***
Отношения с Кудо Шиничи завязались внезапно. Их разговоры становились все дольше и дольше. Детектив, казалось, уже не столько стремился раскрыть все его фокусы и уловки, сколько просто обменяться с ним парой фраз. Кайто не возражал. Он даже начал планировать ограбления таким образом, чтобы оставаться наедине со своим преследователем как можно дольше. Говорить с ним было интересно. Вечные саркастические и интеллектуальные баталии не утомляли, а подогревали интерес к личности детектива. Такому как Кайто не так уж легко найти себе собеседника по вкусу. Во время одного из таких разговоров, вместо ироничного ответа на замечание вора, Шиничи резко схватил его за галстук и, притянув к себе, глубоко поцеловал. Они оторвались друг от друга только когда услышали топот ног полицейских по лестнице. Шиничи весь раскраснелся и из-за растрепанных волос был похож на воробья. Его глаза блестели. — Здесь. Завтра в девять. Придешь? Кайто кивнул и прыгнул с крыши, раскрывая свой дельтаплан. С тех пор они начали встречаться на крышах домов и в темных подворотнях. Иногда. Украдкой. Разговаривать с детективом было все так же интересно. Целоваться — все так же приятно. Вор мог видеть ту его сторону, которая никогда не поворачивалась лицом к телекамерам; которую Шиничи сдавливал, сжимал и прятал глубоко во внутренний карман пальто, чтобы потом, когда никто не видит, достать. Никто кроме него, и его почти точной копии в белом плаще. Кудо Шиничи был вспыльчив и несдержан. Кудо Шиничи громко смеялся, а потом часто вдыхал и выдыхал, как будто его легкие не привыкли к таким громким и эмоционально-окрашенным звукам. Кудо Шиничи лез тонкими пальцами к нему под рубашку. Это была самая удивительная неопределенность, которую довелось испытать Кайто. Расставаясь они не знали, когда, да и будет ли вообще следующий раз. Это было «прощай» до следующего ограбления, до следующей записки в почтовом ящике, до незаметной заметки с загадкой в газете. Шиничи просил не приходить к нему домой. Не хотел переходить черту. Но только черту приличий, чувственную или личную? Кайто не хотел знать. Не хотел знать, но чувствовал, и даже слишком хорошо: собственное сердце, стучащее о грудную клетку как о ритуальный барабан, подкашивающиеся ноги и губы Шиничи на своей шее. Чувство было жидким, горячим и каким-то липким, похожим на ресницу, попавшую в глаз, на камешек в ботинке. Кайто не знал, насколько целым существом он был, пока не встретил нечто, стремящееся эту целостность разорвать, разбить на кусочки и заполнить все пространство между ними. Пока не встретил Кудо Шиничи.***
Детектив появился на крыше ровно в назначенное время, уставился своими синими глазами в два голубых напротив и тихо произнес: — Перестань воровать. — Не могу. Пауза. Шиничи глубоко вздохнул. — Почему? — Не могу. Он правда не мог. Кровь Куробы Тоичи, что пенилась где-то внутри, двигала ноги и руки, одевала по ночам в белое, расправляла крылья дельтаплана. Не давала просто оставить загадку о смерти отца. Не отомстить, но хотя бы посмотреть в глаза тем, кто лишил его детства. И, возможно, посмеяться. И исчезнуть в ночи. — Ты нарушаешь закон. Детектив все еще буравил его своим тяжелым взглядом. Не тяжелее ноши у вора за спиной. — Я возвращаю украденное. — Ты провоцируешь общественные беспорядки и перетягиваешь на себя силы полицейских, которые могли бы спасать чьи-то жизни. Твой образ поощряет преступность. — Зачем ты пришел сюда, если собирался читать мне лекцию? — Я хотел прийти. А еще я хочу, чтобы ты перестал воровать драгоценности. — Не могу. — Тогда скажи мне почему. — Не могу. Кайто знал, что однажды этот разговор случится. Шиничи был детективом до мозга и костей, все его существование, казалось, не имело никакого другого смысла. Он был рожден с гениальным умом, огромным желанием справедливости и чувством долга; и всё его высокомерие было лишь следствием того, что он об этих своих дарованиях прекрасно знал. Идеальный интегрированный в общество механизм по раскрытию преступлений и поимке убийц и воров. Кто бы его не создал, он явно не предполагал, что у механизма появятся чувства. Как жаль. Он сидел в метре от него и чуть не плакал, этот идеальный детектив. Не в силах избавиться от себя. Не в силах принять тот факт, что человек, которого он полюбил, постоянно нарушает закон. Кайто тоже хотелось заплакать. Он — идеальный вор. Идеальный фокусник, сын своего отца, мистификатор и человек с непроницаемым лицом. В нем тоже не оказалось предусмотрено места под какие-либо чувства. Больно. Почти физически. Когда что-то чуждое и одновременно такое близкое пытается разорвать изнутри твое естество. Кайто бы был безумно счастлив, если бы оно действительно разбилось, разрушилось, разлетелось на осколки и потерялось в пространстве. На очередное «перестань» очередное «не могу». Чувства? Кто им позволил такую роскошь? У воров и детективов не должно быть чувств. — Может быть, ты сможешь? Шиничи выглядел жалко. Вдали от чужих глаз — единственное место, где он мог позволить себе так выглядеть. Отец учил Кайто всегда сохранять нечитаемое выражение лица. Для него такого места не существовало. — У тебя должна быть цель. Не деньги или слава. Значит, ее можно добиться как-то иначе. Я помогу. Бесполезно. Не законным методом вор должен был найти убийцу отца, не по закону наказать. В этом его мире не существовало никакого закона. — Скажешь, когда решишь, ладно? Кудо Шиничи поднялся на ноги, криво улыбнулся, скрылся на лестнице. Кайто провожал его неподвижным взглядом. Силуэт детектива быстро растворялся во мраке. Детективы не ходят по крышам и темным переулкам без намерения кого-нибудь арестовать. Детективы держат спину ровно и всегда серьезны. У детективов железный характер и нерушимые моральные принципы. Кайто остался на крыше один на один со своим выбором. Фигура в белом, отражающаяся в окне соседнего здания, кажется, смеялась. Вор смеялся вместе с ней.