что это действительно произошло с ним и в этом нет его вины. Ещё чуть-чуть и он докопается до истины, вспомнит фигуру, стоявшую позади и заставляющую Сонхва всхлипывать и давиться от нехватки воздуха. Но за миг до того, как разум, наконец, начал вырисовывать силуэт и делать лицо более чётким, его руки силой оттягивают от шеи, и в лёгкие вновь врывается желанный кислород. Тело слабеет и становится тяжелее, и он падает на кровать, испуганным взглядом впиваясь в растрепанного и тяжело дышащего Юнхо, нависшего над ним. Его глаза источали беспокойство и непередаваемый испуг: он смотрел на Сонхва, как на душевнобольного, и это бесило. Этот взгляд… Точно такой же, каким Пак его видел перед тем, как закрыть глаза, лёжа на холодном полу. Неужели это снова произошло? Провалившись в темный океан таинственного мрака, когда всё вокруг словно было в непролазной мазуте, Сонхва вновь оказался в своей комнате, но в полном одиночестве. На то, что здесь он живёт не один, не было и намёка. В принципе парень не был толком уверен, что это действительно его комната: темнота не позволяла увидеть ничего на расстоянии вытянутой руки, будто бы отвлекая его внимание от чего-то важного, что находится в нескольких метров от него. Медленно ступая по черному пространству, он не мог достичь конца этой черноты: вытягивая руки, пытался дотронуться до стен. Вдруг пальцы уткнулись в что-то твёрдое, и Сонхва поднял взгляд на высокий мужской силуэт, который больше напоминал статую, чем живого человека. Руки дотронулись до лица незнакомца и пальцы тут же задрожали: сердце кричало о том, что это был именно Юнхо. В темноте вдруг раздался болезненный крик, принадлежащий именно ему: этот низкий тембр он не спутает ни с каким другим. Его голос содрогался от приступов, и парень бросился ему на шею, сильно сжимая плечи. Он слышал, как рядом доносился плач, но не мог понять откуда именно: отстранившись от силуэта, Сонхва встретился взглядом с незнакомцем, который был точной копией его самого. Но что-то в нём отличалось: во взгляде читался холод и отрешённость, а улыбка скривилась в пугающей ухмылке, вызывая тревожное чувство опасности. Обернувшись назад, парень увидел сидящего на коленях Чона, который уткнувшись лицом в ладони, плакал и кричал, словно маленький напуганный ребёнок. Таким Пак его никогда не видел: что-то точно случилось. Отшатнувшись от альтернативного себя, он заметил в его руках поблескивающее лезвие ножа.«За что, Хва?»
Сердце бешено колотится, когда силуэт двинулся навстречу к Юнхо, стремительно сокращая расстояние. Занеся нож над головой, он берёт парня за подбородок и заставляет посмотреть на себя: Чон послушно поднимает голову и смиренно смотрит на альтернативного Сонхва, словно доверчивый щенок на своего хозяина, который собирается избавиться от ненужной обузы. Его губы дрожат, но он продолжает смотреть в глаза своего возлюбленного, видимо, собираясь перед неизбежным концом запомнить их цвет.«Нет!»
Сонхва пытается двинуться, но его словно что-то держит на месте, не позволяя шелохнуться: всё, что ему остаётся, так это наблюдать за тем, как лезвие резким движением проходится по горлу парня, и тот хладным телом обрушивается на пол.«За что ты так поступаешь со мной, Сонхва-хён?»
Щеки тут же обжигает горечь слёз, которые словно ручьи полились из глаз, когда альтернативный он повернулся к нему лицом, перепачканным в крови любимого. Мерзкая ухмылка не сходила с его губ, будто бы убийство было для него в порядке вещей.Это не могу быть я…
«Юнхо!»
Пробудившись от яркого луча света, светившего прямо в глаза, Сонхва чуть ли не подскакивает на кровати. Он тут же замечает рядом своего парня, который, скрестив руки на груди, наблюдал за тем, как он перепуганным взглядом оглядывал комнату, пытаясь понять: реальность это или ещё один сон? — Помнишь, что произошло сегодня ночью? — раздаётся грубоватый голос, и Пак поднимает непонимающий взгляд на парня, который отшатнулся от дверного проёма и медленным шагом направился к кровати, присаживаясь на край. Положив тёплую ладонь на бедро, он чуть сжимает и двигается чуть ближе, — Что с тобой происходит? — О чём ты? — неуверенно отодвигается к спинке кровати, пожимая плечами и устремляя взгляд на свои покрасневшие ладони. — Мне снова приснился кошмар, прости. — За что ты извиняешься? — приподняв бровь, нежно обхватывает дрожащие ладони парня своими и целует в разные места, невесомо касаясь губами. — Ты можешь мне обо всём рассказать, хён. Я волнуюсь за тебя. Почему ты хочешь убить себя?Убить себя? …
— Моя ошибка, что я не предпринял ничего раньше. Я не думал, что это может оказаться настолько серьёзным… — Тяжело вздыхает, опуская голову, — Но дошло уже до того, что ты пытаешься навредить себе. Я боюсь, что в следующий раз я не успею спасти тебя. На сей раз тебе действительно нужна помощь. — Пожалуйста, Юнхо, не оставляй меня!.. — его голос дрожит и срывается на последнем слове, — Не бросай меня! Я здоров! Честно! — плачет, пытаясь схватиться за руку любимого, но тот тут же отдёргивает руку и отодвигается от него, как от чумного. — Юнхо! — Прости, но я не могу. Ты должен пройти лечение в любом случае. — Я буду принимать таблетки! — Медленно, словно кот, подползает к парню и ложится головой на его колено, — Сделаю всё, что ты скажешь, но только не покидай меня… Мне очень страшно, я не знаю что со мной происходит. Больше всего сейчас мне нужен ты, потому что в этом мире я больше никому не нужен кроме тебя. Обо мне никто так не сможет позаботиться, как ты, Юнхо… — Хва… — стонет парень, устало потирая переносицу. — Пожалуйста...— Приподнявшись, тянется к пухлым губам и нежно целует, чувствуя, как Юнхо послушно отвечает, углубляя поцелуй. Ладони медленно проходятся по оголённым бедрам — вверх, к краю застегнутой на пару пуговиц черной рубашке, которая была велика Сонхва в плечах, но это не мешало ей смотреться на нём сногсшибательно. Требовательно толкнув старшего на поверхность кровати, он нависает сверху и начинает спускаться от его губ к шее, и дальше, выстраивая дорожку из поцелуев. Сонхва блаженно прикрывает глаза, откидывая голову назад и принимая ласки Юнхо, как глоток свежего воздуха. Изголодавшийся по телу любимого Чон был нетерпелив и требователен, но, как и в прежние времена, покрывал ласками каждый миллиметр кожи и чувственно целовал, касаясь самых мощных эрогенных зон Сонхва и каждым своим действием доставляя несравнимое ни с чем удовольствие. Пак тянется к его плечам, утыкаясь в теплую шею, источающую знакомый аромат любимого тела: это ощущение любви и нужности дурманило, заставляло на мгновение представить, что всё в порядке. Что сейчас они наслаждаются друг другом, дарят прикосновения и поцелуи потому, что хотят этого прямо сейчас, а не потому, что в скором времени это всё может прекратиться. Хотелось задержаться в этой реальности и не отпускать эту тоненькую ниточку счастья ни на секунду. Что ж, сейчас они могли поддаться чувствам и забыться в компании друг друга.Но надолго ли это продлится?...