Гвеннит

      — Мама, можно мне… Ой, — сказала Гвен и сразу осеклась, испугавшись.       — Что, солнышко? — обняла ее миссис Грейнджер, которую девочка все чаще, забывшись, называла мамой.       — Можно мне пирожок? — тихо сказала девочка, виновато посмотрев на женщину.       Геф обнял их обоих, после чего поднял Гвен на руки, пересадив ее на колени маме. Миссис Грейнджер улыбнулась девочке, погладила ее по волосам, как той нравилось, и проговорила:       — Я не против, малышка, если ты хочешь, можешь меня называть мамой.       Целую минуту, наверное, Гвен неверяще смотрела на миссис Грейнджер, после чего расплакалась. Тревожно загудел монитор, девочку сразу же принялись успокаивать.       — Не надо, маленькая, не плачь, — шептал ей Геф, готовясь к неизбежному, по его мнению.       — Я предала маму Петунью, да? — ответила плачущая девочка.       — Нет, моя хорошая, ты никого не предала, — сказала ей миссис Грейнджер. — Так бывает, может быть и две мамы, и три.       — Правда?       — Правда-правда, — улыбнулась женщина.       — Почему ты такая? — спросила Гвен.       — Какая? — поцеловала ее в лоб миссис Грейнджер.       — Добрая…       — Потому что она мама, — тихонько сказал Геф. — Наша мама.       — Мама… Ты совсем другая…       — Каждая мама особенная, малышка.       — Мама… Скажи… А почему мама Петунья не сказала мне, что не переедет? И когда летом тут была — тоже?       — Возможно, не хотела тебя волновать?       — Да… Наверное… А скажи, если бы я… Ну если бы, например, сейчас мне надо было бы уезжать далеко-далеко, а Геф бы оставался тут, ты что бы сделала?       Это был самый важный вопрос для маленькой девочки, которая еще жила в сознании Гвен и на что-то надеялась. Ей нужно было проверить эту маму и понять, почему она не может полностью принять решение Дурслей. Хотя, если бы мама Петунья с ней поговорила, то было бы проще. Намного проще было бы именно принять решение, ведь у мамы Петуньи же точно были разные причины, но та промолчала. А Грейнджеры всегда открыто говорили, если что-то было не так. Готовили ее, но всегда говорили…       — Геф большой мальчик, и он мальчик, доченька. Он сам вполне может справиться, а ты — девочка, может быть, ты сама и справишься, но это неправильно, — ответила ей миссис Грейнджер. — Мы бы поехали с тобой. Не плакать!       — Я не буду, мама… — прошептала девочка.       Эта мама выбрала бы ее. Просто потому, что так правильно… Гвен обняла миссис Грейнджер, прижавшись к ней. Пусть все идет как идет, потому что это сложно. Очень сложно для девочки.       — Не надо задумываться, котенок, — попросил Гвен мальчик. — Пусть все будет как будет, хорошо?       — Хорошо, любимый… — прошептала утомившаяся девочка и закрыла глаза, оставаясь на руках у мамы.       Миссис Грейнджер покачивала дремлющую из-за усталости девочку, думая о том, что слишком много вопросов свалилось на эту малышку, которая просто не может ответить на них, потому что нет у нее такого опыта, да и не на все вопросы можно ответить однозначно. Пусть отдохнет…

***

      Все чаще гуляя или отправляясь куда-то, Геф замечал, что оценивает все по размеру кресла — есть ли ступеньки, пройдет ли кресло, будет ли Гвен комфортно. Это стало частью жизни, частью восприятия, получалось как-то само собой. Стала рутиной и аритмия, ежедневные таблетки и анализы раз в месяц. Снизилось число приступов.       Гвен училась, учился и Геф, они достаточно быстро проходили программу средней школы, осваивали магию и совершенно не хотели думать о том, что будет после. Привыкшие жить сегодняшним днем, дети сами не заметили, как пролетел год. Целый год пролетел, будто не было его. Вот сегодня Гвен исполняется тринадцать. Много подарков, праздник, огромный торт, но…       В этом году… В этот раз… Мама Петунья прислала письмо о том, что они не смогут приехать. Поздравила, конечно, но на душе стало как-то пусто… Письмо принесли вечером, когда девочка уже готова была заплакать. «Наверное, у них что-то случилось или денег нет», — подумала девочка, читая письмо, которое… Может, ей только показалось?.. Нет, ей точно только показалось! Это потому, что она расстроена! Точно-точно, это не письмо прохладное, это она расстроена. Убедив себя в этом, Гвен успокоилась и провела остаток вечера со счастливой улыбкой на лице.       — Котенок мой, — шептал Геф, гладя ее по волосам. — Я тебя так люблю, ты не представляешь, как.       — Еще как представляю, — отвечала ему Гвен. — Ведь ты меня столько раз отнимал у смерти.       — Спим?       — Спим.       Монитор помаргивает глазком, бегут кривые, а сердечко плачет… Гудит предупреждающий сигнал, снова уколы, дефибриллятор наготове, снова Геф будит девочку, не давая ей спать, чтобы видеть, что она в сознании, а в глазах девочки печаль.       — Любимая, родная моя, держись, — шепчет Геф, а она не может ничего сказать — как будто выключили возможность говорить. — Не пугайся, не паникуй, все будет хорошо.       В глазах девочки паника, она задыхается, и Геф помогает ей амбушкой. Постепенно паника отступает, но говорить она по-прежнему не может, отчего слезы текут по щекам. Минуту поколебавшись, Геф жмет кнопку вызова…       — Что тут у нас? — вбегают врачи.       — Я стабилизировал, но она молчит и плачет, — разводит руками Геф, — возможно, не может говорить.       — Ага… — говорит один из врачей. — Ну, побежали.       Завернув Гвен в термонакидку, мальчик усаживает ее в кресло и бегом спешит за врачами. Снова рентген, ультразвуковое исследование, кардиограмма, электроэнцефалограмма.       — Ага, — удовлетворенно говорит сонный невролог. — Фокальный фонаторный приступ. Бывает. Сейчас мы ей…       Укол — и через полчаса перепуганная Гвен может произнести первые слова. Тихо, медленно, будто проталкивая их языком, но может. Слезы опять бегут по лицу.       — Так, сейчас она в цикл войдет, я так чувствую, — говорит поднятый пинком сонный невролог.       — Не войдет, — Геф обнимает девочку, прижимает к себе и говорит разные ласковости.       Миссис Грейнджер жестко допрашивает коллег, потом выдыхает и прижимает к себе Гвен.       — Испугалась, маленькая?       — Да, мамочка, — с трудом отвечает девочка.       — Все пройдет, доченька, — очень ласково говорит миссис Грейнджер. — Сейчас поедем домой и будем баиньки с Гефом, да?       — Да…       Девочка уложена в постель и тихо сопит, устроившись на груди Гефа, который тоже спит, но вполглаза, постоянно готовый ее спасти, а в гостиной, за закрытой дверью продолжается разговор…       — Отчего она так, как думаешь?       — Да тут и думать нечего — расстроилась из-за Дурслей и выдала новенькое.       — Что у них случилось, ты знаешь?       — Да ничего не случилось, во Франции отдыхают.       — А как же…       — Ну, так бывает, дорогая. С глаз долой, из сердца вон, выдохнули и перекрестились. Нельзя умирать десять лет, нельзя. А они умирали вместе с ней. Им теперь так лучше, да и девочке, честно говоря…       — Доченьке…       — Доченьке.