***
Беременность Гвен чуть не добавила седых волосков Гефу. Ладно бы капризы, но токсикоз у нее был такой, что мало не было никому. Когда-то давно он думал, что после перенесенной болезни любимой он готов ко всему. Как он ошибался! Они жили в купленном ими домике не так далеко от родителей. Врачи-педиатры со всесоюзным именем, к которым приезжали из самых дальних уголков страны, называя волшебниками, но на время беременности взяли годовой отпуск. Гефест очень боялся за жену, за ее беременность, все-таки юность полностью не отпустила его. Гвен хотела странного, легко впадала в истерику и плакала. Но все равно она чувствовала тепло души мужа, его ласковые руки, его поддержку днем и ночью. И она всегда знала — он ее любит. — Столько лет прошло, а будто бы вчера я сидела совсем одна у окошка и плакала, а потом появился ты и меня укрыл от всех бед, — говорила ему Гвен. — А я, когда тебя увидел, то сразу понял, что ты — мое самое большое чудо, — ласково отвечал Геф, поглаживая жену, отчего та тихо мурлыкала. — Скоро родятся малыши… Я немножко боюсь, все кажется, что сердце откажет. — Я же буду рядом, любимая. — Да, ты всегда рядом. — А как мы детей назовем? Геф носил ее на руках, ласкал и успокаивал, а когда пришел срок — принимал своих детей. И это было чудо.***
Когда в дверь позвонили, Гвен кинулась открывать. Открыв дверь, она замерла, сзади подошел улыбающийся Геф. — Ну, здравствуй, сестренка, какая ты стала… — Дад… Дадли! — выкрикнула Гвен, бросаясь на шею Дадли. — Куда же вы пропали?! Пойдем в дом. Уже дома, за столом, Дадли рассказывал плачущей Гвен о том, что случилось за эти годы. — Я не знал, сестренка, честно. Мама и папа тогда сказали, что ты умерла. Все наши плакали, так жалко было. А потом мы переезжали пару раз, наверное, поэтому твои письма оставались без ответа. — А как же ты узнал? — спросила Гвен. — А муж твой меня нашел, уж не знаю как, — кивнул на Гефа Дадли. — Нашел, написал, мне через ваше посольство передали. — Геф… Ты мой ангел, — прошептала Гвен, прижимаясь к мужу.***
— Принимать буду сам, — спокойно сказал Геф, настраиваясь на рабочий лад. — Но, доктор Грейнджер… Вы же… — Рот закрыли. Монитор подключите, реанимацию известите и неонатологов. Вопросы? — Понял, ассистировать хоть пустите? — Ассистируй на здоровье, везите. В родильный зал въехала каталка с отчаянно трусящей Гвен. Увидев мужа, она внезапно успокоилась и улыбнулась. От такой метаморфозы успокаивавшие ее медсестры даже запнулись. Что не помешало им подключить провода кардиомонитора. Доктор Грейнджер никогда не ошибается. — Ну что, котенок, готова? — ласково спросил Геф. — Да, любимый, — прошептала она, взглянув на мужа с такой любовью и доверием, что замерли все вокруг. — Ну, поехали. Раскрытие? — Да все уже, родовая пошла. — Котенок, тужься! Давай-давай-давай, вот умница моя. — Взгляд на монитор. — Отдохни и опять тужимся, давай-давай. — Да чтобы я еще хоть раз!.. Я люблю тебя! — громкий крик роженицы, и ребенок в его руках. Шлепок, детский крик разбивает обычный шум. И вот уже второй ребенок показался, еще буквально несколько минут, и двое детей ложатся на грудь достаточно быстро родившей матери, которая сейчас плачет, глядя на эти два чуда. — Ну что ты, родная, уже все, — тихо говорит Геф.***
Геф оказался очень заботливым отцом, самым лучшим в мире. Он помогал ей кормить их, укачивал, давая жене возможность отдохнуть, буквально дрожал над нею и детьми. И иногда ночью она смотрела на малышей, шепча: «Наш папа — ангел». Зубки у детей — это ужас, это кошмар молодой мамы, но Геф не унывал, он занимался кричащими детьми, а Гвен в это время спала, уставшая за день. Она бы не ушла спать, но с мужем не поспоришь, особенно когда он заботится о ней. Проснувшись, она вышла в комнату, где было тихо, только ходил, укачивая двух малышей одновременно, ее любимый, напевая колыбельную. Сказка в сон к тебе придет, Спи, пока не рассветет, Колыбельную спою — Баю-баюшки-баю… Сладко посапывали детки, и мальчик, и девочка. А он все неутомимо ходил и качал их, с такой нежностью глядя на малышей, что Гвен хотелось обнять его. Тихо захныкала доченька сквозь сон. Колыбель качну рукой, Ночка, дочку успокой, Песню скоро допою, Баю-баюшки-баю. И снова тихо спит малютка. А потом он кладет детей в кроватки и подходит к самой любимой девочке. — Проснулась, родная? Покормить? — Да-а-а, — шепотом тянет молодая мама. — Пойдем на кухню, котенок. Гвен просто поражалась мужу. Уставший после работы, он всегда находил время для нее и для детей, отправляя недрогнувшей рукой ее отдыхать, когда она утомлялась. Он был настоящим ангелом-хранителем — кажется, всю жизнь хранил ее и теперь уже детей.***
В большом зале вальсировала немолодая пара. Он был в черном, она в белом. Они смотрели друг на друга с такой любовью и нежностью, что, казалось, волшебство снизошло на землю. Они были счастливы. Выросли их дети, подрастали внуки, а они были все такими же — молодыми в душе. Наконец танец закончился, Гвен просто обняла мужа и застыла, переживая волшебство момента. — Я люблю тебя, — шепчет Геф на ушко любимой. — Я люблю тебя, — отвечает любимому Гвен. А вокруг них веселится и танцует их огромная семья.